Внимание!
понедельник, 09 мая 2016
Автор: Seirin Team
Сеттинг: сказки
Пейринг/Персонажи: Кагами Тайга/Куроко Тецуя
Категория: слэш
Рейтинг: G
Примечание: кроссовер с мультфильмом «Карлсон, который живет на крыше»
@темы: Сказки, Арт, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team
Автор: Seirin Team
Форма: стрип
Сеттинг: мифология
Пейринг/Персонажи: Аомине Дайки/Кагами Тайга, Мурасакибара Ацуши, Химуро Тацуя, Мидорима Шинтаро, Такао Казунари, Кисе Рёта, Акаши Сейджуро
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Саммари: Однажды Кагами Тайга вторгся на чужую территорию.
Примечания/Предупреждения: фурри, ёкаи!ПЧ, evil!Акаши, смерть персонажа
@темы: Мифология, Арт, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team
Автор: Kaijou Team
Бета: Kaijou Team
Сеттинг: День кроличьей норы: Городское фэнтези
Размер: мини, ~4000 слов
Пейринг/Персонажи: Имаёши Шоичи/Касамацу Юкио
Категория: слэш
Жанр: романс, фэнтези
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Один год из жизни Юкио в Академии.
Примечание/Предупреждения: кроссовер со «Сказками из Академии сумеречных охотников» Кассандры Клэр (вселенная «Орудия Смерти»)
Юкио привычно подтянулся на руках и забрался на ветку. Раскидистый дуб на самой окраине леса Брослинд он заприметил еще год назад, только приехав в Академию. Дуб рос на самом краю, немного выступая в долину, но даже воздух тут уже неуловимо пах лесом, а толстые ветви с густой листвой прикрывали от нежелательных свидетелей. Не то чтобы юные Сумеречные охотники и желающие ими стать слишком стремились выбираться в лес, но случалось всякое. За год учебы он убедился, что это место лучше всего подходило для того, чтобы скрыться от любопытных глаз, не покидая территорию Академии.Юкио привычно устроился на одной из веток, оперся спиной о ствол и прикрыл глаза. Перед мысленным взором стояло обеспокоенное лицо матери. Когда он собирался в Академию, она больше всего волновалась о его взрывном характере. Вернувшись домой на каникулы, Юкио с улыбкой сообщил ей, что всё в порядке и он справляется. Он правда справлялся, целый год. Нужно было всего лишь избегать разговоров о Холодном мире. Было не так уж сложно. По крайней мере, пока не появился курс новейшей истории.
Профессор Мейхью, тощий лысый старик с маленькими седеющими усами, был так похож на портрет Гитлера из старых школьных учебников отца, что Юкио даже не удивился потокам расовой ненависти, которые извергались из его рта. Мейхью ненавидел всех жителей Нижнего мира скопом и по отдельности, но фейри удостоились отдельной чести. Они были исчадиями ада, лживыми тварями, злом в чистом виде. По всему выходило, что фейри хуже демонов, которые появлялись прямиком из адских измерений. Юкио даже стоило себя похвалить — он продержался целых три недели. И если его теперь исключат, он даже не особо будет жалеть, пожалуй. Главное, чтобы это не отразилось на братьях. Но им в Академию только через три года, может, к этому времени что-то изменится. Юкио на это надеялся.
Листва, до этого тихо шелестевшая от слабого ветра, вдруг зашуршала громче, заставив Юкио подобраться и открыть глаза. Рука сама собой потянулась к стило во внутреннем кармане: оружие студенты Академии сумеречных охотников с собой не носили постоянно, но быстро начерченных рун силы и ловкости могло хватить в случае нападения мелкого демона или вампира.
Сначала из листвы появилась рука, за ней вторая. Длинные цепкие пальцы ухватились за ветку, на которой сидел Юкио, в полуметре от его ноги. Костяшки побелели от усилия, и уже мгновением позже вынырнула черная макушка, а за ней и остальное тело. Очки в черной квадратной оправе сверкнули в лучах солнца, пробившихся сквозь потревоженные ветки. Юкио сощурился подозрительно, но руку от стило убрал — судя по спокойной расслабленности, с которой Шоичи устраивался напротив, он пришел не отстаивать правильность дискриминации фейри. Ну или, по крайней мере, делать это не с помощью драки. Слабо кольнуло сожалением — может, стоило выпустить пар.
Шоичи уселся на ветке, свесив одну ногу, и преспокойно оперся рукой позади себя. Напряженный взгляд Юкио, следящего за каждым движением, явно его совершенно не задевал и не беспокоил.
Прожив год в одной комнате с Шоичи, Юкио начал думать, что того вообще ничего не беспокоит и особо не интересует. Он не был очень красивым, но и уродом его тоже назвать было нельзя. Высокий, худой, жилистый, ловкий, он хорошо справлялся с тренировками на скорость, неплохо защищался и отлично финтовал. Острый язык и явный интеллект завоевали ему некоторые симпатии, и Шоичи постоянно зависал то с одной, то с другой группой «элитных» студентов, урожденных Сумеречных охотников из семей, история которых уходила в века. Среди примитивных детей, которые только готовились выпить из Чаши Смерти на посвящении и стать Охотниками, Юкио его почти не видел. В то же время, в отличие от многих из элиты, Шоичи не называл их «отбросами». Он многим нравился, но ни с кем не задерживался надолго. Шоичи не вписывался ни в какие рамки. Это немного интриговало, но в то же время немного пугало. Как и то, что за год Юкио ничего особо о нём не узнал, кроме того, что Шоичи был одним из восьми азиатов на «элитном» потоке, единственным, кроме Юкио, японцем и родом был из Осаки. Маловато для соседа по комнате.
Шоичи сидел, покачивая ногой, и молча рассматривал Юкио. Он улыбался чему-то своему, а не Юкио — чему-то в собственной голове. Юкио рассматривал его подозрительно в ответ. Игра в гляделки могла продолжаться долго, но прямо сейчас Юкио не был расположен. Он сложил руки на груди и вскинул брови.
— Хотел чего?
— Ты открылся мне с новой стороны, Юкио. — Шоичи ответил без заминки, как будто только и ждал вопроса. Нога его на мгновение замерла, но тут же продолжила раскачиваться. — Вот, пытаюсь заново сопоставить данные.
— Хммм, — Юкио попытался расслабленно повести плечами, как будто устраиваясь поудобнее. — И как?
Голос не дрогнул, за что Юкио мысленно похвалил себя. Не то чтобы ему было дело до мнения Шоичи. Или до мнения кого-либо еще из этой кучки снобов, которые не видят дальше собственного носа и идут на поводу страха. Но пальцы сами собой сжались на бицепсах, оставляя небольшие краснеющие следы на непокрытой коже. Взгляд Шоичи прошелся по плечу, заставив Юкио опустить руки.
Он просто не хотел бы провести следующий год в состоянии войны с соседом по комнате.
— Мне нравится то, что я вижу.
Шоичи так и не оторвал взгляд от руки Юкио, и этот взгляд, а еще мягкий тон заставили Юкио вспыхнуть. Было ощущение, что они говорят не о поведении Юкио на занятии. Или не только о нём.
— Ты тоже считаешь, что Холодный мир — это жестоко и несправедливо?
Юкио зацепился за эти слова, отбрасывая неуместные мысли. На памяти Юкио, Шоичи никогда не высказывался хорошо о фейри. Или о вампирах, оборотнях, магах. Примитивных. А вот высказывался ли плохо, Юкио вспомнить не мог.
— Я считаю, что Холодный мир — это глупо и недальновидно, — фыркнул Шоичи, подгибая ногу под себя. — И мне нравятся люди, которые думают своей головой, а не стереотипами стада. Даже такие идеалисты, как ты, Юкио.
Юкио замолчал на несколько минут, разглядывая Шоичи, как тот разглядывал его несколько минут назад. Тень от листьев подсвечивала его зеленоватым светом, постоянные руны выделялись на бледной коже яркими чёрными полосами. Улыбка не выглядела искренней, но почему-то Юкио искал и не находил подвоха. Поводов втираться к нему в доверие у Шоичи не было. Юкио немного расслабился и позволил себе улыбнуться краем губ.
— Ты тоже открылся мне с новой стороны.
Шоичи засмеялся, отклоняясь чуть дальше назад, и Юкио машинально потянулся за ним — чтобы подхватить если будет падать. Хотя Шоичи не хуже Юкио умел держать равновесие, так же как группироваться и падать правильно. Но старые привычки неискоренимы, а Юкио слишком часто ловил братьев еще дома, в Канагаве.
Отсмеявшись, Шоичи снова перевел взгляд на руки Юкио, но теперь разглядывал кисти.
— Это правда что у тебя была непереносимость рун?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Юкио вздрогнул. Шоичи смотрел внимательно на его руну дальновидения. Юкио поежился, как от озноба, и попытался прикрыть её. Первая руна для каждого Сумеречного охотника, своего рода обряд посвящения, проводимый в двенадцать лет. У самого Шоичи была такая же, на том же месте. Юкио не любил о ней говорить.
— Откуда ты знаешь? — его голос похолодел.
— Мейхью сообщил это всему потоку, стоило тебе выскочить из класса как ошпаренному. — Тон Шоичи, как будто в противовес, остался прежним.
Юкио выругался и отвернул голову. Очертил пальцами левой руки контуры руны, даже не смотря на неё — за время, что прошло с тех пор, он выучил каждую линию.
— Вот старый козёл. — Теперь над Юкио еще и смеяться будут, а не только презирать.
— Значит, правда? Как это было? — Шоичи качнулся вперёд, и Юкио различил в его голосе плохо скрываемое любопытство вместо ожидаемой издёвки.
Юкио моргнул и посмотрел обратно на Шоичи, чувствуя себя так, будто видит соседа по комнате впервые в жизни. Прищуренные серые глаза за стёклами очков смотрели цепко и внимательно, по приоткрытым губам мелькнул кончик языка и скрылся. Ему было любопытно?
— Тебе никогда не говорили, что о таком воспитанные люди не спрашивают? — Слова дались с некоторым трудом.
Шоичи снова фыркнул. Как лисица.
— Моё любопытство сильнее моего воспитания. Если честно, то почти всё во мне сильнее моего воспитания.
Юкио прыснул, не сдержавшись. Он смеялся, откинувшись на ствол дуба и не отрывая взгляда от Шоичи.
— Ты странный, — сообщил он, когда смех перестал пузыриться в горле, и говорить стало легче.
Может, ему показалось, но улыбка у Шоичи как будто стала искреннее.
***
— И всё же, это очень интересный механизм. Каким образом происходит этот отбор? Это не наследственное, случается и в старых семьях, с вековой историей. Или, например, почему не все примитивные, даже подготовленные, выдерживают Посвящение. Никакого научного объяснения или возможности предугадать, кто может стать Сумеречным охотником, а кто нет.
Они уже спустились с дуба и возвращались в Академию. Серая громадина с четырьмя башнями была хорошо видна. Шоичи шагал рядом с Юкио, закинув руки за голову, и размышлял вслух. Юкио второй раз за день вспомнил свой первый ритуал и боль агонии, кошмары, с которыми пришлось бороться. Он бредил несколько недель, пока улицы из его снов не очистились от крови и демонического ихора, пока не перестали кричать в голове братья и родители. Когда он открыл глаза, даже Безмолвные Братья, лекари и монахи Сумеречных охотников, казались измождёнными. Никогда больше, ни до, ни после этого, их лица, с зашитыми глазами и ртами, не казались Юкио уставшими. Безмолвные Братья не уставали, они ведь не совсем люди.
— Не знаю, — Юкио ответил Шоичи. — Может, Ангел решает кто достоин, а кто нет.
Шоичи молчал с пол-минуты.
— Выходит, ты переломил его волю своей? Заставив изменить решение.
Юкио раньше не приходило в голову посмотреть на ситуацию с этой стороны. Такое, наверное, могло прийти в голову только Шоичи.
***
Юкио развернулся и длинным клинком серафима снёс голову очередному равенеру. Длинное скользкое тело с шипением растворилось в воздухе, возвращая демона в его собственное измерение, оставив на полу старого заброшенного кинотеатра только лужу ядовитой слюны. Юкио оглянулся и кинулся в дальний угол — огромное паукообразное тело демона-кури надвигалось на девушку-вампира, заслонившую собой совсем маленького мальчишку. Девушка шипела, демонстрируя длинные тонкие клыки, а её ярко-розовые длинные ногти выглядели достаточно острыми чтобы вырвать кому-нибудь глаза. Но демону это было нипочем, их убивали только адамантиновые клинки Сумеречных охотников.
Юкио подрубил три задние ноги кури и выскочил перед девушкой. С клыков демона капал яд, и лучше бы ему не попадать на кожу. Юкио пригнулся, проскальзывая между ногами чудища, подрезая еще две. Кури упал, но продолжал отталкиваться оставшимися конечностями.
Сверху раздался топот, как будто кто-то бежал по металлическим балкам. Юкио вскинул голову как раз тогда, когда Шоичи спрыгнул. Приземлившись прямо на спину демона, он прижал тело своим весом к земле и всадил свой клинок ему между глаз. Ихор, заменявший демонам кровь, брызнул во все стороны. Шоичи отпрянул и чуть не столкнулся с Юкио, слегка задев его плечом. Кури как будто ссохся в считанные секунды и тоже исчез. Юкио оглянулся по сторонам. Кажется, это был последний.
Шоичи, на секунду запнувшись, подошел к девушке. Её желтое платье было измято и испачкано в грязи, но в целом она выглядела невредимой, и Юкио решил оставить её на Шоичи. Нужно было проверить, как там остальные — в соседнем зале мелких демонов было немного больше, поэтому основная группа осталась там. Уже выходя, Юкио краем глаза уловил движение: мальчик, на вид лет пяти, такой же грязный как и вампирша, выглянул из-за её спины и посмотрел на Юкио.
***
Юкио ввалился в комнату вслед за Шоичи и тут же привалился боком к закрывшейся двери — после путешествий через портал всегда немного мутило. Одежда была пропитана потом, порвана, и кое-где прожжена ихором. Кажется, немного даже попало на кожу Юкио — спину пекло с самого возвращения из логова Токийских вампиров.
Спать хотелось нещадно, но сначала нужно было добраться до душа. Мысль о том, чтобы спуститься на завтрак и пережить целый день занятий, причиняла почти физическую боль. Ему нужна была руна выносливости, прямо сейчас. Приоткрыв один глаз, Юкио нашел взглядом Шоичи. Тот, пройдя пару шагов по комнате, упал лицом вниз на узкую кровать и не двигался. Юкио на секунду завис.
— Эй, — он собрался с силами и оттолкнулся от стены. — Это моя кровать.
Шоичи промычал что-то нечленораздельное и не двинулся с места. Юкио, в неясном приливе сил, схватил его за ногу потащил с кровати. Покрывало в выцветший цветочек поползло следом. Упав с кровати, Шоичи только завернулся в покрывало как в кокон и продолжил лежать.
Тихий стук в дверь заставил Юкио обернуться. В приоткрывшемся проеме стояла давешняя девушка и держала за руку мальчика. Оба были такие же грязные, как Юкио и Шоичи, но девушка выглядела вполне бодро, хотя и старалась держаться подальше от первых солнечных лучей, уже пробиравшихся сквозь окна-бойницы.
— Мы зашли вас поблагодарить.
Свободной рукой она завела за ухо ярко-розовую прядь волос и улыбнулась, сверкнув белоснежными клыками. Короткое желтое платье облегало её фигуру так плотно, что Юкио покраснел и отвернулся, промямлив «не за что». Заметив, что всё еще держит Шоичи за ногу, он разжал пальцы. Шоичи возмущенно что-то пробормотал, и девушка хихикнула.
— Мы не познакомились. Меня зовут Момои Сацуки. Я из Токийского клана вампиров. А это Рафаэль. Он будущий Сумеречный охотник.
Она подняла наверняка не лёгкого мальчишку на руки так запросто, будто он весил не больше котёнка. Юкио нахмурился — что ребёнок-нефилим делал в логове вампиров? Момои, наверное, поняла, о чем он думал.
— Вы не подумайте ничего такого. Меня попросили с ним посидеть, пока его родители были в рейде. Мы не думали, что на его кровь так быстро появятся демоны. Лили убила бы меня, если бы с ним что-то случилось. Так что спасибо. — Она покосилась на так и не двигающегося Шоичи. — Ну мы пойдём. Вы, наверное, устали. Надеюсь, раны не серьёзные.
Когда за Момои закрылась дверь, из кокона на полу послышался смешок.
— Ты не сказал ни одного внятного слова. Даже не представился.
Юкио пнул его ногой. Лицо до сих пор горело, но хотя бы свой язык он уже нормально чувствовал.
— А ты испортил моё покрывало. Так что я заберу твоё.
С тех пор, как Юкио взорвался на уроке истории, а Шоичи нашел его, и они поговорили, их общение быстро стало дружеским, обросло беззлобными подколками и слабыми пинками. Вот и теперь Юкио, переступая через Шоичи чтобы стащить покрывало с его кровати, легко пнул его в бок.
— Вставай. Нам нужно в душ, завтракать и на занятия. Я не буду тебя ждать.
Душевые в Академии были по одной на этаж, и хуже них, наверное, была только еда. По стенам в некоторых местах стекала подозрительная слизь, а в углах можно было обнаружить плесень. Но Юкио хотя бы застал горячую воду. Быстро смыв с себя токийскую грязь, пыль, и немного собственной крови, он надел чистые штаны и вернулся в комнату. Шоичи успел встать с пола и сидел на своей кровати. Верх его боевого облачения лежал рядом, и Шоичи аккуратно выводил у себя на боку иратце, руну исцеления. Длинный порез под нею быстро затягивался, впитывая силу руны. Метки выносливости, ловкости и бодрости уже россыпью украшали плечи и шею Шоичи. Юкио сглотнул и отвернулся к своей кровати.
— Если поторопишься, то получишь немного горячей воды в душе. — Он снял полотенце с плеч и повесил его на изголовье кровати. Тренировочная одежда лежала на стуле рядом.
— Уже иду, — почти бодрым голосом отозвался Шоичи, и тут же добавил: — У тебя ожог от ихора на спине. Давай помогу.
Пальцы прошлись по шее Юкио, заставив вздрогнуть. Шоичи прихватил его за загривок, удерживая на месте, и приставил стило к лопатке, как раз там, где Юкио жгло всё это время. Горячий кончик стило контрастировал с холодными пальцами, легко массирующими основание шеи. Шоичи часто делал это неосознанно, Юкио заметил. По всему телу от шеи пробежал озноб, обойдя только место, где Шоичи выводил очередную иратце. Руна обжигала, но это жжение было знакомым и привычным. Боль от ожога ихором отступила почти сразу, и с нею отступил назад Шоичи. Юкио слегка качнулся вслед за уходящим прикосновением, но тут же пришел в себя и прикусил губу.
— Спасибо. — Голос прозвучал глухо.
— Обращайся. — Голос Шоичи тоже казался ниже и тише обычного, но это, наверное, из-за шума в ушах.
Шоичи подхватил со стула своё полотенце и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Юкио опустился на свою кровать и с силой провёл ладонями по лицу. Он справится.
***
Юкио уже несколько минут с подозрением рассматривал содержимое своей тарелки. Видимо, это было в честь их успешного рейда в Токио. Или потому, что они японцы, хотя остальная часть их группы была из разных стран. Или еще по какой-то лишь Ангелу известной причине. Кажется, это должны были быть онигири. Наверное. Юкио рассматривал непонятной формы комочки, обернутые в нори, и думал о вечном. В частности, о том, где Академия нанимала поваров. На первом году он спрашивал у некоторых студентов, так ли выглядит их национальная еда дома, как она выглядит на их тарелках здесь, и в ответ получал только сумрачные взгляды, полные тоски. Сейчас он понимал их как никогда.
Шоичи подсел к нему за стол и откусил большой кусок от своего онигири с таким видом, будто получал настоящее удовольствие. Юкио посмотрел на него с сомнением и тоже откусил немного. Рис был недоварен и плохо склеился. Тщательно прожевав, Юкио подумал, что в эти онигири, кажется, положили понемногу всего, что было на кухне. На вкус он определил сыр, огурец и, кажется, то, что осталось от сосисок со дня немецкой кухни. Впрочем, онигири были вполне съедобны, случалось и хуже. Ну, онигири вообще довольно сложно испортить.
Юкио снова поднял глаза на с энтузиазмом жующего Шоичи.
— Ты в отвратительно хорошем настроении для человека, который не спал сутки. Неужели наличие тёплой воды в душе так на тебя влияет? Буду знать, что стоит будить тебя пораньше.
Шоичи улыбнулся так радостно, что у Юкио скулы свело от плохого предчувствия. Избыток радости при заданных условиях мог означать, что Шоичи наконец окончательно съехал с катушек. Изредка, конечно, Юкио думал, что дальше некуда, но большую часть времени Шоичи можно было назвать максимум эксцентричным.
— Просто завтра выходной, — сообщил Шоичи очевидное и облизал оставшийся на пальцах рис. Юкио с трудом оторвал взгляд. — Никаких занятий, плановых рейдов и тренировок. Ну, кроме как у тебя, потому что ты маньяк и тренируешься по выходным.
Юкио пнул его под столом. Шоичи никак не отреагировал, невозмутимо продолжая говорить.
— Но завтра у тебя тренировки не будет. Потому что вечером мы идём развлекаться, и встать рано утром ты не сможешь.
Юкио почувствовал, как покраснели кончики ушей от двузначности этого заявления. Хотя Шоичи наверняка имел в виду, что они просто будут где-нибудь зависать полночи с теми студентами, которые не сторонились их, как демонической чумы. За полгода с небольшим таких накопилось достаточно. В общем, ничего такого.
— Что ты задумал?
— Если я тебе скажу, ты придумаешь сотню причин этого не делать, поэтому пусть это будет сюрприз. Не планируй ничего на вечер. — Подхватив пустую тарелку, Шоичи быстрым шагом направился к выходу, оставив Юкио одного.
В ходе тренировки Юкио продул два спарринга из трёх, потому что пытался угадать, к чему готовиться.
***
Шоичи милостиво позволил ему поспать пару часов после занятий, прежде чем начал тормошить. Юкио уткнулся лицом в подушку и пытался не реагировать на то, как его бесцеремонно трясли за плечо.
— Когда я говорил ничего не планировать, я именно это и имел в виду, Юкио. Ты должен мне за поход в оружейный магазин на прошлой неделе. Я составил тебе компанию, теперь ты составь компанию мне.
Юкио перевернулся на спину и, не открывая глаз, безошибочно указал рукой туда, где висел шакрам Шоичи, купленный в тот день. Изначально они шли выбирать новый клинок серафима для Юкио, но в итоге именно Шоичи проторчал в магазине почти час.
— Вот именно!
Юкио приоткрыл глаза, но всё равно отказывался вставать. Шоичи сел на свою кровать и вытянул ноги. Ширина комнаты позволяла ему при этом расположить стопы на кровати Юкио, что он и сделал. И стал попинывать Юкио ногой в бок.
— Из-за тебя я потратил не только время, но и деньги. Так что ты должен мне вдвойне. — Он молчал почти минуту, и Юкио успел опять задремать. — Ты же понимаешь, что я не отстану.
Юкио глубоко вздохнул.
— Я тебя ненавижу.
— Ты меня обожаешь. Моему шарму невозможно сопротивляться.
Юкио хотел бы, чтобы его фырчание звучало убедительнее.
***
— Мы не будем купаться в озере Лин.
Когда Шоичи завёл его в лес и какими-то только ему ведомыми тропами вывел к небольшой бухте на побережье, Юкио думал, что максимум кто-то из их приятелей притащит выпивку и нужно будет всего лишь отговаривать их всех пить. Это было бы сложно, а даже если бы не удалось, то не страшно. Но Шоичи стоял у самой кромки воды уже без рубашки и пробовал температуру ногой.
— Вода в озере Лин ядовита, Шоичи. Одного глотка достаточно для галлюцинаций, и даже Безмолвные Братья могут не успеть спасти. А здесь даже нет никого, кто мог бы их вызвать.
— Значит, всего-то нужно не глотать, — отмахнулся от его слов Шоичи.
Он даже имел наглость подмигнуть. Это было так пошло, что Юкио только закатил глаза. Он уселся на песок и сложил руки на груди.
— Я останусь только потому, что кто-то должен будет дотащить тебя до Академии.
— Мистер Правильность. — Шоичи в ответ тоже закатил глаза и шагнул спиной вперёд в воду.
Юкио сдался через полчаса.
Вода в озере Лин была совершенно прозрачной, можно было увидеть дно, даже не опуская лицо в воду. Юкио нырнул всего раз, плотно закрыв рот и глаза: вода сомкнулась над головой и все звуки отступили. Даже мысли, казалось, покинули голову. Только на краю сознания билась последняя — «Не глотай». Двусмысленность держала Юкио в сознании, и он заставил себя вынырнуть, прежде чем попробовал вдохнуть.
Шоичи покачивался на воде рядом, лёжа на спине, и смотрел в небо. Без привычных очков он немного щурился, как будто пытался что-то различить в бездонной синеве. Юкио заставил себя тоже перевести взгляд вверх. Небо и правда было красивым. Насыщенного синего цвета, усеянное крупными пятнами звёзд. Они как будто были ближе здесь, чем даже с крыши Академии, куда они с Шоичи как-то раз забрались на спор. Юкио подумал, что мог бы смотреть на них вот так вечно — лёжа рядом с Шоичи, почти касаясь его рукой.
Шоичи пошевелился, принимая вертикальное положение.
— Пожалуй, пора на берег.
Юкио не ответил, по погрёб за ним, плотно сжимая губы и стараясь держаться повыше над водой.
Они устроились на берегу. Юкио лежал на спине, раскинув руки, почти касаясь кончиками пальцев плеча Шоичи, и, кажется, впервые за долгое время дышал полной грудью.
— Я не плавал почти год. С летних каникул.
Шоичи что-то промычал в ответ, но Юкио не вслушивался. Ему вспомнился дом, и как они частенько всей компанией сбегали к заливу Сагами. Он, два его маленьких брата и Рёта.
— Знаешь, в Канагаве Институт маленький, всего две семьи постоянно находятся там. Периодически приезжают Сумеречные охотники для рейдов или по другим делам, но в основном там только мы и семья Кисе. Их сын, Рёта, на два года меня младше. Должен был в следующем году приехать в Академию.
Песок под спиной приятно покалывал голую кожу, тоже напоминая о доме. Юкио перебирал пальцами, набирая его в горсть и высыпая обратно. Рёте понравилось бы в Академии — куча народу, много физических упражнений и всё то, в чём он мог бы быть отличником. Девчонки от него не отлипали бы. Если бы не Холодный мир.
— Должен был? Он что, умер? — подал голос Шоичи, не оборачиваясь.
— С ума сошел, дурак? — Юкио набрал горсть песка и бросил в Шоичи. Песок рассыпался по голой груди.
— Просто его отец — фейри. Он, конечно, ушел из клана, как только объявили Холодный мир, и теперь они всей семьёй живут недалеко от Института. Он, мать Рёты и две старшие дочери матери, от первого брака, чистокровные Охотники. Официально Конклав ничего не может поделать, но… гиены типа Мейхью в Академии его сожрут и не подавятся.
— Ты его любишь.
— Мы росли вместе и он мой близкий друг.
Шоичи вытянул руку вверх и смотрел на небо сквозь пальцы. Юкио тоже смотрел в небо, но то и дело всё равно косил на Шоичи.
— Не все близкие друзья детства станут так рьяно защищать друг друга перед лицом всей Академии сумеречных охотников. Я, например, в жизни не стал бы защищать Ханамию. Он меня тоже.
Юкио поморщился, досадуя сам на себя за дурацкий и необоснованный укол ревности. Вода озера Лин тянула из него слова, которые он не собирался произносить.
— Мы целовались один раз. Просто ради эксперимента. Нам не понравилось, ни ему, ни мне. Как с братом целуешься.
Шоичи фыркнул и уронил руку обратно на песок.
— А тебе есть с чем сравнивать?
Юкио всё-таки повернул голову.
— Я сейчас решу, что ты предлагаешь свои услуги.
Шоичи молчал и улыбался, как в тот день, между ветвей дуба. Улыбался чему-то внутри себя. Юкио перекатился, оседлав его бёдра, и посмотрел в смеющиеся серые глаза. Прочертил рукой в песчинках руну силы на шее, отвёл со лба длинную чёлку.
— У тебя было время отказаться. — И приник губами к на удивление тёплым чужим губам.
@темы: Фанфик, Фэнтези, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Kaijo Team
Перевод: Seirin Team
Бета/Эдитор: Seirin Team
Оригинал: most-onigiri 綿100%の恋人 (man 100% no koibito)
Язык оригинала: японский, перевод с китайского
Форма: додзинси
Сеттинг: паранормальная AU
Пейринг/Персонажи: Кагами Тайга/Куроко Тецуя
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Количество страниц: 87
Краткое содержание: Однажды Куроко находит мягкую игрушку тигра.
Ссылка на скачивание: rar
Название: Собрание комических историй о нелюдях
Перевод: Seirin Team
Бета/Эдитор: Seirin Team
Оригинал: антология 人外パロまとめ, автор だいふく
Язык оригинала: японский
Форма: стрип
Сеттинг: мифология
Пейринг/Персонажи: Акаши Сейджуро/Куроко Тецуя, Мидорима Шинтаро, Кагами Тайга, Нэш Голд
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Количество страниц: 10
Краткое содержание: Истории о Куроко, ёкаях и прочих волшебных существах.
Ссылки на скачивание: 1, 2
История 1История 2
@темы: Мифология, Додзинси, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team, Паранормальная AU
Автор: Seirin Team
Бета: Seirin Team
Сеттинг: паранормальная AU
Размер: 5 200 слов
Пейринг/Персонажи: Кисе Рета/Куроко Тецуя, Кагами Тайга, команда Сейрин
Категория: преслэш
Жанр: драма, мистика
Рейтинг: PG
Краткое содержание: На самом деле Тецуя просто хотел, чтобы один его друг улыбнулся по-настоящему.
Примечание/Предупреждения: элементы альтернативного таймлайна
Найдя щенка, Тецуя сначала долго вглядывался ему в глаза, огромные, доверчивые и влажные, чтобы убедиться. Облегченно выдохнул, покрепче обхватил коробку и понес показывать остальным.Он не ожидал от них такого искреннего восторга, но в то же время подозревал, как именно отреагирует Кагами: тот слишком очевидно сторонился на улице собак.
— Какой хорошенький! — с непривычным для нее девчачьим умилением воскликнула тренер Рико, подхватила щенка и закружила.
— Сглазить нельзя такие глаза! — изрек Изуки, исходя из какой-то ему одному понятной логики.
Хьюга скривился, привычно проворчал:
— Достал уже со своими каламбурами, — но тоже протянул руку, чтобы погладить гладкую блестящую шерсть.
Кагами содрогнулся всем телом, и Тецуя с трудом подавил желание поднести щенка к нему поближе. А вот улыбку сдержать не удалось.
Уже не в первый раз с начала учебного года он с облегчением подумал, насколько же его новая команда отличается от прежней. Потому что «Сейрин» были прежде всего именно командой, а не вынужденным союзом эгоистичных одиночек.
Тецуя прикрыл глаза, устало помассировал шею и спросил сам себя: готов ли он быть в ответе за еще одну жизнь?
Посмотрел снова на щенка, который вертелся, пытаясь подставиться под все гладящие руки сразу и вылизать лица одновременно Коганею и Фурихате.
И понял, что просто снова не сможет пройти мимо.
***
…Средняя школа «Тейко» всегда была известна своим баскетбольным клубом и лозунгом «100 игр — 100 побед», но даже в этой славной истории был исключительный период: три года, когда в клубе состояли пятеро сильнейших игроков, невероятно талантливых, которых заслуженно прозвали «Поколением чудес». Они в одиночку гарантированно приносили команде победу, но при этом настолько не ладили между собой, что никогда не выходили на поле одновременно.
К сожалению, в старшей школе все эти игроки по неизвестным причинам бросили баскетбол. Во всяком случае, найти о них какую-либо информацию редакции не удалось.
«Баскетбольный ежемесячник»: Будущее японского баскетбола: прогнозы и перспективы
***
Конец мая выдался настолько жарким, что мышцы словно плавились с костей. Мяч казался неподъемным и неповоротливым, шершавой тяжестью вываливался из пальцев, будто ему тоже было жарко и лениво. Но тренер все равно гоняла подопечных с безжалостностью онрё, не давая продыху: пусть они выиграли пару тренировочных матчей, однако её все равно категорически не устраивала их форма и выносливость.
Вечерами Тецуя был стопроцентно уверен, что хочет умереть. Вот просто лечь на скамейку или прямо на пол — и умереть. Больше не шевелиться, ни за что и никогда, ни о чем не думать и ничего никому не доказывать. За свою слабость даже не было стыдно — для подобных эмоций нужно чувствовать себя собой, а не выжатым куском мяса.
Остальным первогодкам, похоже, приходилось еще хуже. И только Кагами более-менее держался, хотя и ему доставалось за торопливость и постоянные ошибки. Но у него даже оставались силы на то, чтобы пробежать отмеренные ему дополнительные круги по школьному двору. Как тут не позавидовать?
Тецуя усилием воли заставил себя подняться на ноги и, держась на стенку, пополз к раздевалке. Едва не столкнулся в дверях с раскрасневшимся Изуки, тот сочувственно похлопал его по плечу:
— Держись, она всегда поначалу так лютует, но потом будет легче! — помедлил и с несвойственной ему обычно серьезностью сказал: — Знаешь, возможно, мне просто показалось… Но я видел возле твоего шкафчика в холле какого-то типа, довольно странного на вид. Ну, просто чтоб ты знал.
Тецуя благодарно кивнул: зоркости Изуки стоило доверять. Как минимум настолько, чтобы проверить.
Когда он наконец выбрался в холл, там уже было пусто и темно, только последние косые лучи заката рыжими полосами падали на пол. И в этих полосах была четко заметна длинная тень стоявшего за окном человека.
Тецуя вздохнул, расправил плечи, готовясь к неприятному разговору, с трудом поднял словно потяжелевшую сумку и вышел на крыльцо. Прищурился на солнце, краем глаза следя за высокой фигурой.
— Вижу, ты по-прежнему настаиваешь на своем, — громко объявил знакомый голос. — Собственно говоря, совершенно бесполезная трата времени.
В ветвях деревьев громко чирикали птицы, и Тецуя лучше послушал бы их. Привычная усталость, не имеющая ничего общего с физической, заставила на мгновение прикрыть глаза, прежде чем он повернулся к собеседнику:
— Мидорима-кун, ты следишь за мной?
Тот раздраженным жестом поправил солнцезащитные очки — маскировка явно оставляла желать лучшего — и поджал губы:
— Не я! Я просто оказался поблизости, собственно говоря.
И замолчал, словно сказал все, зачем пришел, и больше открывать рот не собирался. В перебинтованных пальцах он сжимал красно-зеленый волейбольный мяч.
— Ты все-таки выбрал новый спортивный клуб? — вежливо уточнил Тецуя, чтобы поддержать разговор. От пристального взгляда, пусть и скрытого темными блестящими стеклами, было неуютно.
— Нет, разумеется! Это счастливый талисман дня!
В груди неприятно тянуло. Тецуя устал притворяться, но слишком хорошо понимал, что еще не время. Наверное, надо бы спросить что-то еще, поддержать разговор.
— Эй, Куроко! — раздался громкий крик слева. — Ты до сих пор не ушел?
Тецуя вздрогнул и повернулся на звук, а когда снова посмотрел направо, там уже никого не было.
Кагами подбежал к крыльцу, завершив свой последний круг, уперся ладонями в колени, дыша тяжело и хрипло. Потом выпрямился и смахнул пот со лба:
— Ты с кем-то говорил вроде?
Тецуя неопределенно пожал плечами, не зная, как ответить, но Кагами вдруг прищурился и с неожиданной наблюдательностью спросил:
— Случайно, не один из твоих бывших друзей, ну, из «Тейко»? — не дожидаясь реакции Тецуи, он уселся прямо на ступеньку, вытер лицо висевшим на шее полотенцем. — Жаль все-таки, что они не продолжили играть. Было бы круто посоревноваться с «Поколением чудес»! Мне после возвращения из Америки уже все уши про них прожужжали. А то только эти… как их… «Некоронованные генералы» остались.
К вечеру жара немного спала, и вязким теплым воздухом теперь хотя бы можно было дышать. В траве стрекотали насекомые, соревнуясь в громкости с птицами. Опустевшая школа казалась чем-то незыблемым и величественным. Тецуя задрал голову, глядя в небо и собираясь с мыслями, потом тоже сел на ступеньку. Нагревшийся за день камень обжигал даже сквозь шорты.
Кагами хрустнул шейными позвонками, вытянул ноги и вдруг задал еще один вопрос:
— Так что ты там говорил про свою цель? Доказать этим своим друзьям, что твой баскетбол правильный?
На сей раз отделаться многозначительным молчанием вряд ли бы получилось. Глядя прямо перед собой, на школьные ворота, Тецуя чуть нахмурился:
— Не совсем. Не только, — помедлил и неожиданно для себя самого признался: — У меня есть один друг… и я хочу увидеть, как он улыбается по-настоящему.
Он ожидал, что Кагами нахмурится и назовет его идиотом, или просто не поймет, сочтя такие слова сентиментальной ерундой.
Но тот, обычно грубоватый и прямолинейный, задумчиво хмыкнул:
— Знакомое чувство. У меня тоже такой есть, — а потом уронил тяжелую потную ладонь ему на голову и потрепал волосы. — Ладно, пойду переоденусь, и давай в «Маджи бургер», что ли?
По дороге Тецуе привычно мерещился пристальный взгляд в спину.
***
От хлорки кожа всегда неприятно чесалась, именно поэтому Тецуя не любил ходить в бассейн, но сейчас это ощущение казалось едва ли не желанным: можно было сосредоточиться на нём и не думать о произошедшем.
Он до сих пор чувствовал непрошеные — и слишком сильные для девушки, у него даже ребра затрещали — объятия, мягкую кожу и нежный аромат сливы от длинных волос. Но куда хуже были взгляды товарищей по команде, изумленные, а у некоторых и завистливые. Похоже, уверениям, что Момои Сацуки — не его девушка, никто не поверил.
Под правой лопаткой внезапно зачесалось, и Тецуя от неожиданности выронил мяч, который собирался отправить в корзину. Тот подпрыгнул и откатился вприпрыжку в сторону, врезался в ограждающую сетку. Тецуя вздохнул и пошел за ним: обычно вечерняя тренировка на стритбольной площадке неподалеку от школы помогала расслабиться, но сегодня все валилось из рук, причем в буквальном смысле.
Прежде всего потому, что в голове эхом звучали прощальные слова: «Тецу-кун, я очень хотела тебя увидеть, но вообще зашла сказать: помимо тебя, играть в баскетбол дальше решил еще кое-кто».
Варианты мелькали перед глазами радужным калейдоскопом. Тецуя подбросил мяч на ладони, примерился — а потом через плечо спасовал Кагами.
Тот едва не поймал мяч лицом, увернулся в последний момент и поперхнулся от возмущения:
— Ты чего творишь?! Так же и убить можно! — Он бросил спортивную куртку на скамью и посетовал: — Ну вот, а я к тебе тоже хоть раз подкрасться хотел.
Тецуя оценивающе посмотрел на него, склонил голову набок и вынес вердикт:
— Ты для этого слишком громко дышишь.
— Да чтоб тебя! — беззлобно откликнулся Кагами, подхватил мяч и в три прыжка подлетел к корзине, чтобы вколотить данк.
Тревожные мысли никуда не делись, но все-таки отступили на второй план, потому что можно было сосредоточиться на игре, на движениях, на бьющем в лицо теплом ветре. На шершавой поверхности мяча и почти приятной тянущей боли в мышцах.
В итоге забросить ему удалось всего раз из-под корзины, но они неплохо отработали новый пас. Тецуя первым сел на скамью, достал из сумки бутылку. Вода была чуть кисловатой от лимона и тоже теплой, как все вокруг в это время года.
Кагами, продолживший отрабатывать дрибблинг, сказал, не поднимая головы:
— Странные все-таки у тебя друзья.
Тецуя вытер рот тыльной стороной ладони, пожал плечами:
— Ты даже не представляешь, насколько, Кагами-кун.
И оцепенел, застыл всем телом за секунду до того, как услышал знакомый низкий голос, полный привычной самодовольной насмешки:
— Опять рассказываешь страшные сказки и выставляешь нас в дурном свете, а, Тецу?
Ну почему именно так? Почему опять?
Гибкая темная тень стояла на краю площадки, вальяжно привалившись плечом к ограждению. Тецуя выдержал тяжелый темный взгляд и серьезно ответил:
— Ты прекрасно знаешь, что я никогда такого не делал, Аомине-кун.
Кривая ухмылка. А после быстрое смазанное движение — и выбитый у Кагами мяч дробью проскакал по покрытию, ведомый уверенной рукой, чтобы плавно влететь в корзину.
Кагами от потрясения поначалу растерялся, но потом сжал кулаки:
— Ты чего творишь, придурок?!
В ответ — все та же ухмылка, знакомая и неприятная:
— Давай-ка сыграем. Окажу тебе редкую честь, один на один!
Тецуя стиснул бутылку в пальцах так, что хрустнул пластик, и малодушно закрыл глаза. Лишь бы не видеть эту унизительную игру. Хватало и звуков: звонкий бой мяча, шелест сетки, скрип кроссовок, хриплое дыхание, обрывистые резкие слова с обеих сторон.
Кагами очень старался.
Но его противник был великолепен.
И, разом потеряв интерес к проигравшему, небрежно бросил, глядя на того сверху вниз:
— Твой новый свет как-то совсем не впечатляет.
После чего развернулся и ушел.
Эти прощальные слова были — как глупая детская жестокость, желание больно уколоть в ответ за мнимую обиду. Иногда Тецуе казалось, что сам он за последний год слишком повзрослел, раз у него возникают такие мысли.
Кагами поднялся на ноги, мрачно отряхнулся и сплюнул:
— Прекрасно понимаю, почему вы там в «Тейко» друг с другом не ладили и вместе не играли, если все «Поколение чудес» такое.
В голове было пусто и звонко. Тецуя с трудом сглотнул кисловатую слюну и попросил:
— Извини.
— Да ты-то чего, — отмахнулся Кагами, подхватывая куртку. Он напряженно хмурил брови и пристально смотрел куда-то в темноту, как не сдавшийся после боя зверь.
Телефон в боковом кармане сумки вдруг дважды негромко пиликнул. После еще раз. И еще. Тецуе не хотелось его доставать и проверять, что там, но он понимал, что если этого не сделает, противное пиликанье не прекратится. Надо будет потом отключить звук.
Четыре последовательных сообщения, без знаков препинания, смайликов или каких-либо эмоджи:
«куро-чин ты не отвечаешь на звонки поэтому написать решил я»
«не знаю что нужно говорить»
«но я тебя раздавлю»
«когда-нибудь»
За словами стояло совсем другое, и Тецуя устало потер глаза.
Пора что-то наконец сделать, нельзя бежать дальше — все равно не получится.
***
В итоге сделать сам он ничего не успел — вмешались внешние обстоятельства: тренер договорилась о пробном матче со старшей школой «Кайджо», которая была известна своими спортивными клубами и баскетбольными игроками национального уровня. Один вид застекленного стадиона, огромного и просторного, впечатлял так, что перехватывало дыхание.
Но как следует оглядеться у Тецуи не получилось: на него налетели, попытались ухватить с преувеличенно радостным воплем:
— Курокоччи, я так соскучился!
Он все же вывернулся из длинных рук, предупреждающе выставил вперед ладонь. В золотисто-желтых глазах мелькнуло что-то довольное и насмешливое, но Кисе продолжил широко улыбаться, глядя только на него:
— Вот, видишь, я подумал и тоже снова пошел в баскетбольный клуб… Хотел пригласить тебя к нам — а ты и сам пришел, какое удачное совпадение! — он мазнул безразличным взглядом по остальным из «Сейрин», задержался на мгновение на Кагами и самоуверенно продолжил: — Переводись в «Кайджо». Будем снова играть вместе!
За спиной Хьюга, пока сдерживаемый Изуки, что-то раздраженно бормотал вполголоса о наглых первогодках. Тецуя расправил плечи, не позволяя себе поддаться искушению, той робкой надежде, которую породила последняя фраза, и твердо ответил:
— Спасибо, Кисе-кун, но я уже выбрал. И, пожалуйста, веди себя вежливо.
Тот прищурился, потом улыбнулся еще шире и беспечно пожал плечами, явно не восприняв его слова всерьез:
— Ну ничего, думаю, я сумею себя переубедить! Мы сегодня выиграем, и тогда ты перейдешь к нам! — не давая возразить, он отвернулся и замахал рукой. — Эй, семпай, это тот самый фантомный игрок, о котором я говорил!
Тецуя ненадолго прикрыл глаза, выдыхая.
Видеть это лицо было, наверное, даже тоскливей, чем все остальные.
— Все в порядке? — робко уточнил Фурихата, осторожно тронув его за руку.
Тецуя вздрогнул и слабо улыбнулся:
— Да, конечно, просто иногда Кисе-куна бывает… слишком много.
Тренер, явно недовольная тем, что им выделили всего половину поля, отозвала их в сторону, чтобы обсудить стратегию. Краем глаза Тецуя наблюдал, как хмурый третьегодка в гетрах, судя по номеру, капитан, громко отчитывал Кисе за несдержанность, а тот на удивление смирно выслушивал.
А потом Кагами, красуясь, сломал кольцо, и все пошло как-то не так.
Кисе поначалу играл лениво, копируя чужие движения больше напоказ. Но «Сейрин» проделали весь этот путь не для того, чтобы проиграть, и Кагами словно открыл в себе второе дыхание после того унизительного эпизода на стритбольной площадке: он не медлил, не колебался, не боялся ошибок и не позволял сбить себя с толку.
Тецуя ощущал удивительную отстраненность внутри. Тело словно двигалось само, перехватывало мяч, мозг выстраивал и планировал траекторию. Но взгляд все равно раз за разом возвращался к Кисе, раскрасневшемуся и азартному, и не только потому, что тот был асом противников.
«Кайджо» правда были хороши — и, что важнее, они тоже были командой.
Часть игры Тецуя пропустил, провалявшись без сознания. В виске неприятно пульсировала боль, бинты плотно обхватили голову, усиливая давление, но он все равно упрямо добился права вернуться на поле, потому что просто не мог наблюдать со стороны.
Кисе перестроился, насторожился. Перестал перетягивать всю игру на себя, начал взаимодействовать со своей командой, и Тецуя внимательно следил за каждой такой связкой, каждым пасом, потому что видеть их было непривычно.
Но Кагами не отступал, явно задавшись целью одолеть хоть одного игрока из «Поколения чудес», и Кисе стал нервничать и сбиваться, Тецуя видел в его глазах растерянное удивление, и это было непривычно, странно… а еще вызывало надежду. Что не все потеряно. Что можно попробовать снова.
Именно поэтому Тецуя все же решился на импровизацию, они с Кагами вместе наконец закрыли Кисе.
И «Сейрин» выиграли.
Радость от победы запузырилась внутри эйфорией, только усиленная счастливыми криками и смехом команды. Кто-то сгреб его в охапку, потрепал по голове, отчего Тецуя чуть не потерял сознание снова.
Но все равно первым делом нашел взглядом Кисе — тот смотрел прямо перед собой широко распахнутыми глазами. Поднял руку, с недоумением смахнул с щеки слезы, уставился на собственные пальцы, словно не понимая.
Его такого было жалко… и одновременно стало легче на душе.
К Кисе подошел его капитан, что-то раздраженно сказал, и тот удивленно встряхнулся, расправил плечи. Потом объявили построение, и Тецуя вынужден был отвлечься.
Однако на прощание перед тем, как покинуть зал, он сам первым подошел к Кисе, который непривычно держался в стороне, заглянул ему прямо в глаза и, стараясь не выдать, как колотится сердце, сказал:
— Кисе-кун. Баскетбол — это командная игра. Я буду рад, если ты это поймешь.
Кисе посмотрел на него очень внимательно и как-то странно, словно услышал не эти его слова, а нечто совсем другое, но кивнул. От такого ответного взгляда стало неуютно, и Тецуя первым посмотрел в сторону.
***
В движении электричек был перерыв, и тренер предложила задержаться в Канагаве, чтобы пообедать, раз уж поездка оказалась такой удачной, и они заслужили небольшую награду. Маленькая раменная неподалеку от железнодорожной станции с трудом вместила их всех, и Тецуя предусмотрительно занял место поближе к выходу.
Когда пришло короткое сообщение с адресом, он не удивился и незаметно выскользнул на улицу, пока остальные были увлечены шумным обсуждением матча.
Повезло, что в телефоне содержалась карта: в Канагаве Тецуя раньше не бывал, и легко мог бы заблудиться. Пришлось пройти минут десять и дважды свернуть, прежде чем впереди показался маленький сквер, золотисто-праздничный в закатных лучах. На теннисном корте перед ним детишки воодушевленно посылали друг другу маленький желтый мяч, похожий на лимон. Ракетки со свистом рассекали воздух, и, промахиваясь, игроки смеялись над своей неуклюжестью, вместо того чтобы ссориться и ожесточенно сражаться за победу.
Тецуя не сразу заметил ждущего его человека на скамейке под фонарем — а когда все-таки натолкнулся на него взглядом, то застыл посреди дороги, ощущая, как внутри все перевернулось, а потом завязалось узлом, почти до тошноты.
Бледное, абсолютно бесстрастное лицо, похожее на фарфоровую маску. Красные в лучах заката короткие волосы. И разноцветные глаза.
Тецуя стиснул зубы и коротко выдохнул, не опуская взгляда:
— Нет.
Несколько секунд ничего не происходило. Потом разноцветные глаза медленно моргнули, раскрылись снова, и радужку правого тоже затопило жидкое золото. Черты лица смазались, потекли, плавно сменяя форму, вытягиваясь и утончаясь, как акварельный рисунок, на который капнули водой. Волосы также сменили цвет, мягкой волной упали на лоб, закрывая брови. Плечи стали шире, ноги длиннее, вся фигура неуловимо переменилась. Бело-бирюзовая спортивная форма превратилась в серый пиджак и штаны.
И ни молодая мама с коляской на соседней скамейке, ни трусцой пробежавший мимо по дорожке парень с плеером, ни пожилая пара, кормившая голубей, ни дети на теннисном корте — никто не заметил ровным счетом ничего необычного.
Через минуту на Куроко уже смотрел Кисе Рета, виновато и растерянно, а может, по своей привычке только талантливо притворяющийся виноватым и растерянным… Тецуя резко развернулся и зашагал прочь, слишком разозленный, чтобы разговаривать.
Регресс еще хуже планомерного ухудшения.
***
В последний год младшей школы Тецуя серьезно увлекся баскетболом, загорелся идеей однажды играть самому, наивно мечтая о том, что однажды сможет стать легендой. Ему даже подарили самый настоящий баскетбольный мяч, тяжелый и неповоротливый, словно самостоятельное живое существо со своей волей, и Тецуя все свободное время проводил с ним во дворе, тренируясь и пытаясь привыкнуть.
Однажды они поехали в гости к родственникам в Иокогаму. Тецуе, который всегда был тихим послушным ребенком, позволили играть одному в парке возле заброшенного синтоистского храма. Величественные старые ивы стелили по земле гибкие ветви, цепляя за воротник, и мяч постоянно застревал в их корнях. Кольца для игры в баскетбол тут не было, поэтому Тецуя пытался научиться дрибблингу, но сухая песчаная почва для этого подходила плохо.
В какой-то момент мяч рыжим шаром, как в боулинге, укатился глубже в лес, и Тецуя поспешил за ним, растерянно озираясь во внезапном полумраке.
А потом земля под ногой вдруг прогнулась и исчезла.
Полет был коротким и внезапным, Тецуя даже не успел сгруппироваться и больно ударился спиной о какой-то корень. Пару минут лежал неподвижно, от неожиданности даже не сообразив заплакать, и только поэтому услышал неподалеку чужие тихие всхлипы.
Голова кружилась, сырой запах перегноя забивал нос. Он осторожно сел, посмотрел наверх и понял, что провалился в неглубокую яму: до края было метра два, может, даже меньше, но Тецуе не хватало роста, чтобы дотянуться. Он помялся на месте, шмыгнул носом, решил, что теперь плакать уже как-то глупо, и нашарил в кармане фонарик.
Желтый луч прорезал темноту, и в дальнем углу ямы что-то зашевелилось.
Тецуя тут же направил свет фонарика вниз и осторожно зашагал в том направлении, наконец разглядел у стены мальчика примерно своего возраста, очень худого и грязного. Тот сидел, крепко обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, словно пытался спрятаться от темноты вокруг.
— Привет, — неуверенно позвал Тецуя. — Ты потерялся? Тоже не можешь вылезти?
Мальчик снова вздрогнул, посмотрел на него сквозь спутанные пряди волос и вместо того, чтобы ответить, с надеждой спросил:
— Ты пришел, чтобы забрать меня отсюда?
Что-то было странное в его облике, но никак не получалось понять, что именно. Тецуя присел на корточки и задумался.
— Если мы друг другу поможем, то наверняка сумеем выбраться из ямы. Я тебя подсажу… или ты меня, — поправился он, сообразив, что мальчик явно его выше и крепче. — А я потом тебя подтяну наверх. Меня зовут Куроко Тецуя. А ты кто?
Реакция была совершенно внезапной и непредсказуемой: мальчик резко выпрямился, как пружина, крепко ухватил его за руку грязными липкими ладонями и жадно, почти отчаянно потребовал:
— Дай мне имя! Я тоже хочу как-нибудь называться.
Черты лица у него были смазанные и неуловимо-нечеткие, словно Тецуя смотрел на него сквозь запотевшее стекло. Но длинные волосы в свете фонарика сияли, привлекая внимание, непривычно яркие и желтые, как солома.
Тецуя задумчиво закусил губу, прикидывая варианты, и наконец решил:
— Кисе. Кисе-кун.
Тогда он почему-то совсем не испугался и даже не очень удивился.
Страх вместе с пониманием пришли гораздо позже.
***
Существо, названное Тецуей «Кисе» и потом само придумавшее себе имя «Рета» (вместе с десятком других имен), было метаморфом.
Тецуя всегда много времени проводил в библиотеке, изучил немало книг о разных народах, в том числе давно исчезнувших с лица Земли, но не нашел там ни одного упоминания о метаморфах. Это название встречалось только в научно-фантастических произведениях, но вряд ли их можно было считать достоверным источником информации.
Сам Кисе о своем собственном происхождении знал немногое. У него не было родителей, семьи или клана, старших наставников или помощников — он вынужден был заботиться о себе сам. По его словам, метаморфы существовали на планете с начала времен, маскируясь и копируя самых разных живых существ, но теперь их осталось так мало, что они скрывались даже друг от друга, жили одиночками, пытаясь найти себе место в мире людей, еще более переменчивом, чем они сами. Кисе утверждал, что не помнит своего раннего детства, не знает, где и когда родился. Самым первым его воспоминанием была та яма в Иокогаме возле синтоистского храма. При этом в его мозгу хранилась особая память рода, позволявшая ему уверенно утверждать, кем были и чем отличались от людей метаморфы.
Груз чужого одиночества, абсолютного и бессрочного, пугал — и Тецуя не готов был принять его на себя все.
Но проблема была как раз в том, что его не спрашивали.
В субботу утром — в награду за победу над «Кайджо» тренер отменила обычную встречу команды в школьном спортзале — он читал в парке возле дома, когда у его ног вдруг раздалось знакомое тяфканье, и шершавый язык мокро лизнул пальцы.
Тецуя инстинктивно отдернулся, неодобрительно посмотрел на черно-белого мохнатого пса, воодушевленно махавшего хвостом, вздохнул и закрыл книгу:
— Ниго вместе с бабушкой поехали сегодня на ярмарку и вернутся только вечером.
Зрелище трансформации обычно вызывало у него тошноту, как катание на быстрой карусели, когда весь мир вокруг беспорядочно смазывается и смещается, поэтому Тецуя привычно прикрыл глаза.
Через несколько секунд рядом с ним сел Кисе, выглядевший, как всегда, идеально, словно обложка модного журнала, и одновременно непривычно устало, и негромко попросил:
— Не сердись, хорошо? Я хочу поговорить.
При взгляде на него Тецуя невольно ощутил странное облегчение пополам с досадой, но все же кивнул.
Кисе какое-то время молчал, словно собираясь с мыслями или формулируя, что хочет сказать, и ковырял кроссовком землю. Потом откинулся на спинку скамейки, посмотрел в небо и притворно беспечным голосом начал:
— Ты меня прогнал, чтобы я нашел себя. Я придумал несколько вариантов, но все они тебе не нравятся. Теперь ты снова меня прогонишь?
Его облик снова неприятно зарябил, расплылся, и в следующее мгновение к Тецуе повернулась знакомая фигуристая девушка с длинными волосами, капризно надула губки и воскликнула:
— Или все дело просто в том, что тебе больше нравятся девочки?! А если так?
Еще секунда — и волосы сделались золотистыми, черты лица переменились, и Момои Сацки стала женской версией Кисе Реты.
Тецуя с трудом сглотнул, нахмурился и резко попросил:
— Прекрати, пожалуйста.
Ему никогда не нравилась эта бесконечная чехарда обличий и характеров, хотя он всегда шел навстречу и терпеливо называл каждую личину ее собственным именем. Но это было тяжело.
Тецуя до сих пор не был точно уверен, как Кисе удалось на протяжении трех лет успешно притворяться в «Тейко» шестью совершенно разными людьми. И он мог только надеяться, что тот не продолжил подобные игры в «Кайджо».
Но самое главное: Тецуя прекрасно знал, что Кисе очень нравится его доставать, делать что-нибудь нелогичное, а иногда и неприятное, чтобы посмотреть на реакцию, добиться ярких эмоций. Сохранять нейтральное выражение лица иногда было очень трудно.
Кисе послушно остановился на своей светловолосой мужской версии, тоже нахмурился и воскликнул — непонимающе, почти обвиняя:
— Я ведь могу быть для тебя кем угодно!
Тецуя подавил желание снова закрыть глаза и качнул головой:
— Мне этого не нужно.
В горле застрял комок, и кончики пальцев тревожно покалывало. Хотелось встать и уйти, но это было бы невежливо. К тому же — им и правда давно стоило поговорить, прямо, без недомолвок и иносказаний.
А еще… Тецуя понимал, что на самом деле уйти не сможет. Не сумеет вычеркнуть друга из своей жизни, каким бы этот друг ни был.
Кисе опустил плечи, как-то поник, словно потух, и пробормотал, глядя на носки своих ботинок:
— Я просто тебе не нравлюсь.
И Тецуя не мог понять, кривляется он опять в этот момент по своей привычке или же говорит серьезно. Кисе редко бывал тем, кем казался на первый взгляд. Но сердце все равно больно кольнуло виной, и Тецуя постарался сказать как можно мягче:
— Я не знаю настоящего тебя. Но что гораздо хуже — этого не знаешь ты сам. Я уже не раз говорил, мне неважно, как ты выглядишь. Однако ты должен определиться, в каком облике комфортнее тебе самому. А самое главное — сначала ты должен понять, каким хочешь быть внутри, и только после этого выбрать себе внешность.
Знакомые, уже не раз повторенные, но так и не услышанные слова тяжело падали с языка — возможно, в пустоту.
Кисе — как маленькие разноцветные стеклышки-осколки в калейдоскопе, которые каждый раз складываются по-разному, воссоздавая совершенно другой узор. В своей первой личине ему все время было тесно, он словно считал, что его такого недостаточно, что он должен быть больше и лучше.
Тецуя закусил нижнюю губу, не зная, что еще и как сказать. А Кисе посмотрел на него из-под челки, осторожно протянул руку к повязке на голове, но не решился дотронуться, отдернул пальцы, будто от живого огня… и театрально простонал:
— Курокоччи, так нечестно же! Я к тебе приручился. И ревную тебя теперь ко всем, даже к баскетболу!
Внутри снова болезненно дернуло, рот наполнила горечь. Тецуя крепко зажмурился, чтобы не сорваться, потому что теперь никаких сомнений не осталось: Кисе снова издевался.
Потому что он был самым разным, но «прирученным» — никогда.
— Ты поссорил меня с Огиварой-куном…
— Но я могу быть для тебя кем угодно! Даже им! Хочешь?! — вскинулся Кисе, и глаза его горели лихорадочно, почти пугающе.
Тецуя запоздало понял, что вцепился в край скамейки так сильно, что почти не чувствует собственных пальцев. Заставил себя разжать хватку и впервые прямо спросил:
— Почему я?
Иногда он задумывался, из-за чего мог видеть трансформации Кисе. Тот ему специально позволял? Или с самим Тецуей было что-то не так?
Последняя мысль казалась тревожной, неприятной, и он быстро ее от себя гнал. Глупости, он самый обычный, именно в этом его главная особенность.
Кисе помедлил с ответом, посерьезнел, задумался. Потом пожал плечами и ответил на удивление подробно:
— Ты первый и до сих пор единственный, кто смог при встрече разглядеть… мою истинную сущность. Знаешь, я ведь месяц назад случайно столкнулся с еще одним метаморфом, на автобусной остановке. Сначала мы притворились, что друг друга не заметили… а потом разговорились. Он долго ворчал, что в современном мире нам стало существовать сложнее — бесконечная техника, компьютеры, перепись населения, документы, ID… создать себе полноценную новую личность теперь не так-то просто. Но что еще хуже — некому себя показать. Нас никто не ждет и не узнает.
Тецуя медленно кивнул. Метаморфы помимо своего основного таланта обладали еще одним, совершенно необходимым при их образе жизни: они умели быть незаметными, отводить от себя взгляд и отвлекать внимание — иначе, чем сам Тецуя, но, возможно, как раз из-за родственности этих их умений он видел смену обликов Кисе?
Мимо прошла сухонькая старушка, ведя за руку мальчика лет трех, и они, не сговариваясь, ненадолго замолчали, выжидая. Неподалеку гудели машины, в глубине парка, похоже, начинался уличный концерт.
— Курокоччи, ты ведь совсем не добрый, — покачал головой Кисе со странной улыбкой. — Более того — ты очень жесток иногда. И эгоистичен тоже, — и, не давая возразить, продолжил, произвольно сменив тему: — Ты никогда не задумывался, что кукушонок, подброшенный в гнездо воробьев, будет считать себя воробьем?
— Что? — непонимающе взглянул на него Тецуя. Под сердцем почему-то неприятно закололо, он поморщился и потер это место ладонью.
— Да нет, неважно, просто прочитал логическую задачку в учебнике, — Кисе порылся в сумке, извлек из нее бутылку минералки и предложил ему. — Жарко сегодня, правда? Вообще вся неделя такая.
Он как-то неуловимо успокоился, словно что-то про себя решил.
Вечерний воздух казался чистым и звонким. Тецуя втянул его полной грудью, ненадолго задержал дыхание и не позволил сбить себя с толку, тихо и очень серьезно сказал, стараясь, чтобы его слова прозвучали весомо и жестко:
— Кисе-кун, ты мой друг, но ты не можешь быть единственным человеком в моей жизни.
Чужие губы дрогнули, сдерживая то ли улыбку, то ли гротескное рыдание, а потом Кисе откинул голову назад и коротко расхохотался:
— Да я вообще не человек!
Тецуя нахмурился сильнее:
— Ты понимаешь, о чем я.
Почему с ним всегда настолько сложно? И с каждым разговором становится только сложнее?
Тецуя долго сдерживался и терпел, но в какой-то моменту ему очень захотелось сбежать, сделать вид, что той странной встречи в Иокогаме никогда не было. Притвориться, что мир вокруг — обыденный и понятный, без необъяснимых тайн.
Хотя на самом деле это говорили инстинкты, а не желания.
Куроко Тецуя был слишком любопытен и упрям, чтобы сдаться без боя. Пусть даже сам не представлял пока, чего надеется выиграть и получить в итоге.
Было слишком приятно и лестно осознавать особую тайну, существование своего личного знакомого монстра. Тецуя не был уверен, что на самом деле должен чувствовать и как относиться к Кисе, но испытывал по отношению к нему странное собственничество, которого сам пугался, поэтому старался об этом не задумываться.
Кисе все-таки остановился на улыбке, посмотрел на него, чуть прижмурив глаза, и снова сказал не до конца понятное:
— Хорошо. Я подожду. Курокоччи, мы всегда не все про самих себя знаем. Но так ведь даже интересней жить, правда? — он сделал глоток из бутылки и помахал в воздухе ладонью, снова резко сменив тему: — Представляешь, меня поначалу даже брать в клуб не хотели, потому что я не с начала учебного года пришел! Несмотря на «Тейко»! И Касамацу-семпай постоянно мной недоволен… Морияма-семпай очень странный, но забавный, и его весело дразнить, как и Касамацу-семпая. Остальные менее интересные, но…
Он помедлил, задумавшись, и Тецуя, не скрывая удивления, уточнил:
— Но тебе среди них нравится?
В «Тейко» Кисе относился к остальным игрокам пренебрежительно и никогда не проявлял особого интереса, как Тецуя ни пытался втолковать ему, что баскетбол — это прежде всего командная игра. Так неужели?
Кисе тщательно завинтил крышку бутылки и неопределенно пожал плечами:
— Наверное. Я еще не понял.
Тецуя, боясь поверить и случайно спугнуть, не решился улыбнуться, но кивнул:
— Тогда сыграем снова вместе?
— Что? Серьезно?! — Кисе недоверчиво встряхнулся, распахнул глаза. — И когда я выиграю — ты все-таки переведешься в «Кайджо»?
Все-таки «я», а не «мы». Так что тут еще есть над чем работать. Но взгляд у Кисе был такой, что изнутри волной поднялся колючий холодящий страх на грани с необъяснимым предвкушением.
— Разумеется, нет, — ответил Тецуя и первым поднялся на ноги. — Я хочу молочный шейк.
Они пошли в ближайшее кафе и какое-то время сидели молча, потом начали разговор о чем-то постороннем, и это оказалось неожиданно легко, как в детстве. Даже домой Тецую провожал хорошо знакомый выжидающий взгляд в спину.
Ничего еще не было решено, впереди по-прежнему ждала неопределенность, но в то же время после этой встречи лицом к лицу стало спокойней на душе, словно они наконец восстановили пошатнувшееся равновесие. И приготовились идти дальше — возможно, вместе.
Тем вечером ему впервые показалось, что в зеркале вместо него мелькнул кто-то другой, но это наверняка была просто игра света и тени.
@темы: Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team, Паранормальная AU
23:28
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Автор: Shuutoku Team
Бета: Shuutoku Team
Сеттинг: День кроличьей норы
Размер: мини, ~1300 слов
Пейринг/Персонажи: Мидорима Шинтаро/Такао Кадзунари
Категория: слэш
Жанр: романс, юст, фэнтези
Рейтинг: G
Краткое содержание: Мидорима снова потерял очки. Но не всё так просто, когда в дело вмешивается магия.
Примечание/Предупреждения: Автор случайно вдохновился прекрасным фиком The Stars Move Still (осторожно, другой фандом).
Шикигами — духи, которых призывает себе на службу практикующий оммёдзи.
Над ухом громко, громче обычного, заорало, и Такао резко сел в кровати. На часах было три двадцать, и до будильника ещё оставалось три с половиной часа. Мелодия отличалась от привычной, и до затуманенного сном сознания дошло, что это звонит мобильник. Непослушными пальцами подцепив гладкий серебристый корпус, он ответил:– Шин-чан? Что случилось?
– Ты спал, – мрачно констатировал Мидорима. – Я перезвоню утром.
– Ну уж нет, – возмутился Такао, падая на подушки и потягиваясь. – Я же теперь не усну от любопытства. Давай, выкладывай, что же такого случилось, что ты забыл о времени и позвонил посреди ночи?
– А сейчас середина ночи? – растеряно отозвался Мидорима, и до Такао донёсся звон упавших часов.
– Ты потерял очки, – Такао улыбнулся. – Опять. И к тому же не включил свет, и теперь ходишь, как слепой крот, снося всё на своём пути.
– Такао!
– Мне приехать? – совершенно серьёзно спросил он, зная, что потерянные очки так просто не найдутся. И дело не в ужасном зрении Мидоримы, который без очков, еще и в потёмках ходил фактически на ощупь. Тут постарались его шикигами, удивительно своевольные для такого педанта, как Мидорима.
– С ума сошёл? Тебе скоро на работу, вот что.
– Ну и что, как раз успею тебе помочь, заодно и завтрак приготовлю.
– Не нужно. Я и сам прекрасно справлюсь, – отрезал Мидорима и замолчал. Обычно в такие моменты он всегда отключался, оставляя последнее слово за собой, но сейчас так и остался висеть на линии. Такао вслушивался в тихое размеренное дыхание и кусал губы, стараясь не рассмеяться. В последнее время такое вот «сейчас» происходило всё чаще, и у Такао получалось подходить всё ближе.
Хотя посреди ночи Мидорима звонил всё-таки впервые.
– Но я могу как-то тебе помочь? – спросил Такао. – Ты же мне всё-таки позвонил.
– О чём уже жалею, ты такой же взбалмошный, как эти чёртовы шикигами.
– Шин-чан, ты сам таких выбрал, – фыркнул Такао, протягивая руку к потолку и прикрывая глаза. – Что тебе мешало приструнить их сразу? Тогда они бы не таскали очки всякий раз, когда обидятся на тебя.
Шикигами Мидоримы появились почти одновременно с Такао. В отличие от остальных духов, они обладали чуть большим собственным мнением, чем им полагалось. Могли не ответить на призыв или сотворить мелкую пакость, невзирая на всё возмущение хозяина. Мидориме много раз предлагали заменить или помочь приструнить наглых духов, но тот не соглашался.
– Я их даже не трогал сегодня, – возмутился Мидорима, и в его голосе явственно прозвучала обида.
Такао рассмеялся и почти беззвучно выдохнул заклинание, позволяя части своей силы воплотиться в реальный мир. Шар холодного голубого цвета с редкими золотистыми искрами висел прямо над раскрытой ладонью и едва заметно пульсировал в такт сердцебиению Такао.
– Прекрати колдовать, вот что.
– Не понимаю, о чём ты.
– Я слепой, а не глухой.
– Ты прекрасно видишь в очках, не прибедняйся, – Такао сжал пальцы и тут же снова веером распахнул их снова, и, повинуясь его жесту, шар распался на десятки мелких точек, разлетевшихся по комнате уже по своей воле. Часть из них выскользнула в окно, а меньшая осталась кружить над несколькими предметами – подарками Мидоримы за тот год, что они общались.
– Ты опять опасно тратишь силу, – завёл привычную песню Мидорима. – Твои эманы абсолютно беззащитны, а ты отправляешь их гулять по городу как ни в чём не бывало. Что ты будешь делать, если их съест аякаши?
– Буду громко-громко плакать? – рассеянно предположил Такао, провожая взглядом последнюю выскользнувшую искру.
– Ты придуриваешься, вот что.
– С ними всё будет хорошо, как и со мной. Мы живём недалеко друг от друга, а теперь ты точно найдёшь свои очки. Даже твои шикигами не могут ничего от меня скрыть, и раз ты не хочешь, чтобы я к тебе шёл, то пусть придёт моя магия.
– Сейчас поздняя ночь, я прекрасно дождался бы утра, – голос Мидоримы звучал почти виновато.
– Сам сглупил, в следующий раз смотри на часы. А то как провалишься в свою медитацию, только мы тебя и видели. Твои шикигами скучают без тебя, Шин-чан. Не забывай о них.
«И не только о них», – мысленно продолжил Такао. Он тоже скучал, если они хотя бы раз за день не созванивались. Впрочем, теперь они общались чаще, и Такао то и дело забегал к нему в гости, чтобы оккупировать кухню. Сам Мидорима в еде довольствовался лишь принципом «полезно», забывая о том, что если немного постараться, то многие вещи можно сделать ещё и вкусно.
Такао почувствовал, как его окутывает сдержанное тепло, присущее ауре Мидоримы. Рядом с ним всегда было приятно находиться. Больше никто не вызывал у Такао столь сильных эмоций, и это началось задолго до того, как он понял, что Мидорима ему не просто интересен. Аура Мидоримы успокаивала и настраивала на созидание, смягчала все острые углы и порывистость решений, присущую Такао. Потому он, если не мог быть рядом с Мидоримой, старался держать под рукой хоть что-то, несущее отпечаток его сущности.
Сколько в этом было пользы, а сколько – сентиментальности, уже не разобрать.
Такао понял, что его эманы добрались до квартиры и теперь наверняка вьются вокруг её хозяина в приветственном танце. Обычно в этот момент Мидорима начинал громко возмущаться и гонять надоедливых светлячков, но сейчас он молчал.
– Шин-чан? – напомнил о себе Такао, обеспокоенный тишиной в трубке.
– Твои эманы прилетели, – ответил тот с заминкой. – Я отправил их искать свои очки.
– То есть, они начали тебя слушаться? – оживился Такао и довольно вздохнул, когда аура Мидоримы стала ощущаться ещё отчётливее.
– Да, хотя я не понимаю, как это возможно. В твоей школе об этом что-то говорится?
– Не больше того, что я тебе рассказывал.
Такао понадеялся, что его голос прозвучал достаточно спокойно, потому что он как раз прекрасно знал, почему. Но Мидориме лучше пока не знать о том, насколько он дорог Такао. Ещё слишком мало времени прошло, и если тот до сих пор не мог привыкнуть к их дружбе, то что говорить о большем?
Такао чувствовал, как его эманы рассыпались по квартире, залезая в каждый уголок, заныривая в каждый шкаф. Он не видел лежавших вещей, реагируя только на знакомую ауру шикигами. Те, узнав эманы, затеяли игру, то и дело исчезая, падая на пол обыкновенной бумагой.
Очки лежали где-то отдельно, и Такао улыбнулся, чувствуя лёгкий, почти исчезающий, след своей ауры. В последний раз, когда шикигами утащили очки у Мидоримы, он поставил метку, чтобы можно было легко их найти. Слишком слабую, чтобы кто-то ещё обратил на неё внимание, зато сейчас эманам будет проще.
– Кажется, нашли, – в голосе Мидоримы прозвучало облегчение. Такао легко мог представить, как эманы собрались вокруг Мидоримы и возбуждённо вьются, зовя за собой.
– Шин-чан, ты только не споткнись, – попросил Такао, снова садясь в кровати и разыскивая ногой спрятавшийся тапочек.
– Тут достаточно света, вот что, я вижу, куда иду.
Облегчённый выдох Мидоримы совпал с яркой вспышкой радости, прошившей всё тело. Такао понял, что тот нашёл свои очки, и призвал эманы к себе обратно. Он чувствовал их сожаление от того, что придётся сейчас расставаться с Мидоримой, и в полной мере разделял его. Такао жалел, что не мог оставить частицу себя рядом с Мидоримой постоянно, чтобы всегда знать, где он и в все ли порядке.
А лучше самому оказаться сейчас рядом и приготовить, как давно мечтал, завтрак.
Потому что это гораздо, гораздо интимнее, чем любая другая еда.
– Всё в порядке, я нашёл их.
– Хорошо, – улыбнулся Такао, протягивая ладонь и позволяя вернувшимся эманам впитаться обратно.
– Спасибо за помощь, – неловко произнёс Мидорима, и Такао улыбнулся ещё шире.
– Шин-чан, ты не собираешься сейчас ложиться спать?
– Нет. Что ты задумал?
– Хочу всё-таки заглянуть к тебе в гости, – охотно сообщил он, всё ещё ощущая ауру Мидоримы, даже ярче, чем прежде. – Приготовлю завтрак, поговорю с твоими шикигами…
– В этом нет необходимости.
– Заберу эман, который ты сейчас баюкаешь в своей ладони, – продолжил Такао и встал, решив, что до ванной можно дойти и босиком.
– Я не баюкаю!..
– Ох, не умеешь ты врать, Шин-чан, – рассмеялся Такао, чувствуя себя так, будто сейчас взлетит. Один эман не вернулся, и Мидорима не просто позволил ему остаться рядом. Даже больше, он сейчас держал его при себе, словно и ему приятно такое соседство.
Такао поспешил, всё ещё прижимая к уху мобильник.
– Шин-чан, ты же откроешь мне дверь?
– Как будто у меня есть выбор, – проворчал тот в ответ, но в его голосе проскальзывали тёплые, до сих пор непривычные нотки.
Но Такао старался сделать всё, чтобы они стали нормой. Как и эман, греющийся в тепле чужой ладони.
@темы: Фанфик, Фэнтези, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Shuutoku Team
Щит Эгиды
Автор: Yosen Team
Бета: Yosen Team
Сеттинг: Паранормальная AU
Размер: ~9 000 слов
Пейринг/Персонажи: Мурасакибара Ацуши/Химуро Тацуя
Категория: слэш
Жанр: романс, мистика
Рейтинг: PG
Краткое содержание: В Йосен происходят странные вещи, и Тацуе предстоит разобраться в этом
— Куда направляешься, Химуро? — удивился Лю, когда сразу после урока Тацуя свернул не в сторону столовой или спортзала, куда они обычно шли, а к выходу из учебного корпуса.День с самого утра не задался — телефон не зарядился, и Тацуя проспал, а к концу занятий почувствовал первые симптомы простуды.
— Да так, есть одно дело, — уклончиво ответил Тацуя. Расскажи он о своем состоянии, Лю выдаст его при первой же возможности, причем даже не специально, и тогда ему достанется выговор от тренера, а Ацуши обязательно закатит глаза, будто сам никогда не задерживается на тренировках и не перерабатывает.
О том, чтобы раздобыть обычное жаропонижающее в медицинском крыле или в аптеке, не стоило даже мечтать — в Японии с этим оказалось сложней, не то что в Штатах, — но, кажется, одна упаковка у него оставалась еще со времен переезда. На холоде в голове немного прояснилось, и Тацуя со спокойной душой решил — он обязательно зайдет к школьному доктору сразу же после игры.
Вся беда жаропонижающих заключалась в том, что действовали они медленно, и Тацуе всегда казалось, что лечение не помогает. Так было и сейчас — через десять минут озноб никуда не делся, а лоб на ощупь показался горячим. Тацуя посмотрел на себя в зеркале, затем на баскетбольную форму родных цветов и решительно выдавил из блестящей фольги еще одну капсулу с яркими шариками — все-таки, две капсулы не выглядели лошадиной дозой. Очнулся Тацуя от громкого стука в дверь. Надо же, задремал прямо за столом, на сложенных поверх тетрадей руках.
— Муро-чин, ты еще не ушел? — за дверью стоял Ацуши.
Видимо, Тацуя проспал встречу, а телефон — так и есть! — снова разрядился, и Ацуши решил сам зайти за ним. В этом не было ничего необычного, но на душе потеплело, и настроение поднялось — в последнее время в присутствии Ацуши такое случалось все чаще. Тацуя мысленно сделал себе памятку купить новый аккумулятор и подхватил сумку с пола.
— Иду!
После короткого сна простуда как будто отступила, но окончательно взбодриться никак не получалось. Ацуши, думая, что делает это незаметно, все косился, долго разглядывал Тацую и то и дело приоткрывал рот, будто собирался что-то сказать, но в последний момент передумывал.
— Ты в порядке, Муро-чин? — наконец спросил он.
— Ага, — кивнул Тацуя. Конечно, могло быть и лучше. Он мог бы и не проспать утром, не простудиться на сквозняке, а еще — собраться с духом и не распрощаться с Ацуши вечером, как обычно, а дойти вместе с ним до его комнаты и там на свой страх и риск поцеловать. Это желание преследовало его недели две, не меньше, и с каждым днем становилось все сильней — из неясного «а что, если» оно превратилось в однозначное «когда».
— Ты странный какой-то, — пожал плечами Ацуши, но больше ничего не спрашивал.
— Просто не выспался, — заверил его Тацуя. — Подожди немного, я куплю воды, — решил он и поискал взглядом автомат.
В кармане звенели монетки, Тацуя отсчитал триста йен и вгляделся в подсвеченное стекло, в котором отражались он сам и стоящий чуть поодаль Ацуши. Лампочки в автомате с писком замигали и на мгновение ослепили — знакомая фигура в стекле вдруг показалась сплошным темным силуэтом. Тацуя зажмурился, и со всех сторон на него навалилась темнота, которая тут же расцвела оранжевыми всполохами — а потом все прошло вместе с головокружением. Из автомата со стуком выпала маленькая банка имбирного энергетика — несколько глотков, и сонливость отступит, в этом Тацуя не сомневался.
— Ни разу не видел, чтобы ты пил энергетики, — заметил вслух Ацуши и неопределенно хмыкнул.
***
Игра, которую Тацуя ждал всю неделю, прошла почти как вечеринка — сначала было весело и круто, а потом реальность вокруг завертелась в странном танце. Вначале зашумело в ушах, и дело было не в овациях после действительно удачного данка Тацуи. Фигуры Лю и Ацуши на мгновение расплылись в два огромных темных пятна, но стоило сморгнуть — и все вернулось на круги своя.
— Эй, Химуро, ты в порядке? — Окамура протянул руку, и Тацуя понял, что неудачно приземлился в прыжке. Со скамейки тут же поднялась тренер и подошла совсем близко к линии. Она хмурилась — видимо, прикидывала, стоит ли делать замену.
«Пожалуйста, не надо», — про себя попросил Тацуя, поднимаясь на ноги. Сердце стучало как бешеное, но голова больше не кружилась. Конечно, сейчас он понимал, насколько плохой была идея мешать энергетик с двойной дозой жаропонижающего, но отмотать время назад он не мог — оставалось только прилично доиграть хотя бы четверть и не выдать себя. Упреков и разборок ему еще не хватало. Тацуя вернулся в игру и напоследок обернулся к Араки-сенсей. На фоне черного костюма и таких же черных волос ее лицо белело, как мел, а вместо больших синих глаз на Тацую смотрели две бездонные дыры. Ярко-алый рот растянулся в широкой улыбке, и Тацуя отшатнулся.
— Да что с тобой такое? — недовольно проворчал Фукуи, пихая под локоть. Он только что перехватил мяч и тут же сделал точную передачу Окамуре, игра шла в своем обычном темпе. — Что встал как вкопанный?
— Семпай, наш тренер, — начал Тацуя, пытаясь понять, почему все вокруг так спокойны. — Ты разве не…
— Замена в команде «Йосен», — монотонно и громко выдал динамик, Тацуя растерянно обернулся и вновь увидел Араки-сенсей.
— Химуро, все в порядке? — настороженно спросила она, и ее глаза и рот выглядели самыми обыкновенными, красивыми, как и всегда. Конечно, ему все же померещилось.
— Да, — кивнул Тацуя и накрыл лицо полотенцем, чтоб не вызвать лишних расспросов. Кажется, он подхватил вирус серьезней, чем предполагал — нос закладывало, голова шла кругом, и в горле тоже першило. А может, все из-за нагрузки, Тацуя теперь ничего уже не понимал.
Они выиграли с потрясающим счетом сто-двенадцать, а он толком не помнил даже ход матча. Ацуши подошел к нему сразу после финального сигнала и присел на корточки, пытаясь заглянуть под полотенце.
— Эй, — с сомнением пробормотал он. — Муро-чин, пойдем уже. Тебе помочь?
— Я сам, — Тацуя стряхнул с себя полотенце, наваждение ушло, и он ясно увидел пустеющую площадку, которая на этот раз не убегала из-под ног. Ацуши чересчур медленно пошел впереди, несколько раз обернулся, будто проверял, на месте ли Тацуя, и под конец коротко улыбнулся, как почти никогда не делал. Поцеловать — сразу же вспомнил Тацуя и с сожалением понял, что с этим снова придется повременить. Не хватало еще заразить Ацуши из-за собственного нетерпения. В то, что тот его оттолкнет, уже не верилось, очень уж особенной казалась эта улыбка, а выяснить, что к чему, они еще успеют. Тацуя успокоился и еле удержался от того, чтобы чихнуть на весь зал — он прикрыл рот и нос полотенцем, и ткань заглушила все звуки.
Оставалось совсем немного — всего лишь переодеться и уйти к себе, не вызвав подозрений. Здоровый сон перед выходными должен помочь, и к следующей тренировке, возможно, он встанет на ноги без всяких лекарств. Однако тело не слушалось, пальцы путались в шнурках, и быстро собраться не получилось.
— Муро-чин, с тобой точно все нормально? — голос Ацуши казался недовольным, но в то же время чуть встревоженным.
— Да, абсолютно, — заверил его Тацуя и для убедительности поднял лицо и попытался улыбнуться. За спиной Окамуры гулко захлопнулась дверь, раздевалка оказалась практически пустой — рядом был только Ацуши, и от этого стало одновременно и приятно, и неудобно. В другой раз он бы обязательно…
— Хорошо, — Ацуши шумно выдохнул, будто на что-то решился, и придвинулся ближе. — Тогда, наверное, я… — он не договорил, неопределенно хмыкнул, а потом наклонился и поймал губами рот Тацуи.
Тут же захотелось провести по прохладным мягким губам языком, притянуть Ацуши ближе к себе и обнять. Его язык скользнул в рот, и меньше всего на свете хотелось останавливать Ацуши. Наверняка его дыхание, обжигавшее рот, пахло чем-то вкусным — последнее, что Тацуя заметил у него в руках перед тренировкой, это пакетик «Скитлз», и теперь жалел, что из-за насморка не может ничего унюхать. Из-за дурацкого вируса и неудачного лечения все снова поплыло перед глазами, и Тацуя словно очнулся.
— Нет, Ацуши, — он с сожалением помотал головой, прервав едва начавшийся поцелуй, и легонько оттолкнул того обеими ладонями. Чихать и кашлять вдвоем — та еще романтика, Тацуя клял свою неосмотрительность последними словами. — Так нельзя, я просто…
Договорить он не успел — Ацуши тут же изменился в лице, хмуро отвел взгляд и поднялся со скамейки.
— Значит, я все-таки ошибся. Тогда извини, — мрачно перебил он. Он немного смутился, Тацуя не видел его таким даже в финале матча Сейрин-Ракузан, когда Ацуши едва заметно покраснел, отказавшись поддержать толпу.
— Нет, погоди, Ацуши! — конечно же, со стороны все выглядело совершенно не так, как должно. Если не объяснить, в чем дело, можно надумать черт знает чего. — Ты все не так понял, я…
Дверь открылась перед самым носом Ацуши, едва не ударив его, и в раздевалку заглянул озадаченный Окамура.
— Что за шум? — он неуверенно замер на пороге, и Ацуши протиснулся мимо него. — Я тут это, телефон, кажется, забыл.
Словно в подтверждение его слов на всю раздевалку раздались писклявый рингтон и дребезжание — мобильный подпрыгивал на одной из скамеек. От громкого шума в висках тут же заломило, и Тацуя опустился обратно на свое место. Будь он здоров, бы догнал Ацуши и все объяснил ему. Да что там — будь он здоров, ничего подобного не случилось бы вообще, но после тренировки стало только хуже, и теперь разговор откладывался минимум на пару часов. Ацуши ведь никуда не денется и вместе с ним посмеется, когда узнает правду.
— Эй, Химуро, ты чего? — Окамура, видимо, прочитал полученное сообщение и теперь не знал, что делать — уходить или предлагать помощь. — Что стряслось?
— Немного повздорили, — пожал плечами Тацуя и прислонился затылком к холодной стене. Сразу же немного полегчало.
— Разберетесь, — уверенно сказал Окамура. — Ты поэтому такой странный? — он неясно помахал руками перед лицом, силясь объяснить.
— Просто очень устал за день, — уже привычно ушел от ответа Тацуя. — Пойду отдыхать.
Он улыбнулся, надеясь, что такой ответ устроит Окамуру, и поднялся на ноги. Пара часов сна, и к ужину они с Ацуши во всем разберутся, уж он-то постарается — недопонимание вышло, глупей не придумаешь.
***
К вечеру жар немного спал, и Тацуя почувствовал себя гораздо лучше, хотя сил после сна не прибавилось. Ему приснилось что-то непонятное, вязкое, как болото, и совершенно не связанное по сюжету — так, набор неясных картинок. Незнакомая женщина, красивая до неприятного озноба, превращалась то в Араки-сенсей, то в героиню фильма ужасов, а Ацуши стоял у какого-то высокого грязного зеркала и громко уверял, что чипсы из зазеркалья самые вкусные в мире. Отражения у него почему-то не было. Тацуя вынырнул из этого странного сна и еще минут пять просто лежал, пялясь в потолок и привыкая к темноте.
У изголовья кровати зазвонил будильник — хотя бы на этот раз телефон не подвел. Тацуя, не поднимаясь, пошарил по столику, пытаясь дотянуться до трубки, и на подсвеченной холодным синеватым оттенком стене заплясали тени от его вытянутой руки. Одна, две — начал считать Тацуя и ошарашено сбился. Он поднял ладонь и помахал ею — на стене появилась только одна тень. Показалось, наверняка со сна он принял силуэт ветки за окном за черт знает что. Он все же дотянулся до столика и пошарил по поверхности — и замер. Пальцы нащупали почти пустую упаковку от лекарства, спутанные наушники и что-то совершенно непонятное — холодное, твердое, как непонятный стеклянный предмет. Пока он ощупывал ребристый, с рядом острых выступов сверху и снизу, предмет, на ум некстати пришел костяной гребень, который Тацуя видел пару месяцев назад — во время экскурсии по музеям Токио. Вот только костяному гребню из музея на прикроватном столике взяться было неоткуда.
Руку обдало струей горячего воздуха, как если бы Тацуя сунул пальцы в пасть собаке. От этой мысли стало не по себе, он резко поднялся на кровати и всмотрелся в полумрак. Будильник затих на несколько минут, дисплей телефона тускнел, но все еще слабо освещал комнату — призрачным, неживым светом. Тацуя прислушался — где-то вдалеке, в коридоре, ходили люди и глухо хлопали двери. В его собственной комнате стояла тишина, если не считать тихого стука веток о стекло — и ровного, едва различимого дыхания. Он был не один.
Значит, оставалось только включить свет, чтобы увидеть, кто еще есть в комнате — и потом уже гадать, как он или оно сюда проникло. Если бы не странная пасть, которую он случайно ощупал, мыслей о животных у Тацуи бы не появилось, но сейчас он во всем сомневался. В два прыжка он оказался у выключателя и зажег свет.
Блик от лампы отразился в зеркале, на миг Тацуе почудилось почти неуловимое движение, и он внимательно осмотрелся, прижавшись спиной к стене. Кровать с комком простыней и одеял, стол в учебниках, сумка с формой и кроссовками, прикроватный столик с ноутбуком и телефоном — больше ничего. Комната была пустой, если не считать его самого.
Он осторожно подошел к столику и тщательно осмотрел его. Ничего такого, что сошло бы за тот странный предмет, разве что зарядное устройство с металлическими рожками вилки. Это успокаивало, и Тацуя даже тихо рассмеялся над самим собой. Всему нашлось объяснение — «дыхание» на самом деле всего лишь волна теплого воздуха от обогревателя, точно. И звуки — с такими тонкими стенками он и раньше слышал соседский храп или тяжелые вздохи. Все вставало на свои места, Тацуя покачал головой и усмехнулся. Расскажи он об этом одноклубникам — будут подкалывать его до конца дней.
Голова все еще была тяжелой, а перед глазами от яркого света в коридоре то и дело вспыхивали и гасли оранжевые пятна. Неудивительно, что ему весь день виделась какая-то чертовщина. Отоспаться и показаться врачу, план был прост, оставалось только решить недоразумение с Ацуши. В том, что тот пропустит ужин, Тацуя сильно сомневался — а значит, они обязательно встретятся, и не придется идти в крыло, где жил Ацуши, и скрестись под дверью. Но за их привычным столиком Ацуши не оказалось, и Тацуя смутно забеспокоился. Неужели он так плохо его знал?
Он обошел всю столовую и, наконец, заметил Ацуши, сидящего в совершенно непривычном месте, почти что в углу. Выглядел он странно. Главным образом во всем его виде Тацую смущала горка овощного салата на одном из подносов.
— Ацуши, привет, — осторожно сказал Тацуя, стараясь понять, насколько уместно сесть рядом и завести разговор. Конечно, обсуждать личное у всех на виду он не собирался, но хотя бы завязать беседу стоило.
— Привет, — Ацуши отвлекся от своего странного ужина и уставился на Тацую с любопытством. — Как дела?
Его голос звучал… любезно, да, Тацуя не сразу подобрал слово. Такой тон он слышал впервые, и это напрягало. Он готовился к демонстративному молчанию, мрачному наигранному безразличию, привычной апатии — но не к такой вот неестественной вежливости.
— Нормально, — дежурно ответил Тацуя. — Можно сесть? — он кивком указал на свободное место напротив.
— Конечно, — Ацуши странно улыбнулся и снова вернулся к салату. — Ну и ветер за окном, — невпопад сказал он, будто пытался завести беседу ни о чем ради приличия.
— А, да, — рассеянно отозвался Тацуя. Такой реакции он не ждал и теперь не мог сообразить сразу, с чего начать. Наверное, с главного. — Ацуши, я хотел бы кое-что прояснить. То, что было после тренировки.
— М? — с набитым ртом промычал Ацуши и участливо посмотрел на Тацую.
— Все дело в том, что я заболел, — Тацуя ковырнул вилкой шницель на своей тарелке. — Потому так и повел себя. Я…
— Ого, — Ацуши прожевал и внимательно уставился на него. — И как ты себя сейчас чувствуешь? Что-то болит? Ты в порядке, дружище?
Тацуя отложил вилку и с подозрением вгляделся в Ацуши. Если уж кто из них и был не в порядке, то именно он, а не Тацуя. «Дружище» — такого он в свой адрес не слышал ни разу, да и вообще, Ацуши никогда ни к кому так не обращался. Куда-то пропали извечные протяжные нотки, и голос звучал почти как чужой. От этого стало немного жутко, будто они не дружили все это время.
— О, кого я вижу, — Окамура, видимо, шедший к выходу, остановился и с улыбкой смотрел на них. — Я смотрю, вы помирились, и все в порядке. Химуро, как ты?
Отстойно, сердито подумал Тацуя, но вслух заверил:
— Гораздо лучше, спасибо!
— Если что, я прослежу за Химуро и провожу его, — пообещал Ацуши и тоже улыбнулся.
Окамура с недоумением уставился на него, непонимающе взглянул на Тацую, но ничего не сказал и ушел, пожав плечами.
— Так что, Химуро, тебе и правда лучше? Я рад.
Тацуя залпом выпил стакан воды и поднялся с места.
— Извини, что-то есть совсем расхотелось. Пойду посплю, — сказал он, подхватил поднос с почти нетронутым ужином и распрощался прежде, чем Ацуши успел возразить. — До завтра. И не волнуйся, я сам дойду, да.
Что-то не так, а что, Тацуя никак не мог понять. Ему не приходилось задумываться о сверхъестественных вещах просто потому, что они с ним не происходили. Он попадал в переделки, дрался, убегал, его разыгрывали — но никогда еще не случалось ничего мистического. В другой раз он бы, может, даже обрадовался новому и интересному, но не сейчас, когда голова шла кругом, и все сбивало с толку. Галлюцинации на площадке и даже в комнате можно было списать на действие энергетика, смешанного с лекарством, и на сон. Чем объяснить странности Ацуши, он понятия не имел, но знал одно — это вовсе не обида. Дулся Ацуши всегда недолго, если дело не касалось баскетбола, да и делать вид, что они совершенно не близки, он бы не стал. Скорее, сказал бы все прямо, без спектаклей. Да и эти овощи — нормальный Ацуши их на дух не переносил, и это знали все, кто хоть как-то общался с ним.
Не говоря уже об исчезнувшем «Муро-чине», это насторожило даже Окамуру. И еще это больно задевало, Тацуя никогда не думал, что настолько привяжется к своему прозвищу, но расстаться с ним так просто оказался не готов.
Он заперся в своей комнате и первым делом оглядел каждый угол. Не найдя ничего подозрительного, Тацуя сел на постель и задумался. Нужно ли поделиться с кем-то этими мыслями, или самому пытаться понять, в чем дело? Он так хотел обсудить неудачный поцелуй и расставить все по своим местам, но теперь сомневался во всем. Что-то не так с Ацуши, и, наверное, с этого нужно начать в первую очередь — понаблюдать за ним завтра и потом уже что-то решать.
Глаза слипались, и Тацуя сонно поплелся в ванную, пока туда не набежала толпа. В зеркале он с трудом узнал себя — будто увидел собственного, но изможденного близнеца. Тацуя отшатнулся — ну и отвратительно же он выглядел, под стать настроению и состоянию.
Спал он чутко и проснулся посреди ночи от взвывшего за окном порыва ветра. Зимы, как в Аките, Тацуя не видел никогда — ни в раннем детстве в Токио, ни тем более в Лос-Анджелесе. Неудивительно, что он так легко простыл. Рука и все плечо затекли от неудобного положения, и даже перевернуться на спину удалось с трудом — кровь расходилась медленно, и тело начало неприятно покалывать будто сотней мелких иголок. Лицо обдало холодным воздухом, и Тацуя широко распахнул глаза — и увидел в полной тишине нависшее над собой лицо.
В темноте он едва мог разглядеть его черты, но тут же узнал образ — длинная челка закрывала половину лица, зато правый глаз — глубокий черный провал на белом полотне — смотрел прямо на него. Чудовищное отражение растянуло в улыбке рот, он вдруг раскрылся, обнажая ряд нечеловеческих клыков, и как будто разошелся по швам, выплескивая что-то черное и блестящее на слабом свету, пробиравшемся сквозь неплотные шторы. Липкая то ли грязь, то ли кровь мгновенно залила все лицо, попала в глаза, и Тацуя зажмурился, пытаясь встать или хотя бы отвернуться, но не смог — не получалось даже сделать вдох. Грязь забила нос, Тацуя изо всех сил встряхнул головой, пытаясь отогнать от себя невесомое чудовище — и проснулся во второй раз.
Нос был заложен, а в горле пересохло, и никакого монстра, отдаленно напоминавшего Тацуе самого себя, в комнате и в помине не было. Картинка так и стояла перед глазами, но теперь казалась нелепой — что только не приснится в бреду. Тацуя зажег свет, нашарил в ящике упаковку бумажных платков и высморкался. Больше никаких снов он не видел.
***
С тех пор, как случилась та странная история в раздевалке, Ацуши действительно как подменили. Внешне он был точно такой же, а вскоре выражение лица с оживленного и любопытного снова сменилось на привычно сонное и недовольное. Он прекратил ставить в тупик баскетбольный клуб и тренера, вежливо интересуясь их делами, но Тацуя, глядя на него, все больше и больше убеждался в том, что с ним что-то стряслось.
Странности, которые заметили абсолютно все, проявились на первой же тренировке. Ацуши послушно делал, что ему говорили, и все его броски и пасы удавались как обычно хорошо — вот только выполнял он их левой рукой.
— Постойте-ка, он же не левша! — голос Фукуи звенел от смешного негодования. — Когда это ты научился такому?
Тацуя про себя только вздохнул — то, что с первых секунд заметил он, так или иначе заметили и все остальные.
— Дополнительно тренировался, — ухмыльнулся Ацуши. — Перед сном.
— Я всегда знал, что ты обожаешь баскетбол, — осторожно произнес Тацуя, подбирая слова и ожидая реакции. — Как никто другой в Йосен.
— Чего? — переспросил Окамура. — Видать, пока я спал, кто-то захватил мир и подменил мою команду.
— Не твоя она более, — вклинился Лю, и Фукуи с видимым облегчением переключился на него. И Тацуя мог его понять — такой Ацуши откровенно пугал.
Тацуя внимательно посмотрел на него, и тот опустил голову, пряча лицо за волосами — и не разрывая зрительного контакта. Через пару секунд его большой рот растянулся в сдержанной улыбке, а потом он что-то сказал — беззвучно, одними губами.
«Ну надо же», — пронеслось в голове, и Тацуя огляделся по сторонам — словно кто-то шепнул ему это на ухо. Рядом, конечно же, никого не было.
И — теперь не осталось никаких сомнений, несмотря на весь абсурд, — Ацуши на площадке тоже не было. Был кто-то, невероятно на него похожий, и, глядя на него, Тацуя чувствовал себя очень одиноким, а внутри поднималась тревога — за Ацуши, ненавидящего баскетбол и овощи, говорящего в лоб резкости и поцеловавшего его позавчера после игры.
Вспомнив этот поцелуй, Тацуя с досадой сжал кулак. Вчера перед занятиями он все же зашел к врачу и получил волшебные таблетки, из-за которых все симптомы простуды постепенно исчезали — и из-за которых Тацуя, как ему казалось, так неспокойно спал. Сейчас он был уверен, что никакие лекарства в этом не виноваты. На плохой сон жаловались многие: одноклассницы, обсуждая свои ночные кошмары, шептались так, что не услышать их мог только глухой, а парни зевали слишком уж часто, чтобы назвать это все совпадением.
В школе творилась какая-то чертовщина, совсем как в американском ужастике для подростков, и, похоже, разбираться в этом предстояло самому. Тацуя представил, как пытается рассказать Лю или Фукуи о том, что вместо Ацуши по школе бродит его загадочный близнец, и понял, что получит от них в лучшем случае сочувственный взгляд.
Тацуя не то чтобы собирался следить за этим Ацуши, но так уж получилось само собой. Выйдя из ванной на этаже одним из последних, Тацуя случайно заметил в конце коридора длинную тень — не просто длинную, а непропорциональную даже для человека высокого роста. Тацуя во всей школе знал такого только одного.
Перед отбоем коридоры пустели в считанные минуты, и затеряться среди других студентов никак не получалось. Под хлопки дверей и пожелания спокойной ночи Тацуя шел вслед за высокой фигурой, держась на приличном расстоянии и стараясь не привлекать внимания. К счастью, Ацуши не оборачивался и, кажется, не чувствовал на себе пристального взгляда. На одном из поворотов Тацуя осторожно выглянул из-за угла и замер, стараясь даже не дышать, будто звук собственного дыхания мог его выдать. Ацуши впереди остановился и взглянул на свои руки — и недовольно покачал головой. Тацуя пригляделся к сумраку пустого коридора и едва не поперхнулся. Каменная кладка стены, панно с портретами древних ученых — все это казалось призрачным и нереальным, потому что Тацуя отчетливо видел их прямо сквозь Ацуши — сквозь его вытянутую руку и длинные, уже совсем прозрачные пальцы. От них исходило слабое, еле заметное свечение, а он сам будто выцветал на глазах, медленно, но необратимо. В груди застучало беспокойное сердце, но Тацуя впервые не знал, что делать, и поэтому просто ждал.
Ацуши, судя по всему, ничуть не удивился, только тряхнул головой и огляделся, словно забыл, куда собирался сворачивать. Наконец, он сделал несколько шагов налево и скрылся в ответвлении коридора. Тацуя отмер и, наконец, выдохнул. Он постоял еще несколько секунд, прислушиваясь к тихим звукам, доносящимся из-за множества дверей, и понял — в такой тишине его шаги услышит кто угодно. Он быстро скинул кроссовки, помогая себе непослушными пальцами, и ступни обдало холодом через тонкую ткань носков. Он сделал шаг, другой и убедился, что ступает бесшумно. Тацуя подхватил кроссовки и почти побежал за давно скрывшимся из виду Ацуши.
Ему повезло, если такое вообще можно было назвать везением: от тающего силуэта Ацуши в воздухе остался еле заметный, но все-таки след — как повисшая в воздухе водяная пыль над фонтаном. Тацуя осторожно коснулся светящейся нити рукой, и невесомые частички тут же осыпались, тая на лету. Тацуе вдруг впервые за это время стало по-настоящему страшно.
Непонятная неземная пыль гасла, стоило Тацуе оказаться рядом, а сам он спешил, изо всех сил стараясь не попасться. В голову лезли детские сказки, где герои шли по хлебным крошкам, вот только куда вела эта дорога, Тацуя не имел ни малейшего понятия, но нутром чувствовал — нельзя терять ни минуты.
Он поднялся по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, и осторожно выглянул в дверной проем. В конце коридора медленно плыл знакомый силуэт, теряя четкость очертаний с каждой секундой. Тацуя сделал глубокий вдох, восстанавливая дыхание, и осторожно ступил на покрытый ковролином пол. В этом крыле общежития, по слухам, никого не заселили, а Тацуя ни разу не заглядывал сюда сам — как-то не приходило в голову. Мест в комнатах хватало, и этаж потихоньку готовили к ремонту на больших каникулах — каждый хоть раз, да слышал об этом за последние несколько месяцев и просто так сюда не совался. Жесткий ворс под ногами глушил любые шорохи, и Тацуя обмотал кроссовки влажным после душа полотенцем, на всякий случай, чтобы скрыть любой шум. Фигура Ацуши слабо светилась, теряя форму и становясь все прозрачней, как будто каждый шаг давался все с большим трудом, но неумолимо двигалась вперед, притягиваемая невидимым магнитом.
Тацуя вжал голову в плечи и старался держаться в тени, ему удалось подобраться совсем близко, и теперь он мог различить тонкие контуры волос Ацуши и складок его одежды. Как нарисованный на стекле, он был уже почти весь прозрачный, Тацуя смотрел на него во все глаза и не мог поверить, что еще час назад видел Ацуши целым и невредимым, во плоти.
Наконец, фигура остановилась у предпоследней двери и на несколько секунд замерла. Если верить стандартной планировке общежития, двери вели в одну из общих кухонь, но что там мог забыть Ацуши — или кто-то, кто так на него походил, — Тацуя не представлял. Полупрозрачный силуэт качнулся вперед и осторожно толкнул пальцами дверь — рука тут же прошла сквозь дерево, погрузившись по локоть, и в тишине коридора раздался смешок. Как только двойник Ацуши полностью скрылся за дверью, Тацуя в три прыжка оказался рядом и вздохнул с облегчением — кухня осталась не запертой, и в дверном проеме зияла щель, недостаточно широкая, чтобы пройти, но достаточная для того, чтобы увидеть все небольшое помещение.
Внутри был настоящий склад — похоже, старый хлам со всей школы свалили в этом крыле. Тацуя припомнил, как все приводили в порядок клубные комнаты месяц назад, и теперь, приглядевшись, узнал знакомые вещи — расколотая гипсовая голова из клуба искусств, старые порванные маты из спортзала, драпировки и костюмы театральной студии… И огромное зеркало. Тацуя никогда его раньше не видел, но он почти не заглядывал в чужие кабинеты, может, оно и стояло где-то годами, покрываясь пылью — сейчас он плевать хотел на то, откуда оно взялось. Важным было только то, что Ацуши, или то, что от него сейчас осталось, подошел к этому зеркалу и откинул мятую штору, скрывающую половину поверхности.
Тацуя до боли сжал дверной косяк, во все глаза таращась на зеркало — вернее, на то, что он в нем увидел. Призрачная фигура вытянулась во весь рост, и в полумраке Тацуя различил отражение кого угодно, но не человека. Примерно такого он уже видел, когда среди ночи проснулся и посмотрел себе в пустые черные глаза, едва не задохнувшись от полившейся в дыхательные пути грязи. Это же существо действительно отдаленно напоминало Ацуши — такой же рост, такой же длины волосы, но спутанные и похожие на прошлогоднюю бурую траву, и вместо глаз зияли две бездонные дыры. Существо раскрыло рот, и словно оборвались невидимые нити, удерживающие челюсти вместе — громадный рот все раскрывался и раскрывался, роняя черные капли грязи. Тацуя смотрел на них и не мог оторвать взгляд от гадкого зрелища, пока неясный звук не вырвал его из оцепенения.
В зеркале появилось еще одно отражение. Тацуя всмотрелся в полумрак, щурясь, и судорожно сглотнул. Теперь там был Ацуши. Звук повторился, и Тацуя ясно понял, что Ацуши стучит кулаком, будто запертый по ту сторону — кажется, так оно и есть. По виску скатилась капля холодного пота, и Тацуя закусил губу, стараясь осознать, что вообще происходит, но мысли путались и все как одна казались абсурдными. Ацуши, настоящий Ацуши находился в зазеркалье, и вместо него все это время, все эти несколько дней рядом с Тацуей расхаживал этот голем из грязи и гнилой травы. Но как, как Ацуши оказался по ту сторону, и как можно его оттуда вытащить? И почему голем, укравший его внешность, таял на глазах?
Из любой ситуации бывает выход, так Тацуя рассуждал всю жизнь, ровно до этого момента, но сейчас он стоял перед тупиком. Прозрачный контур, оставшийся от тела Ацуши, вытянул перед собой руки, и голем в зеркале сделал то же самое — а Ацуши с другой стороны попытался отскочить подальше. Кажется, ему что-то мешало, и он не мог ни спрятаться, не убежать. Тацуя снова услышал стук ударов — Ацуши отбивался от протянутых к нему изломанных рук, и Тацуе на миг показалось, что он слышит его голос. Через секунду он затих и обмяк, пригвожденный к стеклу, как мотылек — голем с хрипом обвил крючковатыми пальцами его шею, и комната тускло озарилась красноватым светом. Вначале Тацуе показалось, что по ту сторону зажегся огонь, но, приглядевшись, он понял, что свет исходит от Ацуши и тянется тонкой нитью прямо из зеркала. Голем будто душил его, выдавливая воздух, и сквозь поблескивающее стекло выцветшее до слабого контура тело вновь наполнялось красками и объемом. Ацуши, поникший было, снова стал сопротивляться, но все, что он мог, это только мотать головой из стороны в сторону — вскоре он дернулся в последний раз и безвольно повис в руках у голема, прижавшись щекой к прозрачной стене между мирами.
Тацуе показалось, что в эту секунду они встретились взглядами, и внутри все оборвалось — из Ацуши на его глазах вытягивали силы, а Тацуя не мог ничего сделать. Тело будто парализовало, а в голове засела единственная мысль — что будет, если он сейчас нападет? Если он накинется на жуткого двойника Ацуши здесь, в мире людей, что сделает голем там, в зазеркалье, оставалось загадкой — у него в руках был настоящий Ацуши, и им Тацуя не мог рисковать. Да он и понятия не имел, как справляться с потусторонними тварями — он никогда не верил в такое и знал не больше, чем любой другой подросток, выросший на картонных ужастиках. Фигура перед зеркалом окончательно материализовалась заново, заслоняя собой почти весь вид — последнее, что увидел Тацуя, это тоскливый и злой взгляд Ацуши. Кажется, голем опустил его, и тот рухнул на колени, растирая руками шею.
Больше всего на свете Тацуя хотел подбежать к нему и вытащить оттуда, сделать хоть что-то, что могло помочь, а еще лучше — засунуть этого монстра туда, откуда он явился. Сомнений не было, все это произошло из-за зеркала. Силуэт покачнулся, пошевелил руками, опять привыкая к человеческому телу, и потянулся за драпировкой. Свечение, исходившее от рамы, поблекло, и Тацуя в ужасе понял, что сейчас столкнется нос к носу с выходящим из комнаты монстром в обличье Ацуши. Тело среагировало само. Ноги покалывало от неудобной позы, но Тацуя все же выпрямился и поспешил к выходу на лестницу. Казалось, он не успеет, и надо было прятаться раньше — и думать, как спасти Ацуши. Тацуя, боясь обернуться, на удачу толкнул ближайшую дверь, и она, к его отчаянному восторгу, подалась. Он скользнул внутрь, в ушах шумело от приливший крови, и оставалось только надеяться, что дверь не хлопнула и не скрипнула — сам он не слышал ничего, кроме собственного бешено колотящегося сердца. Он замер, придерживая одной рукой дверную ручку, и прислушался к зловещей тишине.
Шаги, приглушенные ковролином, он услышал через пару секунд. Поступь была мерной, тяжелой и неторопливой, так мог идти только тот, кто ни за кем не гнался — либо потому что не собирался догонять, либо потому что знал, что все равно настигнет.
Тацуя задержал дыхание и вслушивался в то, как по коридору мимо него идет монстр с лицом и голосом человека, которого он любил. Шаги на секунду стихли. Тацуя зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел уже знакомое зрелище — самого себя, только из зазеркалья, отвратительного и неживого. Лицо-маска висело перед ним бесплотным видением, растягивала пока закрытый рот в ухмылке — будто провоцируя Тацую на что-то. Отшатнуться, увернуться, оттолкнуть — вот чего хотелось больше всего, но Тацуя вдруг ясно понял, что именно этого от него и ждут. Двойник Ацуши мог открывать двери и касаться предметов, используя настоящее тело — бесплотная тень собственного отражения такого себе позволить еще не могла. Судя по всему, крикнуть и позвать того голема в теле Ацуши сюда — тоже. Тацуя понятия не имел, почему его уродливый близнец являлся только к нему, но обдумывать все это он решил потом, когда он выберется отсюда и вытащит Ацуши из проклятой стекляшки. А пока что единственным выходом казалось молчание.
Он замер, стараясь не утонуть в жутком бездонном взгляде перед собой, почти не дышал и только кусал губы, чтобы случайно не проронить ни слова. Монстр за дверью все еще стоял где-то рядом, то ли прислушиваясь, то ли ожидая, когда Тацуя выдаст себя. Не верилось, что все это происходит на самом деле. Тацуя закрыл глаза, стараясь не думать о том, что за стеной стоит какое-то потустороннее создание, что прямо сейчас его лица невесомо касается собственный призрак — и попытался вспомнить что-то хорошее и успокоиться.
Баскетбол не подходил — в голову сразу лез Зимний Кубок, и Тацуя с трудом переключился на другое воспоминание.
Две недели назад они с Ацуши засиделись допоздна в комнате отдыха, и пока Тацуя досматривал бейсбольный матч, тот уснул, сложив голову на руки. Во сне Ацуши не хмурился и спокойно дышал, и Тацуя осторожно разбудил его, убрав с лица мешающую прядь. Ничего особенного, но этот обыкновенный сюжет повторялся, как закольцованный, и успокаивал вместе с воспоминанием о сонной улыбке Ацуши. Ничего, он еще обязательно увидит ее — в этом мире и в ближайшее время. Тацуя понял, что сжимает кулаки до боли, и, наконец, открыл глаза. Перед ним никого не было. За дверью раздалось шуршание трущихся друг о друга брючин — видимо, монстр отмер и снова пошел. Тацуя прислушался: шаги постепенно удалялись.
Из груди вырвался длинный выдох. Не верилось, что его не раскрыли, и хотя Тацуе не терпелось поскорее вернуться к зеркалу и попытаться хотя бы поговорить с Ацуши, он сдержался и простоял еще добрых пять минут, переминаясь с ноги на ногу, чтобы тело окончательно не затекло. И только потом он осторожно выглянул в коридор, всматриваясь вдаль. Никого не было, и Тацуя рискнул выйти из укрытия. Эти существа явно чувствовали его, но по каким-то причинам то ли не могли общаться между собой, то ли не могли ему навредить. Тацуя ничего не понимал, но не стал ломать голову — пока что это казалось бесполезным.
Дверь в покинутую кухню была все так же не заперта, хотя на этот раз никакой щели не оставалось. Тацуя на всякий случай положил полотенце и кроссовки в дверной проем, чтобы его не закрыло каким-нибудь сквозняком — в фильмах такое вечно случалось в самый неподходящий момент, а сейчас он чувствовал себя как раз так, будто попал в кино.
Зеркало стояло на месте, чуть прикрытое тряпкой и совершенно обычное на фоне всего остального хлама — не будь он свидетелем той чертовщины, ни за что бы не поверил, что перед ним магический артефакт. Тацуя откинул драпировку и осторожно прикоснулся к гладкой поверхности. В слабом свете окна он увидел самого себя, и только. Ладони холодило как от обычного стекла, и Ацуши по ту сторону, разумеется, не наблюдалось. Тацуя пытался вспомнить, что же делал тот двойник, чего не сделал он сам, и где-то внутри разрасталась тревога — чуда не происходило. Он легонько стучал по поверхности, стараясь не шуметь, ощупывал раму, но ничего не менялось. Единственное, что двигалось по ту сторону, — это его собственное отражение, растрепанное и отчаявшееся.
Ясно было одно: без помощи похитившего тело Ацуши никаких порталов в другой мир он не откроет. Что ж, раз так, он сделает все, что сможет — только для начала возьмет себя в руки.
— Эй, Ацуши, — шепотом позвал Тацуя, зная, что никто не отзовется. Он прижался лбом к безразличной зеркальной поверхности и зажмурился, чтобы не видеть самого себя. Так легче представлялось, что настоящий Ацуши, запертый в зазеркалье, где-то рядом и слышит его. — Я обязательно верну тебя, слышишь? — он помолчал и зачем-то крепко надавил ладонью на зеркало, как будто мог коснуться руки Ацуши. — Потому что я тебя люблю, — совсем тихо добавил Тацуя, чувствуя себя одновременно полным идиотом и настоящим героем — после этих слов откуда-то прибавилось уверенности.
Он ушел, то и дело оглядываясь, и сам не знал, на что надеялся. Коридор пустовал, Тацуя дошел до лестничного пролета и только теперь вспомнил о том, что так и не обулся. Ноги замерзли, и его всего колотило крупной дрожью то ли от холода, то ли от осознания, что он столкнулся нос к носу с паранормальным явлением.
До своей комнаты Тацуя шел, озираясь по сторонам. Только сейчас он обратил внимание, что в коридорах школы и в холлах полно зеркал, и смотреть в них совершенно не хотелось — мало ли что в них пряталось? Первым делом, войдя в свою комнату, он набросил полотенце на небольшое зеркало напротив стола. Если большое старое было входом в зазеркалье, то и обычные могли оказаться с ним связаны. Иначе как объяснить появление того бесплотного близнеца посреди ночи, или неизвестно откуда взявшееся вполне материальное создание, на которое он наткнулся рукой в темноте — Тацуя не сомневался в его существовании, и искать странных объяснений теперь не имело смысла. Он припомнил гладкие, чуть влажные клыки, до которых случайно дотронулся, и с каким-то мрачным безразличием хмыкнул — очень уж они напоминали клыкастые пасти зеркальных големов.
Тацуя сел на кровать и прижал пальцы к векам. В то, что этой ночью он заснет, верилось с трудом, и дело было не только в страхе, нормальном таком человеческом страхе, — за эту ночь он должен найти выход из зазеркалья для Ацуши. Он выглядел там очень несчастным и измученным, и внимательные глаза, смотревшие на него с такой безнадежностью, просто резали без ножа. Тацуя никогда не видел его таким, и это пугало больше всего — больше непонятных големов и зеркальных двойников.
Первым делом хотелось понять, что к чему. Позавчера все началось вместе с простудой — кажется, во время матча Тацуя уже видел вместо Араки-сенсей такого двойника, но только на мгновение. Была ли она настоящей, или это все же сказался эффект от лекарств и энергетика, Тацуя уже не мог сказать точно — воспоминание казалось таким ирреальным, что он сомневался, не выдумал ли его. Зато дальше все происходило по-настоящему. Ацуши поцеловал его, а потом ушел, неправильно все поняв, расстроенный и мрачный. Несколько часов спустя в комнате Тацуи кто-то появился, и в тот же вечер вместо Ацуши к ужину спустился его зеркальный двойник. Может, будь Ацуши обычным и ничем не примечательным, подмены бы никто не заметил, но этот потусторонний чувак явно выбрал себе неудачную жертву — подделать Ацуши не смог бы никто, Тацуя даже злорадно усмехнулся вслух.
Существо из зазеркалья, по-видимому, знало много о людских привычках — о еде, общении, даже об игре в баскетбол. Кто знает, может быть, в том мире тоже существовало нечто подобное, но пребывание в человеческом теле, кажется, отнимало у подменыша много сил. Иначе как объяснить то, что к вечеру после тренировки это тело стало исчезать? Голему для жизни в мире людей требовалась человеческая энергия — то, что увидел Тацуя в покинутом крыле, напоминало подзарядку, совсем как у гаджетов. И если так, то времени оставалось не так уж и много — еще одни сутки, и от Ацуши может ничего не остаться.
Тацуя помотал головой, прогоняя жуткие мысли. В том, что голем терял силы, нашлись и свои плюсы — значит, следующим вечером он снова пойдет на пустующий этаж и откроет эту связь между мирами. И если это так, то Тацуя уж постарается измотать этого монстра как следует. В конце концов, тренировку никто не отменял, а зеркальный Ацуши понятия не имел, что должен ненавидеть баскетбол всей душой.
Вот только о том, что делать, когда откроется портал, Тацуя понятия не имел, а о зазеркалье знал в основном из фильмов и игр про Алису. Будь они в Америке, он бы добыл традиционное распятие, даже сходил бы в церковь, выучив молитву, найденную в интернете, но в Японии, что-то подсказывало ему, такой номер не пройдет. В сказках и легендах люди призывали оммедзи или что-то вроде этого, но Тацуя сомневался, что в современном мире можно найти такого экзорциста в течение суток.
Интернет давал только смутные подсказки, да и те в основном ссылались на фильмы и сериалы. В конце концов, Тацуя отложил планшет и вытянулся на кровати, глядя в потолок. В одном все сайты, легенды и поверья сходились единодушно — любая нечисть боялась святынь. А значит, единственным вариантом оставался поход в местный храм.
Карты показали все храмы и кумирни, и Тацуя, не понимая, в чем именно разница между ними, просто выбрал ближайшую к школе. Отметив маршрут, он посмотрел на часы — до утра было еще слишком много времени, а разгуливать по городу ночью после всего случившегося казалось неосторожно. Тацуя побродил по комнате и выглянул в окно — снег аккуратно подсвечивал высокие ели, и весь пейзаж смотрелся призрачным и холодным. Калифорнийские пальмы наверняка выглядели бы более обнадеживающе, подумал Тацуя и зашторил окно. Спать не хотелось, и он снова подхватил со столика планшет — в конце концов, просто почитать о зеркалах тоже не помешало бы. Вдруг попадется что-то полезное?
Примерно через час он закрыл все вкладки с Алисой, легендами и страшилками и просто открыл папку с фотографиями. На них были тренировки и экскурсии Йосен, и Тацуя принялся пересматривать все уже черт знает по какому кругу. Он и не замечал раньше, как много фотографировал Ацуши — задремавшим в клубном автобусе, мокрым и злым после возни у питьевого фонтанчика с Фукуи и Лю, сытым и довольным, в школьной форме и в спортивной. Все снималось на камеру телефона, нечетко и быстро, чтобы никто не подумал ничего лишнего, и поэтому качество почти везде оказалось отвратительным — на всех кадрах Ацуши выглядел так, будто находился за мокрым стеклом. И совместная фотография у них обнаружилась только одна: как-то раз Тацуя просто влез в кадр, потянув Ацуши за собой, когда Окамура пытался заснять вид из окна автобуса. Ацуши выглядел растрепанным и сонным, а сам Тацуя — счастливым и очень веселым. Фото сделали от силы пару месяцев назад, но сейчас казалось, что это все случилось в прошлой жизни.
Тацуя все-таки уснул и, наверное, от усталости не видел никаких снов. Очнулся он вместе с серым рассветом, с разрядившимся планшетом в руках. К счастью, примерный путь до храма Иятака он запомнил и так. Наскоро собравшись, Тацуя буквально выбежал из комнаты в ванную. Народу почти не было — все еще спали, и никто не задавал глупых вопросов. Во рту все еще стоял вкус зубной пасты, мятная добавка холодила кожу вокруг рта, и с первым порывом ветра по спине побежали мурашки — не спасали ни шарф, ни пальто, ни теплый джемпер под ним. Тацуя пошарил в карманах и нашел горсть монеток. Ближайший автомат с напитками гулко загрохотал жестяной бутылочкой, и Тацуя с наслаждением обхватил замерзшими руками ее горячие бока. Черный кофе согрел и взбодрил, и Тацуя, спрятав бутылку в сумку, ускорил шаг.
Тории безмолвно возвышались над заснеженной каменной дорожкой, а утренний ветер качал висящие на них бумажные свитки. Тацуя замер, пораженный безлюдностью и тихой торжественностью места. Он ничего не смыслил в религиозных обрядах — ни в Японии, ни в Штатах, — но чувство, охватившее его, сбивало с толку. Если бы не далекий шум оживленной трассы, он бы решил, что оказался в другом измерении, где не осталось места мирской суете. Тацуя поежился — жить в таком мире он бы не хотел.
Он шагнул вперед, под ворота, и направился к колодцу с заснеженной крышей. Статуэтка то ли льва, то ли собаки от утреннего морозца вся покрылась инеем, и воду, наполнявшую каменную чашу, затянуло тонким льдом, больше похожим на хрупкое мутное стекло. Тацуя огляделся, надеясь встретить кого-нибудь из служителей храма, но никого не заметил. Что ж, в Киото его и еще парочку приезжих студентов учили, как правильно вести себя в таких местах, и Тацуя осторожно потянулся к одному из маленьких бронзовых ковшиков, стараясь ничего не напутать.
Лед пошел трещинами после первого же слабого удара, и вода забурлила сквозь образовавшиеся разломы. Она оказалась ледяной настолько, что пальцы и ладони тут же защипало, но Тацуя сделал все по правилам и, кажется, даже не ошибся. Что ж, теперь у него хотя бы чистые руки — такие же чистые, как и помыслы. Он прошел вперед, к самому храму, но у колокола остановился в замешательстве. Все, что он помнил — что должен бросить монетку и вознести молитву. Монетка нашлась, даже такая, как нужно, в пять йен, а вот с молитвами дела обстояли сложней. Простояв на холодном ветру с минуту, Тацуя махнул рукой на все условности. Главное — искренность и чистые помыслы, рассудил он и бросил монетку. Она звонко упала на прутья алтаря, и Тацуя взялся за толстый канат храмового колокола.
Пусть сегодня вечером все получится — низкий, как удар гонга, звук разнесся над храмом и улетел в сереющее зимнее небо. Пусть с Ацуши все будет в порядке — честно загадал Тацуя и снова дернул канат. И пусть они вместе справятся со всем, что мешает. С третьим ударом на душе стало легче, и Тацуя даже поверил в то, что все сработает.
Он снова вернулся к колодцу, и вдруг его осенило. Вода, ну конечно же. Чистая вода из святого места ценилась, наверное, во всех религиях мира, если Тацуя хоть что-нибудь в них смыслил. Поискав глазами хоть какую-то емкость, он вспомнил про недопитый кофе. Тот уже остывал и был совсем невкусным, но Тацуя в пару глотков допил его, стряхнул с горлышка коричневые капли и потянулся за ковшиком. Оставалось надеяться, что боги не сочтут это за святотатство. Металлические стенки от ледяной воды быстро холодели в ладони, и вскоре Тацуя наполнил бутылочку до краев. В воздухе пахло кофе и утренним морозным воздухом, и отчего-то эти запахи поднимали настроение.
— Спасибо, сэр, — Тацуя на всякий случай коротко поклонился покрытому изморозью льву и зашагал прочь. Оставалось дотянуть до вечерней тренировки и не сойти с ума.
Весь день он чувствовал себя как на иголках, но к вечеру у него прибавилось уверенности. Незадолго до тренировки Тацуя нашел Араки-сенсей и, замявшись для убедительности, скромно попросил:
— Вы не могли бы сегодня, — он помедлил, словно подбирая слова, — уделить побольше внимания Ацуши? Мы с ним обсуждали тренировки, и он сказал, что хотел бы отработать защиту. После проигрыша это не дает ему покоя, но вы же знаете его…
Араки-сенсей вначале удивилась, но тут же понимающе сощурилась, подхватывая мысль:
— Но сам он об этом ни за что не попросит, да? — догадалась она.
Кажется, сработало. Тацуя кивнул, стараясь не показать ликования.
— Точно. Упрямый как черт знает кто, — покорно согласился он.
— Я подумаю над этим сегодня, — пообещала Араки-сенсей. В глазах ее разгорался азарт, и Тацуя отметил, как она машинально потерла кончиками пальцев рукоятку деревянного меча. Опасная все-таки женщина, представить, что в юности она разъезжала вместе с босозоку по дорогам Японии, оказалось неожиданно легко.
— Спасибо, — вежливо поклонился Тацуя и направился в раздевалку.
И Араки-сенсей не подвела. Всю тренировку она мучила Ацуши, а вместе с ним и остальную команду так, будто завтра им предстоял финал Межшкольного чемпионата. Тацуя вымотался вконец, но чувствовал только злорадное торжество, видя, как неуверенно посматривает в сторону выхода из спортзала зеркальный двойник Ацуши. Он терял силы, и Тацуя не сомневался, что сразу после тренировки он пойдет в заброшенное крыло.
Чтобы не терять ни минуты, Тацуя пришел туда раньше него. Зеркало молчаливо поблескивало в свете закатного зимнего солнца, все так же маскируясь под обычное. Тацуя устроился среди коробок с костюмами, оставшихся от драматического кружка, и сжал в руках бутылочку с освященной водой. Если все сложится удачно, он сможет обезвредить монстра , когда тот откроет портал между мирами.
Время шло, а монстр все не появлялся, и Тацуя едва не занервничал, что где-то ошибся. Солнце быстро скрылось, погрузив Акиту в сумерки, наручные часы показывали девять вечера. Обычно все мистическое случалось ближе к полуночи, но вчерашний опыт дал понять, что ничего подобного. Монстр открывал двери в зазеркалье гораздо раньше — возможно, японская нечисть жила по другим часам, в отличие от западной. Его мысли прервал еле различимый шум за дверью кухни — по коридору кто-то шел, причем гораздо быстрее, чем накануне.
Силуэт Ацуши, вплывший в помещение, уже терял очертания и выглядел куда бледней, чем вчера. Он сразу же подошел к зеркалу и поспешно откинул скрывавшие его драпировки. Кажется, тренировка измотала его тело сильнее, чем он ожидал. Тацуя напрягся, выжидая момент. Главное — ничего не испортить. Голем боялся обессилеть и даже не оглядывался по сторонам, так что вешалки и коробки с тряпьем все еще надежно скрывали Тацую.
Через несколько секунд безжизненное зеркало начало слабо светиться и, наконец, показало вначале истинную сущность зеркального монстра, а потом — настоящего Ацуши. У Тацуи перехватило дыхание.
Ацуши выглядел очень плохо — он даже не стоял, а просто измученно прижимался щекой к невидимому барьеру между мирами, сидя на земле. При появлении голема он было встрепенулся, сопротивляясь, но тут же оставил всякие попытки — кажется, из него выпили слишком много жизненных сил. Хотелось позвать его, но Тацуя сдержался. Еще пара секунд, и все решится.
Силуэт протянул тающие руки к зеркалу и мгновенно погрузил их внутрь до локтя, голем по ту сторону тут же схватил Ацуши за повисшую плетью руку, и она слабо засияла бледно-оранжевым. Вот он, подходящий момент!
Тацуя выпрыгнул из укрытия и, на ходу отвинтив крышку, плеснул в полупрозрачного монстра водой. Чудовище в зазеркалье открыло свою пасть в безмолвном крике, а тело Ацуши согнулось пополам. Тацуя не дал двойнику вытащить руки из зеркала и нырнул вперед, пытаясь просунуть свою ладонь в трещину между мирами. К его удивлению, зеркало поддалось, и пальцы погрузились внутрь, как в воду. Отражение пошло рябью, невидимая сила попыталась отбросить Тацую в сторону, но он выплеснул остатки воды прямо в оскаленную пасть зазеркального голема.
— Ацуши! — заорал Тацуя, пытаясь сквозь рябь дотянуться до него.
Звук наконец-то прорезался через барьер — Ацуши что-то закричал в ответ и с трудом поднялся с земли. Тацуя видел, словно в замедленной съемке, как он хватается длинными пальцами за протянутую руку и как капли освященной воды серебряным веером летят вперед, оседая на страшном безглазом лице монстра. Уши затопило нечеловеческим криком, раздался звон, и зеркальная поверхность пошла крупными трещинами.
Похоже, вода, разрушавшая монстра, теперь разрушала портал. Такое нельзя было предугадать, и Тацуя только и мог, что просить неведомых богов о помощи и тянуться вперед — ради всего хорошего, что еще не успело с ними произойти. Наконец, пальцев коснулось что-то теплое, и Тацуя крепко сжал ладонь. Ацуши, это был Ацуши — даже сквозь рушащееся кривое зеркало он узнал его взгляд в одном из крупных осколков. Уродливый монстр позади него тянул свои бесконечные руки, пытаясь помешать, но Тацуя, словно поймав кураж, изо всех сил потянул Ацуши на себя. Мир вокруг завертелся сумасшедшей каруселью, все рушилось, и Тацуя боялся только одного — что все испортил.
— Муро-чин! — сквозь какофонию звона и ужасных стонов голос Ацуши показался чистым и нереальным, и Тацуя потянулся на этот звук.
— Ацуши, только не отпускай меня, слышишь?! — закричал Тацуя и вцепился в его руку еще крепче. Даже если их зашвырнет совсем не туда, куда надо, они хотя бы будут в этом нигде вместе. Слабое утешение, но другого у Тацуи не было.
А потом все разом померкло, и тело заныло от сильного-пресильного удара, будто Тацуя упал с дерева.
Он осторожно открыл газа и увидел над собой знакомый потолок школьной кухни. Тацуя с трудом приподнял голову, надеясь, что не сломал хребет, и огляделся. Рядом с ним лежал Ацуши, спрятав голову в сгибе локтя. Правой рукой он сжимал ладонь Тацуи, так и не расцепив пальцев.
— Больно, — глухо пожаловался он, растягивая гласные, и Тацуя не поверил собственному счастью.
— Ацуши? — осторожно позвал он, садясь. Кажется, все кости были целы.
Вокруг не нашлось ни осколков, ни следов крови — только лужица расплескавшейся святой воды. Тацуя перевел взгляд на зеркало и ахнул. Перед ними стояла пустая рама, и никакого зеркала в ней не было.
— Муро-чин, спасибо, что вытащил меня оттуда, — Тацуя обернулся на голос и столкнулся нос к носу с Ацуши. Вид у него был хуже некуда: синяки под глазами, осунувшееся лицо, заострившиеся скулы и гнездо спутанных волос. От этого всего в носу предательски защипало, и Тацуя без слов просто притянул исхудавшего Ацуши к себе, пряча его лицо у себя на груди.
— Боже, Ацуши, — пробормотал он ему в макушку. — Это правда ты? Поверить не могу!
— Конечно, я, — глухо проворчал тот и отстранился. — Конечно же. Муро-чин, ты странный, говорил, что любишь, а сам даже не можешь отличить меня от монстра, — фыркнул он.
— Погоди, — прошептал Тацуя, убирая с его лица пряди волос. — Так ты все слышал вчера? — брать слова назад он не собирался, но вовсе не о таком признании он мечтал.
— Ну разумеется, — ответил Ацуши так, будто было очевидно. Его пересохшие губы растянулись в довольной, но слабой улыбке. — Я же не глухой. Но ты очень вовремя меня спас, наверное, этот вечер был бы последним.
От его слов Тацую тряхнуло, и он поспешно снова притянул Ацуши к себе одно рукой — хотелось постоянно чувствовать, что он реален.
— Что с тобой тогда стряслось? — спросил Тацуя, кусая губы.
Ацуши почесал нос и неопределенно покачал головой.
— Я тогда бродил по школе и зашел сюда. Увидел это зеркало и сам толком не заметил, как этот монстр поменялся со мной местами. Потом я только понял, где я, когда видел через зеркала, что ко всем приходят их двойники. Похоже, без настоящих тел они ничего не могли сделать. Ты бы видел, сколько их там рвется наружу.
Тацуя посмотрел на него, вглядываясь в знакомые черты. Это был Ацуши, живой, настоящий — правда же?
— Ацуши, — кашлянул Тацуя. — Скажи мне… Скажи мне что-нибудь, что можешь знать только ты. Настоящий ты.
Тот понимающе нахмурился и вздохнул.
— Дай-ка подумать, — он сел удобней и взял Тацую за руку. — Тогда, до того, как меня затянуло, я тебя поцеловал, — сказал он, глядя прямо в глаза. — И у тебя там один зуб отколотый, острый еще. Я помню, что после Зимнего Кубка ты с кем-то подрался. Наверное, тогда и откололось?
Тацуя почувствовал, как его изнутри заполняет восторг.
Этого не знал никто, кроме него самого — и теперь Ацуши, настоящего Мурасакибары Ацуши, в которого он умудрился влюбиться, сам того не заметив.
— Ты мне не веришь, Муро-чин? — взволнованно спросил Ацуши и крепче сжал ладонь.
— Иди сюда, — это все, что Тацуя смог сказать. Он притянул Ацуши к себе и поцеловал так, как мечтал все это время.
— Муро-чин, — через несколько долгих секунд выдохнул Ацуши, отстраняясь и облизывая шершавые губы. — Я есть хочу. Я двое суток почти не ел ничего. А еще мне не нравится целоваться рядом с этой хренью. Пойдем в комнату?
Тацуя поспешно кивнул, понимая, что это и правда неуместно.
— Пойдем, — согласился он и помог Ацуши подняться. Тот пошатывался, но мог идти сам. — У меня, кажется, есть шоколад и то самое печенье, которое не поместилось в твою сумку несколько дней назад. И еще что-нибудь обязательно найдем.
Ацуши согласно кивнул, и до комнаты они шли молча. Тацуя чувствовал себя очень счастливым и то и дело поднимал глаза на растрепанного Ацуши.
— Пошли быстрее, а то я упаду в обморок, — попросил тот.
Тацуя обнял его за пояс и ускорил шаг.
— Ацуши, кстати, — вспомнил Тацуя, когда за ними закрылась дверь его комнаты. — Я только одного не понимаю.
— Чего? — Ацуши нетерпеливо рвал упаковку печенья непослушными руками.
— Почему меня не затянуло в зеркало? Я ведь тоже приходил к нему и видел своего монстра несколько раз. В чем дело?
Ацуши набил рот печеньем и ответил, пожимая плечами, спустя долгую минуту.
— Потому что кое-кто не смог нормально объяснить, почему не захотел со мной целоваться. Само собой, я расстроился.
Тацуя сел рядом, не зная, что сказать.
— А я тогда думал о хорошем, — наконец, проговорил он, понимая. — Прости меня, Ацуши, — попросил он и быстро поцеловал в уголок рта.
В комнате повисла тишина, уютная и не тягостная.
— Муро-чин, — вдруг сказал Ацуши.
— А?
— Я теперь с неделю к зеркалу не подойду. А может и дольше.
Тацуя согласно промычал в ответ и крепче ухватил Ацуши за локоть.
— Я побуду твоим зеркалом, — рассмеялся он с легким сердцем. — Ты очень красивый, несмотря ни на что.
— Муро-чин, прекрати, — Ацуши явно смутился, но по голосу казался довольным.
— И я, как твое зеркало, говорю, что тебе надо срочно, очень срочно умыться и лечь спать.
Ацуши только хмыкнул, не возражая, и потер сонные глаза.
Вообще-то, он прав, Тацуя и сам сомневался, что скоро забудет о случившемся, но Ацуши был рядом, это главное, а зеркала… Они как-нибудь обойдутся без зеркал, хотя бы первое время.
@темы: Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Yosen Team, Паранормальная AU
Щит Эгиды
Автор: Yosen Team
Бета: Yosen Team
Сеттинг: Магия
Размер: 4100 слов
Пейринг/Персонажи: Химуро Тацуя/Ниджимура Шузо
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: У Тацуи есть идея, а Шузо не может ему отказать
Примечание/Предупреждения: ГП!AU
— …a heart’s desire number can be… — Шузо замолчал, пытаясь вспомнить, как сказать «вычислено» на английском, и перо замерло над пергаментом, нетерпеливо подрагивая.С начала первого учебного года в Хогвартсе прошло три месяца, а английский Шузо все еще был далек от идеала. Но, по крайней мере, больше не приходилось пользоваться ужасным пером-переводчиком — оно выдавало такой бред, что Тацуя катался по полу от смеха, когда случайно увидел первое эссе Шузо по трансфигурации. Нужное слово никак не желало вспоминаться, и Шузо плюнул на точность формулировок — какая разница, если профессор поймет смысл.
— …produced from number of vowels in a name. — Перо быстро заскользило слева направо, выводя ровные строчки округлых букв, совсем не похожих на каракули Шузо.
Он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок, придумывая следующее предложение. Хорошо, что Тацуя подарил ему перо-самописку — если бы Шузо пришлось возиться с чернилами самому, не осталось бы времени на сон — до перевода в Хогвартс он в жизни не держал в руках ни перьев, ни пергаментов — в Японии все пользовались обычными магловскими тетрадями и ручками. Был еще обязательный курс каллиграфии, на котором учили писать кистями и тушью, но Шузо подозревал, что Ямада-сенсей поставил ему зачет исключительно из сострадания.
Дальше в эссе отлично вписалось бы что-нибудь про число судьбы, но Шузо не мог вспомнить, как его рассчитывают. Кажется, что-то связанное с датой рождения и общим количеством букв в первом имени, а может, и в фамилии. Учебник по нумерологии валялся в спальне, а Шузо мучительно не хотелось вылезать из уютного кресла перед камином. В общей гостиной было мало народа, никто не мешал сосредоточиться на учебе, но вот на освободившееся место наверняка тут же нашелся бы претендент. Шузо всерьез задумался, не использовать ли манящие чары — шансы, что летящий фолиант столкнется с чьей-нибудь головой, были не так уж высоки, — и уже потянулся за палочкой, но его идеальному плану помешал приземлившийся на подлокотник кресла Тацуя.
— Что это у тебя?
Его способность подкрадываться абсолютно бесшумно давно перестала удивлять, а вот желание повесить ему на шею колокольчик со временем только усилилось. Шузо молча убрал перо от пергамента и сунул наполовину написанное эссе Тацуе. Тот пробежал глазами по строчкам, неодобрительно замычал и тут же попытался выхватить у Шузо из руки возмущенно запищавшее перо — такие настраивались только на одного хозяина. Тацуя быстро отдернул ладонь, и противный писк тут же прекратился.
— Черт, совсем забыл, — он вернул пергамент Шузо и улыбнулся. — Ладно, покажи, как закончишь, поправлю твой кошмар с артиклями нормальным пером.
Шузо в который раз мысленно поблагодарил Мерлина за встречу с Тацуей, но озвучивать мысль не стал.
— Спасибо, полиглот, что бы я без тебя делал.
Тацуя пожал плечами и с готовностью ответил на риторический вопрос:
— Получал бы «Тролль» по всем предметам, конечно.
Шузо толкнул его плечом в бок и не стал уворачиваться от растрепавшей волосы на его макушке ладони — ему нравилось, когда Тацуя так делал. А потом тот вдруг посерьезнел и негромко произнес:
— Слушай, Шу, у меня очень важный вопрос, буквально жизни и смерти, — он понизил голос до шепота и наклонился поближе, как будто кто-то мог подслушать и понять японскую речь. — Ты девственник?
Перо выскользнуло из разжавшихся пальцев и с коротким писком приземлилось на столешницу. Шузо тут же попытался сделать вид, что вопрос его совершенно не удивил — общаться с Тацуей и продолжать чему-то удивляться вообще не имело смысла. Он изобразил самое безразличное выражение лица, на какое был способен, и поинтересовался:
— Допустим, а тебе зачем?
Тацуя довольно улыбнулся, как будто с нетерпением ждал этого вопроса, наклонился еще ниже и зашептал:
— Мне для дела, для нашего общего дела, между прочим. — Шузо хотел спросить, для каких именно общих дел им понадобилась его девственность, но Тацуя уже продолжил: — Матч с Рейвенкло все ближе, а ты помнишь, что сказал декан: если Денверс и Кроули не исправят все свои «С» до матча, играть им запретят. И что мы будем делать без загонщиков?
Действительно, профессор Аддингтон пообещал отстранить от участия в матчах всех отстающих в учебе, а загонщики команды Гриффиндора хоть и могли сбить бладжером летящего жука, имели среднюю оценку «Слабо» по всем предметам, кроме Магловедения. И то только потому, что профессор Маринеску обожала маглорожденных. Но все это никак не объясняло внезапный интерес к личной жизни Шузо.
— И при чем тут я?
— При том, что я собираюсь сварить зелье Бодрости. — В ответ на непонимающий взгляд Шузо Тацуя пояснил: — Я сегодня про него в Запретной секции нашел, это убойная штука, выпиваешь три капли, и двадцать четыре часа сон не нужен.
Шузо хмыкнул — библиотекарша была без ума от Тацуи и запросто позволяла ему рыться в Запретной секции без разрешения преподавателей. А вот Шузо она терпеть не могла, хотя он раз сто извинился за прожженную в книге дыру. Одинокие женщины, по его наблюдениям, частенько бывали слишком злопамятными и зацикливались на всяких неважных мелочах. Никто же не мог знать, что попытка сделать чернильницу неразбиваемой закончится образованием маленькой шаровой молнии. Чары вообще никогда не были сильной стороной Шузо.
— С этим зельем я смогу заниматься с Кроули и Денверсом по ночам, и они успеют разделаться с долгами до матча без ущерба тренировкам.
А вот в этом Шузо сомневался: у этих ребят в родословных наверняка числились горные тролли. Проще за оставшиеся три недели найти и натаскать новых загонщиков, чем заставить нынешних выучить хотя бы параграф.
— Думаешь, они смогут?
— Смогут, куда денутся. — Многообещающая улыбка Тацуи на мгновение стала почти хищной, и Шузо от души посочувствовал его будущим ученикам. — Но без зелья мы не успеем, а для его приготовления нужна твоя девственность.
— Его что, только девственники могут варить? — Не то чтобы Шузо был спецом в Зельеварении, но такое требование выглядело полным бредом.
Он постарался не задумываться о том, что раз Тацуя пошел к нему, то сам он варить зелье уже не мог. И когда только успел, он же каждую свободную минуту проводил на квиддичном поле вместе с Шузо.
— Да нет, только девственники могут добыть волос из хвоста единорога. Точнее, девственницы. А без волоса зелье не сварить.
Шузо снова потерял нить разговора — все знали, что единороги не выносят мужчин любого возраста, от младенцев до дряхлых стариков. Будь парень сколько угодно чист телом и помыслами, в общении с единорогами это ничем не поможет, в лучшем случае они просто не подойдут близко, а в худшем могут и напасть. Шузо сомневался, что Тацуя этого не знал.
— Но я же… — он осекся.
Тацуя смотрел на него сияющими глазами, как будто разговор шел точно по его плану, и тут до Шузо дошло. Никто в школе, кроме директора, декана Гриффиндора и Тацуи, не знал, что Шузо был метаморфом — родители с детства учили его, что чем меньше людей в курсе, тем лучше. И теперь он очень жалел, что признался Тацуе, потому что очень ясно понял, как тот собирался добыть нужный ингредиент.
— Ты что, хочешь, чтобы я превратился в девицу и пошел ощипывать единорогам хвосты?
Наверное, на его лице отразилось все, что он думал по поводу этой затеи, потому что Тацуя торопливо добавил:
— Я с тобой пойду, точнее, полечу, в Запретный лес лучше ночью и на метлах. — Он сжал плечо Шузо и изобразил на лице искренне просящее выражение, которое отлично действовало на профессоров и завхоза. — Шу, сам подумай, я же не могу потащить настоящую девчонку в Запретный лес, к тому же, если начну расспрашивать девушек про девственность, они меня насмерть проклянут.
Насмерть — это если будут в хорошем настроении, скорее нашлют заклятие вечной импотенции, если оно существует, или что-то в этом духе. Шузо вздохнул и прикинул варианты. Если их поймает кто-то из преподавателей, с Гриффиндора снимут не меньше тысячи баллов, но в том, что их не схватят, Шузо был абсолютно уверен — они частенько выбирались из замка ночью, чтобы покидать квоффл на квиддичном поле, и до сих пор ни разу не попались. Против ночной вылазки в лес, тем более с Тацуей, Шузо ничего не имел, а вот идея менять пол и гоняться за недружелюбными рогатыми лошадьми нравилась ему гораздо меньше. Тацуя явно заметил его колебания и добавил аргументов:
— Я бы купил, но один волос стоит как Астрономическая башня, мне столько и за полгода не накопить, и в команде миллионеров не случилось. У тебя ведь тоже лишних денег нет?
У Шузо даже с нелишними деньгами было туго, он и раньше не любил просить деньги у родителей, а теперь, когда отец лежал в Мунго, об этом и речи не шло.
— Ну, хорошо, а если я соглашусь, единорога-то мы как найдем?
Тацуя радостно улыбнулся, поняв, что победил, и беспечно махнул рукой.
— Да не надо будет искать, просто пролетим подальше вглубь леса, а там я отойду, и единороги сами выйдут навстречу девственнице. — Впервые с начала разговора на его лице мелькнула тень сомнения. — Скорее всего. Навстречу девственнице с яблоком точно выйдут, в справочнике написано, они любят яблоки. Я уже прихватил одно с кухни.
Шузо обреченно вздохнул и постарался не думать, как будет выглядеть ночью в лесу, приманивая единорогов ворованными фруктами и фальшивыми сиськами.
— Ладно, я согласен, но мне нужна компенсация, — он сунул Тацуе пергамент с недописанным эссе и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. — Теперь это твое домашнее задание, и чтобы не меньше двух футов.
***
Выбраться ночью из гриффиндорской башни запросто смог бы даже первокурсник с метлой — на окне в общей гостиной не стояло никаких магических барьеров, и ничего не мешало при необходимости вылететь через него. Шузо тихонько вышел из спальни вслед за Тацуей, стараясь ничего не задеть закинутой на плечо метлой. Мэллори и Лоуренс, их соседи, никогда не задавали лишних вопросов и точно не стали бы никому сообщать об их похождениях, но шуметь все равно не стоило.
В гостиной не было ни души. Тацуя подошел к окну и взмахнул палочкой, распахивая тяжелые ставни. Холодный ночной воздух заставил Шузо поежиться и застегнуть куртку — летать в мантии он так и не привык, в Японии студенты-волшебники носили точно такую же форму, как маглы. Тацуя, впрочем, тоже оставил мантию в спальне. Он забрался на подоконник, оседлал свой Чистомет и взмыл в воздух, зависнув напротив окна. Шузо последовал за ним, но стоило ему захлопнуть ставни заклинанием, как Тацуя свистнул, привлекая внимание, и указал вниз, а потом продемонстрировал Шузо три пальца. Отлично, эту игру Шузо любил. Он приготовился и, как только Тацуя согнул последний палец, резко направил метлу вниз.
Ветер свистел в ушах, земля стремительно приближалась, а рядом пикировал Тацуя, и Шузо кожей чувствовал исходящий от него бешеный восторг. Когда до земли оставалось не больше двух с половиной метров, Шузо дернул древко вверх. Метла резко дернулась, накренившись влево, и затормозила. Тацуя остановился на полсекунды позже — в метре от земли. Даже в темноте Шузо разглядел его широкую улыбку.
— Ну ты и псих! — В голосе Шузо прозвучало гораздо больше восхищения, чем он хотел бы.
— Ты не лучше, — Тацуя набрал высоту и ткнул его кулаком в плечо. — Ладно, давай к лесу.
Шузо послушно направил метлу вперед, не поднимаясь слишком высоко, — чем ниже они летят, тем меньше шансов, что их заметит какой-нибудь не вовремя выглянувший в окно профессор. На опушке леса пришлось взлететь выше, поднимаясь над верхушками деревьев. Шузо хотел приземлиться поближе к краю, но Тацуя полетел дальше и начал снижаться не раньше, чем через полтора километра. Они аккуратно приземлились между деревьями и зажгли палочки, освещая обычный пейзаж осеннего леса — плотный слой опавших листьев под ногами и голые деревья.
— Ну, давай, превращайся, чего тянуть. — Тацуя забрал у Шузо метлу и уставился на него с явным любопытством: до этого он видел превращение только один раз.
— Не командуй. — Шузо сосредоточился, представляя нужный образ.
В голову как назло не приходило ничего, кроме увиденного первого сентября в Лондоне рекламного щита с призывно улыбающейся блондинкой. Решив, что и так сойдет, Шузо начал изменение — сначала лицо и волосы, потом рост и форма тела. Ощущение было странным, до этого Шузо превращался в девчонку только в детстве. Он попытался сделать шаг и понял две вещи: его ступни свободно выскальзывали из слишком больших кроссовок, а между ног стало как-то некомфортно пусто. Тацуя продолжал внимательно смотреть, и в свете палочки было отлично видно, как у него подрагивают губы. Шузо продемонстрировал ему наманикюренный средний палец с длиннющим ногтем и увеличил ступни до прежнего размера. Подумал и заодно вернул рост — вряд ли единорогам есть разница, а так хоть джинсы не будут тащиться по влажной земле.
— Что-то ты не похож на девственницу, — Тацуя обошел Шузо по кругу, критически осматривая результат.
— Не нравится — сам превращайся, а я заценю. — Голос получился ничего так, приятный. Шузо отбросил с лица непривычно длинные волосы и попытался одернуть задирающуюся куртку. — Яблоко у тебя?
Тацуя достал из кармана джинсов уменьшенное до размеров наперстка яблоко, пробормотал «Фините Инкантатем» и протянул Шузо.
— Держи.
Шузо задел замерзшими пальцами его неожиданно горячую после перелета ладонь и вдруг пожалел, что нельзя просто взять его за руки и отогреться. Дурацкая мысль, во всем были виноваты усталость и недосып. И Тацуя с его улыбкой и сияющими азартом глазами. Шузо отвернулся от него, внимательно осматривая одинаковые деревья, и скомандовал:
— Ладно, теперь уйди подальше и держи палочку наготове, мало ли, кто здесь любит девственниц, кроме единорогов.
Тацуя согласно хмыкнул и зашуршал листьями, отходя в сторону, а Шузо пошел в противоположном направлении. Точнее, попытался — тяжелая грудь неприятно колыхалась при каждом шаге. Шузо попробовал придержать ее руками и сразу же почувствовал себя полным придурком. Чертов Тацуя и его гениальные планы, варил бы оборотное зелье и сам превращался в девку.
Шузо остановился под каким-то высоким деревом с серой корой — кажется, это был вяз, — прислонился спиной к стволу и прислушался. В лесу царила полная тишина, никакого стука копыт или ржания. Шузо попытался вспомнить, как полагается подзывать лошадей, но в голову ничего не приходило. Он на пробу пощелкал языком и помахал перед собой яблоком.
— Ну, где вы там, копытные, я уже все… — Шузо вспомнил про смену пола и поправился: — всю задницу отморозила.
На зов никто не явился, и через десять минут ожидания Шузо понял, что единорог не придет. Глупая была затея, с чего они вообще решили, что единороги жаждут общения с любой девицей, да еще и посреди ночи. Шузо потер друг о друга замерзшие руки, стараясь не содрать кожу ногтями, и задумался, не пора ли идти к Тацуе.
Он отошел от дерева и сделал шаг вперед, но шею сзади вдруг обожгло потоком горячего воздуха. Шузо резко обернулся, держа наготове палочку, и пораженно замер: прямо перед ним стоял самый настоящий единорог, прямо как на колдографиях в журналах — жемчужно-белый и светящийся в темноте. Единорог странно фыркнул и дернул головой с длинным рогом, как будто что-то просил, и Шузо попятился, но тот последовал за ним. Шузо понятия не имел, как добыть волос из хвоста, единорог совсем не выглядел терпеливым и безобидным, он выглядел так, словно Шузо был ему должен. Единорог снова заржал и стукнул по земле передним копытом, и Шузо вспомнил про зажатое в руке яблоко. Он осторожно протянул фрукт единорогу, и тот, кажется, успокоился — наклонился и аккуратно взял яблоко с ладони, а потом с сочным хрустом принялся тщательно пережевывать. Шузо решил, что это его шанс. Он медленно шагнул в сторону, обходя единорога справа и не опуская палочку. Белоснежный хвост свисал почти до земли и подергивался в такт движению челюстей. Шузо протянул руку, примериваясь, а потом ухватился за несколько толстых волосков и дернул изо всех сил.
И тут же отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от мощного копыта. Под ноги попался корень, и Шузо упал, ударившись бедром и выронив палочку. Единорог гневно заржал и поднялся на дыбы, а потом наклонил голову, направляя рог в сторону Шузо. Ничего хорошего он явно не планировал, и Шузо торопливо перекатился по земле, пытаясь дотянуться до палочки, когда в бок единорогу вдруг ударил красный луч.
— Шу, давай ко мне!
Шузо наконец удалось схватить свою палочку. Он сунул зажатые в кулаке волосы из хвоста в карман и рванул на голос, на ходу возвращая себе привычный облик. Единорог оправился от неизвестного заклинания и рванул следом. Шузо направил палочку через плечо и крикнул первое, что пришло в голову:
— Риктусемпра!
Судя по ржанию, заклинание действовало и на животных тоже. Шузо поймал брошенную Тацуей метлу и торопливо вскочил на нее, отталкиваясь от земли. Тацуя не отставал, и они взмыли над верхушками деревьев под гневное ржание и топот копыт.
Шузо понадеялся, что пережитый стресс не доведет единорога до инфаркта — не хотелось бы заработать пожизненное проклятие как убийца единорогов. Тацуя подлетел поближе и спросил, перекрикивая шум ветра в ушах:
— Волосы у тебя?
— У меня, по-моему, даже больше, чем надо, остаток сможем продать, — Шузо похлопал себя по карману и, не удержавшись, поинтересовался: — Как думаешь, с единорогом все будет нормально?
Тацуя оглянулся, как будто мог разглядеть что-то сквозь ветки деревьев, и пожал плечами.
— Да что с ним случится, эту скотину ничем не проймешь.
Шузо с надеждой покосился на пролетающие внизу деревья и предположил:
— Мало ли, может, облысеет.
Пару минут они летели молча, а потом Тацуя вдруг расхохотался.
— А план-то сработал, зря ты сомневался.
Шузо хотел было высказать все, что он думал по поводу планов Тацуи и его самого, но не выдержал и тоже засмеялся, вспомнив возмущенное ржание и блондинку с сорок вторым размером ноги.
— Точно, никогда больше не буду сомневаться в твоих планах, — Тацуя летел совсем близко, и Шузо протянул руку, коротко сжимая его плечо. — А вообще, спасибо, если бы не ты, эта лошадка отгрызла бы мне голову.
Тацуя в ответ хлопнул его по спине. В темноте было сложно разглядеть его лицо, но Шузо был уверен — он улыбался той самой теплой улыбкой, которую не показывал больше никому.
— Не за что, я скорее о себе заботился, не будь у тебя головы, мне было бы ужасно скучно.
До нужного окна они добрались без происшествий. Шузо привычно пробормотал заклинание, открывая ставни, и первым влетел в гостиную, дрожа от внезапного перепада температур — замерзшее тело не сразу приспосабливалось к теплу. Пока он слезал с метлы, Тацуя закрыл окно и остановился напротив Шузо, задумчиво постукивая пальцем по древку метлы.
— Слушай, раз мы все равно не спим, может, сходим в ванную старост? Отогреемся, а то я, кажется, ног не чувствую.
Шузо задумался, по привычке прикусив нижнюю губу. Предложение было заманчивым, отмокать в ванне старост Шузо любил, хотя ему, в отличие от Тацуи, вообще не полагалось знать о существовании этого места. Но тот, конечно, сообщил ему пароль еще в первую неделю знакомства — невозможность хранить друг от друга секреты работала в обе стороны. В последнее время, правда, вместе добраться до огромного бассейна не получалось — то домашние задания, то тренировки, после которых хотелось только упасть носом в подушку и умереть, а иногда и отработки. В основном несправедливые, они с Тацуей испортили котел совершенно случайно, зачем вообще включать в программу зелье, которое взрывается, стоит только перепутать последовательность действий? Отработки Шузо не любил, пусть даже совместные, но лишнему поводу не ходить с Тацуей в ванную был рад: в последнее время в голову часто лезли навязчивые мысли, особенно когда они с Тацуей оставались наедине, и он улыбался Шузо, заглядывая в глаза. Не выдать себя, сидя с ним в одной ванне, будет сложнее, чем во время ночного квиддичного матча. С другой стороны, сейчас Шузо чувствовал себя таким усталым и замерзшим, что на странные фантазии просто не было сил.
Уловив его колебания, Тацуя толкнул его локтем и подмигнул.
— А если нас поймают, превратишься в кого-нибудь из профессоров и скажешь, что ведешь меня на отработку.
— Точно, профессор Аддингтон в джинсах, да кто угодно в это поверит. — Шузо бросил куртку со спрятанными в кармане волосами единорога на кресло, положил метлу на стол и обернулся к Тацуе. — Ладно, пошли, только ненадолго.
Полная Дама давно спала, так что выслушивать нудные нотации не пришлось. Они тихо вылезли в коридор и спустились по лестнице, на всякий случай не зажигая свет. До статуи Бориса Бестолкового удалось добраться без приключений. Тацуя остановился возле нужной двери и вполголоса пробормотал:
— Лимон с солью.
Дверь открылась, и он посторонился, пропуская Шузо вперед, а потом зашел следом и защелкнул задвижку.
Русалка с висящей на стене картины захихикала, и Шузо не глядя метнул в нее заклятие немоты. Тацуя тут же вытащил чистое полотенце из стопки в шкафу и отлевитировал к картине, закрывая русалке обзор. Отлично, для нарисованной эта дамочка слишком активно интересовалась реальными голыми парнями.
Тацуя открыл кран с горячей водой, потом кран с пеной и начал стягивать через голову футболку. Шузо, чтобы не пялиться, отвернулся и присел на корточки, развязывая шнурки. Он быстро разделся, оставив джинсы и футболку валяться на полу, стянул трусы и перешагнул через бортик, устраиваясь в углу и подтягивая колени к груди. Тацуя сел напротив и вытянул ноги вперед, застонав от удовольствия. По спине Шузо пробежала волна мурашек, он прикрыл глаза, чтобы не смотреть на блестящие от испарины плечи Тацуи. Горячая вода и запах фруктового мыла успокаивали, Тацуя молчал, и Шузо почти задремал, откинул голову на бортик, когда Тацуя заговорил.
— Круто сегодня слетали, да?
— Угу, — открывать глаза не хотелось, и Шузо сделал неопределенный жест рукой, демонстрируя согласие.
— Девчонка у тебя получилась что надо, симпатичная такая.
— Отвали, — Шузо выпрямил колени и пихнул Тацую ногой в бедро.
Тот хмыкнул и, судя по звукам, завозился в воде, переползая куда-то в сторону, а потом снова наступила тишина. Сонливость пропала, и Шузо лениво размышлял, не открыть ли кран с цветными пузырями — они прикольно летали по комнате, — когда голос Тацуи вдруг раздался совсем близко:
— Но ты все равно симпатичнее.
Щеку обожгло чужим дыханием, и к губам неожиданно прижались сухие горячие губы. Шузо дернулся от неожиданности, приоткрыл рот, собираясь заговорить, но Тацуя прижался ближе и обнял его за шею, трогая верхнюю губу Шузо языком. Тацуя переступил коленями по дну, поскользнулся, и неловкий поцелуй прервался. Несколько секунд Шузо смотрел в лихорадочно блестящие глаза, хватая ртом влажный воздух, а потом Тацуя снова потянулся навстречу, и все путаные мысли о том, что сначала нужно поговорить и все выяснить, вылетели из головы. Шузо втолкнул язык в почему-то показавшийся прохладным рот и просунул руку между ними, сжимая напряженный член Тацуи. Подвигал рукой вверх-вниз, приноравливаясь, но Тацуя перехватил его запястье и отодвинулся.
— Подожди, — он тяжело сглотнул и отполз чуть дальше, а потом подтолкнул Шузо в плечо, заставляя развернуться лицом к бортику. — Можно так?
Шузо не сразу понял, что он имел в виду, но потом к спине прижалось горячее тело, и между ягодиц уперся твердый член. О таком развитии событий Шузо никогда не думал, но теперь идея показалась неожиданно привлекательной.
— Давай, — Шузо облокотился локтями на скользкий бортик и прогнулся в пояснице, надеясь, что выглядит не слишком по-идиотски.
Тацуя шумно выдохнул и завозился, а потом хрипло произнес:
— Алохомора! — Шкаф прямо напротив Шузо распахнулся, и Тацуя продолжил: — Акцио, крем!
Баночка пролетела над головой Шузо, а потом раздался стук дерева о кафель, и между ягодиц скользнули вымазанные кремом дрожащие пальцы. Один медленно протиснулся внутрь — это было странно, но не неприятно, поэтому Шузо раздвинул колени шире и подался назад. Тацуя почти сразу втолкнул второй палец — тоже не больно, — ощупал изнутри, и член Шузо дернулся, роняя в воду прозрачную каплю.
— Шу, — он никогда не слышал у Тацуи такого голоса, — Шу, уже можно?
Шузо понятия не имел, можно или нет, все чего он хотел — чтобы Тацуя сделал хоть что-нибудь и можно было наконец кончить.
— Ага. — Собственный голос тоже звучал почти незнакомо.
Между ягодиц уперлась тугая головка. Несколько раз Тацуя надавил не туда, потом помог себе рукой — и вот тогда стало больно. Шузо сжал кулаки и прикусил кожу на запястье, стараясь не зажиматься, а Тацуя все вдавливался внутрь, как будто вместо члена у него была квиддичная бита. Это точно какая-то магия, Шузо несколько минут назад держал этот член в руке, и тогда он был совершенно обычным, даже чуть короче, чем у него самого. Наконец Тацуя прижался низом живота к заднице Шузо и замер.
— Я тебе не сказал, — он выдавливал слова сквозь хриплые вдохи и мелко дрожал всем телом, крепко вцепившись в бедра Шузо. — Я тоже девственник.
— Был. — Шузо кашлянул, маскируя нервный смешок, и сжал собственный член, чтобы отвлечься от неприятного жжения в растянутых мышцах.
Тацуя не двигался, и это здорово помогало расслабиться. Шузо тер пальцами головку, внизу живота снова скапливалось напряжение, посылая волны удовольствия по всему телу. Боль утихла, осталось только странное, почти щекотное ощущение внутри, и Шузо на пробу качнулся вперед, а потом снова назад, навстречу удивленно охнувшему Тацуе. Еще одно движение, и Тацуя начал толкаться сам, и с каждым разом это было все приятнее, Шузо почти понял, в чем кайф такого секса. Почти, потому что после десятка толчков Тацуя вскрикнул, еще крепче сжал пальцы на бедрах, а потом всем весом навалился на спину Шузо и затих. Через пару секунд он снова зашевелился, поднимая голову.
— Черт, извини, не успел вытащить.
Шузо было абсолютно все равно, успел он или нет, его волновало только ставшее почти болезненным желание кончить. Он схватил Тацую за запястье и направил его руку к своему члену. Тацуя провел кончиками пальцев снизу вверх, сжал головку, и этого оказалось достаточно — Шузо кончил в подставленную ладонь, стиснув зубы, чтобы не заорать на весь этаж. А потом неловко отодвинулся от Тацуи, чувствуя, как обмякший член выскальзывает из саднящей задницы, и обессиленно сполз в воду, тяжело привалившись спиной к бортику. Тацуя устроился рядом, прижавшись плечом к плечу, и затих.
Несколько минут прошли в молчании. Шузо бездумно пялился в потолок, ощущая приятную, сытую усталость во всем теле, а Тацуя водил пальцем по воде, вырисовывая то ли буквы, то ли беспорядочные линии. Закончив особенно сложный узор, он повернулся к Шузо и задумчиво произнес:
— Слушай, а мы сегодня вовремя успели, — Шузо издал вопросительный звук, и Тацуя пояснил: — Теперь мы к единорогу даже не подойдем.
Шузо встряхнул рукой, брызгая ему в лицо мыльной водой, и снова расслабленно прикрыл глаза. У него был Тацуя, и никакие единороги с их бесценными хвостами не имели значения.
@темы: Фанфик, Магия, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Yosen Team
Щит Эгиды
 | Название: Игры Вампиров Перевод: Yosen Team Бета/Эдитор: Yosen Team Оригинал: roukaku/Touga Язык оригинала: японский, перевод с японского Форма: додзинси Сеттинг: Вампиры Пейринг/Персонажи: Поколение Чудес Категория: джен Рейтинг: PG-13 Количество страниц: 28 Краткое содержание: Ходят слухи, что в средней школе Тейко появились пять вампиров. Так ли это на самом деле? |
@темы: Додзинси, Вампиры, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Yosen Team
Щит Эгиды
Автор: Yosen Team
Форма: арт
Сеттинг: Фэнтези
Пейринг/Персонажи: Ниджимура Шузо, Химуро Тацуя
Категория: джен
Жанр: фэнтези
Рейтинг: G
Примечание: по клику на арте в новом окне откроется полный размер
Название: Первое касание
Автор: Yosen Team
Форма: мини-додзинси
Сеттинг: Магия
Пейринг/Персонажи: Ниджимура Шузо/Химуро Тацуя
Категория: слэш
Жанр: городское фэнтези, соулмейт
Рейтинг: PG
Саммари: Магия есть в каждом, но нельзя высвободить ее, не сделавшись цельным. Лишь тот, кто находит вторую половину себя, обретает силу.
Примечание: по клику на картинке додзинси откроется в новом окне
@темы: Додзинси, Арт, Фэнтези, Магия, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Yosen Team
Переводчик: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Оригинал: hilaryfaye, This city will kill you, запрос на перевод отправлен
Сеттинг: День кроличьей норы - Фэнтези
Размер: 21340 слов (оригинал), 17000 (перевод)
Пейринг/Персонажи: Киеши Теппей/Имаеши Шоичи/Ханамия Макото, Фурухаши Коджиро/Хара Казуя, Айда Рико/Момои Сацуки, Ямазаки Хироши, Сето Кентаро, Сакурай Ре, Харасава Кацунори, Кисе Рета, Мидорима Шинтаро, Хьюга Джунпей, Араки Масато
Категория: слэш, фэмслэш
Жанр: городское фэнтези, магический реализм, экшен, романс, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Лавка старьевщиков “Кирисаки”: украденные и поддельные часы, запрещенные для оборота магические артефакты. Просто нужно знать, что ищешь.
Примечание/Предупреждения: упоминается употребление наркотических веществ; смерть персонажа.
Ссылки на скачивание: .doc, .fb2, .txt
Глава 1. Морская водаБутылка открылась со щелчком. Под неподвижным взглядом Фурухаши пузырьки с поверхности сначала пропали, а потом на их месте темным облаком распустилась мутная взвесь.
Хара отирался неподалеку, щелкая жвачкой. Ничего приличного, вроде выпивки или хотя бы пресной воды, он знал, в бутылке не было. Стопроцентная морская водичка.
— Так что за сыр-бор с тем чуваком? — спросил он, опираясь на ограждение. Электрический разряд пробежал по металлу и рассыпался искрами.
Фурухаши вытянул шею, разминая. Из-под воротника показались серебристые чешуйки, блеснув в тусклом свете.
— Ханамия не объяснил.
— Ага. Но глаза-то у тебя есть? — зевнул Хара. Было едва ли четыре утра, до восхода оставался примерно час, а он еще не ложился. — К тому времени, как ты отправляешь их к своей славной мамуле, у тебя обычно уже есть какие-то догадки.
Уличные фонари заливали желтым светом набережную. Фурухаши, отступивший подальше от искрящего ограждения, окинул взглядом залив.
— Поговаривают, он нацелился на Киеши.
Хара лопнул очередной пузырь и покачал головой.
— Всегда кто-то из этих уродов, — пробормотал он.
Фурухаши повернулся и сделал еще один большой глоток из бутылки.
— Лавка скоро откроется.
— Да она нихрена не бывает закрыта, — пробурчал Хара.
***
Лавка “Кирисаки” приткнулась между винным магазином и пустующим зданием, которое никто и не помнил без выгоревшей на солнце таблички “Сдается”.
Когда Фурухаши и Хара вернулись, Ямазаки наблюдал за пристроившимся на окне пауком. Он кинул на них быстрый взгляд, и Фурухаши рассеянно помахал рукой, показывая, что проблему решили.
Хара вошел, оперся на стойку и ухмыльнулся Ямазаки.
— Утречко, Ям. А не найдется ли у тебя случайно еще той приятненькой синей дряни?
Ямазаки ответил мрачным взглядом.
— Когда ты спал в последний раз?
— Как знать. Дня три назад или типа того.
— Домой иди, засранец. Выспись.
— Но Я-я-ям, — заныл Хара, — а вдруг я буду нужен командиру? Мне же пригодится что-нибудь бодрящее, смекаешь? — он оттопырил нижнюю губу, всё еще покрытую голубыми пятнами.
— Мы эту дрянь закупаем не для того, чтобы ты посреди улицы помер.
— И зачем вы тогда ее закупаете?
— Иди домой, Хара, — Фурухаши, устроившийся на старом скрипучем ступе у стойки, пытался прикурить сигарету.
Хара демонстративно надулся, но все же выполз из лавки, очевидно измотанный. С большой вероятностью его должно было через пару часов накрыть отходняком, после которого он проспит пару суток.
Ямазаки дождался, пока Хара уйдет, а после вытащил склянку с ярко-синим порошком.
— У меня есть соблазн смыть эту гадость в унитаз.
— Хара тебя убьет. И Ханамия тоже — Фурухаши вздохнул и запрокинул голову, продолжая вдыхать и выдыхать дым. Он, не мигая, посмотрел в потолок и снова глотнул соленой воды.
— Хара так потребляет эту гадость, что помрет раньше, еще и должен нам за нее останется, — Ямазаки перевернул табличку “Закрыто” на двери. Из-за прилавка донесся всхрап.
Источник звука Фурухаши увидел, посмотрев вбок.
Ямазаки раздраженно пояснил:
— Он минут двадцать назад еще не спал. Но, должно быть узнал, что вы возвращаетесь. Отключился как раз перед вашим приходом.
Сето лежал на кушетке за прилавком, скрытый от взглядов тех, кто не знал, куда смотреть.
— Он слишком много храпит, — сказал Фурухаши.
— Зато от него, в отличие от некоторых, хоть рыбой не несет. Все уже пропахло. И сигаретами тоже.
Фурухаши пропустил ворчание Ямазаки мимо ушей и выдохнул еще одно облако дыма.
— А Ханамия где?
— А сам как думаешь? На заднем дворе, как обычно. И я бы его не трогал, он вроде не в настроении. Ублюдок мертв?
Фурухаши кивнул.
— Девочки сегодня были голодны.
Он всегда называл их так — девочки. Словно бы русалки, рыщущие в доках, были его подружками. Может, думал Ямазаки, так оно и было. Они узнавали своих, даже бродящих по суше.
За зданием раздался громкий взрыв, и в лавку, проклиная все живое, вошел Ханамия, окутанный облаком черного дыма. Вид у него был жуткий: лицо с прозеленью, глаза покраснели. Он, покачиваясь, пробрался между полок, и Фурухаши едва успел соскочить со стула, прежде чем на него плюхнулся Ханамия.
— И как? — Ханамия уперся в Фурухаши тяжелым взглядом.
— Обо всем позаботились.
— Хорошо. — Ханамия прикрыл глаза. Ямазаки подтолкнул поближе к стулу мусорную корзину, на случай, если Ханамию вдруг стошнит. Это казалось весьма вероятным.
Фурухаши оперся о прилавок, не выпуская сигарету из пальцев, и сделал еще глоток воды. Сигареты всегда вызывали у него жажду.
От вкуса соленой воды на губах его потянуло вернуться к заливу. Почувствовать чешуей что-нибудь плотнее, основательнее воздуха.
— Пойду поплаваю, — объявил он и затушил окурок о стойку. Ямазаки недовольно нахмурился.
— Маме привет от нас передай, — Ямазаки возился с банками, выставленными на подоконнике. Фурухаши его проигнорировал.
Добраться до берега было легко — направление указывал запах соленой воды и тухлой рыбы. Фурухаши на ходу помахивал пустой бутылкой. Стесняющая одежда уже начинала его раздражать.
Как ни нравилась ему поверхность или сигареты, потребность, тяга вновь ощутить воды океана, скрыться от солнца, скользнув в толщу воды, никогда не проходила.
Неподалеку от гавани, в стороне от оживленных дорожек, было местечко, где можно было оставить вещи перед погружением. Фурухаши устроился на скользких камнях, стащил ботинки, потянул длинноватые для его роста ступни и потер место на горле, где прятались жабры, запечатанные на время пребывания на суше. От влаги в воздухе они уже начали приоткрываться, и их до боли хотелось погрузить в воду.
Из-под воды проступили бледные, серебристые лица. Русалки улыбнулись Фурухаши и скрылись. Фурухаши аккуратно сложил одежду и в прыжке скользнул в ледяные волны, выталкивая остатки воздуха из легких и чувствуя, как раскрываются, горя от напряжения, жабры.
Смех русалок эхом разносился в воде. Они проносились мимо него стремительными серебристыми вспышками, ему не светило плавать так быстро. Фурухаши скользил под водой, уплывая дальше от берега и дальше от неба, в темные глубины залива.
Его сестры пели, с восторгом что-то предвкушая. Фурухаши плыл на звук, далеко за пределы гавани. Стая вернулась: все его тетушки, бабушки, его мать, некоторые из старших сестер и их дочери.
Многие из русалок, живущих в заливе, скоро поплывут в открытое море. Они достаточно подросли, чтобы путешествовать со стаей.
А Фурухаши поступит так, как всегда поступали сыновья, — останется в городе.
Глава 2. Нити
У Ханамии ломило все тело. Он пытался придумать что-нибудь, что помогло бы ему достичь нужного результата, и потому попробовал кое-что новенькое, а в итоге — гребаный взрыв.
И это… было не так уж неожиданно. Магия хаоса — та еще каверзная гадина, особенно если ты самоучка.
Он сполз со стула и тяжело оперся о прилавок.
— Этот мудак уже привез то, о чем я его просил?
— Нет пока, — Ямазаки мрачно покосился на Сето. — А со спящей красавицей что?
— Я попросил его приглядеть кое за чем, — Ханамия потер лицо и заметил склянку с синим порошком. — Убери эту гадость подальше, пока какой-нибудь придурок не натравил на нас регуляторов.
Порошок назывался «Горизонт» и помогал бодрствовать дни напролет. А еще — разрушал тело и мозг. Регуляторы неплохо поработали, остановив производство внутри страны, так что места вроде лавки «Кирисаки» завозили его контрабандой.
Порошок составлял основу их бизнеса. Люди жили на одном «Горизонте» и порой не спали неделями, пытаясь преуспеть в учебе или работе до того, как токсическое воздействие их погубит.
И Ханамия знал, что Хара баловался «Горизонтом» с первого своего дня в лавке.
Пока наэлектризованное чучело справляется со своей работой, Ханамия будет молчать. Но если Хара станет обузой или угрозой… Когда похоронных дел мастера вскроют его, кровь у Хары будет синяя-синяя.
— Пойду разгребу бардак на заднем дворе, — сказал Ханамия. — Позови меня, если этот мудак заявится.
— Вас понял, босс, — Ямазаки снова уставился на паука.
«Этот мудак» всегда относилось только к двум людям.
***
Департамент по регулированию оборота магических артефактов располагался в непримечательном здании. Этаж под департаментом занимала страховая компания, а этаж над ним — бухгалтерская фирма. Официально департамент входил в состав правительства, но в сущности сам был правительством, надзирающим за аптекарями, магами, колдунами и магическими существами.
И Киеши Теппей работал здесь уже довольно давно.
— Доброе утро! Вот твой сахар с щепоткой кофе, — Рико, проходя мимо его стола, протянула ему бумажный стаканчик. — Ты же не всю ночь здесь провел?
Киеши улыбнулся.
— Нет, только пару часов.
Рико покачала головой, устраиваясь на узком пластиковом стуле у стола Киеши. Она была в джинсах и футболке — верный признак выходного дня, в который она все равно заглянула в офис.
— Люди начнут думать, что ты здесь живешь.
Киеши только плечами пожал. Пусть Рико ворчит на него сколько ей угодно, сама она была такая же.
— Я сегодня провожу обход, — ответил он, — только что вернулся с пристани.
— У-у, терпеть не могу пристань, — Рико отпила кофе из своего стаканчика. — Раздразнишь парней из «Кирисаки», и кто-то попадет в объятия русалок.
Рико оглянулась, проверяя, не прислушивается ли кто к их разговору.
— Кстати, о русалках — тебе не кажется, что они в последнее время неплохо питаются?
— У тебя сегодня выходной, — напомнил Киеши, просматривая файлы на экране.
Лавке «Кирисаки» регуляторы всегда уделяли пристальное внимание. Киеши был убежден, что они пропускали не меньше нарушений, чем находили, но Ханамии всегда удавалось извернуться и избежать ареста. Закрыть лавку тоже пока не получалось.
Это раздражало бы, не считай Киеши борьбу занимательной.
— Чтобы ты ныл, что не в состоянии самостоятельно сходить за кофе? — Рико откинулась на спинку стула и поморщилась. — Когда ты уже обзаведешься нормальной мебелью?
***
Колокольчик на двери зазвонил, отмечая появление Киеши в «Кирисаки». За стойкой, как всегда, сидел Ямазаки и как коршун следил за парочкой семнадцатилетних ведуний. Он кивнул Киеши и сказал:
— Ханамия на улице, у черного хода.
Киеши с улыбкой кивнул в ответ, был награжден сердитым взглядом и зашагал к двери, на которой черным маркером было написано «Только для персонала».
— Доброе утро, — поздоровался он.
— Уже час дня, — выплюнул Ханамия, не глядя на Киеши. Он убирал останки чего-то, подозрительно похожего на взорвавшийся проигрыватель и кучу уничтоженных кассет.
Участок проулка за лавкой отгораживали от улицы груды старой, прогнившей мебели, сваленной за мусорными баками, покрывали боевые шрамы от неудачных экспериментов, пятнали кратеры и черные следы взрывов. Личная мастерская Ханамии.
— Я, видимо, отстаю от графика. — Киеши прислонился к стене. — Как-то у вас пустовато.
— Фурухаши ушел навестить любимую мамочку, а Хара решил слегка отоспаться. Тебе-то что?
— Русалки в гавани чуть-чуть располнели. Подумал, вдруг ты знаешь, что это с ними, — отозвался Киеши.
Ханамия фыркнул и подобрал метлу.
— С чего меня должно волновать, что делают гребаные рыбы? Если кто-то настолько туп, чтобы приблизиться к ним, он заслуживает быть съеденным.
Киеши пожал плечами.
— Твоя правда. Так кто на это раз?
Лицо Ханамии затвердело.
— Не твое собачье дело.
Он слишком сильно взмахнул метлой, и кусочек искореженного пластика полетел куда-то в сторону.
Киеши сунул руки в карманы.
— Ты разговаривал с Имаеши?
— Вот еще. Пусть этот мудак хоть с медузами обнимается.
Киеши ковырнул под ногтями.
— Так Сето храпит за прилавком вовсе не потому, что ты вскоре ожидаешь поставку?
Ханамия вытряхнул содержимое совка для мусора в покоцанный бак.
— А напарница твоя где? — спросил он. — Та, которая вечно смотрит так, будто наступила в собачье дерьмо?
— Она так смотрит, только когда приходит сюда, — спокойно ответил Киеши. — У нее выходной.
Ханамия фыркнул.
— Вам только дай, заработаетесь до смерти.
Он небрежно швырнул метлу на груду сломанной техники. Что-то заискрило.
— Это нормально? — спросил Киеши. Магия хаоса его никогда особо не интересовала, но он был практически уверен, что швырять инструменты — не слишком хорошая идея.
— Все хорошо, — ответил Ханамия. — Хочешь выпить чего-нибудь?
***
Храп Сето попритих. Пока Ханамия и Киеши пили в кабинете, Ямазаки, скрестив руки на груди, сидел на табурете за прилавком. Он потер подбородок, не переставая наблюдать за парочкой ведуний, осматривавших полки.
Они, скорее всего, зашли развеять скуку, а не в поисках конкретного товара, и это само по себе могло сулить неприятности.
Ямазаки погладил поверхность прилавка. Невидимые нити словно паутина оплетали весь магазин, оборачивая все предметы, способные заинтересовать вора. К чему ни прикоснись — Ямазаки сразу узнает.
Сето зевнул, потягиваясь. Ямазаки, не повернувшись к нему, продолжал приглядывать за подростками.
— Что случилось?
— Любимчик босса уже в пути, — Сето сел на кушетке, — и он не один.
— Не тот старик? — покосился Ямазаки.
— Не, кто-то другой. Не знаю его, — Сето встал, повел плечами. — Он несет что-то еще кроме того, о чем просил босс.
— Предупреди его, — Ямазаки продолжал водить пальцами по прилавку.
Сето снова зевнул, шаркая, добрел до офиса и постучал.
— Босс. Скоро доставка.
***
К тому времени как Фурухаши вылез из воды и натянул на себя отсыревшую одежду, скрыв от посторонних взглядов чешую, пошел моросящий дождь, то затихая, то усиливаясь. Фурухаши чуть всхрипнул, когда жабры, почувствовав воздух, снова закрылись. Он погрузил в воду бутыль, заново наполнил ее морской водой и зашагал обратно к лавке. Он мог прожить в городе всю жизнь и ни разу не столкнуться со своими братьями за пределами гавани. Он не знал, какие имена они взяли, чем они занимались.
Ему было все равно.
***
Услышав предупреждение Сето, Ханамия насильно выставил Киеши из лавки. Ведуний с покупками — астрологические часы и колода таро с дурным характером — тоже спровадили.
Дождь усиливался: капли барабанили по крыше, по стокам неслась вода. Фурухаши, безразлично наблюдая и не шевелясь, сидел у двери. Сето полировал что-то, шипящее от прикосновения, а Ямазаки проверял нити, опутывающие лавку, и поглядывал на дверь.
Ханамия оставался в офисе и ни с кем не разговаривал.
Несмотря на погоду, на улице было много прохожих. Размытые силуэты с поднятыми до ушей воротниками или с наклоненными, чтобы прикрыться от ветра, зонтиками проходили за стеклом, но их гостя все не было. Ямазаки всегда знал, когда ублюдок рядом.
Он чувствовал, как вокруг сминается город, как гудят сталь и бетон, когда Имаеши проходит мимо. У Ямазаки от этого звенело в ушах и начинала болеть голова.
Только если ждать и вглядываться, можно увидеть как из стены — твердой, кирпичной, ни на секунду не теряющей основательности — выходит человек. Отряхнув пиджак, он ныряет рукой в стену, из которой только что вышел, чтобы вытащить слега оторопевшего попутчика — не такого высокого и поуже в плечах.
У Имаеши Шоичи не оказалось при себе зонтика, но когда он шагнул из-под дождя в лавку старья "Кирисаки", одежда на нем была совершенно сухая.
В ушах у Ямазаки зазвенело так, будто кто-то с размаху ударил его по голове. Он смотрел волком, пытаясь сфокусировать на Имаеши потерявшее четкость зрение. Ублюдок точно делает это специально.
Имаеши только улыбнулся.
— Добрый день, Ямазаки. Ханамия на месте?
У Ямазаки кровь стучала в висках.
— Пошел ты.
Фурухаши уставился на парня, которого Имаеши притащил с собой. Тот был какой-то нервный, вздрагивал от каждого шороха.
— А это кто?
— А это мой новый друг, — протянул Имаеши с улыбкой, — Сакурай.
— П-привет, — Сакурай беспокойно заерзал, оглядываясь по сторонам и нервно сжимая руки.
Ямазаки смотрел на него с подозрением. Из-за пелены боли сложно было сказать точно, но, кажется, ему удалось кое-что разглядеть.
— Босс, — позвал он.
— Ах, не нужно, — вставил Имаеши, — я сам найду дорогу.
— Разогнался, — Ханамия, скрестив руки, встал в дверях. — Привез?
— Какой ты грубый, Макото, — Имаеши продолжал улыбаться. — Конечно, привез.
Ханамия отступил в сторону, пропуская Имаеши, и захлопнул дверь в офис с такой силой, что Ямазаки почувствовал, как вздрогнула стена.
Подслушивать смысла не было. Ямазаки сам зачаровывал место. Имаеши оставил своего «друга» в лавке, так что Сакурай вертелся на стуле под неподвижным взглядом Фурухаши.
Без источника головной боли в лице Имаеши Ямазаки мог его немного прощупать. Он повел пальцами по прилавку, и невидимые нити чар с любопытством потянулись к Сакураю. Одна из них коснулась его руки. Никто не смог бы ее почувствовать.
Но Сакурай вздрогнул.
Ямазаки дернул нити обратно и, прищурившись, глянул на Сакурая. Тот посмотрел в ответ.
— Да что ты такое?
***
Макото разлил алкоголь, слабо мерцавший зеленым. Имаеши узнал дешевое пойло, разве что слегка лучше помоев.
— Так вот что ты теперь пьешь? — прищелкнул он языком.
Проигнорировав его, Макото рухнул в старое скрипучее кресло и, поморщившись, выпил залпом весь стакан.
— Так где товар?
Имаеши покрутил стакан в руке, решая, стоит ли рискнуть и попробовать.
— Я-то думал, мы поболтаем. Давно я не слышал о твоих делишках.
Макото фыркнул.
— Как будто не ты подрядил полгорода следить за мной и моими людьми. Нахрена нам «болтать»? — он швырнул стакан в стену. Стакан разбился еще до столкновения, осколки со звоном рассыпались по полу.
— А что же ты старика сюда не притащил?
— Не такой уж он старый, — возразил Имаеши, пригубив напиток. Вкус оказался мерзким, но хорошее воспитание не позволило ему выплюнуть эту дрянь. — Незачем было тащить сюда Харасаву.
Он отставил стакан, улыбнувшись. Макото только сильнее нахмурился.
— Где, мать его, товар, Имаеши?
Имаеши вздохнул и вытащил из кармана пиджака сверток, укутанный в темную ткань, положил его на стол и выжидающе посмотрел на Макото.
— Здесь то, что ты просил, и еще небольшой довесок. Оплата?
Макото развернул ткань и уставился на вещицы, которые она скрывала. Человека несведущего они бы не впечатлили. На столе лежали кольца из твердого олова с выгравированными на поверхности буквами. Совсем небольшие, на ребенка. Они гудели от чар.
Было еще одно кольцо, серебряное, достаточно широкое, чтобы Ханамия мог носить его на большом пальце. Он рассматривал его, гадая, какую игру ведет Имаеши.
— Доплачивать за него я не буду.
— Разумеется, — пробормотал Имаеши.
Ханамия достал из стола конверт, пихнул его через стол к Имаеши. Имаеши приоткрыл его, прошелся по купюрам большим пальцем, пересчитывая, потом вложил конверт в тот карман, в котором принес кольца, и кивнул Макото.
— Надеюсь на продолжение сотрудничества.
Макото отпил еще адского пойла.
— Убирайся.
Ямазаки все еще подозрительно косился на Сакурая, когда Имаеши вышел из офиса. Сын русалки, продолжая курить, посмотрел на Имаеши своими рыбьими глазами.
— Сакурай, — позвал Имаеши, — нам пора.
Сакурай кивнул и последовал за Имаеши. Дверь захлопнулась за их спинами.
Мимо проехал автобус, разбрызгивая грязную серую воду. Имаеши вытащил из кармана тонкую темную сигарету.
— Что скажешь?
Сакурай смотрел на уходящую вниз улицу.
— Один их них что-то подозревает.
— Хорошо. Пусть поволнуются. — Он зажег сигарету и выдохнул дым. — У нас с тобой есть дело.
Глава 3. Дым
Хара распластался лицом вниз на полу, подложив под голову вместо подушки скомканный плащ. На щеке у него засохла слюна нежно-голубого цвета. Волосы были откинуты со лба, так что Фурухаши видел закрытые веки и ресницы, лежащие на щеках.
Глаза Хары Фурухаши видел всего два раза. Радужка у них была серая.
Фурухаши потягивал пиво, сидя на пахнущем плесенью диване, и ждал, когда Хара проснется. Хара всхрапнул и дернул во сне ногой. Босая ступня задела провод от лампы.
Лампа затрещала, загорелась, а потом погасла, когда Хара свернулся клубком, прикрыв глаза рукой. Пиджак заискрил от статического электричества.
Фурухаши растянулся на диване, глотнул еще пива. Чешуя зудела, но он пытался игнорировать неудобство.
Хара последним пришел в «Кирисаки». Ханамия встретил упоротого придурка на перекрестке, где он для развлечения вырубал светофоры. Никто не знал, откуда он и почему создает электричество, а сам Хара никогда не рассказывал об этом.
Ему нравилось устраивать хаос, куда бы он ни пошел, и оставлять с носом регуляторов, так что в компанию он влился легко. Хара Казуя просто пришел и начал вести себя так, будто все они ему давние друзья. То, что Фурухаши — русалий сын, его ничуть не смутило.
— Круто, чувак. А под водой дышать можешь?
Фурухаши оттянул воротник, показал Харе запечатанные жабры, и Хара разулыбался.
— Потрясно, — ни подозрений, ни опаски, что Фурухаши убьет и съест его посреди ночи. Только: «А под водой дышать можешь?»
Еще глоток пива, и Фурухаши прикрыл глаза, вспоминая запах крови в воде.
Он понимал, что такое тяга к наркотику.
Хара перекатился на спину и потер лицо.
— Как же мне хреново.
Фурухаши сел.
— На этот раз ты проспал полтора дня.
Рекорд был трое суток, плюс-минус пара часов.
Челка вернулась на свое законное место, так что без сомнения затуманенный взгляд Фурухаши не увидел.
— А ты что здесь делаешь?
— Голоден?
— Коня бы съел.
Фурухаши кивнул.
— В душ иди, что ли. Я достану еды.
***
— Что за черт?
Сето покивал.
— Что за черт, — согласился он. Был тот редкий случай, когда Ханамия сам стоял за прилавком, и Ямазаки с Сето вдвоем изучали серебряное кольцо. Ханамия не знал, что оно делает, и остальные не знали тоже, и потому кольцо должно было оставаться в офисе, пока они не разберутся.
Оловянные кольца уже унесли в лавку, дожидаться заказчика.
— У регуляторов могут быть записи, — сказал Сето.
— Но как нам их получить и не спалиться? — Ямазаки терпеть не мог кабинеты регуляторов. У него от них мурашки бежали.
— Знаю, знаю, — кольцо лежало у Сето на ладони, на той ткани, в которой Имаеши его принес. Голыми руками никто к нему прикасаться не спешил.
— А вдруг оно как-то связано с тем нервным чудиком? — спросил Ямазаки. Он никак не мог выкинуть из головы встречу с Сакураем, чем ужасно действовал Сето на нервы.
— Ты это серьезно? — он покосился на Ямазаки.
— Просто размышляю, — отозвался тот. — Непрошеные подарки от Имаеши дорого обходятся.
Сето только плечами пожал. Он снова завернул кольцо в ткань и положил в конверт:
— Попробую пробраться в архивы регуляторов, пошарить там немного.
— И как ты собрался туда попасть?
— С помощью своей неотразимой улыбки. Сам-то как думаешь?
Ямазаки только глаза закатил.
— Сладких тебе снов.
Сето улыбнулся, вышел из офиса и растянулся на кушетке. Ханамия оглянулся:
— Постарайся храпеть потише?
— Конечно, босс, — отозвался Сето, перекатываясь на бок. — Все, что пожелаете.
***
Людям непосвященным то, чем занимался Сето, не казалось опасным. Засыпай и броди себе по городу, никому не видимый. Ничего особенного.
Вот только чем чаще и дольше ты это делал, тем сложнее было проснуться. Тело тяжелое, управляться с ним — много мороки. Бродить, словно призрак, гораздо легче.
Сето стряхнул с себя тело, которое называл своим, и выскользнул на улицу. Все казалось подернутым дымкой, словно на город опустился густой туман. Сето моргнул и открыл глаза уже перед зданием регуляторов.
Теперь его ждало самое веселье.
Регуляторы поставили защиту от таких, как он, но в любой защите есть уязвимые места. Нужно только знать, где искать.
И как искать, чтобы тебя не заметили.
***
Хара сметал еду, практически не жуя. Фурухаши курил у окна, наблюдая, как Хара уничтожает несколько пакетов дешевого фастфуда.
— Чувак, — промямлил Хара с набитым ртом, — а ты разве не голоден?
— Я поел.
— Ладно, как знаешь, — Хара вытер губы рукавом. Он принял душ и больше не вонял плесенью и потом. — Что, нам уже пора за работу?
— Сначала поешь.
— Как скажешь, мам.
Фурухаши смотрел сквозь грязное окно на ряды мусорных баков и стряхивал пепел на подоконник. Тощий гуль копался в мусоре в поисках еды, не замечая, что за ним наблюдают.
Хара загнал бы себя до смерти, только волю дай.
— Я проспал доставку? — спросил он.
— Да.
— Вот блин. Давно я не доводил этого самодовольного урода. — Хара принялся за очередную пригоршню картошки фри. Волосы у него распушились, между кончиками начало искрить статическое электричество.
— С ним был еще один.
— А?
— С Имаеши. Он привел новенького, — Фурухаши затушил сигарету. — Зовут Сакураем.
Хара уставился на него.
— А что босс сказал?
— Ничего.
— А со стариком что?
— Понятия не имею, — отмахнулся Фурухаши.
— Хм, — Хара ногой отпихнул обертки, — чувак, я хочу пойти и сделать чего-нибудь.
— Славно, — ответил Фурухаши, поднимаясь. — Потому что мы идем выяснять, что за птица этот Сакурай Ре.
Хара подпрыгнул, вскинув вверх кулак.
— Здорово.
***
Рико, не прекращая зевать, принесла два стаканчика с кофе. Ее стакан был больше обычного.
— Извини, бессонная ночь. Просматривала материалы дел.
Киеши кивнул, забирая свой кофе.
— Я могу подменить тебя, если хочешь.
— Нет-нет, не надо, — отмахнулась она. — Мне просто нужно чуть-чуть времени, чтобы прийти в себя, и кофеин для разгона.
Она посмотрела на Киеши — под глазами у нее темнели круги.
— Как прошел обход?
— Как всегда, — Киеши откинулся на спинку стула. — Ханамия спрашивал о тебе.
Рико выгнула бровь.
— Вот как?
— Придется в следующий раз вместе идти, — с улыбкой предложил Киеши.
— Может, я чутка тебя подтолкну, когда мы будем на пирсе стоять, — Рико отпила кофе. — Помнишь, я вчера говорила…
— О русалках, помню, — Киеши передал ей папку. — Я взял на себя смелость поспрашивать о них во время обхода.
Рико пролистала папку, не выпуская из рук стаканчик с кофе.
— Какого черта стая вернулась в это время года? Они не должны были появиться в заливе до самого лета.
— Не знаю. На юге штормило, но не так сильно, чтобы заставить их повернуть на север так рано, — задумчиво произнес Киеши. — Может, их братья доставляли им еду с суши, зная, что стая уже вернулась?
— Может быть. Или твои друзья из «Кирисаки» устраняют конкурентов. Среди них есть сын русалки.
— Это еще ни о чем не говорит.
— Как же, не говорит.
— У половины города в родословной есть русалки, — возразил Киеши, — и это только у тех, о ком у нас есть сведения.
Рико промычала что-то в знак несогласия, но папку закрыла. Ее взгляд скользнул по офису и замер на входной двери.
— Привет, — поздоровалась она. — Кто это к нам пожаловал?
Киеши повернулся вместе со стулом.
— Привет. Давно ты здесь не показывался.
Улыбка Имаеши была острее ножа.
— Я бы хотел с тобой переговорить с глазу на глаз, если можно.
Имаеши всегда носил длинное черное пальто. Оно выглядело дорогим, хотя в нем и не было ничего особенного.
Киеши встал, указал на дверь.
— Без проблем. Рико, прикроешь?
— Если ты не вернешься через час, я вышлю на поиски весь департамент, — Рико кинула на Имаеши мрачный взгляд поверх кофе.
— Клянусь вернуть его целым, невредимым и до отбоя, — пообещал Имаеши. Рико демонстративно отвернулась.
— Кажется, твоей мамочке я не нравлюсь, — проронил Имаеши по дороге к лестнице.
— Проследи, чтобы она не узнала, как ты ее зовешь, — Киеши кивнул дежурным секретарям в приемной и натянул куртку. — У нее есть причины не доверять тебе.
— А у тебя их нет? — Имаеши уже доставал сигарету.
— Я не говорил этого, — Киеши покачал головой, когда Имаеши предложил сигарету и ему. — Так чему я обязан твоим визитом? — Они вышли на тротуар, где пахло заливом: густой аромат людей, сигарет и бензина. — Не видел тебя с тех пор, как...
Имаеши кивнул и прервал Киеши взмахом руки.
— Ты давно разговаривал с Макото?
Киеши ответил спокойным взглядом.
— Почему ты спрашиваешь?
Имаеши зажег сигарету.
— Я вчера доставил ему товар. Он пил всю встречу.
— Возможно, потому что ты пришел.
Имаеши не смотрел на Киеши.
— А.
— Я удивлен, что он ведет с тобой дела.
— Неохотно, уверяю тебя, — следующий вопрос Имаеши задал без своей вечной ухмылки. — Как ты?
— Нормально, — Киеши пожал плечами. — А ты?
— Тоже.
Они посмотрели друг на друга. Киеши отвернулся и окинул взглядом противоположную сторону улицы.
— Ты все еще видишься с Харасавой?
— Нет.
— М-м-м.
— Вы с Макото все еще?..
— Нет.
— Уверен, что не хочешь закурить?
Киеши покачал головой. Он все еще пытался понять, зачем Имаеши вытащил его из офиса. Зачем вообще Имаеши внезапно являться к нему, чтобы расспросить о Ханамии? Это ведь Имаеши ушел.
— Раз уж ты здесь, можешь рассказать про русалок?
— Нет, я не вмешиваюсь в их дела. Пусть Макото поступает как хочет, а я не доверяю тем, кто не способен утонуть.
Имаеши пристально посмотрел на Киеши.
— Заметил, что стая вернулась?
— Я думал, ты не вмешиваешься в их дела.
— Но я знаю тех, кто имеет с ними дело. — Имаеши бросил окурок на асфальт и растер его подошвой. — Поговори с сиреной, он обретается к югу от пристани. У него еще предсказатель с красивыми руками в приятелях.Там просто гребаный цирк. Удивительно, что регуляторы еще не прикрыли эту лавочку. Но ведь это твой район, да, Теппей?
Киеши покосился на собеседника.
— Я знаю, о ком ты. Я поспрашиваю.
— Не завидую я твоей работе, Теппей, — Имаеши спрятал руки в карманы пальто. — Ходишь, правила устанавливаешь. Мое предложение все еще в силе.
— Работать на бывшего любовника. Это не выглядит хорошей идеей.
Имаеши пожал плечами.
— Как скажешь.
Он вложил сигарету Киеши в нагрудный карман и ухмыльнулся.
— Если передумаешь, ты знаешь, как меня найти.
Насмешливо поклонился и исчез сквозь ближайшую стену. Он носился по городу так, будто городские кварталы были его личной игровой площадкой. Это бесило.
Киеши вздохнул и зашагал обратно.
— По крайней мере, он тебя не похитил, — прокомментировала Рико, когда Киеши устало опустился в кресло. — Чего он хотел?
Киеши не стал отвечать
— Ясно, — Рико покрутила в руках чашку. — Твой кофе стынет.
Глава 4. Ржавчина
Хара прислонился лбом к холодной стене и прикрыл глаза. Желудок скрутило.
— Кажется, меня сейчас вырвет.
— Ты пытался умять килограммов семь фастфуда в один присест, — Фурухаши потянул Хару от стены, лишь слегка поморщившись от удара током.
Хара вырвал руку из его хватки и зашарил по карманам в поисках жевательной резинки. От зубов у него летели искры.
— Лучше бы я, блин, был под кайфом, — пробормотал он, уставившись на тротуар и избегая смотреть на Фурухаши.
Фурухаши молча раскрыл зонтик. Следить за наймитами Имаеши всегда было нелегко. Они проскальзывали сквозь кирпич и бетон как сквозь воду, растворялись в тенях и выходили из них. Кости города подчинялись воле Имаеши, так же, как люди следовали воле Киеши или Ханамии.
Сакурай Ре много бродил в одиночку. Он безостановочно извинялся по любым поводам: за случайные столкновения, за кашель, за то, что споткнулся. Слежка раздражала. Хара лопнул очередной пузырь.
— Нельзя его вырубить и допросить, а?
Фурухаши покачал головой, и Хара издал разочарованный стон.
— Ты говорил, что хочешь заняться делом.
— Но не охрененно унылым же! — Хара потер нос рукавом. По крайней мере, кровь из ноздрей не капала. «Горизонт» творил с капиллярами скверные вещи. У Хары было с полдесятка синяков, которые то появлялись, то исчезали. — Не понимаю, что такого мог сделать этот засранец, чтобы Ям так разволновался.
Фурухаши не ответил. Вслед за Сакураем они зашли в бар и устроились в темном углу. Сакурай уселся перед барной стойкой, сгорбившись над стаканом и ссутулив плечи. Фурухаши глотал соленую водичку из своей бутылки. Хара заказал себе ужасное ядерное пойло, вытянул из кармана небольшой мешочек и добавил в стакан порошок, отчего напиток сделался почти черным.
Фурухаши покосился на стакан, но ничего не сказал.
Он никогда не спрашивал, что именно Хара творит.
Хара сделал большой глоток и откинулся на спинку стула. Выражение его лица становилось мягче и приятнее по мере того, как мир расцветал новыми оттенками. Он улыбнулся.
— Так что там с этим мудаком? Что они с боссом не поделили?
Он имел в виду Имаеши. Фурухаши поджег сигарету, продолжая поглядывать в сторону Сакурая.
— Они были с боссом вместе.
— До или после героя-любовника из регуляторов?
— Во время, — Фурухаши не сводил глаз с Сакурая и не заметил, как уставился на него Хара. — Они втроем были вместе. Ханамия почти не появлялся в лавке, заправляли всем Сето и Ямазаки, а я выполнял поручения.
Фурухаши выдохнул облако дыма.
— Они разошлись за пару месяцев до того, как Ханамия тебя привел.
Хара запрокинул голову и уставился на потолок.
— Вот как.
— Смотри. Он что-то задумал.
Хара склонил голову. Сакурай сидел прямо, напряженно уставившись на человека в очках и форме регулятора, только что зашедшего в бар. Новый посетитель Сакурая вроде бы не заметил. Он снял длинный плащ, поздоровался с кем-то за одним из столиков.
Сакурай не моргал. Рот его сложился в недовольную гримасу. Регулятор, на которого он смотрел, издал придушенный всхрип и схватился за шею. Глаза у него распахнулись от ужаса, горлом пошла кровь, и он упал замертво, не успев даже закашляться. В баре началась суматоха.
Фурухаши и Хара уставились на Сакурая, который по-прежнему сидел у барной стойки. Сакурай отпил из своего стакана и посмотрел на них в ответ.
***
Архивисты в департаменте не заметили ничего неладного, кроме странного сквозняка и нескольких коробок, поставленных не туда.
Сето проплывал сквозь полки в поисках нужной информации, не теряя при этом из виду выхода. Всего лишь метафизическая трещинка в стене, но пока регуляторы не знали о ее существовании, он мог войти и выйти незамеченным. Если они запечатают ее, пока он внутри, ему придется прорываться с боем и бежать.
Он не ожидал увидеть в архиве Киеши. Сето замер и заглянул Киеши через плечо, стараясь не подходить слишком близко. Никто не знал точно, на что именно способен Киеши, так что лучше было проявить осторожность.
«...традиционно сирены и русалки сообща охотились на неосторожных моряков, направляя их корабли к скалистым берегам».
И зачем Киеши понадобилась информация о сиренах и русалках? Сето нахмурился — или нахмурился бы, если бы у него было лицо.
— Теппей, — позвал кто-то. Киеши оглянулся, Сето проследил за направлением его взгляда. Его напарница, побледневшая, стояла у начала стеллажей.
— Что? Что случилось? — спросил Киеши.
— Хьюга мертв, — отозвалась Рико. — Его убили.
— Что?
— Прямо посреди бара. Свидетели говорят — просто упал безо всякой причины, но… Ты должен увидеть сам.
Киеши ушел вместе с ней. Сето поколебался, не последовать ли за ними, чтобы было что рассказать Ханамии. Затем вспомнил, что выход только один, и решил все же раздобыть информацию, за которой пришел, пока есть возможность.
И все равно он сообщит новость Ханамии. Упоминания заслуживает все, способное вывести регуляторов из равновесия.
***
По дороге к пристани Киеши хранил молчание, хотя обычно был не прочь поболтать. Они очень давно работали с Хьюгой, и Рико сама не была готова нарушить тишину. Если бы он умер от естественных причин, было бы легче. Но то, что с ним произошло...
Внутренности словно ножницами покромсали. Все было изрезано на кусочки безо всякой нужды. Ни Рико, ни Киеши раньше такого не видели.
Они должны были хранить подробности в тайне до тех пор, пока не выяснится, кто или что убило Хьюгу. Департамент немедленно засекретил всю информацию об убийстве.
До поимки преступника они должны будут притворяться, что жизнь идет своим чередом.
— Тебе не обязательно приходить, — говорила Рико, — я знаю, вы были близки. Я могу допросить его сама.
Киеши отказался:
— Нет, ты же знаешь правила.
— Прежде они тебя не волновали, — однако Рико его понимала. Киеши нужно было отвлечься, иначе мрачные мысли погребут его под собой. Если они не могут говорить о смерти Хьюги, то хотя бы могут выполнять свою работу.
Ей тоже так было легче.
— Так вот, сирена, — продолжила Рико, — думаешь, он что-нибудь нам расскажет?
— Не знаю, — признался Киеши. — Но нужно же с чего-то начинать.
Легкий ветерок с залива доносил вскрики и визг стаи, странным эхом отдающиеся на другом конце улицы. Как и многое на пристани, бар стоял полуразрушенный. Здание местами проели ржа и гниль, и оно постанывало на ветру. Единственное, что содержали в порядке — так это сцену. Там был установлен помост, на центральной перекладине которого и устроился сирена, сжимая когтями старое дерево.
Он чистил перья, которые сияли будто золото, и выпевал время от времени несколько пробных нот. Посетители вздрагивали в такт. Киеши знал, что выступления были прекрасны, но не шли ни в какое сравнение с истинной песнью сирены, которая сводила людей с ума, точно наркотик.
Сирена посмотрел на них поверх крыла и опознал значки регуляторов.
— Владелец в своем кабинете, — сказал он, отворачиваясь.
— Мы хотели бы поговорить с вами, — Рико подошла поближе к сцене. — Кисе Рета, верно?
Кисе смотрел на них, переминаясь на перекладине. Киеши не был в этом баре завсегдатаем, но знал, почему люди сюда приходили. Точно не из-за мерзкого пойла или атмосферы.
Только из-за сирены.
— Зачем это вам? — спросил Кисе.
— Мы хотели уточнить, что вам известно о русалках, и узнать, почему стая вернулась так рано.
Кисе улыбнулся и бросил через плечо:
— Эй, Мидоримаччи! Тут регуляторы хотят знать про русалок.
Из-за занавеса выступил высокий человек, выглядевший на первый взгляд очень сдержанным и спокойным. Он носил кипенно-белые перчатки, и Киеши решил, что это, должно быть, и есть «предсказатель с красивыми руками», которого упоминал Имаеши. Мидорима перевел взгляд с Кисе на Теппея и Рико, и хотя он ничего не сказал, было видно, что он им не рад.
Кисе сложил крылья и улыбнулся Рико:
— Так почему вы решили спросить о рыбах у птицы?
Рико раздраженно посмотрела на него.
— Не надо увиливать, Кисе. Мы знаем, что вы, пернатые, охотитесь вместе со стаей.
Кисе и ухом не повел.
— Значит, мои матери и их матери достигли взаимовыгодного соглашения. При чем же здесь я?
— Мы просто хотели узнать, почему они вернулись так рано, — повторил Киеши, глядя на Кисе и Мидориму, стоящего рядом с ним.
Предсказатель уставился на него, почти не мигая. Кисе, продолжая улыбаться, выгнулся и устроил подбородок на макушке Мидоримы.
— Вы замки свои построили на песке, и море их поглотит, — проговорил тот низким голосом.
— И что это должно значить? — уточнила Рико.
— Ветер говорит об этом, — сказал Кисе. — Море волнуется, и русалки это чуют. Весь город уже проржавел.
— Твой друг, тот, который изгибает город вокруг себя, может сообщить тебе больше.
— Он мне не друг, — поморщился Киеши.
Мидорима пожал плечами.
— Был им, — он перевел взгляд на Рико. — От вас обоих несет смертью.
Рико вскинулась.
— Русалки, — продолжал настаивать Киеши, — что вы можете рассказать о стае?
Кисе выпрямился, распушил перья. Он сиял будто золото.
— Они ждут волну.
***
— Нужно было арестовать этого пафосного цыпленка, — шипела Рико сквозь зубы. — Он ведь сирена. Уверена, не один его клиент исчез бесследно.
— Нам не в чем его обвинить, — возразил Киеши.
— В нарушении общественного порядка, — предложила Рико, — создании помех официальному расследованию, в том, что он — пернатая заноза в заднице.
Она заметила выражение лица Киеши и затихла.
— Давай по чашечке кофе до возвращения в офис. Нам незачем киснуть в этих серых стенах.
Она попыталась улыбнуться, но они оба почувствовали фальшь.
Мидорима перед их уходом добавил кое-что еще.
— Вы трое, — сказал он, глядя на Киеши, — зашли в слишком глубокую воду.
— Мы трое? — переспросил он.
Мидорима кивнул.
— Тот, кто ходит сквозь кости города, тот, кто крадется в его подбрюшье, и ты.
Челюсть у Киеши затвердела. Он задумался над тем, что именно стало известно предсказателю. Не исключено, что Имаеши частенько заглядывал в этот бар, и потому Мидорима обо всем знал. Но Киеши нутром чуял, что это не так. Имаеши не интересовали предсказания, он не доверял сиренам и любым другим существам, способным заморочить голову.
Зачем Мидориме вообще нужно было вспоминать эту старую историю?
Рико затащила Киеши в крошечное кафе, где они в тишине выпили сначала по чашечке кофе, потом по второй, а затем просто сидели в молчании, глядя на улицу за окном.
— Как думаешь, что он имел в виду под «волной»? — спросил Киеши.
— Не знаю, — ответила Рико, — но мне это не нравится.
Глава 5. Фитиль
Глаза Хары остекленели.
Они торчали в подземке, и Фурухаши, присев, вычерчивал мелом на бетоне печать. Каждый раз, когда мимо проезжал поезд, по Харе пробегал приятный разряд электричества. Волосы его наэлекризовались, и между прядей периодически вспыхивали искры. Прохожие, завидев их, начинали шагать быстрее.
Хара думал: вот было бы здорово, если бы они остались только вдвоем.
По позвоночнику вверх поползли дрожь предвкушения и легкое покалывание, предупреждая о приближении поезда. На кончиках пальцев сформировался разряд, потек по предплечьям, по плечам вверх. Фурухаши продолжал широкими размеренными штрихами вырисовывать печать.
Никто в Кирисаки не рисовал печати так, как Фурухаши. Ханамия придумывал их на ходу, у Сето была одна, на его кушетке, применять остальные он не считал нужным, а Ямазаки магию печатей недолюбливал. Говорил, что ей не хватает гибкости.
Но печати Фурухаши не были похожи на те, что рисуют в книгах. Хара никогда подобного не видел: они были четкими и аккуратными, однако без резких штрихов. Они выходили плавными, со множеством петель и переплетающихся линий, похожими на морские анемоны, а не на печати.
Фупухаши остановился, осмотрел результат и встал.
— Хорошо, — сказал он Харе, — ты готов?
Хара застонал и тоже встал, втягивая в себя воздух. Только что прибывший поезд уже снова трогался, и дрожь опять пробежала по позвоночнику.
— Повтори, зачем мы это делаем?
— Мы хотим отправить Имаеши сообщение, так же как он отправил сообщение нам. За этим нас Ханамия и послал.
— Ясно, — Хара, разминая плечи, ступил прямо в центр печати и ухмыльнулся. — Тыщу лет этого не делал.
Фурахаши потер горло и уселся на бетон.
— Развлекайся.
Хара сбросил ботинки и пинком вышвырнул их за границы печати. К станции приближался поезд. Искры разлетались от края печати, поднимаясь все выше по мере его приближения.
В городе не было ни одного события, которое Имаеши не сумел бы отследить. Хара снова повел плечами, вытягивая электричество из рельсов. Бело-голубые разряды почти добрались до потолка. До Хары будто сквозь пелену доносились крики, требования немедленно прекратить.
Яснее всего он видел Фурухаши. Тот сидел напротив и глядел на него.
— Обрати внимание на это, мудак, — пробормотал Хара и вскинул руку вверх.
***
Сето щелкнул шеей.
— Говорят, на северо-востоке произошел мощный взрыв, — он посмотрел на Хару. — Ты, часом, не в курсе?
— Понятия не имею, о чем ты, — пробормотал Хара с набитым ртом. Фурухаши курил в углу. Они сидели вокруг стола Ханамии, в его офисе, выпивали и делились наблюдениями. Ямазаки закрыл лавку на ночь и готовился к наступлению темноты. Тем, кто бродит по улицам в ночи, доверять нельзя.
— Обвалилось полтуннеля метро, — продолжил Сето, прислонившись к стене и позевывая. — Еще — кто-то выполнил странную печать, как я слышал.
— А ты что? — Ханамия сновал по комнате туда-сюда. — Нашел что-нибудь про эту дрянь?
Он указал на коробку, в которой хранилось странное кольцо.
— Совсем немного, — признался Сето. — Не думаю, что оно может причинить вред.
— Мы с Харой проследили за Сакураем до паба.Он убил того очкарика, который вечно отирался рядом с Киеши.
Фурухаши глубоко затянулся.
— К очкарику он не прикасался, и я не видел, чтобы он читал заклятие. Просто посмотрел на него так, будто видит насквозь.
— Мы и моргнуть не успели, — вмешался продолжающий жевать Хара, — как очкарика стошнило кровью, и он помер.
Ханамия пнул стул так, что тот врезался в стену.
— Чего же этот хренов мудак добивается?
Непрошеные подарки, новичок, который вздрагивал от резких движений, но мог убить человека взглядом — во всем этом не было смысла, и Ханамию это бесило.
— Босс, — позвал Сето. — Можно с тобой минутку переговорить?
— Ага, ага. Все, кроме Сето, вышли. Идите спать или чем вы там занимаетесь, когда не околачиваетесь здесь.
Ханамия прислонился к окну, дожидаясь, пока остальные выметутся из офиса. Выходя, Фурухаши затушил окурок о ладонь и сделал большой глоток морской воды.
— Ты, — Ямазаки повернулся к Харе, — идешь спать.
— Заки, да я уже спал.
— Богом клянусь, если мне придется тебе врезать…
Дверь за ними захлопнулась.
Сето встал, потянулся.
— Босс, — позвал он тихо, — насколько я могу сказать, кольцо — это обычный подарок. Так, безделушка.
— Фигня, — отмел предположение Ханамия.
— Он впервые показался в лавке после того, что произошло...
— Да, и ему повезло: я был так великодушен, что не убил его на месте.
— Босс.
Ханамия посмотрел на Сето. Они начинали вдвоем: держали на плаву вшивую лавку со старьем, продавали украденные часы, наркотики и потрепанные колоды таро. Когда к ним прибился Ямазаки, они расширили бизнес и занялись продажей артефактов позанятнее. Затем на пороге объявился Фурухаши, у которого не было при себе ничего кроме одежды, в которой он пришел, и пачки сигарет, и заявил, что готов уладить любое дело, которое нужно разрешить по-тихому. А потом добавился и этот неуправляемый, которого — как пить дать — прибьют когда-нибудь.
Но это всегда, всегда была лавка Ханамиии и Сето.
— Что?
— Я просто хочу сказать, что эта безделица, — он указал на коробку, — попытка Имаеши извиниться. Даже поспорить готов.
Ханамия фыркнул и помотал головой.
— Макото, блин, вы были вместе несколько лет. Я не удивлюсь, если он скучает по тем отношениям, которые были у вас троих до того, как все полетело в тартарары.
— Он пожинает то, что посеял. Если всходы ему не по душе, так это его проблемы.
Сето пожал плечами.
— Как скажешь, босс, — он взял со стола бутылку пива, кивнул Ханамии. — На дорожку.
— Я бы предложил отоспаться, но тебе это неактуально.
— Собирался сегодня почитать кое-что, — Сето замер у выхода. — Босс, еще одно. Я не хочу, чтобы Хара и Фурухаши продолжали слежку за Сакураем.
Ханамия кивнул.
— Сам разберешься?
— Сделаю что смогу, — Сето отпустил дверь, и она закрылась со щелчком, отрезая офис от шума лавки.
Ханамия достал еще пару банок пива. Он был слишком трезв для того, что собирался сделать.
***
«После того, что случилось».
Сето легко было говорить так, будто произошедшее — просто результат неудачного стечения обстоятельств. Будто бы они не понимали ясно, что Имаеши знал, на что идет и от чего отказывается.
В то время все казалось таким простым и понятным. Они трое знали друг друга еще со средней школы. Тогда они были только глупыми детьми, которые и знать не знали, что именно делают. Они провоцировали друг друга, экспериментировали с чарами и заклятьями, едва не разнесли немалую часть пустующих зданий, в которые пробирались среди ночи.
Никто не понимал, почему Теппей, «такой славный мальчик», водится с Имаеши и Ханамией. Имаеши до сих пор смеялся, когда вспоминал всеобщее недоумение.
Незадолго до семнадцатилетия Имаеши нашел себе наставника. Ханамию сама идея ученичества бесила — все, что знал, он выяснил методом проб и ошибок. Но Имаеши хотел учиться у наставника, потому и отыскал Харасаву.
Харасава никогда не нравился Ханамии. Киеши обвинил его в излишней подозрительности и иногда присоединялся к Имаеши, чтобы поговорить с Харасавой. Ханамия его видеть не мог и злился, что Имаеши и Киеши к нему прислушиваются.
Но он терпел. Пытался игнорировать собственную неприязнь.
Он думал, что сумеет приспособиться.
***
Он уже почти уснул, когда Шоичи вернулся домой. Было поздно, но Теппей еще не ложился: читал, пытаясь подготовиться к собеседованию на должность регулятора.
Макото слышал, как они переговариваются.
— Хей.
— Хей.
Вздох, скрип кресла.
— А где Макото?
— Уже лег. Что тебя так задержало?
— Придумал кое-что интересное. Только для реализации нужно куда больше работы, чем я ожидал, — голос у Имаеши был усталый. — Харасава помогает мне разобраться.
— Макото это не понравится.
— Ему ведь не обязательно об этом знать?
***
Они всегда придумывали что-то новое, расширяя границы возможного. Но только Шоичи никогда не рассказывал, над чем работает, пока не добивался идеального результата. Он на долгие часы пропадал в неизвестном направлении, изучая город так, словно собирался погрузиться в него, будто в воды морские.
Макото хотел бы злиться на него за это. Его терпения хватило так надолго лишь благодаря Теппею.
Теппей был тот еще проныра, чтобы там все ни считали. Большинство людей и не подозревали, что он умеет творить чары. Только удивлялись тому, что рядом с ним легко и приятно находиться. И разве что изредка задавались вопросом, почему никто и никогда не сердится на Теппея, кроме Айды — редкое исключение, — и почему все обычно идет так, как Теппею бы хотелось.
Эта его способность ужасно раздражала Макото. Стоило ему только начать закипать, как Теппей замечал это, и Макото тут же чувствовал, как спокойнее бьется сердце, как растворяется злость.
Она не уходила полностью, на этот счет у них были правила, но чары позволяли Макото сохранять спокойствие куда дольше, чем обычно.
Статус кво сохранялся до тех пор, пока Теппей не начал работать на департамент, уходя на работу, как и все они.
Сето первым заметил, что Макото начал хандрить и чаще выпивать, когда они работали в лавке. Фурухаши тогда был совсем зеленым, проводил ночи, отсыпаясь в ванне с морской водой, и окуривал помещение дымом своих дешевых сигарет.
— Босс, ты как?
— Этого мудака нет три ночи подряд. Во что он ввязался, он мне не рассказывает, — Ханамия сделал глоток прямо из бутылки. — Теппей уже тоже на взводе, я же вижу.
Он посмотрел на Сето.
— Выясни, чем он занят.
Сето моргнул.
— Ты уверен? Босс, ты же меня никогда не просил…
— Меня достало это дерьмо. Я хочу знать, что происходит.
Сето кивнул, забрал у Ханамии бутылку и сделал долгий глоток.
— Посмотрю, что можно выяснить. Но тебе, Макото, придется кое-что мне пообещать.
— Да?
— Если новости тебе не понравятся, — Сето поморщился, — не проси нашего нового чешуйчатого друга решить проблему. Это между вами тремя.
Макото кивнул.
— Мы сами втроем разберемся.
— И подальше от лавки, — добавил Сето. — Нечего гадить там, где ешь.
@темы: Фанфик, Фэнтези, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Kirisaki Daiichi Team
Автор: Touou Team
Бета: Touou Team
Сеттинг: оборотни
Размер: 8 400 слов
Пейринг/Персонажи: Имаеши Шоичи/Маюзуми Чихиро, Ханамия Макото, ОМП и ОЖП
Категория: слэш
Жанр: фэнтези, детектив, романс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: У Маюзуми Чихиро, следователя отдела убийств полицейского управления Токио, украли труп. При чем тут Имаеши Шоичи?
Примечание/Предупреждения: ксенофилия
Труп украли в понедельник.Случись это днем раньше или позже — и истории в том виде, в каком она существует сейчас, не было бы. В воскресенье один из героев еще был в Киото, во вторник другой уже улетел бы в Осаку. Но это был понедельник, такой же промозглый и серый, как череда предыдущих, и Маюзуми Чихиро только что вошел в здание главного полицейского управления Токио и недовольно встряхнул зонтом. Сырость он не любил.
— Ну и погодка, ага, да? — навстречу ему выскочил Кавасаки Хиро, уже семь лет как заведовавший архивом старых дел. Рыжий, щетинистый и толстый, он всем своим видом напоминал хомяка, хоть и был чистокровным человеком. — Кузина моя вообще вчера жаловалась, что на Окинаве град пошел. Представляете, Маюзуми-сан, град на Окинаве! Доиграются погодники когда-нибудь, точно вам говорю!
Маюзуми скривился — еще больше, чем сырость, он не любил людей. Особенно — чрезмерно общительных и жизнерадостных в половине восьмого утра.
— Мне нужно работать, — он плечом отодвинул Кавасаки от турникета и провел карточкой по считывающему устройству. Оно мигнуло зеленым, и Маюзуми шагнул было вперед, но остановился, услышав следующую фразу Кавасаки.
— Так работу-то вашу, — тут Кавасаки мелко и как-то нервно хихикнул, — украли.
Висок Маюзуми кольнуло иглой — предвестником сильной головной боли.
— Как украли? — он резко развернулся и уставился на Кавасаки. В первую секунду показалось — лжет, но нет, зрачки были в норме, пульс тоже, а в способности Кавасаки врать, не краснея, Маюзуми очень сомневался.
— Никто не знает, — Кавасаки развел руками и, будто этого было мало для выражения его недоумения, пожал пухлыми плечами. — Все уже час на ушах стоят, только вас и ждут, ага, да.
— Криминалисты есть? — Маюзуми мысленно прикинул график смен и удовлетворенно кивнул — сегодня должна была дежурить Минамото, а значит, все будет обследовано в лучшем виде. Маленькая и остроносая, Минамото в поиске улик умудрялась залезать в такие щели, о существовании которых никто и подумать не мог, зато и информация от нее была исчерпывающей и не допускающей двойных толкований.
Что очень помогало самому Маюзуми при выступлениях в суде.
— Работают уже, ага, да, — расползся в улыбке Кавасаки. — Вы идите-идите, Маюзуми-сан, вы там очень нужны.
Маюзуми пошел — что еще ему оставалось делать. Заглянул в свой кабинет, оставив там плащ и зонт, и по узкой, покрытой десятками грязных следов лестнице спустился в подвал.
Буйный шум голосов, доносящихся из-за приоткрытой двери морга, он услышал еще в начале коридора. Головная боль, лишь коснувшаяся его наверху, теперь проявилась с новой силой, вгрызлась в висок, и настроение Маюзуми, и так не радужное, испортилось окончательно.
В небольшой комнате-раздевалке толпилось, навскидку, не меньше десяти человек, тут же притихших и расступившихся перед Маюзуми.
Дверь морга тяжело открылась, едва Маюзуми взялся за ручку. Минамото радостно ему улыбнулась и отступила, пропуская его в зал.
— Доброе утро, Маюзуми-сан! А мы вас уже заждались.
— Мой рабочий день начинается через пятнадцать минут, — сухо ответил Маюзуми, оглядывая помещение. Младшие криминалисты уже сворачивались, раскладывали свои баночки и пинцеты по чемоданчикам, фотографа не было — то ли уже ушел, то ли еще не пришел, а в углу, возле шкафов с образцами тканей, начальник управления, Рюичи, похожий на пожилого и грустного медведя, тихо разговаривал с главой службы безопасности. — Что-нибудь выяснили?
— По нашей части — все чисто, — Минамото разочарованно повела худым плечом. — Следов взлома нет, отпечатков пальцев тоже. На камерах слежения — помехи с двух часов ночи до половины третьего, явно магического происхождения. Аккуратная работа, — она скривилась. — Ночной охранник тоже ничего не видел и не помнит, я подозреваю наведенный сон. Но это вы лучше сами посмотрите.
— Обязательно посмотрю, — кивнул Маюзуми. Собирался было подойти к Рюичи, но тут дверь открылась снова, впустив в помещение окутанного ароматами дождя и кофе Имаеши Шоичи.
Атмосфера в морге неуловимо изменилась — ведущий патологоанатом Токийского управления был личностью примечательной со всех сторон. Две докторские степени к тридцати годам, десяток патентов на промышленные и медицинские артефакты, полнейшее пренебрежение к субординации и острый, как жало, язык — Имаеши выделялся из серой толпы служащих, как винное пятно на белой рубашке. Его боялись, ненавидели или уважали, но равнодушным не оставался никто.
Имаеши обвел зал взглядом, ослепительно улыбнулся:
— Всем здра-а-авствуйте, — и сунул Маюзуми в руку один из стаканчиков с кофе, которые держал в руках. — И по чьей же милости я сегодня остался без работы, а завтра — без общения с умными людьми в Осаке?
Маюзуми пожал плечами и отпил кофе. Черный, сладкий, с корицей. Неплохо, но не идеально.
Имаеши, внимательно за ним наблюдавший, скорбно опустил уголки губ.
— Опять не угадал.
— Может, повезет в следующий раз, — привычно отозвался Маюзуми, делая второй глоток.
Так они развлекались уже третий год — со дня перевода Маюзуми в Токио. Имаеши не терял надежды когда-нибудь угадать любимый кофе Маюзуми, а тот с удовольствием подыгрывал — это вносило хоть какое-то оживление в рабочие будни. К тому же, кофе Имаеши приносил отличный, не чета бурде из автомата в управлении.
— Доброе утро, Маюзуми-кун, Имаеши-кун, — Рюичи наконец закончил разговор с начальником службы безопасности и подошел к ним. Раздраженно качнул головой: — Небывалой наглости преступление, я и не помню, когда кто-нибудь осмеливался похищать труп отсюда. Надеюсь, вы займетесь этим делом со всем усердием.
— Даже не сомневайтесь, Рюичи-сан, — Имаеши улыбался, но взгляд у него был холодным и цепким. — Это и в наших интересах.
— Полагаюсь на вас, — кивнул тот и вышел из зала.
Маюзуми хмыкнул и посмотрел на Имаеши.
— Что можешь сказать о жертве?
Имаеши недовольно пожал плечами:
— Немного. Я успел провести только первичный осмотр. Ямада Акико, двадцать пять-тридцать лет, в хорошем состоянии, без видимых ран, время смерти — между одиннадцатью и четырнадцатью часами субботы. Документов и личных вещей при ней не было. Причина смерти установлена не была.
— Что-нибудь еще? — Маюзуми выудил из кармана блокнот.
— Русалка в первой стадии обращения. Следы чешуи на бедрах и предплечьях, жабры сформированы не до конца.
— Уже лучше, — Маюзуми сделал пометку на листе. — Она наверняка есть в базе, можно попробовать установить личность.
— Я бы не слишком на это рассчитывал, — Имаеши дернул уголком рта. — В одном Токио из тридцати семи миллионов населения шестьдесят процентов — существа магического происхождения, а она вполне могла приехать из другой префектуры.
— Добавлю поиск по базе пропавших, кто-то уже должен был заметить ее отсутствие, — отозвался Маюзуми. Дописал еще один пункт в список первоочередных дел и спрятал блокнот обратно в карман.
— Маюзуми-сан, — окликнула Минамото, снимавшая с рук перчатки. — Мы закончили, теперь ваша очередь.
— Спасибо, — Маюзуми поставил стаканчик с кофе на край прозекторского стола и прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Разом обострился слух — шуршали перчатки Минамото, капала вода из крана, за дверью неразборчиво переругивались все со всеми. Имаеши переступил с ноги на ногу, придвинулся ближе, задев холодной и сухой ладонью пальцы Маюзуми. Страховал, хорошо представляя, какой встряской может быть переход на магическое зрение.
Маюзуми открыл глаза. Поймал в стеклянной дверце шкафа свое отражение — глаза затопило искрящимся серебром, скрывшим и привычно блеклую радужку, и черную точку зрачка. Перевел взгляд дальше, на стены и холодильники для трупов, и вздохнул.
Обычно четкий, теперь узор лей-линий смялся, спутался в один разноцветный клубок, обрывки нитей защиты безжизненно повисли — магия ушла из них, будто ее никогда здесь и не было. Кто-то — или что-то — очень сильный прошел здесь, одним движением разорвав все плетение.
Одна из нитей — насыщенного синего цвета — уходила в дверь, все еще натянутая, полная магии, и Маюзуми мысленно скользнул вдоль нее, прослеживая до конца. До охранника, который, кажется, и дежурил сегодня ночью. Маюзуми снял с него слепок ауры, скользнул по нити обратно в морг и вернулся в свое тело.
Снова зажмурился на пару секунд, пережидая момент отключения магического зрения, и открыл глаза. Мир вокруг повело в сторону, и локоть стиснули жесткие пальцы Имаеши.
Этот момент дезориентации и слабости Маюзуми ненавидел в магическом видении больше всего, потому и пользовался им лишь в исключительных случаях. И не выносил, когда вокруг него начинали хлопотать, как курица-наседка вокруг цыпленка.
Имаеши это прекрасно знал, и Маюзуми был ему благодарен за то, что тот не стал отпускать никаких комментариев, а выпустил его руку и отступил на шаг.
Маюзуми помолчал, осмысливая полученную информацию, а потом заговорил:
— Сильный маг, чистокровный человек. С артефактом или заклинанием. Защита сметена начисто. На охранника навел сон, — он кивнул Минамото и продолжил: — Следы чужой ауры тщательно затерты, остатки использованной магии тоже, восстановлению не подлежат. На восстановление защиты уйдут минимум сутки, пока лучше от использования этого помещения воздержаться.
— Прекрасно, — протянул Имаеши. На секунду Маюзуми показалось, что между его зубами мелькнул раздвоенный язык. — Теперь я не только безработный, но еще и бездомный. Придется тебе, Чихиро-кун, выделить мне пару сантиметров твоего рабочего стола.
— Надеюсь, ты не будешь вскрывать на нем трупы тараканов? — осведомился Маюзуми.
— Если только этот таракан не погибнет при невыясненных обстоятельствах какой-нибудь совершенно кошмарной и нелепой смертью. От пульсара, например, — Имаеши довольно подмигнул Минамото, и та с готовностью хихикнула — анекдоты про охоту магов на тараканов и комаров с помощью боевых пульсаров ходили по управлению с незапамятных времен.
— Ну, обстоятельства-то будут выясненными, — хмыкнул Маюзуми, снова осматривая помещение — вдруг они все же умудрились пропустить что-нибудь важное.
Нет, больше ничего нет.
— Опечатайте морг до завтра, — распорядился он, мимолетно поморщившись — головная боль, немного было притихшая, снова ужалила виски. Стоило бы зайти в аптеку за какими-нибудь таблетками, но Маюзуми вечно не хватало времени.
— Частые мигрени могут быть признаком нарушения обмена веществ, — заметил Имаеши, когда они уже поднимались по лестнице.
— Когда я захочу получить консультацию, я обращусь в больницу к нормальному врачу, — отрезал Маюзуми. Настроения для долгой пикировки не было.
— Ну-ну, не надо нервничать, Чихиро-кун, — Имаеши будто и не заметил грубости. Порылся в карманах и протянул Маюзуми тонкий браслет-косичку из трех кожаных шнурков, скрепленных магнитным замочком:
— Вот, надень.
— Что это? — Маюзуми чувствовал исходящую от браслета магию, но не мог сходу опознать, какую именно.
— Моя личная разработка. Не бойся, он не взорвет тебе руку, — фыркнул Имаеши, вызывая лифт.
Маюзуми застегнул браслет на запястье и едва удержался от облегченного вздоха — по телу будто прокатилась волна свежести, смывая не только головную боль, но и застарелую усталость.
— Лучше стало? — Имаеши пропустил его в лифт первым и нажал кнопку пятого этажа.
— Намного, — Маюзуми все еще с недоверием прислушивался к организму — а вдруг эффект окажется кратковременным и вот-вот закончится? — Спасибо.
— Магии в нем хватит на неделю непрерывного использования, потом нужно будет подзарядить.
Лифт звякнул, остановившись на пятом этаже; они вышли.
— Почему не запатентуешь? — поинтересовался Маюзуми, пока они шли к его кабинету. — Кажется, это неплохие деньги.
— Нерентабельно, — Имаеши повел плечами. — Плетение подбирается индивидуально, исходя из особенностей магии носителя и желаемого эффекта. На поток не поставить, а мелкие подработки меня не интересуют.
— Ясно, — Маюзуми открыл дверь кабинета и пропустил Имаеши вперед. — Располагайся.
— Премного благодарен, — усмехнулся Имаеши, ставя сумку с ноутбуком на стул для посетителей.
Маюзуми щелкнул кнопкой, включая чайник — одной кружки кофе ему сегодня явно не хватит, да и Имаеши, насколько он знал, потреблял кофе вместо завтрака, обеда и ужина в таких количествах, что, по мнению Маюзуми, давно должен был научиться вырабатывать кофеин самостоятельно.
Правда, пока он вырабатывал исключительно яд.
Маюзуми щелкнул пальцами, убирая натекшую с зонта и плаща лужу воды, и сел за стол. Ожидая, пока загрузится компьютер, он наблюдал за экономными движениями Имаеши — он последовательно доставал из сумки ноутбук, мышку, зарядку, кружку и две распухшие от бумаг папки.
Патент на манипуляции с пространством тоже принадлежал Имаеши, и Маюзуми небезосновательно подозревал, что суммы на банковском счете тому хватило бы для безбедного существования где-нибудь на Гоа до скончания века. Другое дело, что такая жизнь Имаеши, натуру деятельную и любопытную, не интересовала.
Система наконец загрузилась, и Маюзуми вошел в базу магического населения Токио. Открыл вкладку поиска и начал отмечать нужные поля.
Пол — женский. Возраст — от двадцати пяти до тридцати пяти. Раса — азиатская. Класс — оборотень. Тип — антропоморфный. Вид — русалка.
Готово. Начать поиск.
По экрану побежала полоса загрузки. Маюзуми откинулся на спинку стула и благодарно кивнул Имаеши, который поставил перед ним кружку со свежезаваренным кофе.
— Итак, — Имаеши присел на край стола и отхлебнул из своей кружки. — Что ты на самом деле об этом думаешь?
— Что мы вляпались в какое-то дерьмо, — буркнул Маюзуми, грея ладони о кружку. — Кому мог понадобиться труп не первой свежести?
— Некрофилу, например, — Имаеши покосился на экран компьютера, где полоса загрузки едва перевалила за середину, и поправился: — Некроксенофилу.
— Тогда бы у нас была серия похищений, субъекты такого типа одним телом не ограничиваются, — Маюзуми взял со стола карандаш и задумчиво прокрутил его между пальцами. Мелкие монотонные движения помогали ему сосредоточиться. — К тому же, есть куда более простые способы заполучить труп, чем похищать его из охраняемого здания, нашпигованного полицейскими и камерами.
— Может, он любит сложные задачи, — Имаеши сделал глоток кофе и оживился: — О, готово!
Они одновременно качнулись к монитору, едва не столкнувшись головами.
— Мда, — первым озвучил Маюзуми, глядя на результаты поиска.
Пятьдесят восемь женщин-русалок в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет. И любая из них могла быть их Ямадой Акико.
— Я же говорил, — Имаеши, лучась превосходством, поправил очки. — И это только Токио.
— Мне нужно пасть ниц перед твоим гением? — осведомился Маюзуми, открывая базу пропавших без вести. — Или возложить жертвенные дары на стол для вскрытий?
— Дары мне и так регулярно возлагают, — фыркнул Имаеши. — И всегда — не первой свежести.
— Ты бы предпочел, чтобы тело дергалось, пока ты вынимаешь из него внутренности? — Маюзуми отметил нужные поля и запустил новый поиск. С интересом покосился на Имаеши: — Не замечал раньше таких наклонностей.
— Я открыт для новых впечатлений, — оскалился Имаеши. Собирался было добавить что-то еще, но на мониторе появилось окно с результатами.
Точнее — с их отсутствием.
Ни одна женщина, подходившая под нужные параметры, за последние три дня в Токио не пропадала.
Имаеши разочарованно цокнул языком:
— Это будет сложнее, чем я думал.
— Когда в нашей работе хоть что-то было проще, чем ты думал? — огрызнулся Маюзуми, снова открывая результаты поиска по магической базе. Круг поисков придется сужать вручную, с помощью обзвона всех подходящих девушек.
День обещал был долгим и неприятным.
* * *
Вторник для Маюзуми начался с телефонного звонка. Он бросил взгляд на часы на прикроватной тумбочке — шесть пятнадцать утра — и взял трубку.
— Маюзуми Чихиро слушает.
— Доброе утро, Маюзуми-сан, это Накамура, — донесся голос одного из младших детективов. — У нас очередной труп Ритуалиста около Хибуи, вы очень нужны.
Маюзуми покосился за окно, затянутое серой шторкой мороси, и поморщился. Буркнул в трубку:
— Буду через сорок минут, — и отключился.
Делом Ритуалиста, как обозвали его в прессе, Маюзуми занимался уже третий месяц, и оно успело изрядно ему надоесть. Убийца будто издевался, не оставляя никаких улик и не давая никаких зацепок. Абсолютно разные места нахождения тел, абсолютно разные жертвы разного пола, возраста и социального положения, даже время смерти — и то менялось от случая к случаю.
Маюзуми чувствовал себя идиотом, и это его раздражало. В семь утра — особенно сильно, и к моменту, когда он припарковался у самой ленты, перегородившей проулок, виски снова начало колоть болью.
Он достал из кармана плаща браслет Имаеши и застегнул на запястье. По телу прокатилась теплая волна, и Маюзуми облегченно выдохнул. Чего у Имаеши не отнять — артефактологом он был гениальным.
Тот оказался легок на помине — подошел к машине, прикрывая зонтом не столько себя, сколько подставку с кофе, и хмыкнул, рассматривая выбравшегося из-за руля Маюзуми:
— Вижу, утро не задалось не только у меня.
— Если тебе нечего сказать по делу, лучше молчи, — буркнул Маюзуми, отбирая у него один из стаканчиков кофе. Отхлебнул и одобрительно кивнул –в такое промозглое сырое утро ирландский кофе был великолепным выбором, пусть обычно он и предпочитал кофеин без добавления алкоголя.
Брови Имаеши вскинулись скорбным домиком:
— А ты жесток ко мне, Чихиро-кун. Может, общение с тобой — единственный способ вернуть мне утраченное после подъема в шесть утра душевное равновесие?
— Тогда поищи другой способ, — без грамма сочувствия отозвался Маюзуми, приподнимая ленту и проходя под ней. — Или займись делом, — он махнул рукой в сторону тела, которое, как мухи, облепили криминалисты и младшие детективы.
— Всенепременно, — сладко протянул Имаеши, пристально глядя на Маюзуми. Облизнул губы раздвоенным языком и невпопад заметил: — От тебя пахнет хвоей.
— Освежитель в машине, — отмахнулся Маюзуми и подошел к трупу. Пару секунд смотрел на лицо молодой девушки лет двадцати пяти, покрытое узором порезов, и обернулся к Имаеши:
— Я ее знаю.
— Мда? — Имаеши тоже подошел ближе и расплылся в улыбке: — Кого я вижу! Моя вчерашняя работа!
— Точно, — кивнул Маюзуми, выудив из кармана наладонник и копаясь в нем. — Я вчера не смог найти трех девушек из тех пятидесяти восьми, она одна из них.
Он наконец нашел нужный файл и развернул экран к Имаеши, чтобы тот смог прочитать досье.
Ишида Мицухико. Русалка. Возраст — двадцать семь лет. Семейное положение — не замужем. Уровень контроля над второй сущностью — шестьдесят семь процентов. Место проживания — район станции Гинзо. Место работы — GlobalDynamics, младший специалист по рекламе.
С фотографии на них смотрела улыбчивая крашеная блондинка с немного детским выражением лица и прозрачно-зелеными глазами, ничем не напоминающая голое и обезображенное бескровными ранами тело.
Имаеши взял у одного из криминалистов перчатки, отдал Маюзуми свой кофе и присел возле трупа.
— Ну, милая, расскажи мне, как ты умерла.
Маюзуми хмыкнул:
— Тебе кто-нибудь говорил, насколько странно выглядит твоя привычка разговаривать с трупами?
— И не раз, — блеснул зубами Имаеши. Пробежался пальцами по телу, быстро его ощупав, поднял веко правого глаза, заглянул в приоткрытый рот, еще хранящий следы помады, и внимательно изучил локтевые сгибы обеих рук. Кивнул каким-то своим мыслям и поднялся, стягивая перчатки.
Маюзуми, пристально наблюдавший за его манипуляциями, мельком заметил, что на тыльной стороне ладоней Имаеши проступили светло-серые чешуйки, почти незаметные на фоне бледной кожи. Похоже, тот ни капли не преувеличивал, когда говорил о потерянном душевном равновесии и контроле над второй сущностью.
— Следов сопротивления нет, все раны нанесены посмертно. Причина смерти, скорее всего, отравление. Точно смогу сказать после вскрытия и отправки образцов тканей и крови в лабораторию.
— Это что-то новенькое, — заметил Маюзуми, отдавая ему кофе. — Прошлых жертв Ритуалист не травил.
— Зато он их резал, душил и топил, — фыркнул Имаеши, делая глоток. — Я начинаю думать, что он просто пишет курсовую работу по самым распространенным способам убийства.
— Хорошая версия, — Маюзуми чуть приподнял уголки губ, обозначая улыбку. Осмотрелся, скользнув взглядом по глухим стенам переулка, и разочарованно вздохнул — шансов на то, что кто-нибудь случайно заметил, как здесь выкидывали тело, почти не было. Даже то, что они так быстро его обнаружили, было просто везением — проходивший мимо проулка мужчина с собакой, который сейчас беседовал с Накамурой, обратил внимание на странное поведение своего пса.
— Ты в управление? — уточнил он у Имаеши. Тот кивнул, не отрываясь от наблюдения за санитарами, пакующими труп в пластиковый мешок. — Я поеду к матери жертвы, может, получится что-нибудь узнать.
— Я постараюсь закончить со вскрытием к твоему возвращению, — Имаеши передернул плечами и поднял повыше воротник плаща. Проникновенно шмыгнул носом: — Если не заболею и не умру от скоротечной чахотки, вызванной этой чертовой погодой.
Маюзуми хмыкнул, оставив замечание без ответа, и двинулся к выходу из переулка. Уже подняв желтую ленту, он обернулся — длинная и худая фигура мокрого Имаеши являла собой поистине жалкое зрелище, — и, поморщившись, все же махнул в его сторону рукой. Ускорил шаг, не дожидаясь оклика, и с облегчением нырнул в не успевшую выстыть машину.
Телефон, оставленный на пассажирском сиденье, завибрировал и моргнул синим светом пришедшего сообщения.
«Спасибо *_*»
Отвечать Маюзуми не стал. Завел машину, пощелкал кнопками магнитолы, ища радио-частоту с ненавязчивой музыкой, и медленно тронулся с места, аккуратно встроившись в тягучее утреннее движение.
Его ждал не самый приятный разговор.
* * *
В морге Маюзуми, как ни странно, бывать любил. Стерильная чистота и такая же стерильная тишина. Выдрессированные Имаеши санитары скользили как тени, и молчание нарушал только голос самого Имаеши, негромко и четко наговаривавшего отчет на диктофон.
Маюзуми нравилось наблюдать за его работой. При всей своей язвительности и внешней бесстыдности, к мертвым Имаеши относился с каким-то благоговейным уважением и даже нежностью. В отточенных аккуратных движениях скальпеля Маюзуми чудилась своеобразная мелодия, которой Имаеши вдохновенно дирижировал.
Когда Маюзуми вошел в зал для вскрытий, Имаеши уже закончил — тело девушки лежало на столе, накрытое простыней, а сам Имаеши булькал и фыркал водой где-то за шкафами, в подсобном закутке для персонала.
— Я принес кофе, — оповестил его Маюзуми. — Ответ из лаборатории уже пришел? — он поставил стаканы на край второго прозекторского стола, сейчас пустого, и начал расстегивать плащ. Мокрая от дождя ткань неприятно липла к рукам, и Маюзуми, скривившись, привычно подумал, что стоит все-таки заняться водоотталкивающими заклинаниями.
— Будет часа через два, — отозвался Имаеши. Шум воды стих, и через несколько секунд Имаеши вышел в зал, вытирая руки полотенцем. На кончике его носа повисла прозрачная капля, которую Имаеши, не задумываясь, слизнул. — Я подозреваю что-то из барбитуратов. И носоглотка раздражена — похоже, сначала Ишиду-сан усыпили хлороформом, поэтому нет следов сопротивления.
— Разумно, — кивнул Маюзуми, аккуратно расправив плащ на спинке стула. Сел, отхлебнул кофе и закончил мысль: — Учитывая время смерти, кто-нибудь мог услышать ее крик. Что-нибудь еще?
Имаеши раздраженно передернул плечами, устроившись на соседнем стуле и обхватив стакан с кофе ладонями. Длинный и худой, он походил на голодного стервятника.
— Ничего интересного. Раны, естественно, посмертные, рисунок идентичен предыдущим шести жертвам, этиология надписей все еще не ясна. Слышал, криптологи уже ставки делают на то, кто первым разгадает эту хрень. Ты, кстати, у них вообще не котируешься.
— Избавь меня от сплетен, пожалуйста, — Маюзуми поморщился и сделал еще один глоток кофе. — По делу больше ничего нет?
Имаеши задумчиво покачался на стуле и наконец вздохнул:
— Хотелось бы, но нет. Мы явно что-то упускаем.
— От очевидностей тоже избавь, — Маюзуми допил кофе и, не вставая, кинул стаканчик в урну. Попал — и Имаеши восхищенно прищелкнул языком, хотя сам бросал не хуже. Их обоих не раз пытались заманить в команды по офисному баскетболу, но Маюзуми считал это пустой тратой времени, а Имаеши своих причин не озвучивал никому. — Пройдемся по делу еще раз?
— Думаешь, с двадцатого повторения нам откроется истина? — хмыкнул Имаеши, одним глотком допивая свой кофе. — Да ты оптимист, Чихиро-кун, чего еще я о тебе не знаю?
Маюзуми фыркнул, оставив подколку без ответа, и прикрыл глаза, сосредотачиваясь на магическом плетении. Чувства разом обострились — он ощущал холодный и терпкий запах дезинфектанта, металлический запах столов и холодильников, легкий запах разложения и сухой, как будто песочный запах Имаеши. Тот мерно дышал — Маюзуми слышал медленную пульсацию его сердца, — а его пронзительный взгляд жег Маюзуми губы.
— Дырку протрешь, — буркнул Маюзуми, открыв глаза. Взгляд Имаеши тут же поплыл, соскользнул вбок, где из воздуха медленно проявлялись полупрозрачные фигуры. Даже не пересчитывая, Маюзуми знал, что их семь, как и жертв Ритуалиста. Он шевельнул пальцами, и фигуры зашевелились, меняясь местами — в том порядке, в каком погибли.
После второго движения руки над каждой из фигур появилось имя, и Маюзуми, наконец полностью удовлетворенный результатом, откинулся на спинку стула. Фигуры чуть подрагивали и колыхались, будто от ветра, хотя стылый воздух морга казался замороженным и неживым, как и трупы в холодильниках.
Маюзуми поманил первую из фигур поближе:
— Хидеёши Мицухиро, пятьдесят три года, уборщик. Женат, двое детей, три внука. Чистокровный человек. Дата рождения — тринадцатое апреля тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, дата смерти — второе сентября две тысячи шестнадцатого года. Убит недалеко от Сибуи, тело найдено через четыре дня после смерти. Причина смерти — резаная рана на горле, истек кровью.
— Следов сопротивления нет, следы чужой ауры и ДНК тщательно затерты, — добавил Имаеши. — Орудие убийства — обоюдоострый бронзовый кинжал примерно двенадцатого века. Им же нанесены посмертные раны.
Он поежился, натянул рукава свитера поглубже на пальцы и нахохлился. Маюзуми привычно поразился тому, на какие жертвы способны идти другие люди и нелюди ради призрачной влюбленности в свою работу или другого человека. Для холоднокровного Имаеши каждый день в морге был тем еще испытанием — температура здесь редко поднималась выше тринадцати-пятнадцати градусов, а комфортные для Имаеши температуры начинались от двадцати пяти градусов.
Маюзуми отправил фантом на место и поманил вторую фигуру.
— Накамура Юзу, двадцать девять лет, учитель начальной школы. Не замужем, детей нет. По матери — горгона. Уровень контроля над второй сущностью — восемьдесят девять процентов…
Имаеши уважительно присвистнул, и Маюзуми согласно кивнул — такие цифры встречались редко, нормой был показатель от пятидесяти до семидесяти пяти процентов в зависимости от общей агрессивности вида. Даже у Имаеши редко выходило больше шестидесяти восьми процентов в хорошие дни.
— Родилась двадцатого июля тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, погибла двадцать четвертого сентября этого года. Тело найдено в Ёцуе через два дня. Причина смерти — удушение веревкой, похожей на бельевую.
— На ладонях обнаружены небольшие ссадины, похожие на следы сопротивления. Улик нет, посмертные раны нанесены все тем же кинжалом, идентичны первой жертве, — Имаеши заразительно зевнул и потянулся. — Мне нужен кофе.
— Прошло десять минут, — заметил Маюзуми, сам едва удержавшийся от зевка. — Удивительно, как ты еще не бегаешь по потолку от такой дозы кофеина.
— Мне холодно, — Имаеши картинно уткнулся в ворот свитера. Голос его стал глуше и мягче. — Разве что ты надо мной сжалишься и согреешь собой. Ты же не настолько жесток, Чихиро-кун?
— Настолько, — фыркнул Маюзуми. Ненавязчивый как-бы-флирт Имаеши его не раздражал, а забавлял. — Почему ты не сделаешь себе согревающий амулет?
— Пробовал, — отмахнулся Имаеши. — Минимальная температура, которой я смог добиться — сто градусов. Я пока не готов согреться так хорошо.
— В некоторых культурах запеченное змеиное мясо считается деликатесом, — заметил Маюзуми, снова двигая фантомы. Теперь перед ним стояла третья жертва, и Маюзуми стиснул зубы — некоторые аспекты работы были… не слишком приятными. — Так тебе нужен кофе, или мы работаем дальше?
— Жестокий, жестокий Чихиро-кун, — посетовал Имаеши, даже не пытаясь скрыть улыбку. Сунул руки в рукава и кивнул: — Работаем.
— Кобаяши Урю, пятнадцать лет, ученик первого класса старшей школы Сейхо. Оборотень-полукровка, вторая сущность — рысь, уровень контроля — пятьдесят восемь процентов. Дата рождения — пятое сентября две тысячи второго года, дата смерти — пятое октября этого года. Труп был найден в тот же день.
— Причина смерти — утопление, бла-бла-бла, ничего не обнаружено. Дальш-ш-ше, — в голосе Имаеши проскользнул легкий шипящий акцент, и Маюзуми бросил на него тревожный взгляд. Но тот, кажется, уже вернул самообладание и чуть качнул головой в ответ на невысказанный вопрос.
— Мураками Кишо, тридцать один год, менеджер. Женат, один ребенок. Вампир, уровень контроля — шестьдесят пять процентов. Дата рождения — восемнадцатое октября восемьдесят пятого года, дата смерти — тринадцатое октября. Труп был обнаружен через неделю.
— Причина смерти — поражение электрическим током. Следов сопротивления нет, улик нет, кинжал все тот же. Чихиро-кун, ты уверен, что это нам поможет? Они же абсолютно разные.
Маюзуми поморщился и отправил фантом к остальным.
— Нет. Но и сидеть сложа руки — не выход. Их должно что-то объединять, просто мы этого пока не видим.
Имаеши встал и скрылся за шкафами. Забренчала посуда, зашумела вода, и Маюзуми едва расслышал следующую фразу:
— С другой стороны, может, именно в несхожести и заключается серия. Такой вот интеррасовый маньяк, не делающий разницы между полом, возрастом и принадлежностью к виду.
— И между способами смерти тоже, — Маюзуми встал тоже, прошелся по залу, чтобы разогнать кровь — все-таки в морге было не так уж тепло, и закончил мысль: — Пятая жертва была сожжена, шестая застрелена, седьмая, судя по твоим словам, отравлена. Нетипичное поведение для серийного убийцы. Их modus operandi не должен меняться от жертвы к жертве.
— Только нашему субъекту забыли об этом сказать, — Имаеши появился из-за шкафа с двумя кружками кофе в руках. — Но система у него явно есть, хотя бы в рисунке посмертных ран. Значит, что-то общее между жертвами есть. У матери Ишиды-сан удалось что-нибудь узнать?
Маюзуми принял из его руки кружку, благодарно кивнул и поморщился:
— Ничего интересного. Жертва была замкнутой девушкой, ни с кем не общалась, новых знакомых у нее не появлялось. В субботу должна была уехать на источники на неделю, поэтому мать не слишком беспокоилась.
— Вот! — Имаеши отсалютовал ему кружкой. — Ни одну из жертв не объявляли в розыск. О чем это нам говорит?
— Что субъект тщательно подходил к выбору жертв, заранее узнавая, кого не спохватятся через пару часов. Даже школьник должен был в тот день поехать в тренировочный лагерь. Возможно, он за ними следил.
— Но последние три жертвы были убиты с интервалом в пять-семь дней, — Имаеши отставил кружку и снял очки, начав их протирать. Маюзуми по опыту знал, что это означает крайнюю задумчивость на грани открытия. — Субъект не успел бы изучить их жизнь настолько, чтобы предугадать отъезд в нужное ему время. Следовательно… — он водрузил очки на нос, и Маюзуми закончил за него:
— Он выбрал их заранее. И что это нам дает?
— Пока не знаю, — Имаеши скорбно изогнул губы. — Я начинаю думать, что мой интеллект сильно переоценивают.
— Не только ты, — Маюзуми посмаковал очередной глоток — кофе Имаеши варил изумительный, пусть и не идеальный, и снова повторил: — Мы упускаем очевидное.
— Нам нужен свежий взгляд, — у согревшегося после кофе Имаеши порозовели щеки. Он задумчиво хмыкнул: — У меня есть один знакомый, который может помочь.
— Болтать он не будет? Не хватало еще очередной порции слухов в газетах.
— Насчет этого можно не беспокоиться, — криво улыбнулся Имаеши. — Он очень своеобразная личность.
— Надеюсь, его своеобразие не мешает интеллекту, — Маюзуми подспудно не нравилась идея, но со своими пока было плоховато. — Поедем сейчас?
Имаеши с сожалением покачал головой:
— Рад бы, но не могу. Меня ждут в герпетологическом центре. Нужно же исполнить свой долг перед обществом, — он медленно облизнул губы раздвоенным языком, и Маюзуми фыркнул — периодически накатывавшая на Имаеши страсть к пафосной показухе не поддавалась логическим объяснениям. Сейчас Имаеши имел в виду всего лишь ежемесячное сцеживание яда, через которое проходили все люди с ядовитой второй сущностью. У Имаеши даже было свидетельство почетного донора — яд какой-нибудь гадюки и рядом не стоял с той адской смесью, что сдавал Имаеши.
— Тогда я заеду за тобой завтра с утра, — кивнул Маюзуми, проигнорировав вторую часть высказывания — разговор в таком духе Имаеши мог поддерживать бесконечно, а у Маюзуми было не так уж много времени — помимо Ритуалиста, в его ведении было еще с десяток дел, которыми в последние дни он вообще не занимался.
— Хочешь что-нибудь особенное на завтрак? — вздернул бровь Имаеши. — Я ел неделю назад, но для тебя могу попробовать что-нибудь приготовить.
— Кофе меня устроит.
Маюзуми небезосновательно подозревал, что все кулинарные навыки Имаеши сводились к умению разделывать сырое мясо. И варке кофе, разумеется.
— А я-то надеялся поразить тебя в самое сердце моим лучшим блюдом, — печально вздохнул Имаеши. — Не ценишь ты меня, Чихиро-кун.
— Мне за это не платят, — фыркнул Маюзуми. Поставил давно остывший кофе на стол и взял со стула подсохший плащ. — Завтра в девять утра. Я позвоню.
Имаеши невнятно угукнул, уже подтянув к себе папку с каким-то делом, и Маюзуми вышел, не прощаясь.
* * *
Утром среды впервые за неделю проглянуло солнце. Маюзуми как раз парковался у дома Имаеши, когда тучи разошлись, и на небе показался блеклый солнечный диск. Толку от него, конечно, не было никакого, но Маюзуми все равно постоял несколько секунд, подставив лицо призрачно теплым лучам.
Эта осень его вымотала.
Дома у Имаеши Маюзуми побывать как-то не довелось, и теперь он испытывал легкое любопытство — судя по тому, что он знал о нечеловеческих расах, жилище Имаеши должно быть довольно специфичным.
Так оно и оказалось.
Первым, что почувствовал Маюзуми, переступив порог квартиры, была удушающая жара. Тридцать, или даже тридцать пять градусов, не меньше. Спина моментально взмокла, и Маюзуми поспешно снял плащ, а потом и пиджак. Подавил желание снять еще и рубашку и прошел вслед за Имаеши в комнату.
Полы тоже были теплыми, и Маюзуми вскользь подумал, что счета за электричество, должно быть, совершенно астрономические. Впрочем, Имаеши мог себе это позволить.
И не испытывал никаких неудобств, расхаживая по квартире в джинсах и теплом свитере, пусть и с закатанными рукавами. Маюзуми даже смотреть на него было жарко.
— Мило, — заметил он, осматриваясь. В обстановке квартиры Имаеши тяготел к минимализму на грани аскетичности, и потому в комнате были лишь два сдвинутых и незастеленных футона — Маюзуми на автомате отметил, что подушка только одна, — одежный шкаф и рабочий стол, заваленный бумагами и пустыми кружками из-под кофе. Ничего лишнего.
Такой подход к дизайну Маюзуми импонировал.
— Я рад, что тебе понравилос-с-сь, — откликнулся Имаеши, появившись из кухни с двумя кружками кофе в руках.
— Расслабляешься? — хмыкнул Маюзуми, приняв одну из кружек и кивнув на руки Имаеши, сейчас полностью покрытые чешуей. В бледном солнечном свете она чуть отливала серебром.
— Мой дом — моя крепость, — кивнул Имаеши. Зрачки его за стеклами очков тоже изменили форму, стали вертикальными, и по спине Маюзуми скользнул легкий холодок — сейчас Имаеши выглядел как никогда опасным. Хоть Маюзуми и не сомневался, что тот себя контролирует на все шестьдесят восемь процентов.
Имаеши не сводил с него пристального немигающего взгляда, и Маюзуми вдруг почувствовал себя кроликом, замершим перед удавом. Это ему не понравилось.
— У меня пятно на лице?
Имаеши наконец моргнул.
— В инфракрасном спектре ты еще интереснее, — по губам скользнул длинный и тонкий язык, и Имаеши остро улыбнулся: — Сменил отдушку в машине? Как это мило с твоей стороны — запах моря мне нравится больше.
— Просто хвойных не было, — Маюзуми недовольно дернул плечом. На самом деле, он и сам не мог объяснить, почему из всех возможных вариантов выбрал именно этот. Не считать же причиной то, с каким тоскливым вдохновением Имаеши рассказывал о пляжах Окинавы.
Дурацкая причина, если подумать.
А неловкое молчание, повисшее между ними, начинало раздражать.
— Так мы едем к твоему своеобразному свежему взгляду? — получилось излишне грубо, но Маюзуми это не слишком волновало — он знал, что Имаеши поймет.
Имаеши медленно кивнул, в последний раз мазнул взглядом, как языком, по его лицу и подхватил сумку с ноутбуком.
— Едем.
Всю дорогу до машины и потом, пока Маюзуми выезжал с парковки и встраивался в плотный поток автомобилей, они молчали.
Маюзуми заговорил первым:
— Так ты ничего не хочешь рассказать о том, к кому мы едем?
— Слова этого не передадут, — хмыкнул Имаеши. — Мой бывший кохай — не самый приятный в общении человек.
— Даже не верится, что это говоришь мне ты, — Маюзуми бросил на него короткий взгляд и вновь вернул внимание на дорогу. — И чем он будет нам полезен?
— Коэффициент его интеллекта — сто восемьдесят семь, — Имаеши задумчиво побарабанил пальцами по приборной панели. — И когда я слышал о нем в последний раз, он увлекся древнейшими ритуалами. Возможно, это нам поможет.
— Он маг?
— Паук. Во всех смыслах, так что будь с ним осторожен.
— Я и не собирался расслабляться.
* * *
К тому моменту, как Маюзуми припарковался у нужного дома, солнце исчезло снова, и начал накрапывать мелкий холодный дождь. Увидев, какое жалобное лицо сделал Имаеши, Маюзуми едва удержался от фырканья.
Он щелкнул сигнализацией и наконец обратил внимание на дом.
Бывший кохай Имаеши жил в современном особняке, похожем одновременно на все дома, что Маюзуми видел в зарубежных фильмах. И очень дорогом, насколько он мог судить. Похоже, он был не так щепетилен в использовании своего интеллекта, как Имаеши, не желавший переезжать из однокомнатной квартиры в место, более подходящее его сумме на банковском счете.
— Говорить буду я, — предупредил Имаеши, пока они шли по мощеной дорожке к дому. — Впрочем, едва ли он захочет разговаривать с тобой — считает, что люди слишком медленно мыслят.
Маюзуми поднял брови, и Имаеши досадливо отмахнулся:
— Он очень своеобразен в общении, я же говорил.
Дверь распахнулась, едва Имаеши поднял руку, чтобы в нее позвонить. Бросив взгляд наверх, Маюзуми заметил небольшую видеокамеру и хмыкнул.
Похоже, этот «свежий взгляд» обожал показуху не меньше Имаеши.
Они вошли. В первую секунду Маюзуми не увидел никого, а потом из тени — в холл не проникало, кажется, ни единого луча солнца — выступил человек. Смахнул пылинку с рукава пиджака и улыбнулся. Улыбка эта, по мнению Маюзуми, больше походила на кровожадный оскал, да и общее впечатление было неоднозначным. Черты лица человека были тонкими, какими-то кукольными, и, наверно, кто-то другой мог бы счесть его изумительно красивым. Маюзуми же чудилось что-то отталкивающее.
— Ханамия, как я рад тебя видеть, — улыбка будто прилипла к лицу Имаеши, а вот глаза за стеклами очков остались холодными.
— Имаеши, — кивнул тот. Окинул Маюзуми взглядом и улыбнулся еще шире: — Я смотрю, у тебя наконец появился вкус.
— А ты все еще не можешь простить мне контракт с «Мицубиси»? — улыбка Имаеши стала еще слаще. Выглядело это так, будто ему свело зубы.
Маюзуми почти услышал звон скрещенных катан.
— Гремлины — прошлый век, — Ханамия отмахнулся с нарочитой легкостью, но Маюзуми, уже поняв, куда и как надо смотреть, заметил выступившие на скулах желваки. Ханамия требовательно протянул руку: — Дело. У меня мало времени.
— Ты, как всегда, верх дружелюбия, — хмыкнул Имаеши, протягивая ему папку. — Людям, работающим с тобой, нужно доплачивать за твой характер.
— И это говоришь мне ты? — Ханамия вернул ему ухмылку и зашуршал бумагой, просматривая листы с такой скоростью, что Маюзуми всерьез начал сомневаться, успевает ли он в принципе что-то увидеть.
По-видимому, все же успевал, так как через три минуты — Маюзуми специально засек — поднял голову и заговорил:
— Наша доблестная полиция работает не слишком хорошо. Вы упустили еще четыре трупа — Коккайгиджидо, Суидобаши, Нихомбаши и Цукиджишиджо.
— Все-таки ритуал? — уточнил Маюзуми, торопливо записывая адреса. Имаеши предостерегающе покачал головой, но, по-видимому, у Ханамии было хорошее настроение — он ответил.
— Обретение силы. Этому таинству не меньше тысячи лет, точное время происхождения так и не установлено. Двенадцать жертв, один город, один чокнутый маг. Все сходится.
— Двенадцать? — зацепился за слово Маюзуми. — То есть, осталась еще одна?
— Именно, — взгляд Ханамии стал задумчивым. — Я попробую найти нужную книгу, если ее хозяин в городе, а пока вам лучше не ходить по темным переулкам в одиночку.
Он отдал папку Имаеши и скрестил руки на груди.
— Я достаточно для вас сделал, а теперь уходите.
— Последний вопрос, Ханамия, — Имаеши чуть качнулся вперед, и Маюзуми, стоявший чуть сзади и сбоку, заметил, что на его шее проступила чешуя. — Что объединяет жертв?
Взгляд Ханамии стал насмешливым:
— А ведь я был лучшего мнения о тебе… Семпай. Все дело в звездах. Теперь точно все. Деньги за консультацию переведешь позже.
— И тебе не болеть, — прощальная улыбка Имаеши была настолько широкой и сладкой, что зубы свело уже и у Маюзуми.
Ханамия попрощаться не удосужился, снова отступил в тень, из которой вышел, и будто растворился в ней. Дверь за их спинами распахнулась, и Имаеши рванул к ней первым.
— Уффф, — он остановился на крыльце и глубоко вздохнул. Потер рукой шею, чешуя на которой стала исчезать прямо на глазах, и улыбнулся, теперь без капли фальши и напряжения. — Все отлично вышло, правда?
— Да уж, — хмыкнул Маюзуми, рассматривая блокнот с пометками. — Не считая того, что сегодня домой мы не попадем. И завтра, пожалуй тоже.
— Это мелочи жизни, — легкомысленно отмахнулся Имаеши. — Главное — теперь мы сможем прищучить Ритуалиста. Жду не дождусь, когда смогу посмотреть ему в глаза.
— И выколоть их? — Маюзуми щелкнул брелком сигнализации.
— И проводить его на виселицу, — неприятно улыбнулся Имаеши.
Маюзуми, в общем-то, был с ним согласен.
* * *
Четверг для Маюзуми начался с боли. Вчера — а точнее, сегодня ночью — он так и заснул на столе, едва отодвинув клавиатуру, и теперь расплачивался за нежелание идти до диванчика в комнате отдыха ноющей спиной и затекшими конечностями.
Вчерашний день вспоминался мутными отрывками, как с похмелья. Отчетливо Маюзуми помнил только утреннюю поездку с Имаеши, а потом все слилось в один гигантский поток осмотров мест преступлений, допросов немногочисленных свидетелей и ругани с криминалистами, отказывавшимися работать сверхурочно.
Кажется, раз или два заходил Имаеши с кофе и бутербродами, но Маюзуми был в этом не слишком уверен.
Он бросил взгляд на урну и удовлетворенно кивнул — стаканчики с кофе и скомканные обертки там просматривались, а значит, он не совсем сошел с ума.
При мысли о кофе рот Маюзуми наполнился слюной. Он сглотнул и попытался встать со стула, чтобы включить чайник. Не получилось — ноги тут же подогнулись, и Маюзуми рухнул обратно, едва не промахнувшись мимо стула.
Кажется, он уже слишком стар для ночевок на работе.
— Чихиро-кун, расслабься, от твоего плохого настроения стекла по всему управлению дребезжат, — в кабинет вошел Имаеши, сияющий так, будто действительно проспал эту ночь в своей постели. Хотя Маюзуми — память, как и способность мыслить здраво, постепенно возвращалась, — знал, что это не так. — Я принес тебе кофе.
— Я подарю тебе своего первенца, — с чувством посулил Маюзуми, торопливо забирая стакан.
— Лучше свое сердце, — фыркнул Имаеши, внимательно наблюдая за тем, как Маюзуми делает первый глоток.
Тот промолчал, блаженно прикрыв глаза и смакуя наконец-то идеальный вкус — горький, терпкий, с легким лимонным послевкусием. Их игра подошла к концу, и Имаеши тоже это понял, судя по восторженно-неверящему выдоху:
— Глазам своим не верю. Это — твой любимый кофе?
Маюзуми вяло угукнул — сейчас его настроение не могло испортить ничего в этом мире. Даже чертов Ритуалист, жаждущий обретения силы.
Кстати, о нем.
— Ханамия что-нибудь прислал?
— Пару заметок, — кивнул Имаеши, сев на соседний стул и достав ноутбук. — Они неполные, но нам, думаю, хватит. Открой карту Токио с местами первых семи убийств, пожалуйста.
Маюзуми вывел компьютер из режима ожидания и щелкнул мышкой.
— Дальше?
— Теперь добавь еще четыре места. Жертва номер два — убита примерно восьмого сентября в районе Суидобаши. Номер три — пятнадцатого сентября, Цукиджишиджо. Номер пять — первого октября, Нихомбаши. И номер восемь — двадцать второго октября, Коккайгиджидо-Маэ.
— Готово, — Маюзуми откинулся на стуле и несколько секунд смотрел на карту. Затем дополнил ее линиями, соединяющими все места убийств, на миг задумался и убрал лишние. И развернул монитор к Имаеши, демонстрируя результат.
— Звезда Давида, — тот недовольно скривил губы. — Какая банальщина.
— Зато у нас есть приблизительный район для двенадцатого убийства, — Маюзуми очертил мышкой район станции Шиодоме. — Распоряжусь усилить патрули в том районе.
— У меня есть идея получше, — Имаеши поставил свой ноутбук на стол и ткнул пальцем в цифры на экране. — Мы сможем вычислить последнюю жертву.
Маюзуми присмотрелся:
— Даты рождения жертв?
— Именно, — Имаеши придвинулся ближе, почти касаясь коленом ноги Маюзуми. — Ханамия упоминал о звездах, и в заметках по книге я нашел этому подтверждение. Ритуалист убивает по знакам зодиака. А значит…
— Значит, последняя жертва родилась в марте, — теперь, когда это было сказано, решение показалось Маюзуми очевидным. Было даже немного обидно, что они не додумались до этого сами.
— И есть еще кое-что, — Имаеши провел пальцем по тач-паду, переключая файлы. — Согласно книге большинство жертв могут быть любыми, главное, чтобы расы были разными. Но первая жертва обязательно должна быть человеком, а последняя — магом. Вроде как это что-то там символизирует, постепенное развитие и прочее бла-бла-бла, я не вчитывался.
— С этим уже можно работать, — Маюзуми ощутил охотничий азарт. — Сейчас пробью по базе.
Он открыл программу, но остановился, заметив чересчур ласковый, будто он смотрел на неразумного ребенка, взгляд Имаеши.
— Иногда ты меня поражаешь, Чихиро-кун.
— Что?
— Это так очевидно, что даже скучно. Последняя жертва — ты.
Маюзуми застыл на полувздохе. Даже спина перестала ныть.
— Я не единственный боевой маг в Токио, — наконец отмер он. Взгляд Имаеши стал еще ласковее. Казалось, он с трудом удерживается, чтобы не погладить Маюзуми по голове.
— А много ли ты знаешь боевых магов в Токио?
— Около пятидесяти, — буркнул Маюзуми, все еще обдумывая внезапный поворот событий.
Толика здравого смысла в заявлении Имаеши определенно была, но будь он проклят, если сдастся без сопротивления.
— А многие ли из этих пятидесяти родились в марте? Кроме тебя.
— Кажется, двое. Не помню, — Маюзуми схватился за мышку как за спасательный круг. — Сейчас проверим.
Секунды, пока длился поиск, были самыми длинными в его жизни.
Наконец на мониторе появился результат — три.
Один из них — сам Маюзуми. Второй — его бывший учитель магии, которому в прошлом месяце стукнуло семьдесят пять. Едва ли он заинтересует Ритуалиста, к тому же Маюзуми по чистой случайности знал, что последние несколько лет учитель живет на Окинаве, а в Токио появляется лишь в июле — навестить правнуков.
Третий — точнее, третья — была самой перспективной. Миура Има, на десять лет старше Маюзуми, постоянно проживает в Токио, часто ездит в командировки — то есть, ее отсутствие могут не заметить сразу.
Но тут Маюзуми прочитал последнюю строчку в досье, и надежда, и так призрачная, рассыпалась прахом. Миура-сан с сентября преподавала в Колумбийском университете, и до следующего лета не планировала возвращаться.
Он покосился на лучащегося довольством Имаеши и раздраженно щелкнул мышкой, закрывая базу. Крутнулся на стуле и остановился, задумчиво рассматривая вид за окном — сплошь многоэтажные дома одинаковой блеклой расцветки, ничего интересного и вдохновляющего. На Имаеши смотреть было интереснее.
— Допустим, Ритуалист охотится за мной. И допустим, он уже сошел с ума настолько, чтобы решиться напасть на сотрудника полиции. Но ведь мы не знаем ни когда он нападет, ни где, и даже способ нового убийства нам неизвестен. Я могу просто не успеть среагировать.
Имаеши побарабанил пальцами по столу:
— Значит, мы подготовимся ко всем неожиданностям. К вечеру я сделаю тебе следящий амулет — работает как GPS и не глючит ни под землей, ни в небе. Есть еще одна мысль, но ее нужно обдумать. Потом… Медведю будешь сообщать?
— Стоило бы, — Маюзуми потер шею. — Но он наверняка запретит мне подставляться. А если не запретит, то наделает столько шуму, что Ритуалист предпочтет смотаться на Окинаву или в Америку.
— Значит, работаем вдвоем, — кивнул Имаеши. — Раз прошлое убийство было в субботу, значит, завтра или послезавтра все должно решиться. Переночуешь у меня.
— У меня и своя квартира есть.
— И наверняка там даже сигнализации нет, — снисходительно хмыкнул Имаеши. — Отличные будут заголовки в газетах: «Один из лучших боевых магов Японии был похищен из своей абсолютно незащищенной квартиры». Сколько радости-то желтой прессе будет.
Маюзуми поморщился — отношения полицейского управления с прессой уже стали притчей во языцех. Да, такого лакомого кусочка они не упустят точно.
— Ладно, я согласен. Но только на одну ночь.
— Разумеется.
Улыбка Имаеши Маюзуми не понравилась, но брать слова назад он не привык. К тому же будет любопытно посмотреть, различается ли поведение Имаеши в рабочей и домашней обстановке.
Главное — не забыть купить нормальной еды.
* * *
Проснулся Маюзуми от того, что стало трудно дышать. В первую секунду накрыло паникой — неужели все предосторожности оказались напрасны, и сейчас его придушат прямо в квартире? Потом глаза привыкли к светлой темноте комнаты, и все оказалось гораздо проще.
На нем лежал Имаеши. Видимо, во сне инстинкты взяли верх, и он потянулся к самому близкому источнику тепла. Этого стоило ожидать.
Маюзуми вздохнул и попробовал спихнуть Имаеши на его футон. Не вышло — ногами он не мог пошевелить вообще, будто их придавило бетонной плитой. Сухой и шершавой бетонной плитой.
Он чуть приподнялся на локтях и без особого удивления обнаружил, что вокруг его ног обвился чешуйчатый хвост Имаеши. Который, змея такая, не удосужился предупредить, что во сне имеет привычку оборачиваться.
Маюзуми настойчиво потеребил Имаеши за плечо, и едва тот открыл глаза — чуть светящиеся в темноте и, естественно, с вертикальными зрачками, — обвиняюще заметил:
— Ты тяжелый.
— А ты горячий, — сходу парировал Имаеши. Шевелиться он, кажется, не собирался вовсе, только кольца хвоста на секунду сжались чуть сильнее. Маюзуми с любопытством положил руку на поясницу Имаеши — раньше он ни разу не видел его в полном обращении, и теперь его занимала каждая мелочь.
Например — переход от теплой и гладкой человеческой кожи к прохладной серой чешуе, похожей на рыбью. Имаеши крупно вздрогнул под рукой Маюзуми, но промолчал. Только зрачки стали еще уже.
— Ты каждую ночь оборачиваешься? — спросил Маюзуми, когда тишина между ними стала совсем неловкой. Руку он так и не убрал, продолжая исследовать пальцами спину Имаеши.
— Нет, не каждую, — голос Имаеши звучал глухо и одновременно насмешливо. — Ты совсем идиот, Чихиро-кун, или прикидываешься?
— Уже не прикидываюсь, — сообщил Маюзуми, опустив ладонь чуть ниже. Хвост Имаеши сдавил его ноги еще сильнее, и Маюзуми строго заметил: — Если в процессе ты сломаешь мне ноги, я перестану с тобой разговаривать.
Имаеши фыркнул раз, другой, а потом засмеялся в голос:
— Ты неподражаем, Чихиро-кун.
Кольца его хвоста расслабились, соскользнули, и Маюзуми наконец смог пошевелить ногами. И тут же забыл, как это делать, потому что Имаеши его поцеловал.
Не то чтобы Маюзуми был совсем неопытным девственником, вовсе нет. Но поцелуи с обычными людьми не шли ни в какое сравнение с тем, что вытворял своим языком Имаеши. Длинный и быстрый, он был, кажется, везде, то задевая верхнее небо, то оплетая язык самого Маюзуми. Он подался вперед, углубляя поцелуй, и обхватил ладонью затылок Имаеши. Тот отозвался невнятным горловым шипением и укусил Маюзуми за губу, прежде чем отстраниться.
— Ты… — начал он. Зрачки его то сужались, то расширялись, его потряхивало, и Маюзуми бедром чувствовал, как под чешуей хвоста ходуном ходят мышцы.
— Лучше заткнись, — буркнул он, прежде чем поцеловать Имаеши самому. Они едва не столкнулись зубами, и Маюзуми на миг обдало холодом — если Имаеши заденет его клыками, пусть даже легко и случайно, никакого секса уже не будет. Вообще ничего не будет.
Мысль эта надолго не задержалась — Маюзуми в принципе был фаталистом. К тому же Имаеши просто не оставил ему времени на всякую ерунду — соскользнул вниз одним ловким движением, потерся носом о голый живот Маюзуми — того прошило дрожью — и потянул вниз его пижамные штаны.
Маюзуми приподнял бедра, подчиняясь настойчивым рукам, и закусил губу — Имаеши на мелочи не разменивался и брал все и сразу. Член скользнул по языку до самого горла, Имаеши сглотнул — и Маюзуми подавился стоном.
Второй стон сдержать не получилось — острый раздвоенный кончик языка скользнул в щель на головке, и Маюзуми выгнуло на постели. Перед глазами замелькали белые мушки. Имаеши обращался со своим языком как бог — то скользил им по всему члену, то вылизывал мошонку, то пошло причмокивал губами, выпуская головку изо рта и легонько дуя на нее.
Маюзуми не выдержал — потянул Имаеши к себе за волосы, поцеловал, чувствуя на языке свой же солоноватый вкус, и застонал прямо в рот Имаеши, когда хвост скользнул прямо по напряженному члену. Ощущение было странное, не передаваемое никакими словами, но восхитительное. Он закинул ногу на бедро Имаеши — или что там у змей вместо него — и притянул его ближе. Поймал ртом шипящий выдох Имаеши, прикусил ему губу и кончил, как какой-нибудь подросток — только от того, как кончик хвоста Имаеши обвился вокруг его щиколотки.
Имаеши упал сверху. По его телу прошла дрожь, хвост конвульсивно дергался, то и дело задевая опавший член Маюзуми и заставляя его вздрагивать от болезненного удовольствия.
С минуту в комнате было слышно лишь их тяжелое дыхание. Затем Имаеши пошевелился, стек с Маюзуми на футон и длинным, совершенно животным движением лизнул его в шею. Хвост, до сих пор обвитый вокруг ноги Маюзуми, впрочем, так и не убрал — и не то чтобы Маюзуми возражал.
Сегодня его границы допустимого сильно раздвинулись.
— Ты все-таки ужасный человек, Чихиро-кун, — сонно пробормотал Имаеши.ему в ухо.
— Утром расскажешь, — хмыкнул Маюзуми, натягивая на Имаеши одеяло. — Спокойной ночи, Шоичи.
* * *
Из квартиры Имаеши Маюзуми ушел ранним утром — работу никто не отменял, а еще стоило заехать в какой-нибудь магазин и взять кофе и каких-нибудь бутербродов — голод он чувствовал зверский.
Дороги еще не были целиком забиты, в просветах между тучами проглядывало несмелое осеннее солнце, и, паркуясь у «Севен-элевен», Маюзуми поймал себя на том, что мурлыкает какой-то навязчивый хит из последних топов.
— You can do it, we can do it, — последние слоги застряли в горле, когда Маюзуми почувствовал чужое присутствие за спиной. Он начал оборачиваться, одновременно доставая из кобуры пистолет, и не успел — на затылок обрушилось что-то тяжелое, а дальше была лишь темнота.
Очнулся Маюзуми на алтаре. Голова раскалывалась, а руки и ноги были крепко привязаны к колышкам по краям алтаря. Он подергался, оценивая прочность веревок, и расслабленно выдохнул — смысла трепыхаться не было. Оставалось надеяться только на то, что Имаеши среагирует на следящий амулет достаточно быстро. Если проснется, конечно.
Дверь в подвал открылась, и на пороге появился мужчина. Пожалуй, в толпе Маюзуми бы прошел мимо, не обратив на него внимания — Ритуалиста выдавали только глаза, холодные и безумные.
Маюзуми вдруг показалось, что этот ритуал — далеко не первая его попытка обрести силу. И, возможно, единственная, которая могла бы стать удачной.
Ритуалист молча обошел вокруг алтаря, зачем-то подергал веревку, проверяя ее на прочность, и успокоенно кивнул. В его движениях сквозила обреченная уверенность человека, использующего свой последний шанс.
Маюзуми секунду размышлял, не заговорить ли с ним, но отбросил эту идею — Ритуалист не выглядел, как человек, жаждущий пообщаться с жертвой.
Он чем-то гремел и звенел за головой Маюзуми, а тот лежал на алтаре и с раздражением ощущал, как каменный холод все глубже забирается в кости. И наконец не выдержал:
— Нельзя ли побыстрее? Я уже замерз тут лежать.
Ритуалист, кажется, что-то уронил. Шепотом выругался — Маюзуми разобрал что-то про тысячу тысяч духов — и наконец появился в поле его зрения. С, видимо, тем самым древним бронзовым кинжалом, которым наносил раны предыдущим одиннадцати жертвам.
Он начал что-то бормотать, размахивая кинжалом, как веником, и Маюзуми с интересом вслушался в скороговорку — делать больше все равно было нечего.
Похоже, латынь. Ничего сколько-нибудь неожиданного.
Маюзуми едва не зевнул — спать хотелось ужасно, кофе выпить он так и не успел. Ритуалист наконец прекратил заклинать неведомых богов, дабы те ниспослали ему силу, и замахнулся кинжалом.
Маюзуми закрыл глаза. Ну вот и все.
— Ты смотри, ну прямо как живой, — раздался голос Имаеши. — Каюсь, сначала не верил.
— Он и есть живой, — отозвался другой голос, так похожий на голос самого Маюзуми. Собственно, он и был им. Всегда.
Теперь точно все.
Маюзуми ощутил тепло в груди, быстро растекшееся по всему телу, а затем стало очень легко и темно, и он открыл глаза уже рядом с Имаеши и посмотрел на замершего рядом с алтарем Ритуалиста с кинжалом в руке.
— Замороженным он мне нравится больше, — заметил Имаеши, коротко облизнувшись.
— Мне тоже, — кивнул Маюзуми. — Я вызвал подкрепление, будут через пару минут.
Имаеши подошел к алтарю и забрал с него связку ключей — единственное, что осталось от фантома. Подбросил ее в руке:
— Из этого может получиться неплохая статья — «Использование артефактов для придания проекции телесности».
— И задержания опасных преступников, — хмыкнул Маюзуми. — Новая эра в криминалистике.
Имаеши окинул взглядом помещение и довольно потянулся:
— Здесь мы закончили. Как насчет кофе?
Маюзуми молча кивнул — у них начиналась своя новая эра.
@темы: Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Touou Team, Оборотни
Автор: Seirin Team
Форма: клип
Сеттинг: паранормальная AU
Пейринг/Персонажи: Аомине Дайки, Кагами Тайга
Категория: джен
Жанр: ангст, мистика, ужасы
Исходники: видео: Kuroko no Basuke TV, Gakuen Mokushiroku: High School of the Dead, Supernatural The Animation, Gekijouban Kara no Kyoukai; музыка: Hollywood Undead - Day of the Dead
Рейтинг: R
Продолжительность и вес: 1:45, 179 мб
Краткое содержание: Аомине и Кагами — охотники на нечисть. Они путешествуют по Японии, расследуя паранормальные явления, и борются с порождениями зла. Но внутри каждого из них есть и своя темнота.
Примечания/Предупреждения: кроссовер с сериалом «Supernatural», насилие
Day of the Dead from Seirin Team on Vimeo.
@темы: Клип, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team, Паранормальная AU
Автор: Seirin Team
Бета: Seirin Team
Сеттинг: параллельные миры
Размер: 5 150 слов
Пейринг/Персонажи: Кагами Тайга/Куроко Тецуя
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Куроко оказывается в незнакомом мире. Кто-то стер его воспоминания о том, кто он такой и откуда пришел.
Примечания/Предупреждения: кроссовер с мангой «Dorohedoro», смерть второстепенного персонажа
Дождь барабанит по окну, будто кто-то стучится в стекло костяшками пальцев. Капли эти как кислота по позвоночнику. Одеяло кажется наждачной бумагой, и Куроко стягивает его. Но тогда приходит холод, будто кожу срезают острым тонким лезвием.Куроко помнит город с широкими чистыми улицами, состоящими из опрятных зданий, аккуратных частных домиков и приятных магазинчиков… Помнит особняк, и чью-то прохладную влажную ладонь, и спокойный голос, который что-то говорит ему. Собственный крик закладывает уши ватой.
Он не должен был кричать, он должен был дослушать.
Сейчас другая, теплая и большая ладонью накрывает его лоб. Куроко цепляется за нее, как за спасательный круг — и остается по эту строну реальности. Но дождь за окном все еще сверлит в нем тысячи мелких воронок. Куроко зовет, не слыша собственного голоса, и вздрагивает от ответа:
— Нет. Меня зовут Кагами. Ты здесь?
Куроко открывает глаза. Прошлое и настоящее накладываются друг на друга. Ему кажется, что именно этот человек с ярко-красными волосами говорил ему то, что Куроко не хотел и не мог дослушать. Именно этот человек гнал его сюда, в мир дождя, который сейчас свежует его заживо.
— Кагами, — Куроко пробует незнакомое слово на вкус. — Что ты говорил мне?
— Что тебе нечего бояться. Когда дождь пройдет, станет лучше. А пока я тут.
От Кагами тепло и пахнет приятно — едой. Но горло Куроко забито осколкам стекла, он не может думать о еде, потому с трудом сглатывает и кивает. Неужели это было так важно — услышать, что после дождя все пройдет?
Нет. Тогда Кагами говорил ему что-то другое. Только он был меньше ростом и уже в плечах.
***
— О, у тебя постоялец что ли? Откуда он взялся? — заметив новое лицо в углу кафе, спрашивает Киеши. Остальные обращают внимание на Куроко только после его слов. Кагами смеется, расставляя тарелки по столу. Обычно у него не так много посетителей, да и город небольшой, почти все друг друга знают.
— Это Куроко. Я сам его еле нашел. Споткнулся об него на улице. Решил, что мне не помешает официант, потому что я не успеваю и на кухне, и тут.
— Хм. Говоришь, на улице нашел… люди просто так на улицах не валяются, — Хьюга отодвигает тарелку, поднимается со своего места, чтобы подойти к Куроко вплотную, смотрит сверху вниз.
— Пацан, а ты, случайно, не маг?
Разговоры в небольшом кафе на четыре столика стихают.
— Нет. Я из деревни за рекой, — ровно произносит Куроко, как учил его Кагами. — Подумал, что тут у меня больше шансов найти работу, но пока добирался, выдохся.
— Конечно выдохся! — подключается Кагами, улыбаясь как можно дружелюбнее. — Путь не близкий, а он вон какой хлипкий.
— Смотри, замечу за тобой какие-нибудь магические штучки — кишки на эту вывеску намотаю, — обещает Хьюга, смерив Куроко злым взглядом.
— Хорошо, я приму это к сведению, — кивает Куроко. — Но если бы я был магом — вряд ли я был бы тут, так?
— Вот точно, Хьюга, отстань от парня! За рекой, правда, только тыквы выращивать остаётся. Говорят, что раз поливают они их водой из реки, в прошлом месяце одна такая тыква трех фермеров сожрала, прежде чем ее поймали и в пирог пустили.
— Вы ненавидите магов? — спрашивает Куроко, пока моет посуду. Кагами, до этого разбиравший по шкафам тарелки в одному ему известном порядке, выключает воду, чтобы Куроко обернулся и посмотрел на него.
— Мы убиваем магов. Я сам один из охотников.
Он стоит вплотную. Ему достаточно протянуть руку, чтобы схватить Куроко за горло.
— Почему? — спрашивает Куроко. Его воспоминания обрывочны. Он чувствует себя так, будто видит сон. У него чувство, будто раньше он жил в мире, не похожем на этот, а про этот когда-то давно читал. Ему кажется, что он припоминает охотников на магов — серьезных ребят с острыми ножами — но не помнит, чего такого ценного в магах, что надо их отлавливать.
— Это место называется Дыра. Ты должен был уже понять почему, ты выходил на улицу пару раз.
Куроко кивает. Место и в самом деле похоже на мусорную кучу, на которой из отходов выстроены небольшие аляпистые здания, будто сделанные детьми.
Так выглядят трущобы.
Кагами возвращается к посуде, но продолжает говорить:
— Маги приходят в наш город тренировать свои навыки. Мы для них подопытные свинки. Я свожу тебя в клинику как-нибудь. У Хьюги просто жабры, он отделался малой кровью. А у того здоровенного весельчака, Киеши, после встречи с магом вместо колена железный механизм. Тоже легко отделался… Я видел тех, кого приходилось убивать из жалости, потому что так жить они уже не могли. Видел человека, от которого осталось ровно столько, сколько помещается в пакет, и он был еще жив. Никто не любит магов. У них чем сильнее магия, тем выше статус. А раз ты человек без магии — то хуже мусора. Мусор, над которым можно ставить эксперименты. Люди в дыре для них и не люди, а просто дичь, на которую можно охотиться из развлечения. Теперь понимаешь, за что мы ненавидим магов?
— Та тыква тоже была живой, раз ела фермеров. Мясо, что ты кладешь в еду… — начинает Куроко.
— Да, да. Не спорю. Но я из того мусора, над которым они любят экспериментировать, так что я им просто головы отрезаю, когда встречаю. Пусть тоже не обижаются, — пожимает плечами Кагами.
Куроко морщится, вытирая тарелки и так сырым полотенцем. Он помнит обезглавленные тела в гостиной знакомого ему по снам особняка, перед лестницей. Помнит сожаление из-за их смерти. Он по другую сторону баррикад.
— Я — тоже из магов? — спрашивает Куроко у тарелки. Он ждет, что его перехватят за шею и окунут в мыльную воду, чтобы утопить; ждет болезненного касания лезвия к горлу, но почему-то не боится. Если он не нужен Кагами, значит, он не нужен никому. Вместо этого он ощущает теплое дыхание в затылок — Кагами стоит прямо за его спиной.
— Дожди — последствия выбросов вашей магии. Нам от них ничего, только тыквы стремные растут. Но маги к нам в дождь не суются. Говорят, что от дождей им становится очень плохо.
Куроко вспоминает ощущение вытягиваемых из него жил. Однозначный ответ, даже показательный.
— Я ничего не помню, — произносит Куроко, но не для того, чтобы спасти себя. Ему кажется, он бы не стал бы практиковать магию на людях. Если Кагами захочет утопить его в воде для мытья посуды — Куроко не будет сопротивляться. Но Кагами ерошит ему волосы на затылке.
— Зато я помню. Мы встречались до того, как я нашел тебя в дождь на улице.
— Кем я был? И что делал?..
— Ты был неплохим человеком. Но ты был с магами. Слушай, я бы не хотел, чтобы тебя убили, так что не делай такое удивленное лицо, когда наши говорят о плотоядных тыквах. Кивай, я подскажу, если они шутят.
— Ты спас меня из-за нашей первой встречи? — понимает Куроко, оборачивается, чтобы взглянуть в лицо Кагами снизу вверх. Свет в кухне еще не включен, а за окном темнеет. Ростом Кагами тоже напоминает ему кого-то, но с более темной кожей. Кагами не отстраняется, кивает. — Чего ты хочешь от меня на самом деле?
— Просто поживи тут какое-то время, — шепчет Кагами. — Со мной. Я буду защищать тебя. Если захочешь уйти — уйдешь. А если захочешь остаться — я буду просто офигеть как счастлив.
Куроко кивает. Он не думает, что остаться тут — проблема. Во всяком случае, идти ему некуда, а убивать Кагами его не собирается.
Куроко боится, что если он вспомнит прошлое, из богатого и благополучного мира за ним придет тот, другой человек, кого он звал в день, когда впервые попал к Кагами. И у Куроко не останется выбора, кроме как уйти с ним. Он чувствует, что вспомнив все и оставшись, рискует и сам умереть, и Кагами подставить под удар. Но ему сейчас так хорошо и уютно в этом маленьком домике с кафе на первом этаже и спальнями на чердаке, что Куроко предпочитает не помнить ничего.
Он изучает алфавит Дыры, осваивается с небольшим меню в кафе Кагами. Единственное неудобство — посетители замечают его не всегда, часто Куроко приходится самому их окликнуть, чтобы обратить на себя внимания. И постепенно он становится своим и в кафе, и в мире Дыры. С ним здороваются в городе, он выходит за покупками один, иногда доставляет заказы, самостоятельно ориентируясь в городе и его правилах.
— Давно к нам маги не заглядывали, — вздыхает как-то вечером Хьюга. Куроко видел людей, которые не стеснялись перекошенных лиц, заросших кожей ртов, ослиных ушей или свисающих до земли рук. Но свои жабры Хьюга всегда прикрывает высоким воротом свитера. — Даже руки чешутся. Кагами, ты как насчёт размяться?
— Скоро ночь оживших мертвецов. Разомнешься, — ворчит Кагами из-за стойки.
— Черт, точно, — соглашается Хьюга. — Но мертвяки мне ничего не сделали. Некоторые из них даже были мне друзьями, так что это не так круто.
— Ночь мертвецов? — переспрашивает Куроко, понимая, что это не праздник-маскарад.
— У вас нет? — переспрашивает Киеши, обернувшись. Чаще всего в кафе заглядывают они с Хьюгой, иногда еще приходят ребята с их смены пожарных. Однажды краснеющий Хьюга привел к ним девушку и, так как в кафе тем утром никого больше не было, Кагами утащил Куроко на кухню по какому-то надуманному поводу.
— У них трупы в реку скидывают, — находится Кагами. — Если они и возвращаются, то это уже не их проблемы.
— Так у тебя будет боевое крещение? — оживляется сидящий за вторым столиком Коганей, которому от магов досталась кошачья голова.
— Что за чушь? Куроко не пойдет на ночь мертвецов, я оставлю его дома.
— А сам пойдешь? — бесцветно спрашивает Куроко, выставляя перед Коганеем блюдо с рыбными головами.
— Конечно пойду. Как это я все веселье пропущу.
— Значит, я с тобой. Может, по мне не видно, но я тоже люблю веселиться, — в доказательство Куроко указательными пальцами оттягивает уголки губ как бы в улыбке.
Когда начинаются дожди, Кагами закрывает кафе. Куроко легче, чем в самый первый раз, но все же он проводит это время в кровати. Кагами носит ему чуть теплый травяной чай, подолгу сидит, разбирая на прядки его волосы.
— Если вспомнишь, то захочешь вернуться? — спрашивает негромко Кагами в один из таких вечеров. Он снова кладет руку на лоб Куроко, и тот ловит ее, прижимает сильнее. Зрение Куроко в дождливые дни словно затягивает поволокой, взгляд обращается внутрь, и кажется, что память готова вернуться.
— Похоже, что меня выгнали оттуда, — хрипло отвечает Куроко. — Пожалуйста, еще чаю.
Кагами протягивает ему стоящую тут же чашку, и Куроко в два глотка допивает.
— Если узнают, что ты прячешь мага — тебе ведь будет плохо?
— От кого? Если свои узнают, то они язык за зубами держать умеют, а ты у нас уже почти свой. Тебя они выдавать не будут, иначе я их больше в кафе не пущу.
— А для них это настолько важно?
— Настолько? — притворно возмущается Кагами. — Чтоб ты знал, я готовлю лучшую крысятину в городе. Говорят, по вкусу как говядина, хотя здесь, пожалуй, не осталось никого, кто помнил бы вкус говядины.
— Ничего похожего, — с усмешкой возражает Куроко и, с той же несерьезной обидой Кагами пытается отнять у него свою руку, но Куроко держит сильно. А потом опускает его ладонь ниже, касается губами, и Кагами совсем перестает вырываться, только кончики ушей краснеют. — Но Кагами-кун готовит лучше всех, кого я знал.
— Врун. Ты ничего не помнишь.
Куроко помнит большой дом с кучей комнат, огромной кухней, просторной гостиной с камином. Помнит, что там были людей, близкие ему. Не так, как сейчас Кагами, но все же роднее посетителей кафе. Кажется, они были семьей. Но, возможно, того дома больше нет, или Куроко больше не существует для своей семьи. Все так зыбко и расплывчато.
Куроко не уверен, что сам себе не выдумал эти воспоминания.
Возможно, он придумал, что из того мира его выкинули, чтобы можно было остаться с Кагами. А о том, что случилось в действительности, он приказал себе забыть. И потому дни с дождями, когда воспоминания возвращались, становятся еще страшнее.
***
Встретив его на улице, Куроко думает, что его снова преследует призрак прошлого, фантомная боль по утерянному миру. Но человек настоящий, из плоти и крови. Он не похож на того, кого Куроко знал, но забыл. Он и есть тот, кого ему однажды напомнил Кагами. Куроко забывает про заказ и идет за ним след в след по скользкой дороге, по узким улочкам. И чем дальше они заходят, тем меньше людей попадается навстречу. Куроко следует упрямо, зная, что этот человек не сделает ему плохого, и оказывается в дурацком положении, когда за очередным поворотом его впечатывают в заскрипевшую ржавую обшивку стены. Смуглая ладонь сдавливает горло.
— Ты чего за мной ходишь? — сквозь зубы спрашивают его. Вместо ответа Куроко снимает капюшон дождевика. Коробка с заказом летит на землю. Рука на горле разжимается.
— Тецу? — потрясенно выдыхает человек напротив.
— Меня зовут Куроко, это я помню.
— Ну да, Тецу, — упрямо кивает человек, снова хватает Куроко, но в этот раз за руку, и тащит за собой. Они оба забывают про коробку с заказом. Через две минуты тут уже ничего не будет, ни еды, ни коробки. — Пошли. Он должен тебя увидеть. Мы же думали, что тебя убили. Ты же не побежал, когда мы дверь в Дыру наколдовали. А потом про тебя никто ничего не слышал.
Куроко послушно идет за ним. В этом мире такое доверие чревато украденным кошельком, а то и смертью. Но на этого человека Куроко может положиться.
Его спутник с пинка распахивает дверь в квартиру, та слетает с петель, покачивается, но остается висеть. Слышится грохот металла, какой бывает, когда Кагами копается в столе в поисках нужной кастрюли, и в коридоре квартиры появляется другой знакомый Куроко человек. Увидев гостей, он опускает кухонный нож и выдыхает с облегчением.
— Аомине-чи, даже если ты привел Куроко-чи, вовсе не обязательно выбивать дверь, — ворчит он. Его имя медленно всплывает в памяти Куроко, а вместе с ним мраморные полы в общей гостиной, камин и мягкое кресло.
— Ки… се?
— Не похоже на Куроко-чи — так обращаться, — настораживается тот. Второй подталкивает Куроко, закрывает сломанную дверь.
— Да ладно, Кисе, ты у нас единственный копирующий маг. Кто еще может притвориться Тецу?
Куроко оборачивается и пытается вспомнить, слышал ли раньше имя второго, но не получается. Ему кажется, что он никогда раньше не знал человека по имени «Аоминечи».
— Я… — начинает он, не зная, как подобрать слова.
— Как ты остался в живых? Кто еще выжил? — беспокойно спрашивает Кисе.
— Я ничего не помню, — жалуется Куроко. — Я и вас почти не помню… Помню дом и гостиную.
— А Акаши? — спрашивает Кисе, усаживая Куроко в потрепанное кресло. Второй с мрачным видом ждет ответа.
— Акаши? — переспрашивает Куроко, переводя взгляд с одного знакомого на другого. Он точно знает, что это имя связано с тем особняком, который постоянно видится ему. Люди, которые стоят напротив Куроко, не просто ниточка к его прошлому. Они очень дороги и важны для него. Те, кого он потерял, а теперь снова увидел живыми и здоровыми.
— Наверное, нам лучше и не рассказывать, — вздыхает Кисе. — Аомине-чи ты помнишь?
— Аоминечи? — переспрашивает Куроко, глядя на второго, и тот передергивает плечами.
— Нет. «Кисе-кун», — он показывает на себя, как будто учит ребенка называть вещи. — А это «Аомине-кун». Мы были друзьями.
— Почему мне лучше не рассказывать?
— Потому что маг, стирающий память, тоже работал на Акаши, — не выдержав, отвечает за друга Аомине. — И тоже был из нашей семьи. А раз тебе стерли память — значит, это была его инициатива или приказ Акаши. И если ты все еще ничего не помнишь — значит, он жив.
Куроко принимает эту встречу с радостью и облегчением. Он почти уверен, что эти люди — единственные, кто мог его ждать и беспокоиться. Раз они тут, то и ему незачем возвращаться. Ни к чему вспоминать прошлое и уходить из уютной маленькой спальни на втором этаже кафе.
***
Кагами встречает его за два квартала до кафе, словно мамаша, чей ребенок ушел играть в другой двор, где ошивается плохая компания.
— Ты где был? Заказчик приходил сам! Сказал, что тебя не было. Я думал, что-то случилось. Это тебе не ваша ферма, знаешь ли, тут не только тыквы людей жрут. В конце концов, я думал, что на тебя маги напали!
— Я просто встретил друзей, Кагами-кун. И извини, я потерял заказ, — как в бредовом сне отзывается Куроко. Кагами перехватывает его за плечо, тащит скорее к кафе, в квартиру над ним.
— Каких еще друзей? Ты как? — шепотом спрашивает он по дороге.
— Пойдем домой, — просит Куроко, будто они не туда идут. — Не волнуйся так. Я в порядке.
— Тогда что еще за «-кун»? — спрашивает Кагами.
***
С началом очередного дождя Куроко замыкается в себе. Он прячется в коконе из одеял, словно собирается превратиться в бабочку. Кагами оставляет теплый чай у кровати, а трогать кокон боится, садится рядом, на полу. Куроко раздвигает ворох одеял и показывается наружу.
— Уйти? — спрашивает Кагами.
— Нет. Очень холодно.
— Наверное, — отзывается тот, чтобы что-то сказать. Куроко приподнимает одеяло, чтобы показать, что в его коконе хватит места на двоих.
— Кагами-кун выглядит очень теплым, — облизнув губы, произносит Куроко. — Ты не против?
Кагами отрицательно качает головой, забирается под жаркое одеяло.
— Со мной много мороки, — шепчет Куроко, тут же прижавшись так тесно, словно, если он вдруг действительно станет бабочкой, то крыльями суждено стать Кагами.
— Переживу, — обещает Кагами.
Тепло одеяла и чужого тела обволакивает Куроко, и он согревается. Тянет в сон, глаза слипаются и сознание плывет.
— Нет… Мне правда так стыдно. От меня одни неприятности. Я бесполезный маг с бесполезной магией. Прости, что приходится возиться со мной, Акаши-кун.
— Я не Акаши, — отзывается Кагами, но Куроко уже проваливается в сон.
***
Они приходят, когда кончаются дожди — Аомине и Кисе. Садятся за столик ближе к барной стойке.
— Йо, — первым здоровается Аомине. — Мы тут к тебе зашли. Ну и, говорят, тут неплохое мясо.
— Аомине-чи, оно крысиное. Я не буду, — возражает Кисе.
— Смирись. У них тут и баклажаны плотоядные.
— Так я лучше один из тех баклажанов съем, чем крысу.
— Я слышал про тыкву, а не… — начинает Куроко, но в стол перед Аомине врезается мясной тесак.
— Я сейчас тебя приготовлю и другу твоему подам с баклажанами, — Кагами перескакивает через стойку, достает из-за пояса другой, охотничий нож с зазубринами. Аомине выдергивает мясницкий из стола перед собой.
— Давай, дерьмо в человеческом обличии, — хрипит Аомине, поднимаясь. — Не то чтобы я тебя запомнил…
Куроко бросается между ними.
— Аомине-чи, прекрати, — устало просит Кисе. — Куроко-чи тут работает.
— У этого? Тецу может работать с нами. Всяко лучше, чем…
— Куроко-чи не будет работать с нами, у него отвращение к таким делам, — напоминает Кисе. Он сердится, а у Куроко устойчивое чувство дежа вю. Было уже в его жизни такое, когда он стоял между Аомине и Кагами и защищал при этом не друга-мага.
— Вы знакомы? — спрашивает Куроко, глядя то на Кагами, то на Аомине.
— Еще как! — выдыхает Кагами. Он не решается атаковать, потому что Куроко по-прежнему стоит на его пути. — Этот чмырь мне как-то попался! Да ты же там был! — В запале Кагами только теперь осознает, что Куроко не помнит этого. — Он пришел в Дыру от магов.
— И чуть не сделал из тебя отбивную, — ухмыляется Аомине. — Ты тогда чуть своей кровью не захлебнулся. Когда мы тебя оставили, я был уверен, что ты сам сдохнешь, можно не добивать. Если бы не Куроко…
— Да, я в курсе, я был бы мертв. Но ты тут вроде как не в гостях, — Кагами кивает на комбинезон Аомине, типичный для Дыры, штопанный, как одежда всех местных. Как дома и лица людей. — Так что я бы на твоем месте особо не хорохорился.
— Наоборот, у меня есть необходимость убить тебя. Тогда ты точно не заложишь меня, Кисе или Тецу.
— Аомине-кун. Кагами-кун спас меня, я живу здесь у него. Пожалуйста, не нужно ему вредить.
— С чего вдруг отбросу из Дыры спасать мага?
— Аомине-чи, мы и сами в Дыре теперь живем, — напоминает Кисе.
— Громче про мага ори, а то еще не весь район слышал, — почти одновременно говорит Кагами, но Аомине швыряет его нож обратно, тот врезается в стойку.
— Сам подумай, чего ему спасать Тецу?
— Потому что Куроко-чи спас его. Тогда, когда вы столкнулись как враги.
Память Куроко — светлые паутинки, на которых держится недоступный ему пласт прожитого. На этих паутинках он видит отражение того, что было, но оно больше похоже на сны. Только люди могут подтвердить, что из виденного им правда.
Говорят, в дождь магия слабеет, может, поэтому Куроко и видит сны о прошлом. Кисе с Аомине жили в большом доме, принадлежавшем Акаши. Они не работали там и не имели никаких должностей. Просто иногда кто-то мешал Акаши, тогда они шли в гости к этому человеку, и больше его никто не видел. Должники после их визита быстро находили деньги для возврата долга, а главари банд становились самыми лояльными к Акаши людьми.
Акаши не был боссом мафии в понимании, привычном для обитателей Дыры. На правах сильного, собравшего вокруг себя полезных магов, в их мире он был властью, держащей в своих руках город и окрестности.
А потом что-то случилось.
В кафе по-прежнему только они четверо, и можно говорить, хоть и приглушенно.
— Произошел переворот, — сообщает Кисе, вздохнув. — В нашем мире, как и в вашем, если есть сила больше той, что правит — значит, править будет она. Появился маг, который мог превращать все в золото. Органическое, неорганическое… В нашем мире нельзя просто убить самого сильного мага и занять его место. Нужно убить и всех, кто на стороне этого сильного мага.
— Поэтому вы теперь в Дыре, — констатирует Кагами. Куроко приносит с кухни мясо для Аомине и выпечку для Кисе.
— А какая разница, — хмуро заявляет Аомине. — Тут нас могут убить, там нас точно убьют. Там мы убирали людей, тут занялись тем же. У нас и без магии это всегда получалось на ура.
Кисе мог только копировать людей и предметы. У Акаши он работал за счет своей физической силы. И того, что мог терпеть Аомине. Аомине и вовсе умел только выращивать перья везде, до чего дотронется. Тоже бесполезное умение.
Куроко чувствует себя так, будто читает книгу, когда-то хорошо знакомую, но забытую, и по ходу развития сюжета вспоминает события и персонажей.
— Что умею делать я? — спрашивает Куроко, заливая кипятком зеленые листья чего-то, заменяющего чай. Аомине и Кисе переглядываются.
— Людей выворачивать наизнанку, — оскалившись, отвечает Аомине, и Куроко передергивает. Неприятный холодок, как от скорого дождя, пробегает по спине. — Я в прямом смысле, — уточняет Аомине.
— Сильная магия. Пока мы жили вместе, Акаши пытался заставить тебя ее использовать. Но ты отказывался, — продолжает Кисе, пытается показывать что-то на пальцах.
— Из тебя был бы отличный чистильщик. Я ждал, когда ты наконец согласишься и присоединишься к нам, — говорит Аомине.
— А я знал, что Куроко-чи больше понравится без магии. Быть официантом — отличное для тебя занятие, — улыбается Кисе, любуясь им. И Куроко понимает, что он прав. Даже судя по рассказам, тут ему нравится больше. Даже если не вспоминать значит потерять прожитые годы, Куроко не думает, что в них было что-то действительно хорошее и достойное того, чтобы вспомнить.
— Официантом в Дыре. Подавать гостям крысиное мясо, — ворчит Аомине, орудуя вилкой и ножом.
— Вкусно? — спрашивает Куроко, стоя рядом с подносом. Аомине косится на Кагами, но отправляет кусок в рот, промычав что-то одобрительное.
— Можно подумать, у нас в Дыре хуже, чем у вас, — сложив руки на груди и ногу одна на другую, фыркает Кагами. Он в этом маленьком кафе хозяин. — У нас ни власти, ни иерархии. И в то же время все при деле.
— Мы не спорим, — улыбается ему Кисе. — И еще раз спасибо, что спас Куроко-чи. Мы очень за него переживали. Даже Аомине-чи.
***
Ночью, когда небо ясное, Куроко приходит в комнату Кагами, сам забирается под колючее шерстяное одеяло.
— Получается, — сразу начинает разговор Кагами, — что у этого вашего большого босса были власть, деньги и роскошная жизнь. Но ты не хотел для себя того же.
— Почему ты так решил?
— Ты не вспомнил, как мы впервые встретились? — спрашивает Кагами. Куроко отрицательно качает головой.
— Ты был у магов?
— Нет. Это ты пришел в Дыру. Я увидел, как ты прошел через дверь из вашего мира. Значит, маг, понял я. Значит, ничего хорошего и надо убить. Я еще подумал, что ты не выглядишь сильным и я быстро управлюсь. Но потом этот ваш Аомине появился, и… задача усложнилась.
— Но я бросился тебя защищать, когда он попытался тебя убить? — вслух рассуждает Куроко.
— Ага. Я так понял, что ты сбежал. А его отправили догонять. Вот и… догнал.
— Значит, ты пытался убить меня, а теперь мы лежим под одним одеялом.
— Ага, а еще ты живешь у меня уже четвертый месяц, — напоминает Кагами с теплотой в голосе.
— Всякое бывает… Только не думай, что я тебя для того к себе забрал, чтобы… ну…
— Лежать под одним одеялом, — подсказывает Куроко.
— Да. То есть нет. То есть… В смысле, когда ты появился, у тебя не было выбора, куда податься. К тому же я знал, кто ты, а тебя могли убить за это, вот и…
— Я рад, что это был именно ты, Кагами-кун. Не могу быть уверен, но, кажется, я хотел жить именно так.
***
Ночь восставших мертвецов и в самом деле напоминает праздник. Скорее потому, что это не просто волонтерская работа, за нее еще и дают призы. Из динамиков разносится предупреждение, что находиться на улице после полуночи смертельно опасно, и остаться вне домов должны только вызвавшиеся для охоты горожане.
В толпе собравшихся добровольцев Кагами и Куроко встречают Кисе с Аомине.
— Беру свои слова назад насчет скуки в этом месте. У вас тут гнилушки по улицам ходят, а за их отлов еще и платят, — весело сообщает Аомине.
— Гондон… Во-первых, у нас такое раз в год. Во-вторых, они из-за вашей же магии и бродят.
— Было бы честнее, броди они у нас. И веселее.
— Так и забирай их, — тут же предлагает Кагами, — они все твои. У нас, знаешь, спортивного интереса к ним нет…
— Кагами, ну что, давай как в прошлом году — поспорим на бесплатный обед, что мы с Киеши завалим больше тебя с напарником, — вырисовывается рядом Хьюга. — Может, и трупак того мага, что оставил Киеши без колена, тоже будет тут! То-то повеселимся!
— Хьюга, ну как так можно вообще? — ворчит Кагами, оттаскивая его в сторону. — Разве в прошлом году среди мертвяков не было твоей бабки?!
— Ага. Мерзкая была, спасибо, что сам ее отбуксировал. Если в этом надо кого-то из твоих закопать, то ты говори, не стесняйся.
— За Куроко присматривайте только, — еще тише просит Кагами. — Я сказал ему держаться рядом, но… блин, это же Куроко. Он вечно теряется.
— То есть ты не закрыл его дома? — настораживается Киеши.
— Нет. Он тут.
— Где же?
На том месте, где только что стоял Куроко, Аомине и Кисе проверяют исправность приготовленного для боя оружия.
***
Так бывает, пожалуй, только во снах. Когда знаешь, куда должен идти и что происходит, но не можешь ответить, откуда в тебе это знание. Для Куроко мир Дыры начался с дождя и комнаты на втором этаже кафе Кагами. Он никогда не спрашивал, где его нашли. Но теперь, стоя в ничем не примечательном переулке, он понимает, что это случилось именно здесь. И что воды тогда было по щиколотку. Куроко помнит, как боялся, что она поднимется выше, и он захлебнется. Он прятался этом переулке от дождя — здесь хотя бы сверху не поливало. А дверь… Дверь была в тупике напротив, в полуметре над землей. Сейчас там ровная стена, но магические двери между Дырой и миром магов существуют несколько минут, а потом рассеиваются как дым. И, даже вспомнив это место, Куроко не может вернуться — двери нет. Глупо искать ее, потому что Куроко и не хочет возвращаться, просто ему кажется, что он забыл что-то очень-очень важное. Что-то не дослушал.
Куроко оборачивается, когда часы бьют двенадцать, вместе с боем на кладбище становится оживленнее. Там и раньше было полно народу, но теперь будто началось представление, ради которого собралась куча народу.
Кагами объяснял, что зомби тупые и хрупкие, почти разложившиеся тела, но если укусят — будешь вместе с ними ходить и искать сырого мяса и мозгов. К такому Куроко готов не был, но и голыми руками убить кого-то, если разучился пользоваться магией, тоже не мог. Потому Кагами и отдал ему стальную биту с шипами, которой когда-то пользовался сам.
Еще Кагами говорил, что мертвецы сначала выбираются из могил, а потом уже расползаются по городу. И ждать в этом переулке можно несколько часов, не говоря уже о том, что Кагами будет волноваться. Куроко направляется обратно к кладбищу, когда понимает, что в переулке звучат не только его шаги. Более того — звук чужих шагов шаркающий, неуверенный и медленный. Наверное, зомби должны передвигаться именно так. Вместо того, чтобы испугаться и бежать, Куроко, несмотря на внутренний мандраж, перехватывает удобнее биту, замахивается, поворачивается.
И замирает, не ударив.
Мертвеца можно назвать свежим, но алые волосы уже поблекли. Левый глаз смотрит бессмысленно, вместо правого дыра — что-то прошибло голову навылет. Когда-то дорогой аккуратный костюм теперь в грязи и крови. На светлой коже въевшиеся надписи, сделанные маркером. В них угадываются неприличные рисунки и слова — кто-то расписал труп, как стенку туалета. Он двигается вперед, подтягивая переломанную ногу, и хрипит. Куроко помнит его голос таким, каким он был раньше, и в невнятном хрипе ему слышится: «Уходи, Тецуя. Живи так, как хотел. Когда все начнется, им будет плевать, на чьей стороне ты был». Тогда он, всегда желавший свободы, впервые не захотел никуда уходить. Даже без способностей к предсказаниям он знал, чем все закончится. И тянущий к нему руки труп Акаши это только подтверждает.
Последняя картинка, после которой кусочки из разрозненных видений рассказа Кисе становится завершенной: людей с черными крестами на глазах приходят в дом Акаши, чтобы оспорить его власть. И они, когда-то секта простых неудачников, побеждают.
Акаши не успевает дойти до него. Мимо Куроко стремительной тенью проскальзывает Кагами, вонзает один из своих ножей в подбородок зомби, разрезая лицо, а затем локтем разбивает ему голову. Немного подумав, он достает соль, посыпает труп на всякий случай и уже после этого опускается на корточки.
— Не то чтобы я себе не верил… Но все-таки неприятно, если ты полезешь искать жетон, а он вдруг зашевелится… Слушай, у него жетона нет… Странно, мы на все трупы жетоны вешаем, — как ни в чем ни бывало объясняет он.
— В мире магов не вешают, — объясняет Куроко, опуская биту. — Он не из Дыры.
— А, — Кагами оборачивается к нему. Куроко надеется, у него получается удержать бесстрастное выражение лица. Тот поднимается, чешет в затылке. — Обидно. Ну ладно, одним больше, одним меньше. Пойдем, ночь только началась. Я не могу позволить Хьюге развести меня на бесплатный обед. И это… Не уходи от меня никуда! Я же волнуюсь, блин!
Куроко медленно выдыхает сквозь стиснутые зубы.
***
Они молчат, глядя в разные стороны — Кисе куда-то вдаль, Аомине в землю. Куроко стоит, прислонившись спиной к пыльной стене. Рядом с ним злой Кагами, он словно уверен, что они трое могут решить вернуться свой мир, а значит, и Куроко у него заберут. Завернутый в черный пакет труп лежит в центре образованного ими круга.
— Как его можно похоронить, чтобы он больше не восставал? — хмурясь, спрашивает Аомине. Кагами усмехается:
— А никак. Тебе же смешно было, вот теперь будешь его каждый год в эту ночь убивать.
— Кагами-кун, — печально одергивает Куроко, морщась, как от боли, и тот замолкает.
— Хотя бы просто похоронить мы его должны, — примирительно замечает Кисе. — По крайней мере… мы знаем, что его не мучают.
Аомине морщится, словно его ударили, подходит, взваливает на плечо пакет с трупом.
— Аомине-кун, постой, — догоняет его Куроко. — Что вы собираетесь делать? После того, как похороните Акаши-куна?
Аомине не оборачивается, к тому же между ними становится Кисе, вымученно улыбается.
— Ничего не будем делать. Мы уже привыкли к Дыре. До Акаши мы жили в похожей помойке, только в мире магов, так что… Заходи в гости, как будет выходной.
Кисе убегает вслед за напарником, не пытаясь помочь — только следит, чтобы Куроко не шел за ними. А он стоит как учуявшая след собака, чувствуя ложь. И в тот момент, когда он собирается бежать за ними, Кагами кладет руку на его плечо. Не сжимает и не останавливает, жест этот мягкий, но он как цепь удерживает Куроко на месте. Им не будет от Куроко пользы, он не собирается выворачивать людей наизнанку даже из мести за Акаши.
Когда Куроко оборачивается, он понимает по лицу Кагами, что значит это прикосновение. Это не попытка удержать, это знак поддержки, и если Куроко последует за своими друзьями, то и Кагами отправится с ним. Он будет воевать в битве магов против магов, потому что это выбор Куроко. А он хочет быть рядом с ним.
Но Куроко никуда не уходит. Возможно, стоит хотя бы раз в жизни прислушаться к словам Акаши и жить так, как хочется. Куроко поворачивается к Кагами, и тот все понимает.
— Знаешь… я там столько очков заработал, что нам хватит на новую плиту. Неплохо, да?
— Да, старая все хуже и хуже работает, — кивает Куроко, окончательно обрывая нити между собой и прошлым.
@темы: Параллельные миры, Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team
Автор: Seirin Team
Бета: Seirin Team
Сеттинг: параллельные миры
Размер: 14 500 слов
Пейринг/Персонажи: Киеши Теппей/Айда Рико, Ханамия Макото/фем!Киеши Теппей, Айда Рико/фем!Киеши Теппей, подразумеваются односторонние Хьюга Джунпей/фем!Киеши Теппей и Хьюга Джунпей/Айда Рико, упоминаются другие игроки Сейрин и Кирисаки Дайичи
Категория: гет, фемслэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Однажды утром Киеши Теппей проснулся в непривычном теле.
Примечания/Предупреждения: гендерсвитч, не учитываются события Extra Game и других частей канона после основной манги.
Ссылки на скачивание: doc | txt
Это было самое обычное утро. Сквозь сдвинутые седзи из садика доносился птичий гомон и гул большого города, а где-то в кухне звенела посудой бабушка, и пахло омлетом и супом мисо. Теппей сладко потянулся. Он провел в Японии уже месяц, но все еще наслаждался тем, что находится в родном доме, среди родных людей, и потому ловил каждое мгновение.Потянувшись еще раз, он перекатился на живот — и моментально ощутил, что что-то не так. Не успев, однако, сообразить, что именно, он тут же осознал вторую странность.
Нога не болела. Совсем. Нисколько. Даже не ныла. Настолько не ощущалась, что Теппей на мгновение даже испугался.
Лечение в Америке прошло не слишком успешно. Вернее, успешно, насколько это было возможно — о возвращении в спорт не могло быть и речи, требовалась дальнейшая терапия, и нога, как сказали Теппею, еще не раз его побеспокоит. Она и беспокоила: неизменно напоминала о себе по утрам легким ноющим чувством, а в сырую погоду — несильной тянущей болью. Если же он перенапрягался — а избежать этого получалось не всегда, — боль становилась устойчивой и острой и не проходила без лекарств.
Теппей постепенно осознавал, что с этой болью ему предстоит провести всю жизнь.
Сейчас же он ощущал свое колено так, словно никакой травмы никогда не было.
Мысли перебил голос бабушки — она кого-то звала:
— Канэ-тян! Канэ-тян!
Соседку или кошку, подумал Теппей, поднимаясь на ноги. Что-то было не так с ощущением собственного тела, словно оно сменило центр тяжести или у Теппея внезапно начались проблемы с вестибулярным аппаратом. Но в чем конкретно дело, до него дошло, когда он опустил взгляд.
Хорошо, что он никогда не отличался излишней нервностью. По крайней мере, он не заорал на весь дом, а просто открыл рот.
У него была грудь. В смысле, самая настоящая женская грудь. Теппей как-то очень отстраненно прикинул, что ему есть чем гордиться — не Момои Сацуки, конечно, но тоже очень неплохо…
Нервно выдохнув, Теппей сделал то, что сделал бы на его месте любой парень — сунул руку в пижамные штаны. На мгновение им овладела паника — члена не было. Впрочем, Теппей тут же сообразил, что в сочетании с грудью это скорее нормально, чем наоборот, было бы хуже, будь и то, и другое…
Ощущая легкое головокружение, Теппей вышел из спальни и направился в ванную. На полпути он сообразил, что ни в коем случае его не должна увидеть бабушка — но возвращаться смысла уже не было, и он стремительно нырнул в ванную. Заперся изнутри и уставился в зеркало.
На него смотрела девушка. Вполне узнаваемая: у нее были все те же густые брови, карие глаза, каштановые волосы — они, правда, оказались длинными, заплетенными в небрежную косичку. Теппей поднял дрожащую руку — девушка в зеркале сделала то же самое, — снял с косички резинку, запустил пятерню в волосы, распутывая их. В исполнении непривычного отражения это выглядело естественно и даже как-то мило. Оказалось, что волосы длинной до плеч.
Теппей оперся о раковину, помотал головой, мимолетно удивился метнувшимся у лица прядям, потом сообразил — ну да, только что же на них в зеркало смотрел. Потом открыл шкафчик над раковиной — он сам не знал, зачем, вообще-то там лежали его таблетки, а сейчас они не были ему нужны. Из шкафчика на него глянула яркая пухлая упаковка, и несколько мгновений Теппей изумленно смотрел на нее, пытаясь понять, зачем ему это в его ванной.
В этот момент в коридоре раздались шаркающие шаги, и бабушка постучала в дверь его спальни. Теппей резко захлопнул шкафчик.
— Канэ-тян! — позвала бабушка. — Ты проснулась, милая?
«Теттян, — отозвалось эхом в голове, — ты проснулся, милый?»
— Канэ-тян, — беззвучно повторил Теппей. Пухлые губы в зеркале оформили непривычное имя. Она была даже хорошенькой, эта Канэ-тян. Он, вернее. Это был он.
— Да, — собственный голос его почти напугал. — Да, бабуль, я в ванной.
— Завтрак тебя ждет, — в голосе бабушки слышалась улыбка. — Поспеши, милая, иначе остынет.
И она зашаркала прочь. Теппей остался один на один с зеркалом, непривычным телом и знанием, что теперь он… она.
В шкафу в его комнате оказалось много непривычных вещей. Хотя в целом вкус у него почти не поменялся — Теппей решил, что вполне одобряет одежду Канэ-тян. Как ее… его полное имя-то теперь?
В углу комнаты нашлась ученическая сумка — привычная, в цветах Сейрин. В ней, среди прочего — в том числе и непривычных вещей, например, расчески и прокладки, — нашлась ученическая карточка.
Киеши Канэко. Несколько мгновений он с интересом изучал свое новое имя — ну что ж, по крайней мере, «железо» никуда не делось.
Школьная форма тоже осталась в тех же цветах, но, в отличие от сумки, поменялась радикально. Несколько мгновений Теппей растерянно созерцал юбку и гольфы. Деваться, однако, было некуда — пришлось надевать то, что есть.
Еще он заметил, что среди его одежды нет баскетбольной формы.
Завтрак прошел странно. В основном потому, что на привычной кухне, знакомой до последней царапины на поверхности стола, рядом с бабушкой, которая улыбалась, глядя, как он — она! — ест, Теппей ощущал себя абсолютно чужим. Он никак не мог привыкнуть к своему телу. Грудь мешалась. Волосы лезли в глаза и рот. В конце концов бабушка, вздохнув, взяла расческу и зашла ему за спину.
— Канэ-тян, что ж ты у меня такая растрепистая… — пробормотала она и принялась расчесывать пушистые пряди. Удивительно, но Теппею стало чуть спокойнее.
Десять минут спустя, с аккуратным хвостиком волос, в сандалиях, юбке, гольфах, матроске, с сумкой на плече, он шел по улице в сторону школы.
В окружающем мире не поменялось решительно ничего. Все, на что он смотрел, было знакомо: магазинчики, дома, перекрестки. Он шел привычным маршрутом, которым ходил каждый день.
Но сам он был другим. Другой. Это было так странно, что Теппей совершенно растерялся — он не мог даже толком думать об этом. Голые ноги. Грудь, покачивающаяся при ходьбе. В какой-то момент он поймал на себе взгляд проходящего мимо мужика — тот пялился на него не мигая, так, что едва не врезался в фонарный столб. Это неожиданно страшно смутило Теппея, и он зашагал быстрее, почти бегом, и не удержался от облегченного вздоха, увидев впереди ворота школы.
И только войдя, он сообразил, что для занятий еще слишком рано. Ну да, естественно, он встал и пришел в школу, как планировал, на утреннюю тренировку — пусть он не играл больше в баскетбол, но хотел помогать команде чем мог, и Рико назначила его менеджером.
Но вот должна ли Киеши Канэко быть на тренировке баскетбольной команды?
В следующий миг его поразила ужасная мысль — а что если и команды никакой нет?
Медленно, осторожно, будто земля могла вот-вот уйти из-под ног, он направился в сторону баскетбольного зала.
Оттуда доносились привычные звуки — стук мяча по паркету, голоса. Теппей приоткрыл дверь — и сразу же ему в глаза бросились яркие волосы Кагами. Тот носился по залу, изображая проход и обводку, забрасывая мячи в корзину из разных положений. Потом Теппей увидел Хьюгу и Рико — они рассматривали какой-то листок, стоя у скамьи. Еще в зале обнаружился неспешно растягивающийся Митобе — а больше никого не было.
Внезапно Теппея обожгло ужасом. А что, если они ждут привычного его, Киеши Теппея? Что, если они не знают никакой Канэко? Да, бабушка не увидилась, но…
Он не успел додумать — негромкий голос у плеча проговорил:
— Доброе утро, Киеши-семпай. Вы заходите?
Теппей, вздрогнув, обернулся. Это, конечно же, был Куроко, и несколько мгновений Теппей удивлялся, когда же тот успел так подрасти. Потом сообразил — не Куроко подрос, а он сам уменьшился. Киеши Канэко была рослой девушкой, но все же не метр девяносто три.
Куроко смотрел на него своим спокойным, обычным взглядом. Очевидно, он прекрасно знал Киеши Канэко и совершенно ей не удивлялся.
— Ага, — Теппей кивнул. — Привет, Куроко.
Они вошли в зал вместе. Рико, увидев их, замахала рукой.
— Канэ, иди сюда!
Канэ, подумал Теппей, сбрасывая сумку у стены. Рико по-прежнему зовет его по имени — эта мысль была приятной, но с оттенком горечи.
Скинув туфли, он по краю зала пошел к Хьюге и Рико. Ходить в туфлях было странно — они ощущались совсем не как кроссовки, кеды или ботинки, хорошо еще, что у них не было никаких каблуков. Но даже и босиком идти было странно — казалось, что собственные ступни стали мягче, он будто по вате ступал.
На полпути он понял вдруг, что на него смотрят. Кагами отбивал мяч от пола и нет-нет, да и бросал взгляд. Ворвавшийся сразу следом за Куроко Коганей что-то говорил Митобе и пялился почти в открытую. И даже Митобе поглядывал, хотя старательно делал вид, что нет. Интересно, Куроко смотрит? И что до всех остальных, они тоже будут пялиться, когда придут? Не первый же день они его… ее видят!
Только дойдя до Хьюги и Рико, Теппей сообразил, что единственным, кто на него не смотрел, был Хьюга. Мало того что не смотрел, но и старательно отводил взгляд. А когда Теппей подошел, вообще зарылся в свою сумку, отвернувшись. Слегка огорошенный таким приемом, Теппей проговорил:
— Привет.
Хьюга что-то буркнул в ответ. Теппей перевел недоумевающий взгляд на Рико — она закатила глаза.
— Я турнирную сетку достала, наш первый отборочный матч будет с Кирисаки Дайичи.
Теппей вздрогнул.
— С Кирисаки Дайичи?
— Ага, — Рико сжала губы, и у углов ее рта залегли складки. — Так что будь осторожнее, ладно? Хорошо бы, если бы рядом с тобой все время кто-нибудь был. — Она оглядела зал, словно пытаясь понять, кто подходит на эту роль.
— В смысле, на пло… — начал было Теппей, но осекся. Что он сейчас чуть не ляпнул? Совершенно же очевидно, что в этой команде он не играет и не играл никогда. Так что Рико имеет в виду? — Подожди, Рико, что тебя беспокоит? Что они мне могут сделать? Это о ребятах надо тревожиться…
Хьюга с треском застегнул сумку.
— Ребята как-нибудь разберутся, — рявкнул он, вскинув голову. — Возьму запасные очки! О себе лучше побеспокойся!
— Хьюга… — начал было Теппей, но Хьюга не дал ему договорить — ошпарил злым взглядом и умчался к сетке с мячами. Рико вздохнула.
— Не обращай на него внимания.
Она явно давала этот совет не в первый раз. Теппей еще раз пригляделся к Хьюге — тот швырял мячи в корзину из трехочковой зоны и систематически мазал. На скулах у него горели красные пятна. Как бы понять, что за история у них произошла с Кирисаки Дайичи, если никто и никому не повреждал колено?
— Что он имел в виду? — спросил Теппей наконец у Рико. — Почему мне следует бояться Ханамии?
Рико улыбнулась ему, и на мгновение у Теппея перехватило дыхание. Редко когда ему доводилось видеть именно эту улыбку — добрую, нежную, ту, которая предназначалась только для самых дорогих людей. С тех пор, как они расстались, он ее видел только раз — когда Рико смотрела на них с Хьюгой после второго матча с Кирисаки.
Невольно он качнулся к ней чуть ближе, и она положила руку ему на запястье.
— Он думает, что Ханамия будет к тебе приставать, — она смешливо фыркнула. Теппей изумленно вскинул брови.
— С чего вдруг?
— С того, что ты красивая, дурочка! — Рико закатила глаза. — Господи, когда же до тебя это наконец дойдет!
Она улыбалась нежно-нежно, словно Теппей был несмышленным ребенком, и он невольно заулыбался в ответ.
— Но Ханамия меня не интересует.
Взгляд Рико сделался насмешливым.
— Хьюга будет рад это услышать.
Теппей снова посмотрел на Хьюгу. И тут до него дошло — так ясно, как будто кто-то сказал ему об этом напрямую.
Хьюга в него влюблен. То есть, нет, не в него — в нее. В Канэко. Это было совершенно очевидно — хотя бы потому, что точно так же тот Хьюга, в жизни которого не было никакой Канэко, зато был Теппей, вел себя по отношению к Рико.
Теппей встревоженно посмотрел на нее и едва не спросил, а как же она, но вовремя прикусил язык. Судя по всему, Канэко о чувствах Хьюги не догадывалась. Так что, наверное, ему не стоило ничего озвучивать.
Рико тем временем продолжала говорить:
— Вообще, конечно, он прав. Лучше поберечься. Зная Ханамию… — она вздохнула. — Он вполне может начать доставать тебя, просто чтобы докопаться до Хьюги. А Хьюге нельзя выходить на игру злым, — она посмотрела на Хьюгу, сдвинув брови, а Теппей смотрел на нее. Но нет, вроде бы все было в порядке — взгляд Рико был сосредоточенным, она смотрела на Хьюгу, как мог бы смотреть тренер на игрока, ну, или как смотрят на друга, ничего от взгляда безнадежно влюбленной девушки… вроде бы. Теппей еле слышно вздохнул. Был парнем — у них были сложности, стал девицей — опять сложности, что за жизнь такая…
Он сильно вздрогнул. До него вдруг со всей ясностью дошла ненормальность ситуации, которую он до сих пор ухитрялся игнорировать. Он, Киеши Теппей, теперь в теле девушки! Или не так, нет — он стал девушкой. Каким-то непостижимым образом он превратился из Киеши Теппея, ученика старшей школы Сейрин, центрового баскетбольной команды, в Киеши Канэко, ученицу той же самой школы и менеджера баскетбольного клуба. Которая явно не играла в баскетбол — во всяком случае, не в старшей школе. Которой не травмировали колено.
Хотя, если так подумать, вот конкретно в настоящее время их судьбы не так уж сильно различались. Киеши Теппей больше не был центровым Сейрин.
Он вздохнул, глядя на площадку. Команда уже собралась вся — парни разминались, Хьюга с лицом маньяка продолжал бросать трехи.
— Хочешь поиграть? — вдруг спросила Рико. Теппей посмотрел на нее удивленно.
— А можно?
Рико закатила глаза.
— Почему ты всякий раз спрашиваешь? Иди, переоденься!
Уходя, Теппей слышал, как она кричит:
— Ребята, Канэко с вами поиграет! — и как они отвечают ей согласными выкриками.
Пришлось помыкаться, прежде чем удалось найти нужную раздевалку — Теппей не сразу сообразил, что у Рико в их зале была своя каморка. В этой реальности, как оказалось, они делили ее на двоих. В шкафчике, помеченном его именем, обнаружилась форма для тренировок, кроссовки и спортивный лифчик — конструкция, к счастью, гораздо более простая, чем то, что Теппей надел на себя сегодня утром. Кто бы мог подумать, что он будет благодарен своему сексуальному опыту за то, что знает, как застегнуть лифчик — хотя, конечно, чаще он их расстегивал…
Спортивный просто натягивался через голову — и хоть немного прибивал то богатство, которым природа наградила Канэко. Теппей даже залип, глядя на отражение в зеркале. Ему, конечно, больше нравилась маленькая грудь, но зрелище было эффектным.
Рико сказала — красивая. Наверное, она права, думал Теппей, пристально разглядывая отражение. На лицо, во всяком случае, определенно милая — ямочки на щеках, большие глаза. А телом — телом да, красивая.
Он вздохнул и принялся одеваться. Красивая Канэко или нет, но она — не Теппей. А он уже как-то привык к своему телу, за восемнадцать-то лет. И очень бы хотел в него вернуться.
Правда, то, что нога не болела, невольно радовало.
Играть оказалось непривычно. Во-первых, чувствовалось, что Канэко делает это нечасто. Во-вторых, в девичьем теле было странно. Грудь по-прежнему мешалась. Как девочки так живут?
— Блин! — с чувством проговорил Коганей, когда они закончили. — Вот бы можно было смешанным составом играть! Мне кажется, Киеши даже Мурасакибару бы одолела.
— Нет, — ответил Теппей, прежде чем успел сообразить, что Канэко явно с Мурасакибарой играть не доводилось. — В смысле, я думаю, что нет. Он же высоченный…
— Я думаю, — проговорил Куроко негромко, — если прибавить силу личного обаяния Киеши-семпай, у Мурасакибары-куна действительно не было бы шансов.
— Это если бы она на площадку с конфетами пришла, у него не было бы шансов! — рявкнула Рико сердито. — Хватит трепаться! Третий год, заминка! Второй и первый год играют друг против друга! Канэ, иди сюда.
Теппей пошел к ней, вытирая лицо рукавом футболки. Поначалу он чуть было по привычке не вытерся краем, но моментально сообразил, что задирать майку ему, пожалуй, не стоит…
— С тобой все в порядке? — Рико смотрела на него, хмурясь. — Ничего не болит? Ты как будто бережешься.
— Все в порядке, Рико, — он улыбнулся ей, и взгляд Рико потеплел.
— Тогда иди переодевайся. А эти пусть еще побегают, — она сурово посмотрела на первокурсников и второкурсников. — Им небось не поступать нынче.
Поступать, думал Теппей, быстро споласкиваясь в душе и одеваясь. В этом вроде бы не было ничего особенно страшного, но сказанное Рико слово будто бы что-то стронуло в его голове. Как он будет жить, будучи Канэко? Он же ничего не знает о ее жизни. Куда она собирается поступать? Как она учится? Что любит и что не любит? Он даже не был уверен, что она учится в том же классе, что и он.
Нет, ему нельзя было оставаться в теле Киеши Канэко. Ему нужно было найти какой-то способ вернуться в свое собственное.
Тут Теппея вновь ошпарило той же самой мыслью — но ведь так не бывает! Не то чтобы он не верил в существование сверхъестественного, скорее, никогда особенно не задумывался об этом, но переселение парня в тело девушки — это не сверхъестественное даже, во всяком случае, не привычное сверъестественное, вроде лисицы с девятью хвостами, это какая-то необъяснимая магическая задумка из голливудского романтического фильма!
А может, ему все это мерещится? Вдруг с ним что-нибудь случилось, машина сбила, например, он лежит в коме и бредит?
А вдруг — и эта мысль показалась еще страшнее — на самом деле он действительно Киеши Канэко, а Киеши Теппей — ее придумка, в которую она поверила?
Теппей вздрогнул и посмотрел на себя в зеркало. Он уже успел переодеться. Рослая девушка в плиссированной школьной юбке и стилизованной матроске смотрела на него слегка испуганными глазами.
Теппей зажмурился и вызвал перед мысленным взором свое настоящее отражение. Он очень хорошо помнил, как выглядит. Он попытался даже вспомнить боль.
Но когда он открыл глаза, из зеркала на него по-прежнему смотрела Канэко.
Ладно. Глубоко вздохнув, Теппей вскинул сумку на плечо и пошел на выход. Он что-нибудь обязательно придумает.
После уроков к нему подошла Рико.
— Отменила вечернюю тренировку, — сообщила она, хмурясь. — Кагами готовится к пересдаче теста, — она скривилась, — а Куроко и Изуки ему помогают. Смысла нет устраивать общую тренировку. Хотя Хьюга, наверное, все равно кого-нибудь затащит на площадку.
— Он серьезно тренируется, — осторожно проговорил Теппей. Рико скупо улыбнулась.
— Не может же он ударить в грязь лицом перед тобой.
— Передо мной? — переспросил Теппей, пристально на нее глядя.
— Ну разумеется, — Рико пошла вперед по коридору, и он последовал за ней. — Он себе не позволит облажаться перед основателем клуба!
Вот оно как, подумал Теппей и даже улыбнулся. Ну хоть тут ничего не изменилось. Интересно, почему Канэко не основала женский баскетбольный клуб? Не нашла игроков? Почему-то не могла больше играть?
— Рико, — неожиданно позвал он, — пошли покидаем мяч?
Рико вскинула на него удивленный взгляд.
— Ты? Со мной?
— А что? — Теппей улыбнулся. — Давно хотелось…
Рико фыркнула и отвела взгляд.
— Ты меня переиграешь, — проворчала она.
— Совсем не обязательно. Ты знакома с баскетболом дольше, чем я!
— Я, в отличие от тебя, в средней школе не играла, — отозвалась Рико, и Теппей вписал еще один факт в биографию Канэко, но машинально, не концентрируясь — он был слишком увлечен, глядя, как оживилась Рико, каким пружинистым стал ее шаг. Что бы она ни говорила, а ей явно очень хотелось сыграть. Почему же они ее никогда не зовут хотя бы просто погонять мяч на площадке один на один? Ни Хьюга, ни он сам?
— Я дам тебе фору, — сказал Теппей, улыбаясь, и Рико несильно двинула его кулачком в бок.
— Вот еще! Я тебя и так обыграю, безо всякой форы!
— Мы можем зайти ко мне, — предложил Теппей, поняв вдруг, что волнуется. — Переодеться и…
— И вот что я у тебя переоденусь? — хмыкнула Рико. — Я твои футболки вместо платьев могу носить.
Ты и носила, подумал Теппей, не в силах отвести взгляд. Рико шагала чуть впереди него своим быстрым, широким шагом. Короткая юбка открывала стройные ноги, и Теппей видел ямочки под коленями. Он знал их на ощупь и на вкус. В груди противно заныло.
Что за несправедливость: в том мире, где Теппей парень, Хьюга влюблен в Рико, а здесь, где Хьюгу и Рико ничего не связывает, он стал девушкой!
— Забежим к отцу в спортзал, — говорила тем временем Рико, — а потом зайдем к тебе. Сходим на ту площадку возле твоего дома. Сто лет не играла!
— Надо было собрать женскую команду, — отозвался Теппей слегка рассеянно, по-прежнему пялясь на ее ноги. Рико в ответ расфыркалась.
— Как будто мы не пытались…
Мы, отметил Теппей, пытались. Рико была на его стороне.
— Но ты знаешь, — Рико повернулась и пошла спиной вперед, глядя ему в глаза, — мне нравится быть тренером больше, чем играть. Хотя, конечно, — ее лицо на мгновение стало грустным, — жалко, что ты не играешь больше.
В ответ Теппей протянул руку и взял ее ладонь в свою. Его руки стали значительно меньше, и все же ладошка Рико смотрелась в них по-прежнему очень маленькой.
Она не стала возражать, словно Теппей сделал что-то привычное. Просто пошла рядом, не отнимая руки.
Они зашли в спортзал к Айде-старшему, где Рико добыла себе шорты и футболку, после чего пошли домой к Теппею. Бабушка возилась на кухне и гостье страшно обрадовалась, но Рико сказала, что ужинать они не будут, во всяком случае, не сейчас.
Они прошли к Теппею в комнату, и Рико спокойно, непринужденно, как будто делала это каждый день, начала раздеваться. А Теппей залип, глядя на ее спину. Она уже раздевалась в этой комнате — правда, бабушки на кухне тогда не было, они с дедом уезжали на выходные к дальним родственникам в деревню, на Обон. Теппей не поехал, отговорившись тренировками. Они провели две ночи в его комнате. Он был бы рад провести и день, но у команды действительно были тренировки, и Рико их нещадно гоняла. Он помнил, как она — точно так же, как сейчас — снимала с себя блузку, спокойная и сосредоточенная. Затем завела руки за спину, чтобы растегнуть лифчик. Он не дал ей этого сделать — шагнул вплотную, положил руки ей на талию, прижался губами к белому тонкому плечу. Потом расстегнул лифчик сам. Он помнил свои ладони на ее груди — огромные, темные на бледной коже.
— Канэ? — Рико вынырнула из горловины футболки и оглянулась. — Ты чего зависла?
— Нет, — Теппей мотнул головой. — Ничего.
Он начал переодеваться. Незнакомое тело стесняло. Он едва не упал, стягивая гольфы, и Рико — она смотрела, хмурясь — спросила:
— Ты себя хорошо чувствуешь?
— Отлично! — преувеличенно бодро отозвался Теппей и поспешно влез в майку и шорты. Так он ощущал себя более собой.
Рико вдруг шагнула к нему вплотную. На мгновение Теппей остолбенел, а она протянула руку и убрала ему прядку волос с лица за ухо.
— Все равно выбьются, — вздохнула она. — Тебе бы повязку на голову.
— Ничего, — улыбнулся Теппей. — Не страшно.
Взгляд Рико сделался пронзительным — она смотрела на Теппея, изучая его, сканируя взглядом. Он знал эту ее манеру очень хорошо. Рико всегда могла сказать, что кто-то из ее подопечных не в порядке. Ему удавалось маскироваться лучше других, но не всегда.
— С тобой что-то не так, — определила Рико. — Причем весь день. Что случилось, Канэ? — она снова прошлась по нему этим своим сканирующим взглядом. — Что с ногой?
Теппей вздрогнул.
— С ногой? А что с ней?
— Я тебя спрашиваю. Ты бережешь ногу. Что случилось?
Очевидно, он по привычке, когда стоял, переносил вес на правую ногу. Берег левую, при том что никаких неудобств она ему не доставляла. Теппей глубоко вздохнул.
— Немного подверну… ла, — проговорил он аккуратно. — В ванной поскользнулась.
— Тогда, наверное, не стоит играть… — в голосе Рико звучало сомнение.
— Она уже не болит, — быстро сказал Теппей. — Рико, давай сыграем.
Еще несколько секунд Рико сверлила его полным сомнения взглядом, потом резко тряхнула головой.
— Ладно. Но если я увижу хоть намек на хромоту, мы прекращаем.
— Что такого страшного, если я буду хромать? — Теппей попытался говорить весело. — От меня же все равно ничего не зависит.
Неожиданно эти слова прозвучали горько. Он не привык быть бесполезным. А что толку от менеджера? Жила его команда без менеджера два года — и дальше бы прожила, его поставили на это место просто потому, что иначе ему вообще нечего было бы делать в их рядах. Утешительный приз, вот что это такое.
— Эй! — Рико сердито сгребла его за запястье и потянула на выход. — Что за тоска внезапно? Ты душа нашей команды, наше золотое сердце! Даже думать не смей подобное!
— Золотое сердце? — с изумлением спросил Теппей. Рико фыркнула — она уже притащила его в прихожую и сейчас деловито шнуровала кроссовки.
— Не делай такое лицо, как будто в первый раз слышишь. Я знаю, что ты терпеть не можешь эту кличку, но в целом, знаешь, это правда.
— Замечательно, — пробурчал Теппей, обуваясь. «Золотое Сердце» звучало еще хуже, чем «Железное». Почему бы всем этим людям, придумывающим прозвища, просто не оставить его — и ее — в покое? — Знаешь, работать маскотом я могу и вовсе без ног.
Рико треснула его по затылку — несильно, но внушительно.
— Канэ, я не знаю, что бы делала без тебя! Ты хоть представляешь, как ты ребят стимулируешь?
— Я стимулирую? Это как же?
— Сиськами! — рявкнула Рико. Наверное, у Теппея вытянулось лицо, потому что она тут же вздохнула и добавила на два тона ниже: — Им нравится выпендриваться перед тобой. И ты вдохновляешь! Какие ты нам плакаты делаешь, как ты болеешь. Не говори глупостей, Канэ, нам без тебя не справиться.
— Мне всегда казалось, что это ты нас вдохновляешь, — проговорил Теппей.
— Несмотря на отсутствие сисек? — пробурчала Рико — впрочем, в голосе ее слышалась улыбка.
— Ты очень красивая, — серьезно ответил на это Теппей. Он шел рядом, потому не видел ее лица, зато видел кончик уха — оно покраснело.
— Много ты понимаешь, — пробормотала она.
— Я же девочка, — нашелся Теппей. — Кому еще разбираться в женской внешности, как не девочке?
— Не вижу толпы ухажеров у порога.
— Хьюгу нужно только подтолкнуть, — мягко проговорил Теппей. На мгновение он забыл, где находится и кто он теперь, забыл то, что узнал сегодня о себе и Хьюге — но моментально вспомнил, стоило только Рико обратить на него изумленный взгляд.
— Хьюга? Причем тут Хьюга вообще? Почему ты говоришь о Хьюге?
— Я… — Теппей растерялся. — Я имел… имела в виду, что вы хорошо смотритесь… в смысле, хорошо бы смотрелись вместе.
Под пристальным взглядом Рико он смолк.
— Но мне не нравится Хьюга, — серьезно проговорила она. Сердце Теппея будто провалилось и тут же вернулось на место, колотящееся с удвоенной скоростью. — Он хороший парень, и… — она запнулась, глядя на Теппея, помотала головой. — Почему мы говорим о таких вещах? — спросила она почти жалобно. — Мы же никогда… О, слава богам, мы пришли!
В ее голосе было столько неподдельного облегчения, что Теппей рассмеялся.
— Тебе надо больше общаться с девушками, — сказал он. В ответ Рико швырнула в него мячом.
— Я общаюсь с тобой!
Теппей поймал мяч, подкинул его одной рукой, крутанул на пальце. Рико смотрела на него с таким выражением лица, будто говорила — я знаю, знаю, что ты выделываешься. Под этим ее взглядом было хорошо и лихо.
— Херовая из меня девушка, — честно признался он. Рико кивнула.
— Правда. Но мне лучше и не надо, — и, совершенно неожиданно подскочив к Теппею, выбила мяч у него из руки и рванула к кольцу.
Они играли с полчаса и запыхались ужасно, Рико больше, чем он — все же ей тяжело было играть против несравнимо более рослого и мощного противника. Она остановилась первая, помахала в воздухе рукой, без слов говоря — хватит, потом склонилась, уперевшись кулаками в колени.
— Вот поэтому, — выдохнула она, — я и не играю в баскетбол, а предпочитаю тренировать.
— Почему — поэтому? — спросил Теппей. Он все же забылся и вытер лицо краем майки, но Рико ничего не сказала, а больше рядом никого и не было.
— Рост, — ответила Рико, — вес. Все-таки это игра для крупных людей. Тебя бы, — она вытянула руку, — с радостью оторвали бы в юниорскую сборную, Канэ. Ну хорошо, не смогли мы создать женский клуб в школе, но что же ты в межшкольную команду не пошла?
Теппей пожал плечами. У него был ответ на этот вопрос, и он давал его неоднократно.
— Я не собираюсь связывать свою жизнь с баскетболом. Мне нравится играть, но со своей командой. Просто потому что… весело. Я не рвусь быть лучшим… лучшей. Но если моя команда хочет победить — я помогу чем смогу.
Рико улыбнулась, устало и ласково.
— На самом деле, мне не хочется никого особо загонять в этом году, все-таки мы стали чемпионами в прошлом. А нынче выпускной год. Но, с другой стороны, и первогодок разочаровывать не хочется, и надо все же достойно отыграть сезон. — Она вздохнула.
— Так, как в прошлом году, все равно не получится больше, — сказал на это Теппей. Рико кивнула.
— Ты права. Дважды выше головы не прыгнешь. — Она взяла со скамейки свою сумку. — Пора по домам, Канэ.
— Может, — осторожно проговорил Теппей после паузы, — заночуешь у меня? До школы близко.
Рико мотнула головой, и Теппею вдруг показалось, что лицо ее как-то разом закрылось — а может, просто тень так упала.
— Нет, отец будет сердиться. Я пойду, Канэ. Завтра увидимся.
Теппей растерянно кивнул. Рико вскинула сумку на плечо и зашагала прочь, а он остался стоять под кольцом с чувством, что чем-то ранил ее. Только он не знал, чем — как не знал этого парнем, так и девушкой продолжал недоумевать.
***
Они увиделись завтра, и послезавтра, и на третий день. Теппей не проснулся с утра Киеши Теппеем и не обнаружил, что все это был лишь странный сон — он по-прежнему жил в теле Киеши Канэко, в красивом сильном девичьем теле, и это вызывало смешанные чувства.
Он постепенно привыкал и к сместившемуся центру тяжести, и к тому, что он стал меньше в одних местах и больше в других, и к мягкости собственного тела, и к отсутствию привычной силы. Быстрее всего удалось привыкнуть, конечно, к отсутствию привычной боли. У тела Киеши Канэко были определенные преимущества — например, отсутствие утреннего стояка Теппей сразу записал в плюс. Правда, вскоре тело подкинуло ему другой сюрприз: он проснулся к неясным томлением в паху и, еще не до конца придя в сознание, сунул руку между ног. Пальцы встретили мягкие курчавые волоски, нежную округлость половых губ и вязкую влагу между ними. Это ощущение ударило в мозг ему-парню не хуже крепкого алкоголя; прикусив губу, Теппей толкнул пальцы глубже, задвигал ими, притираясь к собственной руке. Ощущения были знакомые и незнакомые одновременно, возбуждение, тягучее, томное, непривычное, разливалось по телу. Он резко выдохнул, сдувая прядку волос со лба, свел ноги, плотнее вжался в руку. Острое чувство пронзило его до макушки, он выгнулся — и обмяк, тяжело дыша.
Потом, лежа на спине, непроизвольно касаясь пальцами собственной груди и ощущая, как короткие, слабые вспышки прошивают его тело, Теппей осознал две вещи. Во-первых, девушки хотят трахаться не меньше, чем парни — и ему, вернее, ей, очень хотелось трахаться. Во-вторых, Киеши Канэко — девственница.
С осознанием, как бы странно это ни звучало, собственной сексуальности Теппей ощутил, как двойственность его состояния стала еще острее. Ему по-прежнему нравилась Рико — он хотел Рико, залипал на ее ноги, не мог перестать пялиться на ее задницу, когда она наклонялась за чем-нибудь, а если им доводилось переодеваться вместе, с трудом отводил взгляд. Одновременно его откровенно интересовали парни — в зале во время тренировок взгляд цеплялся то за Хьюгу, то за Изуки, то за Фурихату, иногда — за Митобе или Кагами. Коганей, который, удивительное дело, оказывал ему больше всех внимания, не интересовал вообще.
А может, думал Теппей временами, никакая это не двойственность, а просто Канэко бисексуальна? А может, и сам он бисексуален, просто никогда не думал об этом?
От всего этого следовало отвлечься — не стоило завязывать отношений, особенно без далеко идущих планов, в собственной команде, это не привело бы ни к чему хорошему. И Теппей взялся за восстановление собственной жизни — хотя бы того ее куска, который относился к баскетболу.
Прежде всего он отсмотрел несколько матчей своей средней школы. Очевидно, Киеши Канэко была лучшим игроком среди баскетболисток средней школы — у нее попросту не было конкурентов, женская баскетбольная команда Шоэй, не хуже мужской баскетбольной Тейко, три года подряд выигрывала чемпионат. Посмотрев это, Теппей ощутил — будто вспомнил — горькое разочарование Канэко, когда она поняла, что в старшей школе у нее баскетбола не будет. И тогда она основала мужскую команду — Теппей нашел даже заявление, в точности такое же, какое подавал он сам. Только тут было написано «Киеши Канэко, менеджер». Даже не тренер — менеджер, ведь, в отличие от Рико, у нее не было навыков тренерской работы.
Глядя на это, Теппей понимал, что и сам поступил бы так же. Можно было пойти учиться не в Сейрин, найти какую-нибудь старую школу, где был бы женский баскетбольный клуб — в его случае просто школу с более крутым клубом, ведь звали же его в ту же Шутоку; но ни он, ни она не могли так поступить. У обоих были дедушка и бабушка, оба чувствовали ответственность.
А когда появилась команда — не смогли тем более.
«Золотое Сердце». Прозвище вызывало горькую улыбку. В отличие от «Железного сердца», оно шло не из средней школы — так назвали Канэко тут, в Сейрин, в рядах команды. Теппей нашел материал в спортивном журнале, посвященный их победе на Зимнем Кубке — про Канэко написали несколько абзацев, и там-то оно и прозвучало — «Золотое Сердце Сейрин». Как издевательство, подумал Теппей с горечью.
В конце концов, обругав себя за ненужную рефлексию, Теппей переключился на матчи своей команды в старшей школе. И очень быстро узнал, что на первом году они, как и в его случае, не выиграли ни Интерхай, ни Зимний Кубок, однако на Интерхае взяли полуфинал, заняв второе место, прошли на Зимний Кубок без отборочных и даже дошли до четвертьфинала. Памятный матч с Кирисаки Дайичи здесь оказался совсем не таким уж памятным — ближе к концу матча игрок Кирисаки, тот самый, с номером девять, что повредил Теппею ногу, упал на Хьюгу, засветив локтем ему в лицо. Однако падение оказалось относительно удачным для Сейрин — Хьюге разбили очки, и хотя порезы на лице были многочисленны и страшно кровоточили, никаких серьезных повреждений у него не оказалось, даже глаза не пострадали. Кроме того, судья засчитал это как фол и назначил штрафной бросок. К сожалению, Ханамии на поле толком было не разглядеть — Теппей видел, что он вышел, также на последних минутах, однако подавал ли он сигнал или нет — этого Теппею узнать не удалось.
Он даже подошел с этим к Хьюге. Вообще с Хьюгой они общались мало и редко — тот ощутимо сторонился Теппея, и это страшно расстраивало. В конце концов Теппей решил взять дело в свои руки.
— Хьюга! — он нагнал его в коридоре после вечерней тренировки. Хьюга обернулся, остановился, лицо его последовательно сменило несколько цветов.
— Чего? — спросил он не очень дружелюбно. Теппей неожиданно рассердился.
— Может быть, ты будешь немножко повежливее? Я вроде бы тебя ничем не обидела.
Хьюга мучительно покраснел и отвел глаза.
— Прости, — пробормотал он. — Я… это… задумался. Ты что-то хотела?
— Ага, — они зашагали рядом. Теппей чувствовал, что Хьюга поглядывает на него краем глаза. Ощущение это было мучительным — если остальные ребята из команды вели себя хоть сколько-то похоже на то, какими они были в реальности Теппея, то Хьюга отличался разительно. И вот что его угораздило влюбиться именно в Канэко, а не в Рико? И почему он так тормозит что с одной, что с другой?
— Хьюга, я хотела спросить. Тот первый матч с Кирисаки Дайичи, помнишь его?
— Ну? — хмуро спросил Хьюга, как-то весь подобравшись. Явно помнил, но воспоминания были не из приятных.
— Я хотела спросить, — проговорил Теппей, аккуратно подбирая слова, — ты не думаешь, что это было… ну, нарочно? Что «девятка» упал на тебя?
Хьюга остановился, повернулся к ней.
— Почему ты спрашиваешь? — он смотрел, для разнообразия, прямо ей в глаза. — Ты сказала, что Ханамия подал сигнал, и я тебе верю. — Он вдруг улыбнулся, немного криво и смущенно. — Я думал, ты его убьешь прямо там, ты так его трясла.
— Как нас только не дисквалифицировали, — улыбнулся Теппей. Хьюга фыркнул и тут же скривился.
— Я думал, так и будет, но я так понимаю, это Ханамия попросил, — он закатил глаза. — Слушай, Киеши… я понимаю, что тебе это почти бесполезно говорить, но ты держись все же подальше от Ханамии.
— Когда я держалась к нему близко? — удивился Теппей. Выражение лица Хьюги сделалось скептическим.
— Ты позволяешь ему подходить слишком близко!
Теппей открыл было рот — и тут же закрыл его. Он не знал, что сказать — у него не было решительно никакой памяти об отношениях Ханамии и Канэко.
— Ну, — он изобразил беззаботную улыбку. — Я же не встречаюсь с ним!
— Еще бы ты с ним встречалась, — пробурчал Хьюга, и у Теппея отлегло от сердца. — Но лезть он к тебе лезет! Так что будь осторожнее.
После этого разговора Теппей посмотрел запись второго матча с Кирисаки Дайичи. Здесь все было примерно как он помнил, с той лишь разницей, что Кирисаки сосредоточились на избиении Хьюги, хотя и остальным досталось. Несколько раз камера, обводя трибуны, замирала на скамейке запасных, и Теппей видел свое — Канэко — лицо: встревоженное, отчаянное, решительное.
А после перерыва — еще и с яростным, во всю щеку, румянцем.
Как раз когда он, сидя за ноутбуком в их с Рико крошечной раздевалке, перематывал туда-сюда начало третьей четверти, пытаясь понять, что не так с лицом Канэко, Рико подошла сзади и остановилась, склонившись и оперевшись локтями ему на плечи. Ее волосы коснулись уха Теппея, дыхание защекотало щеку.
— На что ты тут залипла? — спросила она. Теппей очень сильно постарался не вздрогнуть.
— Плохо помню этот матч, — почти не соврал он. — Видимо, переволновалась.
— Мне хотелось его убить, — мрачно сказала Рико.
— Кого, Ханамию?
Рико раздраженно отмахнулась.
— Да ладно Ханамия, он мудак и не лечится. Хьюгу! Как он вообще все это позволил?
Теппей смотрел на разворачивающуюся перед ним картину матча. Хьюга, который в первой половине игры забрасывал так, что обзавидовался бы Мибучи Лео, а Мидорима Шинтаро как минимум заволновался бы, в третьей четверти мазал мимо корзины, будто только сегодня в первый раз взял мяч. Вид у него был злой донельзя.
Затем в кадре мелькнул Ханамия — и Теппей непроизвольно нажал на паузу. Нижняя губа у Ханамии была разбита. Теппея прошил холодный пот, он повернулся к Рико. Как бы выспросить у нее?
— Плохо получилось, — пробормотала она, хмурясь. — Фактически мы все были во власти Ханамии, нас могли дисквалифицировать. Он нас прикрыл, — она прижмурилась. — Хорошо, что ты достаточно сильная, чтобы удержать Хьюгу, а то было бы гораздо хуже. И плохо, что я такая несдержанная, — она задумчиво посмотрела на костяшки своих пальцев, потом вскинула взгляд на Теппея, и их глаза встретились. — Но я не могла поступить иначе, это было бы неправильно. Он тебя… он тебя лапал, Канэ! Я не могла позволить ему так с этим уйти.
Они смотрели друг на друга, будто сцепившись взглядами, и Теппею показалось, что его прошило током. Рико, его маленькая Рико, которая вступилась за него! Он невольно потянулся вверх, к ней, как цветок к солнцу, а она — он готов был в этом поклясться — на мгновение склонилась к нему.
Пальцы сорвались на тачпаде, с ревом и грохотом трибун возобновилась запись. Они вздрогнули и отстранились друг от друга.
— Но мы выиграли, — голос Теппея звучал хрипло.
— Да, — кивнула Рико. — Мы выиграли.
***
Итак, Ханамия Макото мог дисквалифицировать команду Сейрин, обеспечив себе тем самым выигрыш и билет на Зимний Кубок, но он этого не сделал. Почему? Так уверен был в победе? Но вряд ли, счет игры после второй четверти был в пользу Сейрин, а Ханамия мог быть сколько угодно самоуверен, но никогда не был глуп или неосторожен. Он отправил на матч с Шутоку второй состав, специально слив игру, потому что был уверен — они проиграют. Зато Сеншинкан они одолели с разгромным счетом. И против Сейрин у них были хорошие шансы. Ханамия все правильно рассчитал — но почему же он не воспользовался возможностью, которая так удачно легла ему в руки?
И что Рико имела в виду, сказав, что Ханамия лапал Канэко?
Ответы на эти вопросы мог дать Теппею только один человек. Именно поэтому вечером следующего дня Теппей осторожно, как на минное поле, вступал на территорию школы Кирисаки Дайичи.
Команда, как он и ожидал, тренировалась. Он помялся некоторое время на пороге и совсем уже было решился окликнуть Ханамию, когда его заметили — кто-то из второго состава обернулся, залип и немедленно получил мячом по голове. Теппей бы сердился на это, но он еще помнил собственную непроизвольную реакцию на Момои Сацуки, и потому терпел.
Постепенно остановились все. У Ханамии на мгновение стали очень круглые глаза, но он тут же нацепил свою обычную усмешечку и пошел к Теппею.
— Школой ошиблась, Киеши?
— Привет, — сдержанно ответил Теппей. — Мне нужно с тобой поговорить.
Ханамия скользил по нему взглядом. Как всегда в его присутствии, хотелось подобраться, прикрыться, заковаться в броню. Сейчас, в юбке, в тонкой блузке, Теппей казался себе голым, беззащитным, выставленным напоказ.
— Нам не о чем говорить, Железные Сиськи Сейрин, — губы Ханамии глумливо искривились, а по рядам его команды прокатились смешки. Теппей почувствовал, как вспыхнуло лицо и уши. В своем мире, в своем теле он был настолько сильнее Ханамии, что мог бы, наверное, забить его насмерть — и сейчас на мгновение задался вопросом, почему же так ни разу и не попытался этого сделать. — Если только ты не решилась принять мое предложение.
— Твое предложение? — переспросил Теппей, слегка склонив голову. Ему показалось, что в глазах Ханамии что-то мелькнуло — то ли страх, то ли еще что-то непонятное. Но он продолжал ухмыляться.
— Как же, ты не помнишь? Жаль. Ну так я повторю, мне не сложно. Дашь мне — и я не трону твою команду.
Смешки стали громче, кто-то даже что-то сказал. Теппей растерянно смотрел на Ханамию. Глумливая усмешка у того на лице стала еще шире.
«Он знает, что я не соглашусь, — подумал Теппей. — Канэко не согласится. Канэко развернется и пойдет прочь. Потому что девочки на такое не соглашаются. Но я не девочка».
— Хорошо.
Наступила мертвая тишина. На лице Ханамии мелькнула растерянность.
— Я согласна, — сказал Теппей. И добавил мстительно: — Если это для тебя единственный способ.
В конце концов, ему действительно хотелось трахаться, так почему бы не Ханамия. Теппей даже слегка улыбнулся: Ханамия сам себя загнал в ловушку и даже не подозревал, в какую. Девушке, до сих пор не лишившейся невинности, полагалось в такой ситуации смущаться и теряться, но он-то не был ни девушкой, ни невинным. Интересно, а у самого-то Ханамии опыт есть? От этой мысли Теппей заулыбался еще шире.
Теперь Ханамия смотрел на него напряженным, слегка затравленным взглядом. А вокруг стояла его команда, перед которой он не мог ударить в грязь лицом.
— Мы закончим тренировку через полчаса, — наконец проговорил он. — Жди меня возле школы.
— Хорошо, — спокойно кивнул Теппей. Развернулся и вышел.
Пока он ждал Ханамию — который задержался больше, чем на полчаса: то ли боялся, то ли нарочно заставлял ждать, — Теппею пришло в голову, что, возможно, он неправедлив к Канэко. Сказала же Рико, что Ханамия ее лапал — значит, она не сопротивлялась. Может быть, Канэко тоже была заинтересована в Ханамии?
В сущности, могла бы быть. Ханамия Макото был довольно симпатичным и в хорошей физической форме. И умным. А что до его характера, так девушкам часто нравятся всякие подонки, как ни странно.
А может быть, она собиралась сделать то же самое, что и Теппей — унизить Ханамию его же действиями, а заодно — удовлетворить свое любопытство. Правда, любопытство Теппея было сильнее — когда еще удастся заняться сексом с парнем, будучи девушкой?
Тут же мелькнула мрачная мысль, что, возможно, он останется таким навсегда, но Теппей не успел как следует ей предаться — из ворот школы показался Ханамия. К счастью, он был один.
При виде Теппея на его лице снова мелькнула неуверенность и даже что-то похожее на страх. Это придавало сил.
— Надо же, я думал, ты сбежишь, — насмешливо проговорил Ханамия. Он по-прежнему был ниже ростом, чем Теппей, но не как раньше — сантиметров на пять максимум. Теппей удивился — с чего бы такому парню, как Ханамия, за которым наверняка девчонки увиваются, интересоваться дылдой вроде Канэко? Совершенно не с чего. Значит, это просто игра, в которой Ханамия пытается ранить Канэко и через нее деморализовать или спровоцировать команду. Ну посмотрим, мысленно хмыкнул Теппей, что у тебя получится.
— Я думала, ты сбежишь, — в тон Ханамии ответил он. Ханамия скривился, потом дернул плечом.
— Пошли.
И пошел впереди, а Теппей — за ним следом, изо всех стараясь не прибавлять шаг.
Ханамия шел медленно. То есть сначала он взял довольно резвый темп, но чем дальше они шли, тем медленнее становился его шаг, словно он отчаянно не хотел добираться до цели. В конце концов Теппей не выдержал этой улиточной скорости и спросил:
— Устал?
Ханамия вздрогнул и остановился, глядя на него.
— Что?
— Ты устал? — переспросил Теппей. — Очень медленно идешь.
— Наслаждаюсь обществом, — осклабился Ханамия.
— Я думала, ты предпочтешь наслаждаться моим обществом в другом месте, — заметил Теппей, любуясь, как стремительно меняются гримасы Ханамии.
— Ну что же я, зверь какой, — бархатным голосом проговорил он. — Надо же сводить девушку на свидание, погулять с ней…
Теппей рассмеялся — вышло звонко и переливчато, и на лице Ханамии снова мелькнуло какое-то незнакомое выражение.
— Это не свидание, Ханамия. Мы просто медленно ползем куда-то, и ты даже не говоришь мне, куда. И ты тащишь меня в постель шантажом. Какое уж тут свидание.
— В прошлый раз ты не согласилась, — ядовито сказал Ханамия. — Что изменилось? Хьюга плохой любовник? Решила попробовать что-то получше?
— Не говори о Хьюге в таком тоне, — нахмурился Теппей.
— А, — Ханамия отмахнулся и снова пошел вперед, на этот раз резвее. — Полагаю, что он никакой не любовник. Полагаю, он так и не набрался смелости признаться, что хочет тебе притиснуть.
Нагнав его в несколько длинных шагов, Теппей положил руку ему на плечо. Ханамия обернулся с изумленным выражением лица, и в то же мгновение Теппей с силой ударил его кулаком в челюсть.
Сказать по правде, силу он применил не всю — тело все еще помнило, насколько Теппей здоровее, чем Ханамия. Наверное, если бы он так ударил, будучи парнем, Ханамия бы упал; сейчас у него просто мотнулась голова. Прижав ладонь к лицу, он изумленно вытаращился на Теппея.
— Это за «предложение», — ответил на невысказанный вопрос Теппей. — В следующий раз буду бить со всей силы.
Некоторое время Ханамия молчал, аккуратно трогая свою челюсть. Потом спросил, не поднимая глаз на Теппея:
— Значит, за Хьюгу бить не будешь?
— Считай, что это за все, — ответил Теппей.
— Вы встречаетесь? — вдруг спросил Ханамия. Теппей удивленно уставился на него.
— Нет! С чего ты вообще…
Ему вдруг пришло в голову, что, наверное, Ханамия решил передумать. Или отложить. И с одной стороны это было не очень плохо, но с другой, Теппей совершенно не был уверен в том, что сам не передумает, если они не сделают этого сейчас. Он даже спросил:
— Так мы идем или нет?
Ханамия прищурился и скрестил руки на груди.
— А с чего ты вдруг согласна?
Теппей пожал плечами.
— Почему бы и нет?
— Воспылала ко мне любовью?
Теппей невольно рассмеялся.
— Боюсь, что нет, Ханамия.
Ханамия смотрел на него так, будто пытался просверлить взглядом.
— Я же тебе не нравлюсь. Тогда зачем? Неужели настолько беспокоишься за команду? — он мотнул головой и усмехнулся. — Нет, Киеши, я в это не верю.
— Ну, так и я тебе не нравлюсь, — ответил Теппей спокойно, — так с чего ты это предложил?
Ханамия оскалился и перевел взгляд с ее лица ниже.
— За сиськи твои хочу подержаться.
— Ну, — Теппей слегка повел плечами, распрямляя их так, чтобы грудь выглядела еще эффектнее, — может, я тоже хочу за что-нибудь подержаться?
У Ханамии заалели щеки. Несколько секунд полюбовавшись на это, Теппей решил добить:
— Или не за что?
— Какая ты… — начал Ханамия, но не договорил. Дернул головой, отвернулся и снова зашагал впереди. Чуть помедлив, Теппей последовал за ним. С каждым шагом ему становилось все веселее.
Примерно через полчаса они дошли до роскошной жилой высотки. Похоже, семья Ханамии были небедной. В зеркальной стене лифта Теппей увидел их отражения: выглядели они, признаться, странно. Зато, глядя на свою обтянутую матроской грудь и короткую юбку — вся форма выглядела так, как будто была слегка мала, — Теппей подумал, что вполне понимает желания Ханамии. Тот тоже искоса поглядывал на отражение. А потом перевел взгляд на самого Теппея. Он выглядел так, как будто собирается что-то сказать — но нет, ничего не сказал. Поглазел еще пару секунд — и отвернулся.
Квартира была огромной — две спальни, гостиная, кухня, туалетная комната, в которой Теппею в кои-то веки раз было не тесно. Он завис, глядя на душевую кабинку. Может быть, стоило помыться? Ханамия-то наверняка принял душ после тренировки.
Теппей высунулся в дверь.
— Ханамия, ты не против, если я приму душ?
После паузы Ханамия отозвался:
— Сейчас принесу тебе полотенце.
Он действительно появился с полотенцем буквально секунду спустя. Теппей, признаться, ожидал, что в своем доме Ханамия станет более наглым, уверенным в себе, но, судя по всему, тот еще больше растерялся, так что Теппей даже не нашел в себе достаточно жестокости, чтобы предложить ему помыться вместе.
Выбравшись из душа, Теппей скептически оглядел свою одежду и решил обойтись полотенцем. Заодно и Ханамии жизнь облегчит, а то, может, тот ни разу с девушек лифчики не снимал.
@темы: Параллельные миры, Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Seirin Team
Автор: Touou Team
Бета: Touou Team
Сеттинг: паранормальное AU
Размер: ~6500 слов
Пейринг/Персонажи: Вакамацу Коске/Сакурай Ре, Имаеши Шоичи, Суса Йошинори
Категория: слэш
Жанр: экшн, мистика, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В детстве Коске мечтал переехать из провинции в город, сделать карьеру в полиции или детективном агентстве. Практика показала, что предугадать, как именно сбудется мечта и какие сюрпризы с собой принесет, бывает трудно.
Здание действительно оказалось совсем маленьким — всего два этажа — и почти полностью утопало в зелени: по желтым стенам вился плющ, сзади плотно подступал лес, за которым совсем не было видно другие дома, только пагоду буддийского храма на соседнем холме. Архитектура в европейском стиле, маленькие балконы с пластиковыми стульями, красночерепичная крыша, витая железная ограда, изрядно проржавевшая. Дорожки густо засыпаны сухой рыжей хвоей, которая хрустела под ногами.Коске спешился, примотал к воротам велосипед — общественный транспорт он не переносил, да и не ездили автобусы в такую глухомань, а на собственную машину или хотя бы байк пока еще не заработал — и остановился, оглядываясь и принюхиваясь. Запах кедровой смолы, вязкий и терпкий, забивал все остальные, как лекарство от насморка, но поверх него стелился горьковатый привкус дыма из деревни у подножия холма. Свет ни в одном окне не горел — впрочем, на улице было еще достаточно светло, сумерки только-только сгустились.
Коске спрятал талисман под воротник рубашки и прищурился, пытаясь понять, о чем предупреждает его предчувствие. Он не ощущал серьезной опасности или чего-то дурного, но знал, что должно было произойти что-то важное, и от этого тревожно покалывало кожу на загривке. Сюрпризы и неожиданности Коске никогда не любил.
Когда он несколько часов назад явился по вызову в бюро, Имаеши отвлекся от заваленного бумагами стола — и зачем ему столько макулатуры в век компьютерных технологий — поприветствовал привычным:
— А, вот и наш австралийский друг, замечательно!
Коске, понимая, что его терпение просто испытывают, скрипнул зубами и повторил уже раз, наверное, в пятый:
— Имаеши-сан, вы прекрасно знаете, что я не из Австралии.
— Но оттуда приехал твой дед. И вообще, неважно! — отмахнулся шеф, уверенный, что может безнаказанно называть своих работников, как ему придет в голову. — У меня для тебя новое задание!
— Логично, иначе бы вы меня не вызвали, — пробурчал Коске и отвел взгляд.
Он родился в префектуре Аомори, половину детства провел в яблоневых садах и на рисовом поле, но мечтал когда-нибудь переехать из провинции в город, сделать карьеру в полиции или детективном агентстве. В результате на работу его по знакомству устроила тетка, хотя Коске собирался пробиваться сам и обойтись без посторонней помощи, о чем сразу же заявил своему новому начальнику. А тот в ответ посмотрел поверх очков пристально и неприятно, прежде чем сказать: «Вакамацу-кун, это неразумно. Нужно уметь принимать предоставленную возможность и выжимать из нее максимум».
Так и получилось, что Коске оказался в «ТОО» — «Там, Откуда Отгоняют», бюро по борьбе с неблагожелательным паранормальным. Брались они в основном за частные заказы, такие, от которых из-за их сомнительности отказывались правительственные службы.
Имаеши снова посмотрел на него поверх очков и неодобрительно вздохнул:
— По-твоему, я не могу пригласить своего ценного сотрудника просто пообщаться? Выпить чашечку саке в приятной компании?
Коске чуть не спросил, кто из них двоих может считаться «приятной компанией» и какой же тогда будет «неприятная», но сдержался и не стал снова заглатывать очевидную наживку.
Имаеши одобрительно улыбнулся и посерьезнел:
— Нам заказали чистку старого здания — маленькая гостиница в пригороде. Поезжай, будет неплохой тренировкой для твоего нюха, а то не все же капп и юрэй по улицам гонять. Я думаю тебя повысить, но для этого тебе нужно самостоятельно провести и закрыть дело.
Суса, препарировавший за соседним столом довольно бесформенную мумию, поднял голову и ободряюще кивнул, подтверждая, что Имаеши не шутит.
«Повышение» звучало отлично — часть денег Коске отсылал матери, и остатков едва хватало на жизнь в городе, одна аренда съедала больше половины.
Порыв теплого ветра колыхнул колокольчик под аркой ворот, наполнив воздух мягким перезвоном, и Коске вздрогнул от неожиданности и тут же нахмурился, недовольный собой. Некогда время на пустые размышления тратить!
Он решительно прошел к главному входу, оглядел нетронутый ковер из иголок на крыльце и с силой толкнул дверь. Та оказалась не заперта и со скрипом поддалась, распахнулась, пропуская в узкий и на удивление уютный с виду холл: искусственный фонтан в углу, сухие икебаны в высоких вазах, обитый красным бархатом диван, пустая стойка ресепшна со старомодным дисковым телефоном, тоже красным. На стенах потрескивали самые настоящие фонари: за стеклянными дверками горели свечи, и мягкий свет живого огня золотил отполированные доски пола.
Коске замер, оглядываясь и прислушиваясь к скрипам пустого дома. Он не чувствовал чьего-либо присутствия, но зажженные фонари подсказывали, что хоть кто-то здесь должен быть.
Только поэтому Коске сдержался и не вскрикнул от удивления, когда повернулся направо и едва не столкнулся с худым сутулым парнем. А вот тот как раз завопил, отскочил прочь, выронив охапку чистого постельного белья, прижался спиной к стене, глядя огромными темными глазами, как загнанный зверек.
Коске даже стало неловко, он нахмурился, собираясь извиниться, но парень его опередил. Поклонился и громко воскликнул:
— Извините! Мы не ждали сегодня гостей, я поэтому отошел в кладовку… — потом торопливо подхватил выроненное белье и юркнул за стойку. — Пожалуйста, проходите, добро пожаловать в «Приют среди ив»!
Коске выразительно покосился за окно, где качали ветвями только кедры, карликовые сосны и другие хвойные, характерные для этих мест.
Парень смутился, опустил взгляд, снова извинился:
— Извините, вы правы, здесь не растет ни одной ивы, но хозяин всегда их очень любил, поэтому придумал такое название.
Он был очень бледным и довольно высоким, но сутулился так сильно, что казался гораздо ниже, и был в целом похож на забитого голодного студента, который с трудом нашел себе подработку в весьма сомнительном месте.
Коске передернул плечами, поправил рюкзак и объявил:
— Я приехал на зачистку. Нам от вас заказ поступил. Ты в курсе?
Он очень надеялся, что парень не решит сейчас, будто речь идет о грызунах. Но тот медленно моргнул — глаза у него на свету оказались не черные, как показалось сначала, а светло-карие — и кивнул:
— Да… да, простите, мы не думали, что вы приедете так быстро. Хозяин сделал заказ и уехал по делам в город, но он оставил мне подробные инструкции, так что я все вам тут покажу! Меня зовут Сакурай Ре, буду рад помочь всем, чем смогу!
Коске представился в ответ и сказал, что сначала хочет проверить подвалы. Сакурай снял со стены два фонаря, передал один ему и со словами:
— Электричество отключили в прошлом месяце, прошу прощения за неудобства, — повел на черную лестницу за ресепшном.
Похоже, извинялся он за все подряд. Это начинало немного раздражать, но Коске сдержался. В конце концов, в одиночку дежурить в таком месте, да еще наверняка не первый день — много у кого нервы расшатаются.
Подвалы оказались самыми обычными и на удивление чистыми, в них даже сыростью и плесенью не пахло. Только землей, глиной и немного — сушеными травами. Бойлерная, прачечная, кладовка. Коске бдительно осмотрел каждый угол, но ничего подозрительного не обнаружил.
Сакурай робко семенил за ним следом, дергался от каждого шороха и дышал в спину, отчего волоски на затылке вставали дыбом. Несколько раз предчувствие дергало Коске обернуться, но прямой угрозы он не чувствовал, поэтому сдерживался. Инстинкты не всегда подсказывают правильно, особенно в темном замкнутом пространстве.
— Ладно, тут все чисто, пошли проверим наверху, — вздохнул наконец Коске, вытирая вспотевшую ладонь о штанину.
Сакурай с готовностью бросился обратно к лестнице — похоже, ему находиться под землей тоже не нравилось.
Когда они снова проходили мимо стойки, Коске обратил внимание на спрятанные под телефоном листы бумаги. Кажется, каллиграфия и рисунки простым карандашом: крыша пагоды, звериная лапа, что-то черное и мохнатое… Но Сакурай уже пошел вперед, что-то рассказывая о внутреннем устройстве гостиницы, и Коске поторопился за ним.
Изнутри здание оказалось больше, чем снаружи: длинные коридоры, много комнат, аккуратно прибранных и пустых. Везде было очень чисто, ни пылинки, ни одной хвойной уголки или паутины, но все равно запах был стылый и какой-то нежилой. Словно покой этих комнат уже очень давно никто не тревожил.
Во внутреннем дворе оказались онсены. Пересохшие. Пустые каменистые бассейны с белой известью по краям смотрелись язвами в земле, и Коске невольно поморщился. Неудивительно, что гости не спешат выбрать для отдыха это место.
Деревянные полы скрипели под ногами, выдавая их присутствие, и Коске перед каждым шагом вглядывался, не мелькнет ли впереди какая-нибудь тень, ловко убегая от круга света от фонарей. Второй этаж на первый взгляд ничем не отличался от первого, но Сакурай помедлил наверху лестницы и словно ненавязчиво постарался держаться поближе к Коске, отчего тот насторожился.
Странное дело, но к запаху стылости примешался едва различимый новый аромат: кажется, сушеная лаванда и что-то еще, какая-то пыль или пыльца — никак не получалось уловить ассоциацию.
Они подошли к последней двери в конце коридора, Сакурай тихонько выдохнул и поднял на него взгляд огромных доверчивых глаз, едва слышно прошептал:
— Извините, если я ошибаюсь, но, думаю, мы согнали их всех сюда — дальше им бежать некуда, чердака тут нет, — после чего протянул руку и резко распахнул дверь, отшагивая в сторону.
Тишину тут же пронзил тонкий многоголосый писк, такой резкий и пронзительный, что Коске едва не бросил фонарь, лишь бы зажать уши. В комнате клубилась тьма — густая, черная, пушистая, она волной хлынула прочь от света, захлестнула кровать и затаилась там, бурля и подпрыгивая отдельными маленькими шариками.
Пару секунд Коске недоверчиво смотрел на них, потом выругался и выплюнул:
— Чернушки!
В городе эти твари давно перевелись, но в провинции продолжали по-мелкому пакостить в хозяйстве, он хорошо помнил, как охотился за ними в детстве вместе с отцом… Но никогда прежде ему не доводилось видеть их в таком количестве! Да это просто эпидемия какая-то!
— Сусуватари, да, — согласно кивнул Сакурай, выглядывая из-за его плеча. — Их тут очень много, особенно в последние годы развелись, скрипят в стенах, пачкают белье и портят продукты… И готовить с ними совершенно невозможно — постоянно прыгают в кастрюлю!
Коске раздраженно выдохнул, слишком ярко представляя себе описанное, поставил фонарь на пол и снял с плеч рюкзак, пробормотав:
— Маленькие суицидники.
Сусуватари были мелкими паразитами, довольно безобидными, но вывести их очень трудно. Хуже тараканов! Коске извлек толстую стопку фуд, скрепленных канцелярской резинкой, и приказал Сакураю:
— Стой в дверях со светом и следи, чтобы ни одна тварь не выскочила отсюда!
Тот согласно закивал, постарался занять своей тщедушной фигурой дверной проем и вздохнул почти с сожалением:
— Они тут давно, я на самом деле уже привык, но ночью все равно страшно, особенно когда у нас нет постояльцев. Извините, я вас опять отвлекаю!
Коске согласно пробурчал, медленно обходя комнату по кругу и обклеивая стены фудами. Кровать пищала, шебуршилась и мигала на него сотнями мелких светлых глазок. Парочка действительно попыталась сбежать, но стоило притопнуть ногой, и все чернушки вернулись обратно на кровать. Коске приблизился к ней, оглянулся на дверь, убедился, что Сакурай смотрит в другую сторону, отвлекшись на что-то в коридоре, и шепотом прорычал:
— А ну брысь отсюда, пока я круг не замкнул! И чтоб не возвращались!
Паразиты затихли, замерли, внимательно посмотрели на него. И послушно растворились прямо сквозь кровать. Коске удовлетворенно хмыкнул и наклеил последнюю фуду, после чего оглядел результаты своей работы и предложил:
— Давай я охранные фуды по всей гостинице развешу, чтобы еще какая пакость сюда не полезла?
— Что? — удивленно переспросил Сакурай, переводя взгляд на него, словно не слушал, потом торопливо закивал: — Да-да, конечно, спасибо больше, простите, пожалуйста, что причиняем вам столько хлопот!
Коске цыкнул зубом — эти постоянные извинения правда сильно раздражали — но принялся на работу, отметив в процессе, что больше в темноте не мелькнуло ни одной чернушки.
Закончил он только после полуночи, с удивлением понял, что устал. Зевнул, оперся на стойку и, потирая поясницу, проворчал:
— Вроде с этими мелкими все, больше не полезут. Тут есть что-то еще?
Сакурай задумчиво покачал головой и попытался вытереть с щеки полоску сажи, отчего только размазал ее еще больше:
— Вроде бы нет… — помялся и неожиданно с надеждой спросил: — Вы останетесь на ночь? А то уже поздно, вам, наверное, далеко ехать… Извините!
Коске озадаченно посмотрел на него:
— Ты чего, боишься, что они вернутся?
Сакурай закусил губу, отвел взгляд и наконец едва заметно кивнул.
Большие старомодные часы над стойкой гулко пробили один раз, и эхо разнеслось по всему коридору. Да уж, в одиночку тут ночевать явно неуютно…
Недолго поразмыслив, Коске все же с неохотой согласился, порылся в своем рюкзаке и уточнил:
— Тут есть чего пожевать? А то я без ужина сегодня…
Сакурай виновато развел руками, избегая смотреть ему в глаза:
— Прошу прощения, кухня закрыта, у нас уже довольно долгое время не было постояльцев, и хозяин приказал убрать все запасы еды, чтобы не привлекать мышей и насекомых.
Похоже, местный хозяин был тем еще эгоистичным параноиком. Интересно, он хоть зарплату своему последнему оставшемуся работнику исправно платил? С другой стороны — Коске все-таки не в полиции служит, так что не его это дело.
Содержимое рюкзака не особо обнадеживало, но это все же лучше, чем ничего. Он со вздохом извлек мятый бумажный сверток и уже почти остывший термос:
— Ладно, тогда нам придется довольствоваться моими кривыми бутербродами. Чашки только неси!
Сакурай удивленно вытаращился на него, будто ему предложили что-то невероятное и одновременно неприличное, после покраснел и попытался возразить:
— Но я не…
Однако Коске никакие возражения слушать не собирался, нахмурился и придвинул к нему половину содержимого свертка, приказав:
— Ешь! А то такой тощий, что тебя в профиль с дверью спутать можно.
При необходимости он умел кормить других насильно — натренировался, когда у мелкого брата был острый период бунтарства, вылившийся в объявление голодовки.
Сакурай из-под полуопущенных ресниц смотрел на него внимательно и как-то странно, в его эмоциях получилось разобрать только изумление, но потом поблагодарил и достал с полки над стойкой две крошечные чашечки из китайского фарфора — ровно на один глоток. Коске пожалел, что не захватил с собой саке или хотя бы пиво: вообще алкоголь он не особо любил, но обстановка располагала.
В целом внеплановая ночевка особо не расстраивала. В городе он до сих пор ощущал себя неуютно из-за шума и слишком ярких разноцветных огней, а здесь был лес, тихо и вполне уютно, несмотря на некоторую заброшенность.
За едой Сакурай перестал так смущаться и дергаться от каждого шороха и даже немного рассказал о себе — что тоже приехал из провинции, учился на дизайнера, а на летние каникулы устроился сюда на подработку. Начал воодушевленно рассуждать про современных художников-постмодернистов, но Коске в этой теме не разбирался вообще, поэтому только хмуро кивал и не особо слушал. Они еще поговорили немного про спорт — им обоим нравился баскетбол, хотя Сакурай никогда не играл — и наконец разошлись по комнатам. Коске скептически оглядел предложенную ему — просторную, с большой двуспальной кроватью, в самом конце коридора на первом этаже, с окнами во двор и на лес. Потом, не раздеваясь, прилег, вслушался в шорохи старого дома и наконец прикрыл глаза, приказав себе не терять бдительность.
И уже на грани сна с запозданием подумал, что странный лавандово-пыльцовый запах исходил от Сакурая.
Приятный запах.
* * *
Проснулся Коске рывком, словно его швырнули в холодную воду, резко сел и обхватил себя за плечи, поняв, что замерз. И застыл, недоверчиво оглядываясь и пытаясь сообразить, что вообще произошло.
Над головой вместо потолка было беззвездное ночное небо, а под задницей вместо матраса — земля и сухие хвойные иголки.
В первый момент мелькнула мысль, что зачарованная гостиница просто исчезла вокруг него, оставив после себя нетронутый пустырь, — но нет, темное здание виднелось слева, такое же неподвижное и заросшее плющом, и явно никуда не собиралось. Но сам Коске почему-то оказался на улице, возле самых ворот и своего велосипеда. Даже рюкзак, аккуратно собранный и застегнутый на молнию и все ремни, лежал рядом, возле ног.
Вообще-то, лунатизмом Коске никогда не страдал. Так что за фигня тут творится?! Ему что, решили намекнуть, что часы выселения тут в несусветную рань и больше гостю не рады?
Тлея от раздражения, словно фитиль залпового снаряда, Коске поднялся на ноги и размял затекшие плечи, мрачно глядя на темные окна. Можно, конечно, и правда на все плюнуть, поехать домой — он хорошо видел в темноте, а после ужина Сакурай с ним полностью рассчитался за работу, так что больше ничто здесь не держало. Но предчувствие настаивало, что уходить никуда нельзя, да и сам Коске не собирался сносить все так безропотно.
Он повесил рюкзак на руль велосипеда, извлек из потайного кармана широкий охотничий нож с серебряным напылением и вырезанным на лезвии защитным заклятьем — это оружие могло справиться с большинством нечисти. Нащупал под воротником талисман, но передумал его снимать, сунул в карман пару фуд на всякий случай и наконец развернулся обратно к гостинице, расправил плечи.
И расслышал то, что заставило его замереть, подрагивая от напряжения и крепко стиснув зубы. Звук, которого здесь просто не могло быть.
Смех.
И нет, это не щуплый Сакурай маньячно радовался в одиночестве, что сумел вытащить из гостиницы и отволочь так далеко тяжелого Коске.
Многоголосый девичий смех. И плеск воды.
Коске утер со лба пот — холодно больше не было, несмотря на промозглый ночной воздух — поудобнее перехватил рукоять ножа и двинулся вперед, хрустя хвоей и досадливо морщась. Понял, что подкрасться не получился, поэтому зашагал широко и быстро.
На крыльцо он подниматься не стал, не имело смысла. Обогнул здание справа, чтобы сразу попасть во внутренний двор. И против воли замер, подавившись вдохом.
На стене висели уже знакомые старомодные фонари, но свечи в них горели синим пламенем. И это пламя бросало мертвенный синеватый свет на онсены, которые теперь были полны бурлящей горячей водой. По воздуху струился душный пар, похожий то ли на дым, то ли на туман, скрадывавший черты человеческих фигур, но все равно можно было разглядеть, что в онсенах устроились полуголые девицы в белых коротких косодэ, приспущенных с плеч. А между ними на краю одного из онсенов, низко опустив голову и съежившись, сидел Сакурай.
Девицы смеялись, плескались, расчесывали друг другу длинные черные волосы и постоянно трогали Сакурая, дергали его, уговаривали присоединиться к ним в воде, смеялись снова и о чем-то причитали.
Коске не мог разобрать ни слова, но все равно прекрасно понимал, что им нужно. Заставил себя сбросить холодящее оцепенение, скрипнув зубами, а потом шагнул вперед, надеясь привлечь к себе внимание, и рявкнул:
— Пошли прочь!
Все звуки разом затихли, и тишина была звонкая, дрожащая, неприятная. Сакурай съежился еще сильнее, зажал уши ладонями. Девицы медленно, все как одна повернули головы, будто механические куклы-манекены.
Коске не стал тратить время на удивление, когда убедился, что лиц у них не было, просто гладкие белые маски, чего-то подобного он и ожидал. Сделал еще один шаг, достал руку из кармана и метнул скомканный листок с изгоняющей фудой прямо в центральный онсен.
Твари завизжали, заверещали, мгновенно прыснули в стороны, трое из них сразу растворились вязким туманом. А еще две подхватили Сакурая под руки и стремительно, с совершенно не девичьей силой потащили в дом, сразу наверх, через распахнутое окно второго этажа.
Он закричал, как от боли, успел пересечься взглядами с Коске — глаза у него снова были черные, огромные и напуганные — и взвыл, прежде чем исчезнуть внутри:
— Нет, не надо, уходите!
Разумеется, Коске не послушал. Ворвался в ближайшую дверь, споткнулся о пластиковый стул, зарычал, заозирался, пытаясь сориентироваться. И бросился направо, к лестнице, взлетел наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Стук крови в ушах казался чужими криками, внутренности свернуло узлом от напряжения. Удаляющийся смех на улице — похоже, нопэрапон сбежали, наверняка они не могли задерживаться в здании из-за расклеенных защитных фуд. Коске влетел в коридор второго этажа, бросил быстрый взгляд на датчик паранормального, замаскированный под наручные часы, застыл и нахмурился. Вечером колебания стрелок были минимальны, ничего выходящего за рамки нормы, как раз для чернушек, но теперь показатели просто зашкаливали, не справляясь с излучением потустороннего.
Что-то пробудилось? Но что? И почему?
А главное — что с Сакураем?
В любом случае — некогда медлить и задаваться бесполезными вопросами, нужно идти и проверять!
Он без особой надежды проверил все спальни, резко дергая двери на себя и оставляя их распахнутыми, но ничего не обнаружил. Снова стало тихо, словно воздух всосал в себя все звуки и распух от них так, что было тяжело дышать. Последней Коске выломал последнюю дверь в конце коридора, маленькую и едва заметную, сливавшуюся с деревянными панелями стены.
Чердак в гостинице все-таки был. Коске не без труда вышиб укрепленный ржавыми цепями люк в потолке, подпрыгнул, уцепился пальцами и подтянулся. Вокруг тут же заплясали крупные снежные хлопья пыли, и он едва не расчихался, замер на корточках возле люка, оглядываясь.
На чердаке тоже горели синие свечи, без фонарей и подсвечников. Просто воткнутые прямо в пол желтоватые огарки, изображавшие октаграмму. Воск не таял, и пламя оставалось неподвижным, словно нарисованное прямо в воздухе.
Сакурай сидел в дальнем углу под балкой, сжавшись и обхватив себя руками за колени, как испуганный ребенок, и был совершенно один.
К балке прямо над его головой осколком стелы была прибита длинная фуда с потрепанными краями. С такого расстояния Коске не мог разобрать иероглифы на ней, но примерно догадывался, какими они должны быть.
Привязывающее заклятье, очень старое и очень сильное.
Здесь пахло пылью, воском, сушеной лавандой, гнилой кровью и страхом. Коске медленно перенес вес на другую ногу, не отрывая взгляда от сжавшейся фигуры, перехватил нож в другую руку и негромко позвал:
— Эй, — он старался не вкладывать никаких эмоций, но голос все равно прозвучал грубо. — Когда здесь последний раз были постояльцы?
Русая голова качнулась, и Коске был уверен, что ответ так легко не получился, но Сакурай прокашлялся и хрипло сказал:
— Семь лет назад, еще до смерти хозяина. Люди приходили потом тоже, но я старался их всех прогнать… — он помахал в воздухе одной ладонью, указывая наверх, на фуду. — Хозяина я не убивал — не смог бы. Старость и воспаление легких, его увезли в больницу прямо отсюда, а наследникам гостиница не нужна.
— Хорошо, — медленно произнес Коске, попробовал выпрямиться, но быстро понял, что с его ростом тут недостаточно высокий потолок, и снова сел на корточки. — Хорошо. Как тебя можно освободить?
Не то чтобы он собирался делать это так опрометчиво и сразу — но важно было узнать, существует ли возможность.
Сакурай наконец поднял голову, еще более бледный и осунувшийся, чем вечером, посмотрел на него внимательно, оценивающе, и невесело дернул уголком губ:
— Вакамацу-сан. Вы не до конца понимаете природу заклятья. И не знаете, что я такое.
Он выглядел таким смирившимся, что Коске тут же захотелось ему как следует врезать кулаком в челюсть, чтобы не дурил и не сдавался. Удержать вспышку удалось с трудом, раздражение все равно прорвалось в следующих словах, слишком резких:
— Ну так скажи мне. Что ты за тварь?
Сакурай вздрогнул, как от удара, зажмурился. Покачал головой и вздохнул:
— Простите. Мне правда очень жаль, — он медленно разомкнул веки, и глаза под ними теперь были, как синее пламя свечей, без белков и зрачков, просто ровное сияние. — Я фантазм, так что вы ничего не сможете сделать.
Коске почувствовал, как все холодеет и обрывается внутри. Хотел облизнуть пересохшие губы — и не смог: тело оцепенело и перестало подчиняться мысленным приказам.
Он прочитал не все бестиарии, которые вручил ему при приеме на работу Имаеши, но на раздел «редких вымерших существ» обратил особое внимание — возможно, потому что именно этими тварями пугали тех, кто с детства был знаком с потусторонней стороной жизни и воспринимал ее как должное.
Фантазмы были родственны духам и призракам, но, в отличие от них, обладали реальной физической формой, которую могли изменять по своему желанию, а также немалой ментальной силой. На них не действовали изгнания и большинство заклятий, они играючи срывали обычные фуды и печати, даже могли сами воспроизводить человеческие заклинания.
Но самое главное — они были хищниками.
Сакурай больше не закрывал глаза и не спускал с него взгляда. Медленно выпрямился, опустил руки вдоль тела, вытянул ноги перед собой, обманчиво и опасно расслабленный.
— Хозяин приказал мне стеречь гостиницу, не покидая ее пределы, и убивать всех вторженцев, — монотонным голосом сообщил он, словно речь шла о чем-то таком банальном, как стирка или уборка. — Он мертв, но заклятие продолжает действовать, и я обязан подчиняться.
Коске наконец заставил напряжение отпустить закаменевшие мышцы, потер шею, разминая позвонки. Воткнул бесполезный в такой ситуации нож между досками пола неподалеку от себя.
Инстинкты выли и бесновались, требуя атаковать, сейчас же, немедленно, уничтожить угрозу!
— Должен быть способ, — слова выталкивались из горла с трудом, как бесформенные, слишком большие камни. — Абсолютно все заклинания обратимы.
— Но какова цена? — тут же возразил Сакурай, склонил голову набок, потом чуть запрокинул назад, чтобы посмотреть на свисающую фуду. — Да, я смогу освободиться — когда кого-нибудь убью. Пролью здесь живую кровь. То есть сделаю то, чего так избегал все эти годы, и окончательно потеряю себя, — он моргнул, и посмотрел на Коске снова человеческими глазами, грустно и обреченно. — Почему вы не сбежали, когда могли? Я же специально вынес вас из гостиницы… да, сначала я поддался заклятию, специально задержал вас здесь, уговорил остаться — но я не хочу, не хочу!
А в следующее мгновение он закричал, как от боли — громко, по-звериному, обхватив себя руками и согнувшись. Коске отшатнулся от неожиданности и едва не свалился в открытый люк, захлопнул его на ощупь, не в силах отвести взгляд от Сакурая.
Тот прекратил вопить и теперь скулил, извиваясь на полу, словно большая личинка или куколка. Потом снова завыл, и Коске скрутило приступом тошноты, когда он увидел, как из чужой спины быстро поползли сгустки темноты, затрепетали, расправились, хлопнули.
Крылья. Черные и тонкие, как у мотылька. По душному чердаку метнулось дуновение ветра от их движения, подняло пыль и разнесло мелкую пыльцу. Коске запоздало зажмурился, задержал дыхание, но все равно закашлялся… и это стало серьезной ошибкой.
Потому что он на мгновение утратил бдительность — а скорчившаяся фигура напротив вдруг резко выпрямилась пружиной и бросилась на него, повалила спиной на пол, обрушилась сверху, неожиданно тяжелая, угловатая, жесткая.
Потолок закрыло лицо Сакурая — бледное, испуганное, отчаянное, обрамленное растрепавшимися волосами, в которых застряли хлопья пыли, словно снег.
— Я очень-очень извиняюсь, — выдавил он, едва не плача, — но теперь я должен вас съесть…
Он наклонился ниже, мазнул челкой по щеке, и Коске на самой грани сознания отстраненно отметил, что пряди оказались очень мягкими и пахли лавандой.
А потом выгнулся всем телом, резком сбрасывая с себя груз, откатился в сторону, оскалился, готовясь к бою и лихорадочно высматривая уязвимые места.
Сакурай медленно встал на колени, сложил крылья, снова расправил. И по его телу вновь прошла дрожь преображения, глаза опять стали пламенем, а рот — звериной пастью, полной длинных острых игл.
Тварь низко зашипела, как прибой, и бросилась снова.
Коске увернулся, перекатился, уходя от атаки, зашипел сам, обжегшись о свечу — та накренилась, но не погасла. Тварь врезалась в стену, оглушенно помотала головой, опять развернулась к нему. Припала на руки, впилась искривившимися пальцами в пол так, что вместе с пылью полетели щепки.
— Сакурай, — негромко позвал Коске, приподнял вверх раскрытые ладони. — Пожалуйста, подожди. Послушай меня. Я знаю, что можно сделать.
Но слушать тварь явно не хотела — снова зашипела и кинулась, промазала, но задела плечо ногтями, и Коске заскрежетал зубами от боли, очень не вовремя вспомнил, что эту рубашку подарила тетка, строго окрикнул:
— Сакурай!
И снова без желаемого эффекта. Коске нашарил в кармане последние мятые фуды, бросил их в ближайшую свечу, краем глаза заметил, как они вспыхнули и упали на пол, отскочил ближе к стене, прижался к ней спиной, лихорадочно пытаясь вспомнить полное имя — такие потусторонние сущности никогда не представляются своими настоящими именами, только если не пытаются что-то тебе подсказать.
Тварь заелозила по полу между свечей, гибко, как змеиное тело без костей, глядя прямо на него, жадно и хищно. Искаженное лицо казалось маской, которую очень хотелось сорвать.
Коске поглубже вдохнул и позволил снова себе повалить, игнорируя боль от удара и хватки, но воспользовался инерцией, чтобы перевернуть их обоих, навалился сверху сам и проорал прямо в игольчатые зубы:
— Ре!
Тварь замерла, настороженная и недоверчивая. Ее мускулы упруго дрожали под ладонями, разорванная футболка сползла набок, и кожа под ней была гладкой и прохладной. Коске медленно выпрямился, крепко сжимая коленями чужие бока, и, не отпуская взгляда, произнес, размеренно и четко:
— Для того, чтобы снять заклятие, нужно «пролить кровь». Хорошо, я согласен ее пролить.
Он быстро покосился вбок, но нож был слишком далеко. По полу, мешаясь с пылью, низко полз горький дым — фуды подожгли люк, и теперь языки рыжего пламени медленно лизали дерево. Освещение из мертвенно-голубого стало более теплым и естественным, но синие свечи все еще горели, хотя короткая схватка некоторые из них покосила и сшибла.
Тварь с усилием зажмурилась, черты лица разгладились, медленно убрались зубы-иглы, и открыл глаза уже Ре, умоляюще посмотрел снизу вверх, прошептал:
— Вакамацу-сан, вы очень хороший человек. Пожалуйста, я не хочу причинять вам вред.
— Да ни фига я не хороший! — рявкнул Коске, не ослабляя хватку и чувствуя, что еще чуть-чуть — и он наконец взорвется.
Внутри четко оформилась глубокая инстинктивная уверенность, что именно так будет правильно. Не то чтобы Коске был альтруистом, склонным к самопожертвованию по любому поводу… но тут он другого выхода не видел. Тем более, это был способ обойтись малой кровью — в буквальном смысле.
Он выдохнул, продолжил:
— И вообще-то не совсем человек, — сорвал с шеи талисман и пихнул в карман, потом посмотрел на свою правую ладонь, напрягся, дождался, пока пальцы исказятся, покрываясь короткой соломенно-рыжеватой шерстью, и загнутыми черными когтями с силой полоснул себя по левой руке, от локтя до запястья.
Боль ужалила коротко и зло, по коже тут же побежало теплое, закапало на пол. В нос ударил резкий запах меди и соли, мешаясь с гарью. В ушах зашумело… хотя нет, это воздух наполнился разочарованным шипением, синие свечи потускнели, три из них наконец погасли. В противовес им, рыжее пламя на полу разгорелось еще сильнее, укусило стену, перекинулось на балку.
Ре лежал под ним абсолютно неподвижно и смотрел огромными блестящими глазами, не на рану — на лицо Коске. Поднял руку, медленно протянул, то ли борясь с собственным страхом, то ли боясь напугать, холодными кончиками пальцев осторожно дотронулся до щеки, что-то стер. Сглотнул — Коске только сейчас заметил, какая у него длинная белая шея, беззащитно подставленное горло.
Магия бесновалась вокруг, кровь бурлила, растекаясь по полу, по линиям октаграммы.
— Простите, вам больно из-за меня, — прошептал Ре севшим голосом, и губы его дрожали.
Коске передернул плечами, нахмурился, пытаясь скрыть совершенно неуместное сейчас смущение:
— Мелочи. Я быстро регенерирую. И это моя работа.
Становилось жарко, пламя подползало ближе к ним, в горле першило от дыма. И непонятно, как выбираться, окон на чердаке не было — хотя об этом пока еще думать рано…
Ре чуть повернул голову, посмотрел на свечи и заметно помрачнел:
— Для заклятия этого мало. Оно должно почувствовать, как вы умираете. Нужно, чтобы вы потеряли сознание…
Он снова посмотрел на Коске, а потом вдруг вскинулся, ухватил его ладонями за плечи и с неожиданной силой уложил на свое место на полу, навалился сверху, по-змеиному гибкий, скользнул чуть вниз. Коске непонимающе моргнул, ощущая странное головокружение — неужели виновата кровопотеря? Рана ведь не такая серьезная… хотя магия явно высасывала из него гораздо больше крови, чем вытекло бы само…
Ре положил потеплевшие ладони ему на живот, повел вверх, задирая рубашку. Снова посмотрел ему в глаза, словно пытался вглядеться в душу, одним взглядом изучить всего Коске изнутри, и неловко пожал плечами:
— Попробуем сделать так, чтобы ваш организм хотя бы на пару секунд повел себя так, будто умирает. Извините.
А потом начал расстегивать его ремень.
Коске поперхнулся от шока, дернулся, попытался возразить, но Ре положил другую ладонь ему на грудь, с силой надавил и смущенно улыбнулся:
— Не бойтесь, я снова могу собой управлять.
Зубы у него снова были вполне человеческие, и это слегка успокаивало, хотя невольно вспоминались недавние слова про «съесть»…
А потом думать и сомневаться стало слишком сложно. Чуткий нюх атаковали слишком сильные запахи, дикий коктейль из пыли, дыма, крови, воска, огня, пыльцы, пота, лаванды, железа, бумаги, озона и магии. Коске даже не понимал до сих пор, что возбужден — почти до боли, и вскинулся, едва не взвыл от первого осторожного прикосновения, заерзал, неуклюже помогая стянуть одежду пониже, зажмурился, считая искры под закрытыми веками. Пальцы с едва ощутимыми шероховатыми мозолями, щекотное робкое дыхание, первое осторожное прикосновение губ, скользкое движение языка и следом — влажное тепло, такое, что искр под веками стало еще больше.
Все путалось, мешалось, плыло, физические ощущения плавили тело, протяжное, почти мучительное удовольствие пересиливало пульсирующую боль в руке, Коске выгнулся снова, скаля удлинившиеся клыки, изо всех сил удерживаясь, чтобы не схватить, не укусить, присваивая, ставя свою метку. Быстрее, быстрее, быстрее, еще! Мало, мало, мало, слишком мало — запахов, прикосновений, вкуса, звука, цвета, он хотел больше, он хотел все без остатка…
Коске широко распахнул глаза, увидел, как разом погасли все синие огни, одновременно с этим всем своим существом ощутил, как его обездвижил и безжалостно придавил к полу оргазм — маленькая смерть.
Потом была темнота.
* * *
Второй раз подряд Коске просыпался совсем не в том месте, где ожидал открыть глаза.
Несколько минут он задумчиво рассматривал знакомые трещины в потолке своей съемной квартиры, потом с трудом разлепил губы, ощутил, насколько сильно пересохло горло, и что-либо говорить пока передумал. Медленно повернул голову и даже почти не удивился, увидев в кресле возле кровати Ре: тот удобно устроился, поджав под себя ноги, и что-то сосредоточенно чиркал карандашом в альбоме. Судя по количеству пустых кружек на столе, сидел он тут уже давно.
Коске повел носом, ощутив запах распаренных ягод боярышника. Ре поднял взгляд, ойкнув, увидев, что он проснулся, и торопливо помог ему сесть, придерживая под спину.
— Простите, я отвлекся и не сразу заметил, как мы себя чувствуете, вам нужно в больницу? Извините, я не решился вызвать скорую, я…
— Не тараторь, — недовольно буркнул Коске, напился из протянутой кружки, вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул. — Все со мной в порядке. Успокойся.
— Хорошо, — Ре нервно кивнул, подхватил с пола выроненный альбом и прижал к груди, как щит.
Какое-то время они сидели в молчании, и часы на стене в кухне тикали раздражающе громко, надо будет их наконец выбросить, Коске давно собирался.
— Как мы здесь оказались? — наконец спросил он, морщась и потирая поясницу. Минувшей ночью ему все же изрядно досталось. Левую руку от локтя до запястья покрывал аккуратный слой бинтов, как на картинке в пособии по оказанию первой помощи.
Ре опустил голову еще ниже и признался:
— Я вселился в ваше бессознательное тело и взял велосипед. Но, к сожалению, я почти не умею кататься, поэтому по дороге мы несколько раз упали. Извините...
Это объясняло общее ощущение побитости и синяки на ребрах.
О том, что еще может подразумевать и включать в себя такое «вселение», а также о возможных последствиях он постарался пока не задумываться.
— Мы там хоть лес этим пожаром не спалили случайно? — проворчал Коске, удлинил коготь на указательном пальце и принялся разрезать бинт. Даже жалко было портить такую идеальную работу, но кожа чесалась и требовала свежего воздуха.
Ре наконец отложил альбом на стол и сложил руки на коленях:
— Нет, защитные фуды ограничили его зону распространения, выгорела только гостиница и двор.
Коске облегченно выдохнул и наконец стряхнул с руки ошметки повязки, провел ладонью по тонкому белому шраму, оставшемуся на месте раны, напряг на пробу мускулы.
— Остальные мелкие твари — их ведь в гостиницу заклятье притягивало? — дождавшись ответного кивка, он прищурился и задал еще один вопрос, хотя о возможном ответе тоже догадывался: — Кто на самом деле оставил заказ на чистку?
Ре пожал плечами и сгреб бинты с пола, отнес в мусорное ведро возле окна:
— Я. По интернету. Понимаете, природа фантазмов такова, что… Обычно я питаюсь верой людей в мое существование. Но людей в том месте давно не было, и... Я быстро понял, как ошибся, передумал, попытался спасти вас от меня, только заклятье уже проснулось и решило поступить по-своему.
Он вернулся к кровати, протянул руку ко лбу Коске, чтобы проверить температуру, но отдернулся на середине движения и попытался снова извиниться — Коске не позволил, перехватил его за запястье и хмуро выдохнул:
— Я думал, после того, как заклятье будет уничтожено, ты освободишься и, ну, исчезнешь, перейдешь в небытие, как призрак.
Ночью все произошло слишком быстро, Коске не успел даже в полной мере ощутить сожаление от этой мысли, но теперь все тело пробрало холодом от запоздалого осознания, что такой исход был вполне вероятен.
Под его пальцами взволнованно бился живой пульс.
Вблизи и при свете дня глаза у Ре оказались еще красивее — орехово-янтарные, с короткими, но густыми и очень черными ресницами.
— Я на вас… запечатлился, — выдохнул он почти в рот Коске, так близко вдруг оказались их лица, и его дыхание пахло лавандой и боярышником. — Извините. То, как мы сняли заклятье… И вы со мной едой поделились. Это часть ритуала.
Коске сглотнул и отстранился первым, разжал пальцы, словно обжегся. Кашлянул и хмуро спросил:
— И что теперь?
Взгляд случайно упал на альбом на столе, и Коске замер, не до конца веря собственным глазам. Рисунок его спящего, такой реалистичный, любовно выведенный до малейшей детали, даже кривая горбинка на носу от давнего перелома и родинка под челюстью слева, которая вечно мешала бриться… Это все почему-то смущало даже больше, чем воспоминания о минувшей ночи.
Хотя, возможно, причина еще крылась в том, что на рисунке у него были торчащие звериные уши: они иногда выскакивали, когда он во сне терял контроль над собой — совершенно щенячья промашка.
Коске кашлянул и буркнул, наконец откидывая одеяло:
— Ладно. Поживешь пока тут, а потом разберемся, что с тобой делать.
Он отошел к шкафу и не видел, как дрогнули уголки губ Ре, но безошибочно услышал эту улыбку в следующем вопросе:
— Прошу прощения, я не очень хорошо разбираюсь в породах собак… А вы?..
— Динго, — коротко ответил Коске, вытащил с полки свежую футболку и резко развернулся, чтобы предупреждающе ткнуть пальцем: — И только посмей пошутить про Австралию!
— Что вы, мне бы и в голову не пришло! — замахал руками Ре, широко распахнув глаза, но на его губах все еще подрагивала улыбка.
И она ему очень шла.
Коске потянулся всем телом, хрустя позвонками, и ощутил фантомную боль в скрытом сейчас хвосте. Давно он не позволял себе полной трансформации… В ближайший выходной надо будет перекинуться и побегать по лесу, как следует размяться.
Он тряхнул волосами, окинул Ре еще одним внимательным взглядом с ног до головы — все-таки слишком тощий, ему тоже не помешает физическая нагрузка — и спросил:
— Хоть что-нибудь из того, что ты о себе рассказывал, было правдой?
Ре вздохнул, устало потер глаза:
— Я действительно родился не здесь, приехал сюда из провинции Хидзэн, и поступил в подмастерья к художнику-каллиграфу. Только это было два века назад. Плохо помню, что случилось потом — заклятье смазало воспоминания… но я служил нескольким хозяевам, прежде чем попал в гостиницу.
О том, как стал фантазмом, Ре то ли не помнил тоже, то ли просто не хотел говорить. Ну и ладно, его право. Коске и вообще не особо любил чужие секреты, что почему-то весьма разочаровывало Имаеши.
Проклятье! Имаеши!
— Так, я сейчас в душ, потом что-нибудь перехватим и бегом ко мне на работу! — он схватил полотенце и ринулся в ванную, но на пороге помедлил, решив, что нужно сначала уладить еще один важный вопрос: — После того, что ты вытворил в финале... а потом в меня еще и вселился... можешь уже прекратить обращаться ко мне на «вы»! И лимит — не больше пяти извинений в день!
Ре удивленно моргнул, приоткрыл рот, наверняка собираясь возразить… помедлил и снова улыбнулся, и на его губах заплясали удачно заскочившие в окно солнечные зайчики:
— Я попробую. Извините... извини. Спасибо. И я там, на кухне, завтрак приготовил.
Эта его внезапная, неуверенная улыбка выглядела так, что ее очень хотелось поцеловать… и, кажется, у них все вышло как-то наперекосяк с порядком и вообще с отношениями. Или что у них такое.
Коске усилием воли поборол смущение и стратегически отступил в ванную. На душе было до странного легко и правильно, предчувствия удовлетворенно молчали.
О том, к чему склоняли инстинкты, Коске предпочел пока не думать.
А готовил Ре просто обалденно — уже одно это стоило того, чтобы оставить еще жить у себя и на всякий случай от всех прятать, чтоб не стащили!
* * *
Разумеется, следовало ожидать, что Имаеши заранее прекрасно знал, куда его отправляет и что именно там ждет. При виде Ре он так воодушевленно просиял, что даже Суса предусмотрительно отступил на шаг.
— Ну надо же, я даже не рассчитывал на такую удачу! — протянул Имаеши, потирая ладони — порой Коске посещали подозрения, что облик сумасшедшего ученого его странный шеф специально подолгу репетировал дома перед зеркалом. — Я слышал, что покойному Рянбан-сану удалось заполучить себе редкого и ценного духа, но что звезды настолько удачно сложатся в нашу пользу…
Ре застыл на пороге, как кролик под взглядом удава. Коске раздраженно заворчал, втянул его внутрь, толкнул себе за спину и, скрестив руки на груди, мрачно объявил, готовый при необходимости сражаться:
— При всем уважении — ищите себе другого. Этот мой.
Имаеши прямо встретил его взгляд — а потом вдруг с восторгом захохотал и хлопнул в ладоши:
— Ну наконец-то ты научился показывать зубы! Это очень кстати, а то я подумываю с нового года выписать нам в бюро еще одного оборотня.
Суса улыбнулся и молча показал большой палец, после чего вернулся к своей мумии — хотя, возможно, это была уже следующая.
Коске озадаченно застыл, борясь со смущением и растерянностью, ощутил, как Ре сзади осторожно тронул его за запястье.
Имаеши отошел к своему столу, поворошил там бумаги и неожиданно предложил, уже снова пугающе серьезный:
— В связи с этим — не согласится ли твой новый друг тоже поступить к нам на работу? Нам давно пора расширяться и захватывать новые горизонты.
Выглядел он при этом так, словно собрался захватывать не только горизонты, а целый мир, возможно, даже не один.
Ре сжал запястье Коске сильнее, выглянул из-за его спины, поклонился и с неожиданной надеждой уточнил:
— А можно?
Коске перехватил его ладонь в свою, прикрыл глаза и вздохнул, наконец признав, что после одной короткой поездки в пригород его жизнь переменилась окончательно и бесповоротно.
Динго одиночки — но только пока не найдут себе стаю.
@темы: The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Touou Team, Паранормальная AU
Автор: Touou Team
Форма: арт
Сеттинг: мифология
Пейринг/Персонажи: Момои Сацуки, Имаеши Шоичи
Категория: гет
Жанр: фэнтези, магия
Рейтинг: PG
@темы: Мифология, Арт, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Touou Team
 | Название: Аоминовый рай Перевод/бета: Touou Team Эдит: Touou Team Оригинал: 007, Aomine Tengoku Язык оригинала: японский, перевод с японского Форма: додзинси Сеттинг: Параллельные миры Пейринг/Персонажи: Аомине Дайки/Кисе Рета Категория: слэш Рейтинг: NC-17 Количество страниц: 47 Краткое содержание: Аомине времен Тейко, Тоо до проигрыша Сейрин и Тоо после проигрыша оказываются вместе и пытаются выяснить, кого из них Кисе любит больше Предупреждения/примечания: групповой секс |
@темы: Параллельные миры, Додзинси, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Touou Team
Радужный мир
Авторизация
Записи
- Календарь записей
- Темы записей
-
116 Фанфик
-
37 Арт
-
30 Seirin Team
-
24 Touou Team
-
24 Rakuzan Team
-
23 Профессии
-
22 Yosen Team
-
22 День 42
-
21 Внеконкурс
-
17 Возраст!AU
-
17 Додзинси
-
16 Kaijo Team
- Список заголовков
Главное меню