Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День занятости - Профессии
Размер: 11000 слов
Пейринг/Персонажи: Киеши Теппей/Ханамия Макото, Кирисаки Дайичи, Сейрин, упоминается Киеши Теппей/Айда Рико, Киеши Теппей/ОЖП
Категория: слэш, гет
Жанр: романс, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Киеши нашел себе замечательное развлечение: выследи Ханамию и нарушь ему планы.
Ссылки для скачивания: .txt, .doc, .fb2
Киеши почувствовал прилив бодрости: он редко бывал в клубах, но любил атмосферу ночного города и сейчас с интересом осматривался. Прямо перед ними устроилась веселая компания, они тоже сдвинули столики и переговаривались, подшучивая над одной из девушек, которая никак не могла определиться с заказом. — На разогреве будут еще две группы, — сообщил Коганей. — А потом уже Митобе и эти… остальные.
— "Ягнята". Неумолчные, — ввернул Изуки.
Компания впереди развлекалась вовсю, один из парней даже перехватил их официантку, уведя ее у Изуки из-под носа.
— Эй! Мы уже сто лет свой заказ ждем, — возмутился тот, но парень даже не обернулся, только пренебрежительно махнул рукой. — Нет, вы это видели?!
— Да ладно, не злись, — Киеши примирительно похлопал его по плечу. У него было отличное настроение, и не хотелось портить вечер ссорой.
— Ну наконец-то! — воскликнул Коганей, когда солист второй группы поклонился и что-то промурлыкал в микрофон. — Теперь будут наши!
Сано придвинулась к нему, и Киеши перетащил ее ближе вместе со стулом. Откровенно говоря, музыка его интересовала в последнюю очередь, он был рад наконец-то увидеться с друзьями.
Видимо, сидевшие впереди тоже пришли поддержать сегодняшних хедлайнеров: они заметно оживились, и в относительной тишине, нарушаемой только редкими взвизгами настраиваемых гитар, зацокали стаканы.
А потом рыжий, обнимавший сразу двух девушек, встал, щелкнул пальцами, и они вдруг захлопали и стали скандировать, сначала медленно, а потом все быстрее:
— Хааа-ра! Хааа-ра! Хаа-ра! Ха-ра! Хара! Хара! Хара!
Рыжий засвистел, и тот наглый парень, который увел у них официантку, заулюлюкал, остальные тут же подхватили.
— А, точно, — Коганей поморщился. — Куда без этих…
И только тогда Киеши понял, что за сдвинутыми столиками перед сценой сидит бывшая баскетбольная команда Кирисаки Дайичи. Он узнал как-то сразу всех: наглецом оказался Сето, спиной к ним сидели Ханамия и, скорее всего, Фурухаши, а рыжим, конечно же, был Ямазаки. Те девушки, лица которых он видел, были ему не знакомы.
— Значит, Хара тоже в группе Митобе? — спросил он.
— Скорее, это Митобе в группе Хары. Наше юное дарование, — фыркнул Изуки. — Ты не знал? Он же без пяти минут звезда.
— Я не очень интересуюсь такой музыкой, — обтекаемо извинился Киеши. До сегодняшнего дня он вообще не представлял, что Митобе умеет играть на гитаре.
— Ну, у него даже свой сайт есть…
— И подписчиков там больше, чем на основном у группы… — ввернула его сестра, Мэй. — У Хары настоящий талант!
Киеши думал, что Коганей, с которым она встречалась, приревнует, но тот согласно закивал:
— Он просто гений! Та-та-ра-та-та-та-та! — выдал он дробь, стуча по столу палочками на манер барабанных. — У-ух! Когда-нибудь они станут знаменитыми, и я войду в историю как человек, подаривший миру самого крутого басиста!
— Вообще-то Митобе пригласил Ханамия, — сказала Мэй.
— Ну и что? Подумаешь! А я затащил его в магазин музыкальных инструментов и помог выбрать первую гитару! И потом два месяца слушал, пока он учился играть, — Коганей драматично заломил руки. — Сестренка меня чуть из дома не выгнала: у Ринноске дома не продохнуть из-за мелких, вот он ко мне и приходил. И это было тяжелым испытанием для всех, уж поверьте.
Все засмеялись.
— Так что я заслуживаю маленькой звездочки в каком-нибудь из залов музыкальной славы, — подытожил Коганей.
— Давайте выпьем за то, чтобы наш Митобе прославился! — предложил Киеши, и его горячо поддержали.
Группа у Хары с Митобе оказалась неплохой. Солистом был плотно сбитый паренек в обычной полосатой футболке, который разительно отличался от двух предыдущих — томных и манерных. Киеши он понравился больше, хотя сравнивать их было трудно, потому что их таланты лежали в кардинально разных плоскостях.
Хара очень выделялся, ребята оказались правы. Он играл не глядя — с того места, где они сидели, было видно, что у него закрыты глаза, когда густая челка взлетала вверх. Но он чувствовал свою установку, отбивая ровный завораживающий ритм, и Киеши тоже попал под очарование его таланта, позабыв даже о Митобе.
Правда, он не слышал большей части выступления — в середине Сано сказала, что ей надо на воздух, и Киеши вышел с ней на улицу, куда долетали только отголоски музыки. Он видел, что ей не по себе, и снова пожалел, что пригласил ее сюда. Сано была капризной и утонченной, ей здесь было не место. Киеши снова пообещал себе, что все-таки сходит с ней на ту историческую выставку, все-таки она уже пару недель безуспешно намекала на то, что хотела бы ее посетить вместе с ним. Но у Киеши на все, что было связано с историей Японии, развилась настоящая аллергия: увлечение Хьюги имело свою обратную сторону.
Когда они наконец вернулись в зал, выступление уже закончилось, а на их местах шло какое-то странное передвижение.
— Все в порядке? — спросил Киеши у Коганея, довольный, что можно больше не перекрикивать музыку.
— Вы не ушли? — обрадовался тот. — А-а, понимаю, — он с намеком подвигал бровями, но Киеши покачал головой, надеясь, что до Сано смысл их пантомимы не дошел. — Мы столы объединяем, посидим вместе с группой и… этими.
"Эти", на удивление, оказались довольно общительными, но Киеши все никак не мог перестать сравнивать их с теми, прошлыми, которые врезались в память. Пятерка игроков Кирисаки Дайичи, зеленая форма, темная аура, беспричинная жестокость. Правда, за столом их было только трое — Хара еще не пришел, а Ханамия куда-то исчез, правда, от этого было не легче, и Киеши едва удерживался, чтобы не вздрогнуть каждый раз, когда ловил на себе пустой взгляд Фурухаши.
Когда наконец появился Хара, Киеши даже обрадовался. Тот вытирал мокрые волосы и улыбался до ушей, сходу налетел на Ямазаки, который тут же разразился радостными воплями.
"Обычные же люди", — подумал Киеши, как вдруг Хара потянулся вперед с недвусмысленными намерениями, но Ямазаки, смеясь, уклонился от поцелуя, и было видно, что его этот порыв не удивил.
— Эй-эй, ошибся адресом, смотри, я привел тебе кое-кого, — обнимая Хару за плечи, сказал Ямазаки. — Милая, поздоровайся с Харой.
— Здравствуй, Хара, — сказала хорошенькая девушка с озорными глазами, одна из тех, с кем раньше сидел Ямазаки. С точки зрения Киеши, она была намного симпатичнее своей подружки.
— Здравствуй, милая, — сказал Хара и сел рядом с ней, заняв место Ямазаки. Тот возмущенно проворчал что-то, но тут же стащил у соседнего столика бесхозный стул и втиснулся рядом. Через несколько секунд они с головой ушли в обсуждение новых песен группы.
Киеши позабавила эта ситуация, но улыбка сползла, стоило только поднять взгляд. Фурухаши смотрел прямо на него, и от этого стало очень неуютно, потому что по нечитаемому выражению его лица было невозможно догадаться, о чем он думает.
Извинившись, Киеши встал. Не хотелось портить себе вечер неприятными воспоминаниями, поэтому он бесцельно побрел по залу.
После окончания выступлений включили тихую музыку, и людей стало заметно меньше. Неожиданная встреча с давними обидчиками выбила из колеи, но Киеши быстро успокоился и уже собирался вернуться за общий стол, как вдруг заметил Ханамию. Твердо решив оставить прошлое в прошлом, Киеши подошел ближе и окликнул его. К тому же ему было интересно, как отреагирует Ханамия, внезапно столкнувшись с тем, кого когда-то называл заклятым врагом.
— Киеши? — Ханамия не выглядел удивленным, скорее, позабавленным. — А я думал, ты сбежал.
— С чего бы? — Киеши подхватил его тон. — Я никогда не бегаю от проблем, ты ведь лучше других это знаешь.
— А здесь у кого-то проблемы? — сладко пропел Ханамия.
— Пока нет, но они в любой момент могут начаться, просто как по щелчку пальцев. Вот только мы уже не на площадке и дисквалификаций тут нет.
Он не планировал угрожать, но на Ханамию тело реагировало само.
— Я, наверное, пойду, — вдруг сказал кто-то.
— Подожди…
— Н-нет, знаете, ребята, лучше разберитесь между собой, мне не нужны неприятности, — и кто-то, о ком Киеши понятия не имел, растворился в сумраке клуба, а он очутился лицом к лицу с разъяренным Ханамией.
— Как ты умудряешься все портить?! — прошипел он и, резко развернувшись, пошел куда-то, возможно, за тем безымянным парнем.
Киеши пожал плечами и вернулся за стол. Настроение снова поднялось до отметки "отличное", но на Фурухаши он лишний раз старался не смотреть.
Вскоре подошел Ханамия, все еще донельзя злой. Киеши солнечно ему улыбнулся, хотя понятия не имел, что его так задело, но стать источником раздражения для бывшего врага оказалось приятным ощущением. Видимо, прошлое их так и не отпустило, но сегодня оно играло ему на руку, и Киеши с удовольствием поддерживал разговор, хотя иногда смысл от него ускользал, когда сидящие начинали рассуждать о чем-то глубоко музыкальном, пересыпая речь сленговыми словечками и узкой терминологией, понятной лишь посвященным.
Через некоторое время Сано сказала, что устала и хочет домой. Киеши с неохотой поднялся, он бы с удовольствием посидел еще, редко выдавалась возможность пообщаться с ребятами, но он не мог отпустить свою девушку домой одну.
Он помог ей надеть пальто, подал сумку, и тут половину лица обожгло, Киеши пошатнулся, в глазах на секунду потемнело, и только потом он понял, что Ханамия, до этого мрачно наблюдавший за ним через стол, подошел и отвесил ему оплеуху.
— Как ты мог?! После всего… Притащил ее сюда, зачем?! Снова вступил в фазу отрицания, да? Возвращаешься к правильной жизни? А я как же?! Ну ты и сволочь!
Киеши оторопело поднял руки:
— Стой-стой, Ханамия, ты чего?
Тот выглядел просто бешеным, и Киеши на всякий случай заслонил от него Сано.
— Слушай, ты что-то принял?
— Что?! — Ханамия замахнулся для второй пощечины, и Киеши еле успел перехватить его руку. И тут же получил под дых.
Ханамия вырвался:
— Ты же мне обещал, что тот раз был последним! И больше никаких баб! А теперь взял и привел эту сучку! Урод!
Разговоры за общим столом смолкли, на них стали оборачиваться, и Киеши не придумал ничего лучше, как схватить ошарашенную Сано за руку и потащить ее на улицу.
— Я знаю, как это выглядит, но, клянусь, у меня ничего с ним нет! — торопливо начал он. — И я понятия не имею, какая муха его укусила, мы несколько лет не встречались.
— А раньше? Сколько вы были вместе?
Киеши на секунду оторопел.
— Нисколько! Мы вообще… Черт, все не так! Сано, честное слово, у нас с Ханамией нет ничего общего, мы пару раз пересекались, когда играли в баскетбол, и только! И он мне скорее враг, чем друг.
— А зачем ты тогда подходил к нему? Вы очень мило общались, — сказала Сано.
— Я просто удивился. Ну, знаешь, старый знакомый…
— С чего бы ему устраивать сцену, если вас действительно ничего не связывает? — холодно спросила она. — А еще вы весь вечер переглядывались. Киеши, ты гей?
— Нет! Я не знаю, зачем он это сделал, может, ударить меня хотел… — он потрогал горевшую щеку. — Ханамия — не самый приятный парень, и он способен на подлость.
— Для тех, кто едва знаком, ты на удивление хорошо знаешь его характер, — сказала Сано. — Ты чего-то не договариваешь?
Киеши замялся. С бухты-барахты такое было не объяснить. И он действительно старался вывести Ханамию из себя, возможно, некоторые его слова можно было неправильно понять. Но как объяснить, для чего ему это понадобилось?
— У нас с Ханамией действительно сложные отношения… — начал он.
Сано подняла руки.
— Это все, что я хотела узнать. У меня уже был парень, которому нужна была девушка для прикрытия перед родителями, во второй раз я это терпеть не стану.
— Подожди, все совсем не так, — Киеши был несколько ошарашен ее напором.
— Я не встречаюсь с геями! — отчеканила Сано. — Ни с явными, ни со скрытыми, ни с какими вообще! Если тебе нравятся парни, иди к ним.
Киеши замолчал. После паузы произнес:
— Знаешь, нам следовало обсудить это с самого начала. Я бисексуал, хотя девушки меня привлекают больше.
— Я так понимаю, говорить нам больше не о чем, — Сано подняла подбородок, и Киеши не к месту подумал, до чего она все-таки красива, даже в тяжелом зимнем пальто похожая на изящную статуэтку.
— Я возьму тебе такси.
— Я сама, — сказала Сано. — И, пожалуйста, не звони мне больше.
— Н-не буду, — Киеши еле успел проглотить просившееся на язык "зачем?"
Подождав, пока она сядет в машину, он вернулся в клуб.
Половина стола сидела в недоумении, другая — откровенно веселилась. Сето в лицах пересказывал происходившее своей девушке, пропустившей эпичную сцену.
Теперь они с Ханамией поменялись ролями: тот сидел довольный и улыбался так сладко, что зубы сводило. Киеши вдруг так разозлился, что не отказался бы съездить по этим зубам, но быстро овладел собой.
— Отойдем? — предложил он. Не устраивать же сцену при всех. Первого раза было вполне достаточно. Успокоив взглядом встревожившегося Изуки, Киеши повел Ханамию подальше от любопытных глаз.
— Где ты потерял свою девушку, Киеши? — весело осведомился тот.
— Из-за одного психа у меня больше нет девушки, — сказал он. — Но, думаю, надо сказать тебе спасибо, — и он размахнулся.
Киеши не собирался бить, только напугать, немного сбить спесь — он и раньше прибегал к такому способу, но Ханамия легко ушел от предполагаемого удара и засмеялся:
— Каким ты стал злющим, Киеши. А ведь раньше был таким славным, — он издевательски улыбнулся. — Безответной овечкой ты мне нравился больше, хотя и так неплохо.
— Зачем ты устроил этот балаган? — спросил он. — Выставил себя на посмешище…
— Себя ли? — хмыкнул Ханамия. — Ты обломал секс мне, а я — тебе. Все по-честному, по справедливости, как ты любишь.
— О чем ты?
— О твоих милых маленьких угрозах, из-за которых мой ванильный котеночек струсил. Представляешь, он решил, что ты мой бывший, вот я и подумал, что пусть твоя девушка тоже так думает. Надо же было восстановить паритет.
Киеши, сперва сбитый с толку, начал кое-что понимать.
— Так ты действительно гей? — спросил он.
— Да, капитан, — ухмыльнулся Ханамия. — У тебя с этим проблемы? Возможно, какие-то нереализованные желания? Боязнь открытых пространств? В шкафу уютнее?
— Нет у меня никаких проблем, и все свои желания я реализую, — парировал Киеши. Правда, в последнее время с реализацией у него не складывалось, но Ханамии об этом знать было не обязательно.
— Ну надо же, — пропел Ханамия и оглядел его так, будто мерку снимал. — А друзья в курсе, что ты играешь за обе команды?
— Тебе какое дело?
— Всего лишь разделяю твои взгляды: честность — лучшая политика, все такое.
— Кажется, ты с кем-то меня путаешь, — сказал Киеши.
— Ах да, точно, ты же из лагеря "Подставь другую щеку". Прости, столько идиотских убеждений вокруг, всех не упомнишь, — и, пожав плечами, Ханамия удалился восвояси.
Киеши вернулся за стол. Общее обсуждение стихло, и народ разбился по маленьким группкам. Других особых изменений не было, разве что "Милая" перебралась на колени к Харе, хотя Киеши был готов поспорить, что тот до сих пор не в курсе, как ее зовут.
Вскоре пришел Митобе с клавишником, имени которого Киеши не знал, — сегодня была их очередь разбирать инструменты, потому они и провозились так долго. Поздравив друга с успешным выступлением и получив смущенную улыбку в ответ, Киеши засобирался домой: уже было довольно поздно, и он хотел успеть до закрытия метро. Глядя на него, засобирались и остальные.
На выходе его хлопнули по плечу:
— А ты неплохой парень, Киеши, и совсем не зануда, — как-то удивленно сказал Ямазаки. — Может, встретимся как-то еще?
— Может, и встретимся, — сказал Киеши.
— Ага. И это… ты прости, что мы тогда… ну, мы же не со зла, — Ямазаки обезоруживающе улыбнулся. — Мир?
— Мир, — ответил Киеши, и они стукнулись кулаками.
Когда через неделю Коганей снова позвал его на выступление "Ягнят", Киеши с радостью согласился, потому что у него как раз выдался свободный вечер. И хотя он ожидал снова увидеть Хару и, возможно, Ямазаки, с которым тот, судя по всему, крепко дружил, к тому, что бывшая команда Кирисаки Дайичи снова соберется всем составом, он оказался не готов.
Как и к тому, что снова увяжется за Ханамией, и уже не скрываясь помешает ему снять кого-то на ночь. Ханамия разозлился, а Киеши развеселился так, что брякнул: "Давайте сыграем еще", и, судя по дружному хохоту, остальные шутку оценили.
Чем дольше он наблюдал за Ханамией, тем больше находил изменений. Тот стал спокойнее и ироничнее, большинство шуток оборачивал против самого же насмешника и выглядел нормальным человеком, а не тем лопающимся от злобы полуманьяком, которого Киеши запомнил на площадке. Ханамия был открытым геем, но в его повадках не было ничего женственного, если, конечно, он не собирался кого-то достать. Он был уверен в себе, и его не так-то легко было выбить из колеи, но Киеши очень старался.
Он нашел себе замечательное развлечение: выследи Ханамию и обломай ему планы. Ямазаки почему-то приходил от его выходок в бурный восторг, поэтому у Киеши даже в стане врага была какая-никакая, а поддержка. Ханамия сначала скрипел зубами, а потом неожиданно перешел в наступление, и уже Киеши не мог ни к кому подойти, чтобы за спиной не возник расстроенный ангел, трогательно заламывающий руки и умоляющий дать еще один шанс, или разъяренный истерик, угрожавший облить кислотой и щедро раздававший пощечины. Ангел нравился Киеши намного больше — у истерика была тяжелая рука.
Как-то он в шутку поддержал комедию Ханамии, подошел, нежно взял его за руки и заворковал, сказав, что любит только его и больше никуда не уйдет.
Ханамия несколько секунд разглядывал его в полнейшем шоке, даже позабыв о роли оскорбленной невинности, которую играл сегодня, а потом потянулся к его лицу. Пока они сближались, Киеши успел передумать всякое, Ханамия банально брал его на слабо, ожидая, что он сломается первым. Но Киеши перед трудностями не пасовал, поэтому они все-таки поцеловались, и в процессе он понял, почему Ханамия ведет себя с такой уверенностью.
Тем же вечером Киеши предложил встречаться и был послан:
— Ты не в моем вкусе, — скривился Ханамия. — Да и целуешься отстойно. Отвали.
Киеши все так же не боялся сложностей, поэтому начал осаду. Это было временами больно, иногда обидно, но чаще всего весело, и к тому времени, когда он смог поцеловать Ханамию и получить в ответ поцелуй, а не удар, вся компания уже воспринимала их как пару.
Когда Ханамия наконец сдался, бормоча, что Киеши легче удавить, чем объяснить, почему нет, выяснилась еще одна замечательная вещь: можно было не скрываться. Ханамия своей ориентации нисколько не стыдился и не стеснялся ткнуть ей в лицо каждому, кто на него косо смотрел, а еще он обожал целоваться и отлично сосал, поэтому теперь вечера Киеши стали хоть и не такими веселыми, зато гораздо более приятными, когда Ханамия с порога утаскивал его в какое-нибудь укромное местечко. А как-то раз вообще показал на самое освещенное место:
— Давай там?
— Ты что? — смешался Киеши. — Там же софиты кругом.
— Вот именно, — расхохотался Ханамия. — Посмотри, что ты видишь?
Киеши посмотрел. Там был только ослепительный свет, и он понял задумку Ханамии. Тот вечер запомнился ему самым горячим петтингом, который только можно было придумать. В том числе и из-за раскаленных прожекторов.
И Киеши, даже залечивая ожоги, чувствовал себя абсолютно счастливым.
Иногда, привыкнув к откровенности Ханамии, он слишком расслаблялся. Вот как сейчас.
Сидевший напротив Хьюга так побледнел, будто Киеши сказал ему, что неизлечимо болен, хотя он всего лишь решил признаться, что встречается с Ханамией.
— Почему именно он? — спросил Хьюга, а Киеши явственно услышал: "Как ты мог променять на него Рико?!" Конечно, Хьюга бы такого никогда не сказал, но эта тема повисла между ними ядовитым облаком.
О Рико они говорили только один раз, когда Хьюга пришел бледный, с поджатыми губами и напрямик спросил, нравится ли она Киеши, а потом заговорил быстро и сбивчиво: что признался и получил отказ; что его это не удивило, ведь любой, у кого были глаза, не мог не заметить, что Рико нравится другой; что если Киеши не такой идиот, каким себя выставляет, то тоже знает, кто этот другой.
Киеши знал. Его грел теплеющий взгляд Рико, а ее подчеркнуто тренерское отношение на тренировках, дававшее понять, что все личные симпатии остаются за пределами площадки, казалось ужасно милым. Ему нравилось, как она смущалась, когда они оказывались слишком близко, и он думал, что рано или поздно они будут вместе, если ее отец не прознает об этом первым и не пристрелит наглеца, решившего покуситься на его драгоценную доченьку. Но Киеши не собирался торопить события, его устраивало медленное развитие их отношений, вот только он не догадывался, что его соперником станет лучший друг.
Хьюга держал его за грудки, яростно сверкая глазами, и что ему было отвечать?! Он, наверное, по-настоящему любил Рико, раз поборол смущение и смог предложить ей встречаться.
— Если она тебе нравится, я не буду вам мешать, даю слово, — сказал Хьюга. — Но ты тоже должен пообещать, что сделаешь ее счастливой, иначе я тебя никогда не прощу.
И он пообещал. Хьюга в ответ кивнул и ушел, отводя взгляд, а Киеши подумал, что на этом их дружба закончится, но этого не произошло. Хьюга повел себя очень благородно и действительно больше ни словом об этом не упоминал, оставшись таким же раздражительным по отношению к самому Киеши и таким же внимательным к Рико. Ничего не изменилось, и можно было бы считать, что того разговора и вовсе не было, если бы он не замечал иногда, как Хьюга на нее смотрит: с нежностью и горечью.
У Рико были те же опасения, и когда Киеши, выждав несколько дней, отозвал ее в сторонку, она сразу все поняла.
— Он тебе рассказал, да? — спросила она и опустила голову, похожая на грустный одуванчик из-за желтой юбочки и пушистых волос.
Киеши вздохнул. Не так он это себе представлял. Рико согласилась стать его девушкой, но на душе было тяжело. По молчаливой договоренности в школе они не показывали, что встречаются, но даже оставаясь наедине, думали не друг о друге, а о Хьюге. Их отношения были обречены с самого начала, и вскоре они расстались. Рико всегда была более решительной, чем он, когда доходило до настоящей откровенности, и именно она положила этому конец.
Когда они разошлись, то оба вздохнули с облегчением, потому что больше не надо было натянуто улыбаться и изобретать безопасные темы для разговора, притворяясь, что все в порядке.
— Первая любовь всегда несчастливая, — грустно улыбнулась Рико, и тогда Киеши впервые поцеловал ее не робким касанием, а по-настоящему. Она ответила и крепко обняла его, но они оба знали, что это прощание. Может быть, не будь Хьюги, их чувства расцвели и окрепли бы, но не сложилось.
На следующий день Рико пришла с опухшими глазами, а Хьюга сказал свое обычное "ненавижу тебя" настолько искренне, что Киеши отшатнулся, будто от удара.
Они помирились, конечно же, но Хьюга на каждую его новую девушку смотрел волком, хотя Киеши казалось, что тот должен радоваться, ведь соперника у него больше не было. Но Хьюга действительно ставил счастье Рико на первое место, пусть она и выбрала другого. Киеши бы так не смог, потому и раздражался всякий раз, когда его называли "Железным сердцем", — до благородства Хьюги ему было очень далеко. Самому Киеши не хватало духу сказать, что его чувства к Рико иссякли. Они все еще были очень близки, но как друзья, а Хьюга, наоборот, отдалился, потому что так и не простил до конца за нарушенное обещание.
Киеши понимал, что им надо разобраться, но все откладывал и откладывал тяжелый разговор, оправдываясь перед своей совестью тем, что выжидает подходящего момента, который никак не наступал, пока не стало слишком поздно. Хьюга больше не предпринимал попыток добиться Рико, удовлетворившись ролью друга, и казалось, будто и у него все прошло, но теперь, когда Киеши, потерявший голову от Ханамии, неосторожно сболтнул о своем счастье, выяснилось, что он ошибался.
Хьюгу он поймал уже на улице — пока расплатился, пока отыскал на вешалке свою куртку, глубоко погребенную под чужой одеждой. Действительно поймал: подбежал и схватил за плечи, как какого-нибудь воришку. Киеши понятия не имел, что сказать, но не мог дать ему уйти, поэтому отпускать не торопился и осторожно обходил, так и придерживая на месте, чтобы оказаться лицом к лицу. Со стороны это, должно быть, смотрелось на редкость странно.
— Я просто не могу в это поверить, — покачал головой Хьюга. — Ты и Ханамия. Как?! Неужели ты забыл, что он с тобой сделал?
— Не забыл, — криво улыбнулся Киеши, — но тогда все было по-другому.
— Этот ублюдок исправился? Перевоспитался? Неужели нашлось что-то человеческое…
— Я бы так не сказал, — Киеши наконец-то отпустил его, уверившись, что сбегать Хьюга не собирается. — Он не особо изменился. Но знаешь, они до сих пор дружат всей командой, правда, Макото бесится, когда их называют друзьями. Это так смешно…
— Ты бы себя слышал... — Хьюга развернулся и пошел вниз по улице. Он крепко сжимал губы и смотрел в сторону, но оставил место, чтобы Киеши мог идти рядом. Некоторое время он молчал, но потом возмущение прорвалось наружу: — Я понять не могу… Черт! Значит, Изуки тогда говорил о Ханамии?! Мерзость какая!
— Когда?
— Когда обмолвился, что у тебя в личной жизни все радужно, — последнее слово он буквально выплюнул. — Там были еще какие-то сомнительные шуточки, так что основной посыл я уловил. И не собирался читать тебе мораль! Вернулся к гомосятине своей — да пожалуйста! Мне все равно!
— Не кричи так, люди оборачиваются, — попросил Киеши, и Хьюга прикрыл лицо ладонью. Сказал уже тише:
— Я могу смириться с тем, что мой лучший друг — гей. Это… бывает, — с усилием выговорил он. Но неужели во всем мире не нашлось другого человека?!
Хьюга действительно принял его бисексуальность, хоть этому и предшествовало несколько бурных сцен. Возможно, все прошло бы спокойнее, если бы Киеши успел его подготовить, просто так получилось, что Хьюга узнал обо всем, случайно застав его в разгар очень личного видеочата с Троем. Обычно Киеши был осторожнее, но с Лос-Анджелесом разница во времени была ужасно неудобной, и обычно в те несколько свободных часов, которые он мог выкроить один из них, второй спал. Поэтому Киеши, обрадовавшись, что Трой ждал его до двух часов ночи, хотя на сегодня они не договаривались созваниваться, потерял бдительность и чересчур увлекся прикладным общением.
Хьюга тогда орал так, будто Киеши не дрочил, а по меньшей мере свежевал котенка. Кричал, что не будет делить одну комнату с грязным извращенцем, и вообще наговорил кучу обидных вещей. С языка рвались ответные колкости о затянувшейся девственности и о том, что у него на Рико свет клином не сошелся, в отличие от некоторых, но он сумел сдержаться и впоследствии не раз этому радовался, а тогда они крупно поссорились. Злило, что Хьюга смотрел так, будто Киеши заразился какой-то опасной болезнью, хотя теперь он понял, почему Трой панически боялся разоблачения. Конечно, Киеши знал, что люди бывают гомофобами, но он впервые столкнулся с этим так близко, и было очень больно увидеть в глазах лучшего друга отвращение.
Через некоторое время Трой сказал, что встретил кое-кого, и хотя они с самого начала понимали, что в отношениях через океан толку мало, и договаривались не устраивать сцен, настроение все равно было испорчено. Тогда же, повинуясь вспыхнувшему раздражению, в ответ на какую-то едкую реплику Хьюги он и брякнул, чтобы тот не приближался к нему ближе чем на пару метров, а то теперь Киеши один, мало ли, соблазнится каким-нибудь худосочным очкариком. Это заявление повергло Хьюгу в такой шок, что тем же вечером они окончательно помирились. Киеши показал ему Троя, просто так, чтобы Хьюга не переживал за свое целомудрие. Тот долго разглядывал фотографию, а потом с каким-то суеверным ужасом спросил:
— А как же вы…?
— А никак, — пожал плечами Киеши. — Не успели. Так что, пожалуйста, хватит сочинять про меня всякие ужасы.
Помимо светлых волос, голубых глаз и легкого характера у Троя было еще одно неоспоримое достоинство: наконец-то при поцелуях Киеши не склонялся в три погибели. Обнимать кого-то своего роста оказалось неожиданно приятно, и если бы была возможность остаться в Штатах, он бы не искал никого другого. Потом он некоторое время встречался с Ивасаки Шизукой, высокой и гибкой волейболисткой, но она была поглощена подготовкой к соревнованиям, только о них и говорила, а Киеши после запрета играть в баскетбол слушать о чужих победах было тяжело. Рико тоже с головой ушла в спорт, но, специально или нет, она больше рассказывала о подготовке и отборах новичков, чем о самой игре, и это воспринималось легче. К тому же, это была Рико, от нее он был согласен вытерпеть что угодно.
— А Рико знает?
— О Ханамии? — Киеши пока решил называть его по фамилии, потому что стоило только сказать "Макото", как Хьюга багровел.
— Нет, о том, что я буду премьер-министром Японии, — съязвил тот.
— Знает…
— И? Черт, почему из тебя надо каждое слово клещами вытягивать?!
— И она сперва заволновалась, но после встречи с ним перестала беспокоиться.
— Ты отвел ее к Ханамии?!
Киеши отступил на шаг, опасаясь, что на него сейчас накинутся с кулаками, и примирительно поднял руки:
— Эй-эй, остынь. Ты так злишься, будто он монстр какой-то.
— Да он хуже любого монстра! Зачем ты вообще… ее… к нему…
— Рико было интересно, каким он стал. И, поверь, она получила море удовольствия, — он улыбнулся, вспомнив, что совместными усилиями они все-таки затроллили Ханамию. Правда, тот не остался внакладе и потом ходил показательно обиженный, пока Киеши не сдался и не позволил трахнуть себя в рот, а потом задумался, не нарочно ли Ханамия в тот вечер пропускал в свой адрес колкости.
— И она так просто с ним общалась? После всего?!..
— Послушай, — они дошли до скамейки, наполовину скрытой огромным кустом можжевельника, и Киеши кивнул, приглашая сесть. За поворотом был его дом, а со своими стариками при всей прогрессивности мышления он такие темы обсуждать не хотел. — Что раньше было между мной и Ханамией, то осталось в прошлом. Теперь мы вместе, и я понимаю, что тебе трудно это принять, но все-таки постарайся…
— Не могу! — перебил Хьюга, стукнув кулаками по деревянному сиденью. — Не могу, Киеши. Только не он. Этот урод тебя дважды на больничную койку отправлял. Покалечил из прихоти. — Скривившись, он пощелкал пальцами, повторяя жест Ханамии: — Раз-два — и ты на месяц прикован к постели, три-четыре — и у тебя операция, реабилитация на полгода и закрытая дорога в большой спорт. Он хотя бы жалеет о том, что сделал?
Киеши вздохнул и честно ответил:
— Вряд ли.
— Так я и думал. И каково это — спать с человеком, который смеялся, когда ты корчился от боли?
— Хьюга…
— Прости, — он снял очки и, зажмурившись, провел по лицу ладонями, будто стирая что-то. — Я очень виноват перед тобой за тот матч. Если бы не моя глупость…
— Ты-то при чем?! Ты же ничего не сделал, — изумился Киеши.
Хьюга грустно усмехнулся:
— Вот именно. А должен был делать. Обязан. Остановить матч, обратиться к судьям, настоять на замене… Хоть что-нибудь! Но мне так хотелось победить… Я забыл, что капитан должен в первую очередь думать о команде, я думал только о том, чтобы выиграть, а всю ответственность переложил на тебя. Как всегда. Когда я пересматривал тот матч… — Он закрыл лицо руками и глухо повторил: — Прости.
— Ты ни в чем не виноват, — сказал Киеши. Когда-то они еле закрыли эту тему с Рико, а теперь оказалось, что все это время Хьюга тоже терзался угрызениями совести. — Мы все тогда думали лишь о победе, мы должны были пройти Кирисаки Дайичи любой ценой, и мы их прошли. В баскетболе не обходится без травм, а случайно они фолили или специально — уже не важно. Все в прошлом.
— А твоя нога?
Киеши потер колено, пальцы привычно обвели шрам.
— Ну, я всегда буду помнить, что когда-то у меня была самая лучшая команда на свете. Думаю, оно того стоит.
— Можешь сколько угодно пытаться меня заболтать, но я знаю тебя как облупленного, — сказал Хьюга. — Так что оставь свои сказочки кому-нибудь более легковерному.
Киеши улыбнулся:
— Что, совсем не проняло?
Хьюга фыркнул в ответ и тут же нахмурился:
— Зачем тебе сдался этот ублюдок? Двух раз не хватило, будешь ждать, когда ему снова что-то в голову стукнет?
— Нет, думаю, у него тоже все серьезно.
— Или он ждет, пока ты окончательно свихнешься и влюбишься, чтобы выставить тебя на посмешище перед своими дружками.
— Очень в этом сомневаюсь, — Киеши постарался скрыть улыбку, но Хьюга все понял и застонал.
— Пожалуйста, ничего больше не говори, иначе меня стошнит. И не пытайся обратить все в шутку. Я этой падали не доверяю ни на грош…
— Но я уже большой мальчик, Хьюга, — с нажимом сказал он.
— Я знаю, поэтому делай что хочешь, только не жди от меня поддержки. Понятия не имею, зачем ты решил с ним связаться…
— Он меня освободил.
— Что? Освободил? От чего?
Киеши сказал это раньше, чем успел подумать, но потом понял, что именно это и чувствует — свободу.
— От меня самого, наверное. Он меня учит… не то чтобы действительно учит, просто показывает, что и так тоже можно.
— Как? Мудаком?
— Да нет же! Ханамия… не хороший, конечно, и себе на уме, но у него свое виденье мира, и в чем-то оно как глоток свежего воздуха. Я могу ему рассказать самое потаенное, темное, и не бояться, что он осудит.
— Вот как? — хмыкнул Хьюга. — Значит, ему ты можешь доверять?
— В определенных моментах. И не злись, вряд ли ты хотел бы услышать о моих сексуальных предпочтениях. Ты по-прежнему мой лучший друг, и никто на твое место не покушается, но Макото… он совсем другой! Он дает мне то, чего, наверное, всегда не хватало, просто я раньше не знал, что мне это нужно. Мне ни с кем не было так хорошо, иногда кажется, что он будто мысли мои читает. И я его тоже понимаю. Чувствую.
— Вы там наркотиками не балуетесь? А то похоже на приход какой-то, — буркнул Хьюга. — У тебя вообще крыша поехала, нашел с кем "синхронизироваться".
— Я его люблю.
— Ну, знаешь! — Хьюга вскочил со скамейки. — Я не подписывался все это слушать! Хочется тебя дурью маяться — пожалуйста, дело твое, а я иду домой.
— Постой, я провожу, — поднялся Киеши. — Я же не прошу, чтобы ты с ним подружился или еще что-то, мне просто хотелось бы, чтобы ты больше не думал о прошлом. Как я. Ханамия… Макото кое-что у меня отобрал, но многое и дал. Не знаю, почему я сам до этого не додумался, зачем наваливал на себя груду никому не нужных обязательств, старался перед вами во что бы то ни стало держать лицо, когда все и так знали, что дело плохо… Я боялся, Хьюга. Боялся показаться слабым, попросить помощи, довериться. Я был идиотом, считавшим, что лучше всех знаю, как надо, я пытался все делать сам. Может, если бы я не был таким самонадеянным…
— И что тогда? Ханамия бы отказался от своего плана? Фурухаши бы не подставился, чтобы сломать тебя? Я рад, что Ханамия приводит тебя в такой восторг, но тошно слушать, как ты перекладываешь ответственность с больной головы на здоровую. Ты уже договорился до того, что сам виноват в своей травме! Но это не так! — Хьюга сжал кулаки. — Они тебя били, сознательно. Всей командой исподтишка избивали тебя одного, потому что Ханамии так захотелось. Уж не знаю, чем он их держал, но они везде ходили вместе, а когда он вдруг один приперся к тебе в больницу, я его чуть не избил.
— Он приходил? Ты не рассказывал.
Вдоль по улице стали зажигаться фонари, Хьюга посмотрел на часы:
— Пойдем, по дороге договорим. — Он взглянул на Киеши: — Не о чем было рассказывать, мы встретились в коридоре, он явно направлялся в твою палату, и я сказал, что если он еще раз к тебе приблизится, то и дружки не спасут. Он начал что-то там говорить, но я просто вытолкал его из отделения. И больше он вроде не появлялся, да? Помнишь, я тогда спрашивал, не видел ли ты его после матча.
— Не помню, — Киеши виновато развел руками. — Все-таки много времени прошло.
Он действительно не помнил разговора о Ханамии, но не из-за давности событий, тут Киеши покривил душой: череда дней, проведенных после матча на больничной койке, сливалась в памяти в один мутный поток, из которого ярко выделялось одно-единственное воспоминание.
Он лежит на кровати, над дверью висят белые часы с черными-стрелками, справа от них на стене небольшая выпуклость, которую видно по неровно легшей краске. Тридцать шесть минут пятого, до следующего укола обезболивающего остается двадцать четыре минуты… двадцать три минуты пятьдесят секунд… двадцать три минуты сорок секунд… Он очень хорошо запомнил каждую из оставшихся двадцати трех минут.
Уколы сильных анальгетиков можно было делать трижды в день, каждые восемь часов. Просить чаще не позволяла гордость, к которой примешивался страх приобрести зависимость.
Можно было сколько угодно отворачиваться от этих воспоминаний, вот только они никуда не девались. Киеши не забыл, но простил и больше не хотел думать о старых обидах.
— Раз уж у нас вечер спонтанных откровений, — заговорил он, чтобы сменить тему, — ты не хочешь куда-нибудь пригласить Рико?
Хьюга глянул на него как на сумасшедшего.
— Если у тебя сплошные сердечки вместо мозгов, то это не значит, что и других так же. С чего мне ее приглашать?
— Ну, с того, что она тебе нравится, — вкрадчиво сказал Киеши.
— Она мне нравится с первого класса, только это ничего не меняет. Для свидания нужны двое.
— Вот и позови ее…
— Нет, — Хьюга резким движением застегнул куртку до самого подбородка, — я не горю желанием снова слушать о том, какой я хороший-милый-умный-добрый и как какой-нибудь девушке со мной повезет. В отличие от тебя, я на своих ошибках учусь, и одного раза мне вполне хватило, спасибо. Рико видит во мне только друга.
— Видела. Вдруг с тех пор что-то изменилось? Она уже давно ни с кем не встречается, может, ждет кого-то особенного?
— Прекрати!
— Хьюга…
— Заткнись, черт, просто заткнись! Ты что, ничего не понимаешь? То, что ты сейчас делаешь, — это самая настоящая подлость! Я понимаю, у тебя голова сейчас набита розовой ватой, поэтому ты хочешь осчастливить всех вокруг, но не надо давать мне ложную надежду просто потому, что у тебя появился постоянный партнер для перепиха!
— Извини… — кажется, он сделал только хуже.
— …Ты тоже, — через несколько шагов сказал Хьюга, и Киеши слегка подтолкнул его под локоть, показывая, что не обиделся. — Я не слепой и заметил, что ты весь светишься в последнее время. И я рад, что у тебя все хорошо, пусть и считаю, что это ненадолго.
— Поговоришь с Рико?
— Вот пристал! Нет, если б она хотела со мной встречаться, то хоть как-нибудь намекнула бы за все это время. Не буду навязываться. А ты не пропадай, — он ткнул Киеши пальцем в грудь. — Ну, я пошел.
— Спишемся, — он махнул рукой, и Хьюга поспешил на станцию.
Киеши остался стоять под молодым кленом, машинально поглаживая шершавую кору. Под пальцами ощущались трещинки на стволе, и так же тонкими трещинами расходились его мысли. Если он сейчас пойдет домой, то ночью снова будет мучиться бессонницей. Хьюга был прав: как бы Киеши ни убеждал себя, он тоже понимал, что отношения с Ханамией сродни сидению на пороховой бочке. Но пока это была очень комфортная бочка, будто специально под него вырезанная.
Поколебавшись, он достал телефон.
"Можно я приеду?"
Ответ пришел почти сразу.
"Захвати кофе и минет, я не в духе".
И будто по волшебству отлегло от сердца. Киеши позвонил деду, предупредил, что сегодня не придет, тот поворчал для порядка, а потом наказал обязательно явиться к завтраку. Пообещав не опаздывать, Киеши направился к ближайшему кофейному автомату и только в метро осознал, что прихрамывает. Иногда он не мог определить, фантомные это боли или у него действительно тянет под коленом, но сейчас не хотел об этом задумываться и ускорил шаг, заставляя себя не переносить вес на здоровую ногу.
Ханамия встретил его незапертой дверью и запахом какой-то экзотической кислятины, которую Киеши стал бы есть, только умирая с голоду. Сам он лежал в спальне поперек кровати, уставившись в ноутбук, и было слышно, как в наушниках кто-то негромко бубнит: видимо, по учебе.
Киеши бросил ему банку кофе, постаравшись попасть по заднице, и добавил плиткой шоколада по спине. Не оборачиваясь, Ханамия потянулся за шоколадкой, прогнулся, банка сползла между раздвинутых ног, встав вертикально, и Киеши почувствовал, что скоро стоять будет не только банка.
— Привет, — сказал он, потянувшись расстегнуть джинсы, но Ханамия, все так же не отрываясь от монитора, помахал рукой, показывая, что занят, потом поднял два пальца — дай мне пару минут.
Киеши пошел на кухню, потому что вдруг понял, что проголодался настолько, что даже запах перекисшего неизвестно чего уже не казался отвратительным. К счастью, в пакете с логотипом ближайшей пекарни нашлись булочки со свининой. Киеши съел обе — Ханамия считал такую еду плебейской, у него вообще была масса странных предрассудков по этому поводу.
Задумавшись, Киеши машинально стал мыть посуду, горкой стоявшую в раковине, потому что дома это всегда было его обязанностью, и опомнился только тогда, когда не нашел полотенца на привычном месте справа от мойки. Спохватившись, он пошел в спальню.
Банка, похоже, устроилась со всем доступным комфортом: Ханамия свел ноги, по-прежнему глядя в экран и что-то быстро набирая. Распечатанная плитка шоколада и наушники лежали рядом. Киеши прикрыл за собой дверь и залез к нему на кровать, чувствуя, как тяжелеет в паху. Ханамия недовольно дернул плечом, но ничего не сказал, значит, давал добро на разного рода поползновения, поэтому Киеши вытащил банку, не устояв перед искушением облапать его за задницу, и в качестве компенсации сунул ему между ног руку, проходясь раскрытой ладонью по члену.
— Я занят, — сообщил Ханамия, но стрекот клавиш сбился с ритма, когда Киеши нащупал резинку штанов и потянул на себя, пытаясь снять. Ханамия вжался животом в кровать, не давая это сделать, он все еще пытался продолжить печатать, даже сунул ему полоску шоколада, то ли чтобы отогнать, то ли чтобы чем-то занять, но Киеши уже было не остановить.
@темы: Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День службы занятости, Kirisaki Daiichi Team, Профессии
