Название: Золото инкуба
Автор: Touou Team
Бета: Touou Team
Сеттинг: ксено!AU
Размер: 22 000 слов
Пейринг/Персонажи: Кисе Рета/Аомине Дайки, ОЖП
Категория: слэш
Жанр: AU, романс, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Кисе всей своей прожженной демонической шкурой ощущал, что он на грани провала
Примечание/Предупреждения: даб-кон, сомнофилия
Ссылки на скачивание: .doc, .rtf
В квартире было темно и жарко — кондиционер Кисе включил первым делом. Потом стянул мокрую от пота футболку и поплелся на кухню: пить хотелось сильнее, чем в душ. Увядавший в горшке цветок взывал к состраданию, и Кисе набрал еще один стакан и вылил в сухую землю. Вспомнил, что все еще сжимает в руке футболку, и бросил на спинку стула. Надо было замутить стирку, грязные трусы и джинсы уже вываливались из ящика в ванной и стиральной машины.
Кисе устало потянулся и открыл холодильник — несмотря на жару, аппетит был зверский. Съеденного в университете гамбургера хватило на пару часов, и в метро на обратном пути желудок бурчал совсем уж неприлично.
Или все-таки сначала в душ?
— …состоявшийся матч. С перевесом в три очка победу одержали гости, но это никак не повлияло на положение команды в турнирной таблице.
Спортивный канал ворвался в тишину квартиры бодрым потоком новостей, и Кисе на минуту замер, глядя, как на баскетбольной площадке сцепились за мяч взмыленные игроки.
Надо в выходные сходить на стритбольную площадку, вдруг найдется, с кем покидать мяч.
Кисе сделал звук тише и пошел в ванную, прихватив футболку. От предвкушения прохладной воды и свежести усталость будто отступила, Кисе даже подпрыгнул в коридоре, дотронувшись до потолка ладонью — почти повторил прыжок здоровенного негра из спортивных новостей.
До чего здорово возвращаться домой!
Кисе подвинул ногой вывалившийся из ящика ком одежды — рубашка страстно переплелась рукавами с клетчатыми шортами и носками — и принялся расстегивать пуговицы на джинсах.
Последнюю он расстегнуть не успел.
— Получилось!
Кисе охнул и в изумлении уставился на счастливо взвизгнувшую девушку — сжатыми в кулаки руками она трясла так, будто только что забила решающий гол.
Потом он вспомнил про истинный облик. Хотя что теперь считать истинным…
— Я смогла-а!
Девушка наступила на мел, которым была нарисована пентаграмма на полу, и даже не заметила. Она был прехорошенькой, в мешковатом свитере и модных рваных джинсах, и выглядела явно не как готовая броситься в объятия демона женщина.
Кисе улыбнулся — маняще, сладко — и протянул к ней руку. Он уже успел забыть, каково это, когда по телу разливается сила и легкость, и мир становится другим. Словно на него падают отблески адского огня — легкие Кисе спирает от запаха серы и молодой плоти. По коже пробегают золотые всполохи, ногти на вытянувшихся пальцах превращаются в когти — а девушка, блин, смотрит на это с любопытством ученого-натуралиста!
Кисе словно окатило ледяной водой.
— Ты вызвала меня, — сказал он и снова улыбнулся. Очень похотливо. И клыки заодно показал. — Ты знаешь, кто я?
— Инкуб? В смысле, конечно, знаю! Зачем бы я тебя иначе вызывала!
— Действительно, — пробормотал Кисе, глядя, как она деловито листает не слишком старую на вид книгу. На пол упали два листка — распечатки из Википедии.
— У меня к тебе есть дело, — сообщила девушка, и почему-то стало понятно, что имеет в виду она явно не ночь, полную любви и секса. — Слушай, а ты не можешь стать таким, как был сначала? Ну, без этого всего?..
Она посмотрела на его член и покраснела.
Тот стоял так, что прижимался к животу. И светился. Кисе весь светился алым и золотым.
— Если ты этого желаешь, — сказал Кисе и зажмурился. Чтобы вернуться в человеческий облик, пришлось приложить усилия — неудовлетворенная похоть мешала, отвлекая. Побеждать свою сущность — то еще удовольствие.
И ад тянул к себе.
— Ага, желаю, — сказала девушка, на лице которой было написано явное облегчение. — Спасибо.
— Не за что, — вежливо ответил Кисе и уселся точно посередине пентаграммы, пачкаясь в меле. Расстегнутые джинсы открывали белые трусы, но ни его, ни девушку это не смущало. — Так что за дело?
Ему уже стало любопытно. Нет, вызвали его совсем невовремя, и Кисе все это раздражало — от золотого сияния до ощущения черной дыры в паху — но недовольство растаяло вместе с демоническим обликом.
— Да в общем-то… — Девушка замялась, а потом спросила совсем о другом: — А как тебя зовут?
— Э-э… — Ну не выдавать же ей истинное имя? Чтобы потом лет на семьдесят, или сколько там она проживет, заполучить ярмо. — Кисе. Зови так.
— Очень приятно, — сказала девушка, но сама представляться не стала. Ну да, знала, что нельзя доверять демону имя. — А все инкубы так умеют? Ну, в обычного человека?..
Какая любознательная, снова раздражаясь, подумал Кисе, но неровные меловые линии держали не хуже цепей, закаленных адским огнем. Он не мог не отвечать и, тем более, уйти.
— Не все, только те, которые долго живут среди смертных.
На самом деле никто не хочет быть обычным человеком. Кисе тоже не слишком нравилось слабое тело и пары в университете, особенно по субботам.
— А ты долго живешь? — Девушка подошла ближе, почти наступив на меловую линию.
— Долго, — признался Кисе и вздохнул. Он хотел в душ, а не вспоминать прошлое. — Но демоны… Представь себе очень сильное и очень… неразумное существо. Инстинкты и чистая энергия.
Девушка понимающе кивнула, горящими глазами глядя на него. Кисе подозревал, что Википедия скоро пополнится ценными и совершенно непроверяемыми сведениями.
— Так может продолжаться долго, тысячелетиями. Но смертные и их мир нас меняют. Сначала очень медленно, а потом все быстрее и быстрее.
— И ты поменялся? — зачарованно спросила девушка и почему-то посмотрела на его ширинку. Кисе подавил желание застегнуть пуговицы.
— На самом деле, не так давно. Еще лет пятьдесят назад я был просто безмозглым сгустком энергии.
Хрен знает, как это правильно называется. В физике Кисе все еще был безмозглым сгустком атомов.
А вот если бы девица призвала его пятьдесят лет назад, то светской беседы у них бы точно не вышло. Зато эту ночь она не забыла бы до гробовой доски — как все те, кому довелось разделить кровать — или сеновал, как получится, — с инкубом. Мозгов у него не было, зато похоти и сил — хоть отбавляй.
— Вау, — сказала девушка и невольно подалась вперед, переступив черту. Кисе с трудом удержался, чтобы не наброситься на нее — близость чужого тела ставила инстинкты на дыбы.
Да и подружки у Кисе не было уже недели три — слишком много для инкуба. Это было единственным недостатком жизни среди смертных: Кисе не мог без секса, а секс с ним мог стоить человеку слишком дорого. Все его связи были на одну-две ночи, и то приходилось сдерживаться.
По меркам ада Кисе вел жизнь монаха-отшельника.
— Так что за дело? — спросил он, стараясь усесться так, чтобы бугор в паху не сильно бросался в глаза. — Нас обычно вызывают только ради одного…
— Именно! Для этого ты мне и нужен! — Девушка победно улыбнулась. — Только не для меня!
До Кисе дошло сразу, спасибо человеческим мозгам и нажитому опыту.
— Я не стриптизер, которого можно нанять подружке!
— А я не подружке!
Кисе закатил глаза.
— Мне нужно, чтобы ты одного человека… — Она покраснела, а потом зло ударила по бедру ладонью. — Чтобы ты его затрахал прямо вот…
— До смерти? — уточнил удивленный Кисе. Не то, чтобы он не мог, но не легче ли было призвать более подходящего демона?
— Не-ет, — протянула девушка, явно думая при этом что-то вроде «а до смерти — это отличная идея!». — Так, чтобы никакого баскетбола этой сволочи, чтобы ноги отнимались, чтобы эта тварь задницу с постели не могла оторвать!
Кисе даже отполз чуть назад, столько ярости было в ее голосе. Парня, что ли, у нее эта «тварь» отбила?
— Вот адрес. — В руку — Кисе только тогда заметил, что ногти все еще были золотыми и острыми, — сунули бумажку. — Тебе много времени понадобится?
Любой инкуб мог истощить любовницу хоть за полчаса, но делиться профессиональными секретами Кисе не собирался. Мало ли что.
— Несколько дней, — осторожно сказал он, и девушка кивнула. — Я сам приду к тебе, только не стирай вот эту линию и вот тут тоже.
Метка на полу получилась небольшой, связь ослабла и Кисе стало легче дышать.
К сожалению, держали его не только следы мела на полу, и отказать вызвавшей его смертной он не мог. А мотаться по городу и искать нужный дом совсем не хотелось.
— У тебя есть какая-нибудь ее вещь? Любая, но лучше всего одежда.
Девушка как-то странно на него посмотрела, потом молча убежала в другую комнату. Кисе только тогда огляделся: он сидел на полу самой обычной гостиной, разве что столик и кресло явно оттащили в сторону, чтобы освободить место.
Из приоткрытого окна доносился шум близкой автострады.
— Вот, хотела выбросить.
Девушка брезгливо, двумя пальцами держала скомканный белый гольф. Судя по его виду и запаху, гольф более чем подходил для целей Кисе — близко к телу его носили долго, даже слишком. Поморщившись, Кисе взял перекрученный комок за самый краешек.
Ладно, у всех бывают неудачные дни.
Демон он или кто?!
* * *
В душе Кисе пробыл долго — стоял минут двадцать, делая воду то обжигающе горячей, то почти ледяной. Ему надо было взбодриться.
За последние пару веков он отвык от колдовства и прочих средневековых штучек вроде охоты на ведьм. Смертные ломали привычные устои: религию променяли на науку, исповедальни на инстаграм, а суеверия низвели до мелочей вроде боязни цифр. Сам Кисе жил в квартире номер четыре в доме номер тринадцать, и это его очень веселило.
И ему в голову не приходило, что на краю земли, в Японии, в двадцать первом веке его кто-то призовет! Блин, да секс давно перестал быть грехом, казалось бы, кому в Токио мог понадобиться инкуб?
Судя по гольфу, дело ему предстоит иметь отнюдь не с феей.
Кисе мрачно посмотрел на себя в зеркало и вздохнул. Он в самом деле отвык. Когда мир начал меняться, у него был выбор — у всех был. Можно было вернуться в ад, слиться с вечным пламенем и самому стать адом, или остаться среди смертных, уйдя в тень.
И Кисе предпочел скучную — ну, если не считать караоке, клубы и красивых девчонок, — жизнь забытой нечисти.
Вот если бы его еще забыли получше! Кисе, хмыкнув, натянул трусы и пошел на кухню, чуть не споткнувшись о расползшуюся по полу ванной кучу грязного белья.
— …соревнования горнолыжников. Напомню, что в прошлом сезоне она выиграла Большой хрустальный глобус и два Малых. Результаты проверки поступят на рассмотрение антидопингового комитета в ближайшую неделю.
Симпатичная блондинка на экране победно вскидывала руки — год назад она не знала, что маленькая грязная тайна доведет ее до дисквалификации. Все глобусы отберут, равнодушно подумал Кисе и полез в холодильник за пивом.
Ровно через три минуты в дверь позвонил разносчик пиццы, а еще через пять Кисе сидел на диване с коробкой на коленях и бутылкой в руке.
Хозяйка грязного гольфа подождет.
Ночь — время темных тварей. Кисе любил темноту, тишину и то, что они скрывали. Пожалуй, самым сложным в его нынешней почти человеческой жизни было дневное существование — люди предпочитают свет и ясность.
Ночью смертные спят.
— Твою ж!.. — шепотом выругался Кисе, спотыкаясь о баскетбольный мяч, неожиданно оказавшийся под ногой. Нет, демоны прекрасно видят в темноте, но в таком бардаке попробуй не напороться на какую-нибудь ерунду!
На стуле горой лежала одежда, кроссовки — сразу несколько пар — валялись у кровати и шкафа, стопка журналов на столе опасно кренилась, а на настольной лампе висел гольф — родной брат того, что держал Кисе.
Девица была той еще неряхой.
С кровати донесся басовитый всхрап, и Кисе чуть не застонал. Худшие опасения оправдывались — спать ему с чудовищем.
Еще лет двести тому назад ему было все равно, кого трахать, сто лет назад его вкусы облагородились и воплотились в тонких блондинках с оленьими глазами, а последние лет десять Кисе предпочитал просто веселых симпатичных девчонок.
Деградация, блин. Смертные плохо влияют на демонов.
Кисе на цыпочках подкрался к кровати, но увидел только кокон из одеяла и торчащую смуглую ногу с округлой темной пяткой.
Так.
Гольф на самом деле был носком. Кажется, все будет еще хуже, чем можно было представить, но выбора у призванного инкуба не было. В конце концов, зато он переспит с единственной в Японии обладательницей ноги сорок пятого размера, думал Кисе, но было еще что-то. Какой-то изьян в понятной вроде бы ситуации, словно в бархатно-теплую летнюю ночь над ухом пищал комар.
А в этой квартире где-то в темноте мерно и негромко тикали часы.
Отсчитав тринадцать ударов — в этом была своя, личная магия — Кисе зажмурился, перевоплощаясь. Не полностью: века в мире смертных подчинили демоническую сущность воле и разуму, Кисе иногда казалось, что ад вытекает из его тела с каждой каплей пота после тренировки и каждой каплей крови, если случалось пораниться. Кровь у него теперь была красная, как у людей.
Рука, светившаяся золотом, — нет. Кисе облизнул пальцы языком — длинным и алым — и на губах осел сладковато-пряный привкус, от которого зашумело в голове.
— Иди ко мне, мой сладкий пирожок, — почти весело шепнул Кисе в темноту, и нежно, почти невесомо провел пальцем по торчащей из-под одеяла ноге. На стопе — жесткой, между прочим, как наждак — оставался едва заметный сияющий след, который тут же таял, вливаясь в тело жертвы горячечным будоражащим сном. Кисе не забыл древнюю магию.
Кокон на кровати зашевелился и послышался приглушенный вздох. Палец очертил выпирающую косточку на щиколотке, скользнул выше, к середине икры, уткнулся в край одеяла и снова спустился. Вздохи становились все длиннее.
— Ну же, — Кисе нетерпеливо пощекотал чувствительное место у пятки. — Жа-арко, тебе жарко.
Из-под одеяла показалась рука, и в темноте раздался звук, уже больше походивший на стон, чем на вздох. Кисе ухмыльнулся и осторожно потянул одеяло, стаскивая его вниз, и тут спящая помогла ему — одним движением смахнула его на пол, растягиваясь на кровати во весь рост. Даже руки раскинула.
Раскинул.
Кисе на секунду даже глаза закрыл. Он слишком хорошо видел в темноте, чтобы ошибиться.
Смуглый здоровенный парень лежал, беспокойно подрагивая во сне, и ткань трусов мягко очерчивала вполне подходящий для его роста член.
Первой после «твою мать, член!» и «я идиот!» вменяемой мыслью Кисе было вернуться к вызвавшей его девчонке и спросить, какого хрена она не призвала суккуба. Но, вспомнив про листочки из Википедии, он только тихо застонал и шлепнул себя по лбу ладонью. Той самой, золотой от магии.
Чего разумного можно ждать от человека, вызывающего демонов по советам из интернета?
Еще и от необдуманного удара в голове что-то перемкнуло, и пришлось застыть, пережидая нахлынувшее слепое желание. Не хватало еще дать верх себе-демону.
Голод — телесный, злой, глубокий как океан, — ломал его минут пять, потом стало легче.
— И что с тобой делать? — недовольно спросил у спящего Кисе, обходя кровать слева. Парень хмурился во сне, шевелил пересохшими губами и пытался вцепиться в туго натянутую простыню.
На стене висели плакаты с моделями — такие сиськи им могли быть дарованы только божественным чудом или пластической хирургией. Был еще вариант проданной души, конечно, но Кисе больше склонялся к силикону.
В Японии не так много христиан, именно поэтому он ее в свое время выбрал.
Вот вляпался, подумал Кисе, почему бы сумасшедшей красотке не призвать кого-нибудь из местного пантеона? В Японии духов, как у моря — ракушек.
Кисе осторожно присел на край кровати и наклонился над лицом спящего — тот даже во сне потянулся к нему, словно чувствовал присутствие и хотел поцелуя.
Губы у него были узкие, с намечавшимися складками у носа. И лоб пересекали две глубокие морщины — Кисе, не думая, протянул руку, чтобы их разгладить. Парень ткнулся в нее лицом, оторвав голову от подушки, застонал сквозь сон и снова бессильно упал.
В общем-то, он был вполне симпатичным. Кисе не особо любил мужчин — это только безмозглым демонам все равно, кого «пить», через пару-тройку тысяч лет у всех появляется собственный вкус и предпочтения. Ну и право выбора балует.
Если бы мог, Кисе послал бы к дьяволу — именно к нему! — и девчонку, вздумавшую мстить таким нелепым способом, и этого парня, который, похоже, был полным профаном в обращении с девушками.
И, кстати, у него встал член. В Кисе тут же взыграло любопытство, и, хмыкнув, он двумя руками потянул белые боксеры вниз, вызвав целую серию коротких стонов.
Нет, определенно, с таким прибором в постели не застесняешься. Кисе бросил быстрый взгляд на лицо парня — на нем выступила испарина, к виску скатилась капля пота — и попробовал натянуть трусы обратно. Это оказалось куда сложнее, и Кисе оставил все как есть.
Подумает с утра, что это из-за красочных ночных снов, которые сейчас ему снятся.
Будто в ответ на эти мысли парень хрипло и неразборчиво что-то сказал и дернул бедрами. Трахал, наверное, какую-нибудь грудастую красотку из сна. Кисе даже почувствовал странное удовлетворение — и прекрасно. Инкубы тоже заслуживают удовольствия, но, пожалуй, для первого свидания достаточно.
— Обойдемся без цветов, — прошептал Кисе спящему и тут же почувствовал себя слишком цивилизованным демоном. Где безудержные страсти, где буйство чувств?
Порядочному инкубу стало бы стыдно.
Кисе не было.
— Ну, до завтра, возлюбленный не-знаю-как-тебя-зовут. — На будильнике светились цифры — полвторого. Если идти к первой паре, то пора ложиться спать.
Кисе встал с кровати и, не удержавшись, еще раз посмотрел на член спящего парня. Выглядел он… гармонично.
Парень вздрогнул, член дернулся, и Кисе тоже словно толкнуло изнутри. Он видел, как маетно и бестолково тот двигает руками, будто ищет кого-то, цепляясь за подушку и простыню, как поджимаются пальцы на длинных ногах, как липнут ко лбу короткие темные волосы.
Ну не оставлять же его в таком состоянии?
Кисе облизнулся и вернулся к кровати. Наклонился, упираясь ладонями в матрас и почти прижимаясь грудью к часто вздымавшейся груди спящего, подтянулся выше, чувствуя жаркое дыхание на своей щеке, — и поцеловал.
В твердые сухие губы, сразу же отозвавшиеся на прикосновение, — Кисе чуть не попался. Его всегда вело от поцелуев, черт, его опаляло адским пламенем.
— Блин, — громко сказал Кисе, отрываясь от жадных губ — парень снова застонал, но совсем тихо. Смуглое лицо выглядело умиротворенным.
Теперь он проспит до утра сном младенца.
И Кисе тоже так надо.
На первую пару Кисе все же не попал: встретил знакомых девчонок с химического, и они увели его завтракать. Полусонные прогульщики зевали над стаканчиками с кофе, ленивое утро накрывало умиротворением и купало Токио в сентябрьском солнце, разговоры быстро вяли — и так было хорошо.
Только беспокойство, угнездившееся где-то в районе желудка, мешало Кисе чувствовать себя вполне довольным жизнью. И были бы для него причины!
Кисе сделал глоток уже изрядно остывшего американо и зевнул. Он не любил это ощущение: когда тело расслабленное, тяжелое, а внутри сжимается пружина — все сильнее. Напряжение, скрытое толстой глазурью из все-как-обычно.
Это из-за призыва, думал Кисе, улыбаясь симпатичной химичке. Он давно не возвращался в демоническую форму, вот его и давит теперь отдачей. Надо чаще вспоминать, что он инкуб, а не студент-второкурсник.
Демон — это вам не просто так.
Говорят, если слишком долго пробыть в мире смертных, то самому можно стать одним из них. И даже умереть. И, наверное, попасть в ад.
Кисе чуть не рассмеялся, представив себя в роли грешника, а химичка, кажется, приняла это на свой счет. Покраснела и отвернулась. Можно было завлечь ее в туалет и там сбросить напряжение, хорошенько потрахавшись. Ей бы понравилось. Да что там, это был бы лучший секс в ее жизни!
— Ты с нами, Кисе-кун?
Она даст ему даже тут, на столике в кафе. Слишком много в нем сегодня настоящего. Демонического.
— Нет, на вторую мне точно надо. Морикита-сенсей припомнит все прогулы на экзамене, а у меня и так уже два.
Химичка, оказавшаяся такой чувствительной к чарам — к похоти — разочарованно отвернулась, но Кисе был бессердечен. Зудящее беспокойство, рвущееся изнутри, секс с ней все равно бы не утолил.
Мало. Не то.
Все из-за магии призыва, решил Кисе. Едва встав с постели, решил. Инкуб завязан на жертву, это нормально. Магия определяет желание.
И не то, чтобы ему это нравилось, думал Кисе утром, кончая на стенку душа. Он уже сто лет не дрочил так отчаянно, из-за этого было неловко перед самим собой.
И даже сейчас неловко.
— Вечером пойдешь в караоке? — уже у самого выхода, обернувшись, спросила симпатичная химичка.
— Обязательно, там и встретимся, — крикнул Кисе, не собираясь поддаваться желанию отправиться к предназначенной ему жертве и закончить начатое.
В нем был силен дух противоречия. Сознание определяет магию.
Это было даже смешно: утренняя химичка не пришла.
— Отравилась, — с недружеской откровенностью сказала ее подружка. Мини на ней было минималистичное. Микро, а не мини, но Кисе не повелся. — Так что без вариантов.
Вариант у Кисе был — смуглый и мускулистый, к которому весь долгий день он возвращался мыслями и, что хуже, эмоциями. Нормально было бы выбросить его из головы до ночи, но не получалось. Парень его зажег, и Кисе не мог понять, за какой «крючок» зацепился.
Хотелось вернуться в захламленную квартиру и поискать причину.
— Осторожно!
Недовольный оклик заставил Кисе вздрогнуть — показалось, что кто-то узнал, что творится в его голове, и предупреждает. Ничего подобного, конечно, просто он чуть не столкнулся с парнем, руки которого были заняты стаканами с пивом. Пена едва не переваливалась через край.
Может, выпить?
Кисе протискивался сквозь танцующую и пьющую толпу, музыка била по ушам почти гипнотическим ритмом, кто-то прижимался к нему и даже обнимал, но он не останавливался. Сегодня в клубе сексуальное напряжение будет зашкаливать — Кисе знал, как действует настроение инкуба на окружающих. Этой ночью самые неприступные девушки дадут своим и не своим парням, гетеросексуалы решатся на эксперименты, и вряд ли кто-то уйдет отсюда девственником.
Часы у барной стойки показывали полночь.
— Пива! — Пришлось кричать, чтобы бармен услышал. Полночь — время тьмы, пока не прокричит петух, Кисе имеет полное право творить злодейства и разврат.
И пить пиво, конечно, тоже. Чем не злодейство — по документам-то он еще несовершеннолетний.
Стрелка была на четверти первого, когда Кисе решил, что пора перейти к разврату. Сердце при этом неприлично екнуло, пришлось запить беспокойное предвкушение остававшимся на дне пивом.
От музыки и непрекращающегося вокруг движения кружилась голова. В туалет стояла очередь, кто-то целовался прямо перед дверьми, мешая пройти к кабинкам, и Кисе прошел мимо, проталкиваясь к выходу — на улице найдется какой-нибудь темный переулок, который скроет его исчезновение.
И, к счастью, больше для этого гольф, то есть носок, не нужен.
Ночь окатила Кисе порывом ветра и сигаретным дымом — кто-то курил, прячась за углом здания. Значит, ему в другую сторону.
Темнота скрадывала быстрые шаги, пока последний не закончился на деревянном полу уже знакомой квартиры.
— Твою!.. — Кисе зажал рот ладонью, давя вскрик. Лучше бы это был мяч, как в прошлый раз, а не тяжеленная сумка, каменным грузом лежавшая на полу. Гири он в ней таскал, что ли?
Лунный свет заливал комнату, и бардак в ней приобрел благородное серебристое сияние — так прямо и не скажешь, что кроссовкам не место на столе, а мятому полотенцу — на неустойчивой пирамиде из стула, мяча и планшета.
Парень спал, и лунный свет ласкал его ногу, торчащую из-под одеяла. Он всегда так спит, что ли?
Кисе еще узнает. Он наклонился — на сумке лежало что-то белое и квадратное, оказавшееся пропуском в студгородок.
— Аомине Дайки.
Имя Кисе понравилось.
— Спи, — сказал он, застыв у изголовья кровати. — А-о-ми-не Дай-ки.
Похоже на название алкогольного коктейля.
Парень вздрогнул, и тут же послушно засопел — ровнее и глубже, чем раньше. Кисе наклонился, рассматривая безмятежное лицо и сильную шею. Выбирал. Первое прикосновение бывает самым важным.
Пальцы от предвкушения будто закололо маленькими тонкими иголками, рука налилась золотом, хотя Кисе не собирался менять облик. Этот Аомине будил в нем самое примитивное, инстинктивное, сильное и личное.
Как он, дьявол его побери, это делал?!
Кисе глубоко вздохнул и провел ладонью по коротким темным волосам — теперь пальцы кололо по-настоящему. Аомине явно ничего не знал о кондиционерах для волос.
Кисе не хотелось убирать руку.
В комнате было очень тихо, только еле слышно гудел кондиционер и ровно дышал Аомине. Каждый вдох бил в уши не хуже музыки в клубе, Кисе даже закрыл глаза, слушая. И сорвался — терпение никогда не было его добродетелью.
Демонам добродетель противопоказана.
Кисе резко сбросил на пол одеяло и забрался на кровать, толкнув бедром спящего Аомине — тот пробормотал что-то и потянулся к нему. Разум не мог победить сон, но тяжелое, расслабленное тело едва заметно напряглось, пальцы заскребли по простыне.
На Аомине были одни трусы, низко съехавшие, бесстыдно выставлявшие напоказ короткие волосы в паху и не скрывавшие пока еще вялого члена. Кисе потянулся было к нему, но отдернул руку, будто боялся обжечься.
Потом. Ему самому надо…
Футболку с ярким принтом он почти содрал с себя, и она упала на ненужное одеяло. Джинсы снять было сложнее, и Кисе, нетерпеливо кусая губы, встал, чтобы раздеться.
Аомине лежал перед ним, раскинув руки и ноги — правая согнута в колене, вывернута, открывая внутреннюю сторону бедра. Выглядел он не зовуще — вызывающе.
Такой вызов нельзя отклонить.
Кисе вернулся в кровать и на этот раз не стал церемониться — уселся прямо ему на живот, задницей чувствуя отвердевающий член. Поерзал, чтобы продлить ощущение, оказавшееся слишком приятным. Опустился ниже.
Аомине задышал чаще, будто бежал во сне за кем-то, зашевелил губами — но слов не было. Сейчас он ничего не мог поделать.
Кисе мог все.
И это останавливало.
— Аомине Дайки, — позвал он, склонившись к самому уху, так, что дыхание должно было обжигать щеку Аомине. И тот действительно вздрогнул, повернул голову — губы прижались к заметно колючей коже.
Аомине Дайки не брился на ночь. Может, и пару дней не брился. Кисе не был уверен, нравится ему это или нет.
Вот Аомине нравился — весь, целиком. Горячее сильное тело, по которому скользили ладони, было непривычно твердым, неправильным. Кисе терся об него опьяневшим по весне котом, тыкался губами в шею, выступающие ключицы, ловил языком дергающийся кадык.
От вкуса Аомине Кисе повело по-настоящему: его собственное тело налилось яростным золотом, палец чиркнул ногтем по груди Аомине, оставляя набухшую кровью царапину. Сладко. Солено. Пьяно. Мало.
Кисе прижался губами к царапине, слизывая темную каплю, и Аомине застонал. Теперь он метался по кровати, пытался тянуть руки — к Кисе, к его магии и страсти.
Член у него норовил порвать трусы, и Кисе потянул их вниз.
В голове билась музыка — стук крови, стоны Аомине и навязчивый ритм клубного хита. И горели адские огни. Полыхали.
Аомине застонал, когда Кисе сжал его член в кулаке, толкнулся бедрами. Ему тоже было мало. И когда Кисе насадился ртом на толстый, темный ствол — было мало. Страсть оглушала, заставляла кричать, но не утоляла жажды.
Чувствуя, как горчит во рту сперма Аомине, Кисе думал, что в этот раз все будет гораздо интереснее, чем он бы мог представить.
* * *
Спал он плохо. Было жарко, кондиционер не спасал — Кисе пару раз вставал, делал температуру все ниже, но, кажется, сейчас бы ему и снегопад не помог.
Это напоминало о старых временах.
Лет триста — или больше? — назад он все время горел, адское пламя жгло изнутри и выжигало — не Кисе, других. Девушек, женщин, кричавших от страсти и страха, иногда — мужчин. Они редко умирали, чаще просто оставались пустыми, как разграбленная наемниками провинция. Кисе видел такие: яблони ломятся от плодов, пшеница лежит под тяжестью перезревших колосьев, а жизни нет. Только сгоревшие деревни и непохороненные трупы. Хуже бывало только после чумы.
Кисе забавляло то, как смертные режут друг друга, сокращая свой и без того короткий век. Тогда все казалось забавным. С какой охотой отдавались ему женщины, знавшие, что смерть караулит на каждом углу! Одна умирала от чахотки — и как она целовалась…
— Да сколько можно, — простонал Кисе, перевернулся на живот и с раздражением плюхнул на затылок подушку. Он столько лет не вспоминал.
Неумелая магия и Аомине Дайки разбудили в нем демона и, что было неожиданно и очень плохо, Кисе вдруг отчетливо понял — ему это не нравится.
Мир смертных отталкивает демонов, а Кисе слишком привык быть его частью.
Утром, разбитый и злой, он все-таки решил ехать в университет, но в этот раз все было не так. В ванной, чистя зубы, Кисе увидел отразившуюся в зеркале мерцающую красноту глаз. Сэндвичи в холодильнике аппетита не вызвали. Кожа стала неприятно чувствительной. В метро вокруг него образовалось пустое пространство.
Сначала.
Потом к нему протолкалась невысокая серьезная девушка в очках и встала, почти прижавшись к его бедру. Ее сотрясала крупная дрожь. Потом еще одна — с остекленевшими, широко раскрытыми глазами — схватила его за руку, пришлось вырывать.
На сиденьях увлеченно целовались парочки — Кисе мог бы поспорить, что до этого они не были знакомы. Толстый немолодой мужчина вытирал пот с лысины, не отрывая взгляда от груди стоявшей рядом школьницы.
Фриковатого вида парень с зелеными волосами и проколотой бровью бросил на Кисе неодобрительный взгляд и даже легонько постучал по выбритому виску. Черт.
Кисе почти покраснел, чувствуя, что выглядит идиотом. Ну, или слабаком, который не может справится с собственной силой. Каппа, прижившийся среди людей, в ловушку похоти не попал, но вряд ли ему было приятно ловить отголоски бушевавшей в вагоне магии.
Пришлось выскочить на ближайшей остановке и ждать следующего поезда. Как раз было время успокоиться и выпить дрянного кофе из автомата.
В университет он, конечно, опоздал. До следующей лекции оставался час, и Кисе ушел дожидаться ее в крошечный сквер между корпусами — там всегда можно было неплохо устроиться на скамейке или прямо на траве, найти компанию и даже поспать.
Не жалея джинсов, Кисе уселся на траву под развесистым кленом и достал телефон. Он уже два дня не отвечал на сообщения, на мониторе тревожно горела цифра «двадцать четыре» и прямо на глазах она сменилась на «двадцать пять». Отлично, будет на что отвлечься.
Кисе в совершенстве постиг важнейшее искусство современности — отвечать на пространные сообщения смайликами, не обидев адресата.
Примерно на десятом смайлике Кисе понял, что план провалился. Мысли то и дело возвращались к Аомине, к неприятной поездке в метро, к проснувшейся сущности — чтоб ее!
— Эй, Кисе! У тебя что-то случилось?
Касамацу, сдвинув брови, стоял прямо над ним и явно собирался отчитывать за прогул. Или это от беспокойства?
— Нет! Ты с чего взял? Привет, Касамацу-семпай.
— Привет. Еще немного, блин, и у тебя мысли побегут по лбу красной строкой. Если ничего не случилось, то о чем ты так задумался?
— О том, что высокоорганизованное существо всегда будет пугать перспектива вернуться к примитивному состоянию, — сказал Кисе и, перехватив недоуменный взгляд Касамацу, вздохнул. — Скоро зачет по философии.
— Ясно. — Касамацу вдруг неловко переступил ногами и даже оглянулся. Теперь он выглядел слегка растерянным. — Пошли, у нас следующая пара общая. Блин!
Последнее относилось уже не к Кисе, а к парочке, сладко целующейся на скамейке. Еще одна обжималась за соседним кленом, и, кажется, это были девчонки.
— П-пойдем скорей, — Касамацу уставился в асфальт, будто там ему показывали захватывающее кино. Вот ему, пожалуй, было бы полезно немного раскрепоститься, пусть и с помощью так не к месту проснувшейся магии.
Инкуб дружит с девственником, какая ирония судьбы.
Кисе потащился за Касамацу в корпус, даже немного развеселившись. Можно биться об заклад, если не прогулять и следующие две пары, а потом еще заглянуть с Касамацу в библиотеку — тот точно кому-нибудь признается, и дружить Кисе будет уже не с девственником.
* * *
Вечером Кисе изнывал от нетерпения, а потом все-таки сорвался раньше полуночи, рискуя столкнуться с неспящим — в пятничный вечер! — Аомине Дайки. Может, его и дома не будет, подумал Кисе и закрыл глаза.
Перемещения похожи на вихрь, который сначала до боли скручивает тело, а потом ты сам становишься вихрем — огненным. Кисе никогда не видел себя со стороны, но, наверное, это было красиво.
В последнее время Кисе предпочитал мотоцикл и метро.
Вихрь отступал так же, как появлялся — с болью, но она никогда не стоила внимания. Когда-то Кисе было так больно, что он стал сильнее адских мук, только так и появляются демоны. С тех пор любая боль казалась всего лишь эхом той, изначальной.
А вот разочарование он знавал редко. Оно оседало в груди неприятным холодком, и Кисе, поморщившись, прошелся по пустой и темной комнате, пережидая, когда он рассеется.
Если бы знать, в каком клубе пропадает Аомине Дайки, он бы нашел его там, и…
Кисе еле слышно застонал — все вокруг пахло Аомине, и от этого кружилась голова. Он рухнул на кровать, растянувшись поперек матраса, и уставился в потолок. Аомине наверняка дрочил, глядя на растрескавшуюся белую краску. Или на стену: грудастые красотки с плакатов зовуще смотрели на Кисе, и захотелось показать им язык.
На фоне красоток плакат с чернокожим баскетболистом выглядел так же нелепо, как шампанское на утреннике в детском саду. Или, наоборот, кока-кола на императорском званом ужине.
Аомине Дайки любит баскетбол и красоток, и Кисе это нравилось. Он тоже их любил.
Кисе вздохнул, потянул на себя подушку, вдыхая особенный, чувственный запах — такой попадается редко, слишком много всего должно совпасть, чтобы так тянуло к человеку. Наверняка, все великие истории любви начинались с запаха, а не взгляда.
Кисе подумал, что не знает, какого цвета глаза у Аомине Дайки, и прикусил подушку зубами. В низу живота томительно и сладко тлело желание, готовое вспыхнуть от малейшей искры.
От игры воображения, от улыбки плакатной красотки. От звука поворачивающегося в замке ключа.
Кисе подскочил, прислушиваясь.
— Бли-ин, да что это за хрень, — сказал голос в прихожей, и мурашки даже не побежали — проскакали диким галопом по коже. Теперь Кисе был уверен, что великая любовь может начаться с голоса.
А уж кончить от него — как нечего делать.
Около входной двери что-то упало, и Аомине снова выругался. Кажется, что-то обрушилось с вешалки, то ли ему на ногу, то ли прямо на голову. Кисе тенью скользнул к залившейся светом прихожей, и замер, рассматривая высокую темную фигуру. Аомине Дайки выглядел демоном — таким, как их показывают в американских сериалах, и уж куда больше Кисе. Смуглая гладкая кожа, иссиня-черные волосы, мятая футболка неопределенно-серого цвета — и синие глаза.
Все-таки взгляд. Любовь определенно начинается со взгляда — для смертных.
Демоны в ней не специалисты. Их стихия — примитивные животные страсти.
Аомине недовольно поморщился, обводя взглядом прихожую, и легко тряхнул головой, будто прогоняя наваждение.
Даже жаль, что он не видит Кисе.
Двигался Аомине с той ленивой уверенностью, которая свойственна людям, хорошо владеющим своим телом. Мяч, о который Кисе споткнулся в первый раз, он явно использовал по назначению и часто — таким бицепсам можно было бы позавидовать.
Кисе невольно улыбнулся, проведя ладонью по собственному предплечью, и тут же забыл о сравнениях: Аомине, небрежно бросив полупустой рюкзак на пол, зашагал прямо в ванную. Футболку он снял на ходу, бросил на рюкзак, не оборачиваясь, и теплая ткань ударилась о грудь Кисе — он еле удержался, чтобы не схватить и не прижать ее к лицу.
Грязную, пахнущую потом футболку.
Кисе с сожалением переступил через упавшую тряпкой ткань, не собираясь отставать от Аомине. Сильная, с четко очерченными мышцами спина гипнотизировала, Кисе даже облизал пересохшие губы, не в силах оторвать взгляда.
И, ангелы его побери, лучше спины была только задница.
Аомине разделся, зевая и расслабленно стаскивая джинсы вместе с трусами, глянул мимоходом в зеркало и зашел в душевую кабинку. К счастью для Кисе, стенка в ней была только одна.
На это стоило посмотреть.
Вода потоком стекала по спине Аомине и струилась между поджарыми ягодицами, маслянисто поблескивая на ямочках — будто на пояснице легким нажатием пальцев оставили следы, когда лепили совершенную скульптуру.
Кисе видел много таких, мраморных, бронзовых и вытесанных из грубого камня, но они ни в какое сравнение не шли с горячим живым — и таким близким — телом.
Аомине фыркнул, подставляя лицо бьющим струям, и повернулся, позволяя Кисе увидеть себя спереди. Неплохо.
Дьявол, да просто отлично.
Аомине неторопливо растирал руками мыльную пену — когда он задевал сосок, у Кисе внутри все остро и сладко сжималось, — и спускался все ниже. Каждый сантиметр «ниже» стоил Кисе подавленного стона, но когда скользкий кулак сжался вокруг члена, сдержаться было невозможно. Шум воды поглотил короткий звук — и Кисе тут же прикусил зубами костяшки пальцев.
Боль отрезвила, но Аомине, расставивший ноги и уже пару раз проведший по члену кулаком, словно что-то почувствовал. Протер лоб от капавшей воды, подозрительно огляделся, и Кисе подумал, что такое бывает в фильмах ужасов.
Душ, обнаженная жертва и маньяк.
Сексуальный.
Кисе зажмурился, пережидая, когда волна возбуждения откатит и станет чуть легче. Но сейчас горячая тяжелая волна накрывала его даже от звука падающей на тело воды, от близости чужого тела, неторопливых движений и собственного воображения.
— Блин.
Кисе распахнул глаза и увидел, как Аомине, недовольно хмурясь, закрывает воду. Дрочить он явно передумал, и это почти спасло Кисе от того, чтобы кончить прямо в штаны.
Если бы только Аомине не потянулся за полотенцем, почти упершись плечом в плечо Кисе…
— Да что такое! — Аомине наклонился за оброненным полотенцем, но в голосе его было больше тревоги, чем раздражения. Кисе часто дышал, зажимая ладонью рот. Невыносимо хотелось съехать по стене на пол, усесться, пережидая темное, сладкое послеоргазменное марево, но определенно, это было бы не слишком умно.
Кисе вообще чувствовал себя последним идиотом.
Инкуб, который кончил, как смертный мальчишка, подсматривая за ничего не подозревающим человеком.
Как хорошо, что в аду нет строгой отчетности и никто не пишет рапорты и объяснительные, думал Кисе уже дома, бросая в стиральную машину грязные трусы. Иначе бы он стал посмешищем для всех кругов, от первого до последнего, и даже грешники хихикали бы сквозь боль и показывали на него пальцем.
Позор, решил Кисе, и проспал до утра крепким сном удовлетворенного демона.
* * *
Разбудил его звонок Касамацу, звавшего поиграть вечером в стритбол. Кисе согласился, конечно, — когда он отказывался погонять мяч? — но без особого воодушевления.
На часах было десять, но Кисе чувствовал себя невыспавшимся и разбитым. Серое, как тучи за окном, настроение было непривычным и, может, оттого особенно тягостным.
Кисе чувствовал — да что там «чувствовал», все было очевидно! — что вляпался по полной.
Кофе оставалось совсем мало, надо будет съездить в супермаркет, думал Кисе, пока кофемашина мерно гудела, а в тостере поджаривался хлеб. К японским завтракам и бесконечному рису он так и не привык, вернее, ленился готовить — зачем?
Кисе всегда предпочитал легкие пути.
В стекло застучал дождь, и Кисе стало совсем не по себе. Даже это было неправильно — сезон дождей давно закончился, он и забыл, куда сунул зонт.
Неправильные вещи мешали Кисе, с ними жизнь была как кофе, но только растворимый.
Прихватив с собой чашку — от запаха в голове прояснялось, но радостнее не становилось, — Кисе прошелся по квартире, настраиваясь на то, чтобы подумать. Слишком резко все пошло под откос.
— Дело в магии, — сказал Кисе сам себе и сделал глоток обжигающего кофе. — Девчонка напортачила.
Что-то она напутала в ритуале, связала не те нити, оборвала не те связи. Кисе не должен был так скоро и сильно вестись на смертного, всегда было наоборот — вызов действовал на человека, опутывал его, а демон… Что демон. Он просто пользовался готовой добычей.
Бери и не чувствуй, не сомневался Кисе, наслаждайся и не забивай голову пустяками.
Он инкуб, у него по определению чувств, как у кофемашины.
Кисе сел на диван, поставил чашку на пол и потянулся за телефоном. Если дождь зарядит до конца дня, лучше им с Касамацу и остальными встретиться не на площадке, а в зале — вечером все равно тренировок нет, там будет свободно.
Касамацу. Черт.
Так и не нажав на вызов, Кисе замер, уставившись в слепую черноту выключенного телевизора. Кофемашины, если подумать, еще и не дружат. Если считать дружбу чувством, а Касамацу — другом…
Мысли застопорились, причем потому — Кисе не мог скрыть от себя правду, — что из-за них вся привычная картина мира переворачивалась с ног на голову. Где луна, где ее отражение…
В голову лезла какая-то ерунда, и Кисе, отбросив телефон, улегся на диван. Кофе остывал, но двигаться не хотелось.
Кисе нужен был план.
— Не нужно паниковать, это пункт а, — сказал Кисе потолку. Тот наверняка не услышал. — Нужно убедиться, что это… это неправильное. Пункт бэ. Еще ночь… Две. Две ночи. Если отпустит, то и хрен с ним. Если… Пункт вэ — девчонка. Наверняка она где-то ошиблась. Пункт гэ — исправить ошибку.
И жить дальше легко и беззаботно.
Отличный план.
Кисе всей своей прожженной демонической шкурой ощущал, что он на грани провала.
* * *
Так бывает, когда перемены, от которых не знаешь чего ждать, неотвратимо наступают, а у тебя все и без них было замечательно. А они наступают. Наступили.
Кисе маялся, не находил себе места и делал вид, что ничего не происходит. Ходил по университету, окруженный толпой девчонок, и получил пару тумаков от Касамацу — слишком разошелся, буркнул тот, оттаскивая его от красоток. В тот момент Кисе почувствовал облегчение и разочарование одновременно.
Он думал, что сильнее.
Вечером, отвязавшись от компании однокурсников, Кисе пошел к старому храму — маленький и невзрачный, он прятался на окраине парка среди зарослей ив и выглядел заброшенным. Священник появлялся в нем редко, и казался таким же старым, как его храм.
На самом деле он был старше. И, главное, ничего не имел против других демонов, приходивших к источнику силы, даже не-японских. Правда, при первой встрече он довольно грубо ткнул Кисе корявым пальцем в грудь и оскорбительно заметил, что у христиан нет никакого воображения, особенно когда дело касается плотских утех.
Нет, у Кисе было, чем ему возразить, причем делом и во всех позах. Его даже не смущали морщины и лысина — только глупость этого занятия.
Блин, каким мудрым он тогда себе казался!
Кисе лежал на деревянных мостках над заросшим тиной прудом и смотрел на крутые изгибы крыши, извивавшейся драконом на фоне ясно-синего неба. Сила текла вдоль изогнутых краев, ее можно было ухватить из воздуха — пальцами, на которых проступили золотые линии, похожие на кровеносные сосуды.
Старик-демон, а может, бог, нашел себе отличное место, но вот Кисе, кажется, что-то потерял.
К Аомине он отправился именно с таким чувством.
* * *
Знакомая комната был темной и все такой же захламленной, но Кисе уже приноровился: легко обогнул стоявший посередине стул, переступил через кроссовок и стал около кровати, поставив на нее колено. Даже руки в карманы сунул, будто позируя для камеры.
Жаль, Аомине его не видел.
Спал.
— Сукин ты сын, — с чувством сказал Кисе причине всех своих тревог и стащил с себя пиджак.
— Я тебя не знаю, но уже ненавижу, — заявил он, расстегивая молнию на джинсах.
— Не-на-ви-жу, — с какой-то детской обидой протянул Кисе и лег рядом с Аомине. Тот даже не пошевелился.
Кисе замер, прислушиваясь к нахлынувшим ощущениям: горячее сильное тело совсем близко, ровное дыхание, из-за которого волоски на руках встают дыбом, запах хвойного шампуня, мешающийся с собственным запахом Аомине. Все это делает Кисе расслабленным и тяжелым, как будто возбуждение имеет вес.
Три килограмма похоти на четыре — страсти.
Кисе вытянулся во весь рост, больше занятый реакциями своего тела, чем спящим Аомине. Наверное, поэтому он упустил момент, когда тот потянулся к нему, кончиками пальцев задев бедро, — и легкое касание отозвалось бурей внутри.
Из головы вдруг вылетело все то, что мешало Кисе последние дни, стало неважным и далеким, как луна в небе. Какое ему дело до луны?
Кисе протянул руку, перехватывая ладонь Аомине, и их пальцы сплелись — Аомине сжал свои с неожиданной силой, будто пытаясь поймать и удержать добычу.
Кто тут еще добыча?
Кисе прижался к груди Аомине — стук чужого сердца вдруг ударил в голову, словно гипнотизирующий ритм клубной музыки — и жадно тронул губами приоткрытый рот Аомине. Поцелуй был неглубоким, мягким, больше похожим на ласку, но Аомине чуть слышно застонал.
Одеяло упало на пол — Кисе спихнул его ногой, нависая над Аомине, — и теперь ничего не мешало трогать гладкую кожу, чувствуя ладонью, как перекатываются под ней мускулы. Аомине оживал — магия заставляла его, спящего, ничего не понимающего, тянуться за прикосновениями и отзываться на ласки.
Кисе мешали только закрытые глаза, но разве это важно?
Он легко поцеловал тонкое веко — сначала одно, потом другое — и, не в силах оторваться, цепочкой коротких поцелуев прошелся по щеке и виску, на котором бешено билась крошечная жилка. Ее Кисе поцеловал с особенным наслаждением.
Аомине снова застонал, на это раз громче, и требовательно потянул Кисе на себя, и тот не выдержал, упал прямо на жесткую грудь.
Откуда в нем столько силы?
Кисе жарко выдохнул, когда Аомине перевернулся вместе с ним, и теперь Кисе оказался снизу, прижатый тяжелым телом. Так тоже было хорошо.
В голове стучал подцепленный то ли в клубе, то ли от сердца Аомине ритм, и нужно было просто целоваться, трогать, обхватывать руками и ногами, выгибаясь, превращая нежность в схватку и снова — в осторожное, почти робкое объятие.
Кисе смутно понимал, что делает. Вернее, что делает, он понимал очень хорошо, тело само знало, что и как, подчиняясь инстинктам и опыту — тысячелетия не прошли даром.
Но вот все остальное...
Кисе застонал, чувствуя, как жар, идущий изнутри, плавит и гнет его, как восковую свечу, в руках Аомине. Желание захлестывало, рвало все связи с реальностью, и время рвалось вместе с ними — Кисе то проваливался в черную дыру, то обнаруживал себя целующимся с Аомине, сползающим ниже и ниже — губы вели влажную дорожку по соленой от пота груди. Аомине дернулся и застонал, длинно и сладко, когда Кисе прикусил зубами маленький коричневый сосок.
— Еще! — отчетливо сказал Аомине, и Кисе замер. Так не должно было быть. Сон, которым он опутывал жертву, лишал ее воли и слов.
— Еще!
И черт с ним.
Кисе послушно провел языком по другому соску, а потом — терпение заканчивалось быстрее, как тает в пламени воск, — сел у бедер Аомине, заставляя того раздвинуть ноги. На фоне налитого кровью члена его пальцы казались совсем белыми.
Золото куда-то пропало, но какое это имело значение?
Кисе наклонился и осторожно взял в рот сочащуюся смазкой головку, пробуя ее на вкус. Аомине вздрогнул всем телом и вскинул бедра, страдальчески что-то всхлипнув — как будто бы Кисе нуждался в просьбах.
Как будто бы он сам не стонал — жадно и глухо — беря член в рот, целиком, до самого горла.
Время снова взбесилось — накрывало темнотой, рассыпало секунды, крало минуты, и Кисе терялся в нем и в криках Аомине. Слизывал с губ солоноватую сперму и снова приникал к ждущему телу, терялся еще безнадежнее — до утра.
В Токио нет петухов, и Кисе ушел, когда солнце уже порядком поднялось над горизонтом.
Аомине спал.
* * *
Ближе к вечеру Кисе забил в поиск «Аомине Дайки» и мрачно уставился в монитор. Не так уж много результатов, и основные — на спортивных сайтах.
Кисе выбрал первый попавшийся и шумно выдохнул, разглядывая, как Аомине в черно-красной форме делает данк на огромной, занимавшей пол-монитора фотографии. Сверху крупным шрифтом был набран заголовок: «Победители университетского чемпионата!».
Победители, значит.
Судя по дате, победу команда Аомине одержала примерно тогда, когда шебутной девчонке пришло в голову мстить ему с помощью магии. Нестандартный, мать его, подход.
У Аомине — четыре фола за игру, пятьдесят семь результативных бросков — тоже.
Кисе пробежал взглядом статью и добрался до самого интересного — комментариев. Их было немного, в основном, поздравления от болельщиков, но парочка оправдали ожидания: «Аомине Дайки — мудак!» сообщала некая Коко-тян, и «Чтоб это была твоя последняя победа!» желал человек с ником из одних цифр.
Вряд ли Аомине отличался легким и покладистым характером.
Кисе задумчиво покрутил колесико мышки, разглядывая смуглую, блестящую от пота руку с бугрящимися мускулами — Аомине буквально вколачивал мяч в корзину — и напряженное лицо. То ли радостное, то ли злое, Кисе никак не мог понять.
А синие глаза — это красиво.
Аомине учился в университете Кэйо, до него добираться было чуть дальше, чем до университета Кисе и по совсем другой линии метро. Часы показывали половину четвертого, час пик еще не начался…
Да кого Кисе обманывает? Он бы поехал и в самое загруженное вечернее время в вагоне, набитом усталыми потными клерками в деловых костюмах. Слишком уж зудело в нем желание посмотреть, как там Аомине после прошлой ночи.
Сам Кисе одновременно чувствовал себя подавленным и удовлетворенным. Удовлетворения, пожалуй, было чуть больше, но ставшая привычной в последние дня растерянность никак не уходила, и Кисе едва заметно хмурился, выискивая на сайте университета сначала расписание тренировок баскетбольного клуба, а потом карту — не хотелось шататься по огромной территории и выспрашивать, где тут спортзал. Кисе хотел посмотреть, а не привлекать внимание.
Нужный корпус нашелся удивительно легко, хотя Кисе, в принципе, и не страдал географическим кретинизмом. Вот дуростью страдал, честно признался он себе, останавливаясь и рассматривая немаленьких размеров здание — в Кэйо много денег вкладывали в спорт, наверняка, и спортивных стипендий не жалели. Скорее всего, Аомине получал такую — впечатление отличника учебы он не производил.
Хотя какая разница?
Кисе оглянулся — около спортивного корпуса толкалось много народа, так что внимания он не привлекал, и с самым беззаботным видом вошел в здание. Ему снова повезло — залов было всего два, и зрителей в них пускали. Заглянув в первый — через натянутую сетку там как раз переругивались два высоченных волейболиста, — Кисе направился во второй, и как раз вовремя.
— Что с тобой сегодня творится, а? — Вместо «а» мускулистый парень с мячом в руке явно хотел сказать что-то нецензурное, но присутствие тренера мешало. Тренер, впрочем, тоже недовольно жевал ртом, будто тоже хотел высказаться и тоже не слишком прилично.
Аомине Дайки было наплевать.
Кисе почувствовал, как чаще забилось сердце, и нахмурился. Чертов Аомине Дайки, и тут он виноват.
И точно, «чертов». По крайней мере, пока не кончится заклятие.
— Ты в курсе, что баскет — командная игра, а? — И снова подразумевающая гораздо большее «а».
Аомине лениво почесал подбородок, а потом еще и пренебрежительно пожал плечами:
— Я не виноват, что сегодня все копаются, как будто мяч в первый раз увидели.
— Это ты прешься куда-то, словно у нас тут финал чемпионата, — осуждающе сказал кто-то из «копающейся» команды. — Может, тебе пару кругов по стадиону навернуть, чтобы сбросить энергию?
Это как, подумал Кисе, перегнувшись через перила, какая энергия? После ночи с инкубом?!
Аомине и в самом деле выглядел удивительно бодрым, даже стоять спокойно не мог: перекатывался с носка на пятку, постукивал пальцами по бедру. Форма ему шла. Кисе даже разглядел темное пятно на плече — засос, который сам же ему поставил.
Аомине нисколько его не смущался.
— Мы бегать будем или играть? — спросил он и потянулся за мячом. Мускулистый отдал его без разговоров, хотя и недовольно цокнул языком. — Не знаю, что хуже, когда ты спишь на ходу, или когда вот такой… Что с тобой происходит, блин?
— Я знаю, что с ним, — крикнул кто-то из игроков. — Ему наконец кто-то дал!
Парни на площадке заржали, и только тренер закатил глаза и предостерегающе показал кулак шутнику.
В каждой штуке, подумал Кисе, есть крупица истины, но в этот раз ее там не было вообще. Не должно было быть.
— Иди ты в жопу, семпай, — улыбаясь, откликнулся Аомине, и эта улыбка заставила Кисе отойти от перил. В животе заныло от тревоги и неправильности всего, особенно этой довольной ухмылки.
Аомине надо бы почитать древние трактаты о том, как положено себя чувствовать жертвам инкубов.
— Точно, кто-то дал. — В общем ржаче Кисе не услышал, что ответил Аомине, но почему-то тоже улыбнулся.
Потом, когда тренировку все-таки возобновили, ему уже было не до веселья. Он смотрел на Аомине Дайки и не мог оторвать взгляда, выхватывая из общей картины только его, его движения — быстрые, в невозможном ритме, странно-бесформенные, будто он не подчинялся законам физики.
Не подчинялся же он законам магии.
Кисе даже прикусил костяшки пальцев, наблюдая четкий, без единой ошибки проход к кольцу и данк — кольцо только скрипнуло, когда Аомине на нем повис.
— Оторвешь! — крикнул тренер, погрозив ему кулаком. — Ты почти сфолил, когда вел мяч, в игре это может быть проблемой.
— Не будет, — пообещал Аомине и разжал руки, легко спрыгнув на вытертый пол.
Игра. Кисе хотел с ним сыграть.
Он ушел, только когда команда направилась в раздевалку, переговариваясь и похлопывая друг друга по потным спинам. Аомине на ходу стаскивал с себя футболку, и Кисе пришлось напрячь волю, чтобы отвести глаза от смуглой спины.
На душе по-прежнему было неспокойно.
И удивительно хорошо.
Ночью — душной, тяжелый воздух застревал в горле, — Кисе стоял у знакомой кровати и рассматривал Аомине так, словно видел его в первый раз. Он не стал погружать его в глубокий сон, рисковал то ли из-за подспудного желания трахаться не с телом, а с человеком, то ли…
Кисе не смог придумать другой причины.
Аомине лежал на животе, в одних низко сползших трусах, положив одну руку под подушку. В лунном свете его кожа казалось совсем темной, и белые простыни это только подчеркивали. Хотелось дотронуться до нее, очертить линию позвоночника, скользнуть пальцами в короткие волосы на затылке — Кисе уже знал, что от такой ласки Аомине теряется и стонет, а волосы на его руках встают дыбом.
У Кисе, чего скрывать, тоже.
Нужно просто трахнуть его, думал Кисе, медленно стаскивая с себя влажную от пота футболку, и все пройдет. Еще прошлой ночью надо было, а не довольствоваться возней и простой дрочкой. Это в сказках заклятия снимаются поцелуями, а он, как-никак, инкуб. Демон тьмы. Ужас ночи. Кошмар девственниц и их же сладостный сон.
Раздевшись, Кисе сел на край кровати, и Аомине пробормотал что-то во сне. Что будет, если он проснется? Закричит? Испугается? Полезет в драку?
Захочет продолжить?
Кисе криво улыбнулся и провел ладонью над темноволосой головой — пальцы на мгновение вспыхнули золотом, и Аомине задышал ровнее и глубже.
А Кисе нагнулся и поцеловал его в затылок.
Сегодня придется быть хладнокровным, думать не об удовольствии, а о деле — как бы смешно это не звучало. Кисе даже хмыкнул.
А потом потерся лбом о жесткие волосы, ловя терпкий, дурманящий запах, от которого в животе становилось тепло и щекотно.
Сегодня Кисе не торопился, не бросался в страсть с головой, как грешник в адское пламя. Он медленно провел языком по выступающему у основания шеи позвонку, поцеловал выступающую лопатку — Аомине мелко задрожал и снова что-то забормотал.
Кисе передалась эта дрожь, ноги и руки вдруг стали слабыми, и он осторожно лег на Аомине, стараясь прижаться как можно сильнее. Тот словно оказался в клетке — Кисе был такой клеткой, обнимал его, опутывая собой и магией.
Аомине еле слышно застонал, расслабленное тело напряглось и снова стало мягким и податливым. Не удержавшись, Кисе снова стал его целовать — чуть колючую щеку, ухо, шею с бешено бьющимся пульсом, мощное плечо.
Он бы мог провести так полночи. Или по-другому — самому лежать, распластавшись по кровати, и чтобы Аомине горячими руками гладил его спину и целовал, целовал…
Кисе прикусил губу — он так явно представил это, что почти почувствовал на коже поцелуи.
Дело. Надо помнить о деле.
Кисе с трудом сел, покачнувшись. В голове был туман и острое, ненужное сожаление. А вот что было действительно нужно, так это смазка.
Он свесился с кровати, упираясь в поясницу Аомине, и чуть не упал, заодно потянув за собой Аомине. Кое-как удержав равновесие, он дотянулся до брошенной на пол одежды и отыскал флакон в кармане. В аптеке молоденькая продавщица покраснела, упаковывая покупку, пришлось ей подмигнуть для поднятия настроения.
Отличная смазка, блин. С клубничным ароматом — Кисе почему-то это очень веселило.
Чтобы стянуть трусы с упругой задницы — Кисе еще и вцепился в нее пятерней, не в силах удержаться, помял, наслаждаясь упругостью и гладкостью кожи, — пришлось привстать. Аомине тут же задергался, будто что-то понял, и Кисе ласково погладил его по спине, как успокаивал бы норовистого зверя.
Этого зверя он хотел.
Выдавливая смазку на подрагивающие пальцы, Кисе чуть не пролил половину мимо — он совсем потерялся в обуревающем его желании, мир кружился, шатался и переворачивался с ног на голову.
Аомине стонал, когда прохладная смазка текла между его ягодиц.
И выталкивал их вверх, навстречу пальцам Кисе, осторожно входивших в узкую дырку.
Кисе сам стонал — от нетерпения и скручивающейся в паху пружины, напряжение которой требовало немедленной разрядки. Это было так… по-человечески.
Кажется, это мысль стала последней из тех, что заслуживали такого названия. Потом мыслей не было.
Движения, рывки, толчки, прикушенная соленая от пота кожа.
Стекающая на простыни смазка и сперма.
Ускользающее удовлетворение — Кисе было мало, мало!
Задыхаясь, он снова обнимал Аомине, переворачивался вместе с ним, чуть не падая с кровати, оцепенело смотрел в синие глаза, слишком осмысленные для спящего.
Сам размазывал смазку по его члену — ненатуральный запах клубники тяжело оседал в легких, Кисе нечем было дышать. Из-за поцелуев и сгустившегося в воздухе жара. Из-за вспышек наслаждения — он чуть не закричал, усаживаясь на член Аомине.
Медленно, медленно. Каждый сантиметр — еще один стон. Каждый толчок — вскрик.
Клубника и жара.
Человек и демон.
Аомине и Кисе.
* * *
Утро было солнечным и ясным, и Кисе определенно не должен был встречать его в квартире Аомине.
И тем более, не должен был лежать, придавленный тяжелой рукой, с ногой, заброшенной на чужое бедро, чувствуя горячее сонное дыхание на своей шее.
Ад и всего его демоны! Включая, блин, самого Кисе!
Кисе тоскливо застонал и тут же зажал рот ладонью, покосившись на Аомине. Тот сладко спал — совершенно обычным сном — и даже во нем выглядел здоровым и полным сил.
Человеку после ночи с инкубом полагалось выглядеть немного не так.
А инкубу полагалось равнодушно исчезнуть, а не тянуть время, валяясь в объятиях жертвы.
Солнце настойчиво рвалось в комнату через небрежно задернутые шторы — одна была подоткнута стопкой журналов и парой книг, вторая вот-вот грозила свалиться. Кисе, прищурившись, осмотрелся, потом снова повернулся к Аомине Дайки. На него глядеть было куда интересней.
Просто захватывающе.
На смуглой щеке пробивалась щетина, губы чуть потрескались — в левом уголке засохла капля крови. Ресницы, неожиданно длинные, выгорели на кончиках до рыжины. На ухе розовел след от укуса.
Кисе представил, как Аомине открывает глаза и смотрит на него, и сердце пропустило удар.
Надо было уходить.
Он осторожно подвинулся, стараясь выскользнуть из-под руки, и Аомине вдруг нахмурился, пробормотал что-то невнятное. Еще и губы скривил недовольно.
И прижал Кисе к себе.
Наверное, не надо было рисковать — немного магии, и Аомине бы беспробудно уснул на ближайший час — но Кисе не стал ничего делать. Невесомо погладил горячую кожу — от запястья к локтю — и еще осторожнее отстранился, устроив расслабленную руку на скомканном одеяле. Кажется, Аомине не заметил подмены.
Утруждать себя одеванием Кисе тоже не стал. Подхватил одежду, сунул ноги в разношенные кроссовки, огляделся — вроде ничего не забыл — и ушел.
Грудь и плечо все еще горели там, где его обнимал Аомине.
@темы: Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День правила 34, Touou Team, Ксено!AU
-
-
15.05.2016 в 13:27Какой потрясающий текст
Огромное спасибо автору за чудесных аокис
-
-
15.05.2016 в 23:08с аокисами получается только горячо
спасибо