Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День тайми-вайми - Путешествие во времени
Размер: 10100 слов
Пейринг/Персонажи: Киеши Теппей/Ханамия Макото, команда Кирисаки Дайичи, Имаеши Шоичи
Категория: джен, слэш
Жанр: повседневность, романс, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Киеши пошел устраиваться на работу. И устроился, но не совсем туда, куда намеревался.
Примечание/Предупреждения: ER
Ссылка на скачивание: .doc, .fb2, .txt
– В старшую школу? – спросил Макото, помахивая приглашением. – Переключаешься на взрослых?
– В младших школах поблизости не нужен тренер по баскетболу, – Теппей поправил узел галстука, посмотрелся в зеркало – вроде прилично. – И учителей домоводства в средних тоже хватает. Так что приходится брать то, что есть. Демографический кризис, знаешь ли, детей мало, школы закрываются.
– Да знаю. Далеко это от дома?
– Напротив того нового парка. Помнишь, который после землетрясения разбили на месте торгового центра.
– Серьезно? – Макото заглянул в приглашение. – Вот это да. Эта школа, ты знаешь… там раньше Кирисаки Дайичи была.
– Твоя школа?!
– Ну да. Она закрылась как раз после землетрясения, аварийное здание, все такое. А сейчас, видно, построили новое. – Он ухмыльнулся: – Сходить, что ли, с тобой, поностальгировать? Хотя ладно. Не задерживайся надолго, тебе еще ужин готовить.
– Ты так напоминаешь, словно я в принципе могу об этом забыть, – Теппей не удержался: облапил его и поцеловал в черноволосую макушку.
Макото стоял смирно, позволяя себя обнимать.
– Пользуешься, да, что ты при параде? Вот только вернись.
– Непременно вернусь, и ты сможешь отыграться, – сказал Теппей.
А потом он вышел из дома, который делил с Ханамией Макото уже почти пятнадцать лет, и зашагал к возможному месту работы.
Школа, где он работал семь лет до того, закрылась: стало слишком дорого содержать ее при все уменьшающемся количестве учеников. Японская нация стремительно старела. Теппей иной раз думал не без чувства вины, что мог бы жениться, завести детей, поддержать свою страну хоть так… Но у него был Макото, и вопрос о женитьбе закрывался сам собою.
Теппей любил детей и умел с ними обращаться, но ему хватало работы в школе, чтобы реализовать свою тягу заботиться о малышах. Он, возможно, подумал бы об усыновлении, но Макото решительно не желал детского присутствия в их жилище, и Теппей смирился без особого сожаления.
Сейчас ему предстояло – если все получится – работать уже не с детьми, а с юношами. Опыт новый, в чем-то пугающий, но с другой стороны – полезный.
Здание школы он увидел сразу, как завернул за угол, обогнув парк. Макото ошибся: здесь не строили нового, а отреставрировали старое. Здание – даже комплекс – было довоенной постройки, темное, мрачновато-благородное; по контрасту с парком оно выглядело даже слегка пугающе.
Теппей подумал, что Макото зря не пошел проводить его. А может, и не зря: стоило ли вспоминать, как в этих стенах готовились планы и проводились тренировки по незаметному выводу из строя игроков противника… Даже колено заныло ни с того ни с сего.
Он прошел на территорию. Основные занятия уже закончились, ребята разбежались по клубам. Где-то стучали мячи: звонко – теннисные, басовито – баскетбольные. Доносилась какая-то хоровая речевка: слаженно, уверенно, но слов не разобрать – далековато.
Спортзал здесь был отдельным зданием, и Теппей не удержался: подошел, заглянул в приоткрытую дверь.
Если на тренировке присутствовал весь клуб, то он был невелик, всего человек десять. Ребята разминались, кто-то лениво забрасывал мячи в кольцо, Теппей мысленно сделал пометку: этого парнишку следует запомнить, меткость у него неплохая…
Мяч подкатился почти к самому порогу.
Теппей автоматически шагнул вперед, переступая порог и наклоняясь, рука легла на шероховатую поверхность мяча.
Мир… мигнул.
Мгновенное отключение сознания – это с Теппеем однажды было, когда в метро угол чьего-то портфеля пришелся прямо в больное колено, в особо неудачную точку.
Он осторожно выпрямился, так и держа мяч одной рукой.
– Вау, – сказал кто-то из ребят восторженно-почтительно. – Вот это лапа…
– Что за грубости, Ямазаки! – возмутился человек, стоявший рядом. Он не доставал макушкой Теппею до плеча, редкие волосы были старательно зачесаны на лысину. – Познакомьтесь, ваш тренер, Киеши-сан.
Теппей вздрогнул. Стоявший рядом человек был куратором спортивных клубов. Господин Хаякава. Они познакомились только что в кабинете директора, но когда… когда Теппей успел дойти до директора?..
Только провалов в памяти не хватало, испугался Теппей. Микрообморок вполне мог означать микроинсульт, он много раз слышал о таком.
И тут в него уперся чей-то взгляд, такой внимательный, что Теппей ощутил его физически. Он поднял глаза на ребят, столпившихся в середине зала.
С самым что ни на есть вежливым выражением лица на него смотрел, словно ощупывая, измеряя, взвешивая и оценивая, Макото.
Ханамия Макото.
На вид примерно пятнадцати лет.
Стоило большого труда устоять на ногах. В голове замелькали картинки, которые были, но которых не было. Вот он входит в школу… в кабинет директора… беседует… подписывает бумаги… знакомится с Хаякавой… подходит к спортзалу... И одновременно он идет по улице вдоль парка, слушает школьный шум, подходит к спортзалу.
Память двоилась. На одном и том же месте были парк и торговый центр, тот самый, что разрушило землетрясение. Была квартира, в которой Теппей жил вместе с Макото… и она же, в которой он жил один.
Он зажмурился, помотал головой.
Ребята все так же смотрели на него: Макото – внимательно, как разведчик или врач-диагност, остальные – с любопытством, от еле выраженного до нескрываемо азартного. Судя по их позам, прошло от силы две секунды.
Нужно было что-то говорить, и Теппей заговорил.
– Доброго всем дня. Как уже сказал Хаякава-сан, я ваш… новый тренер. Меня зовут Киеши Теппей. Будем знакомы.
Слегка нестройное «будем знакомы» прозвучало в ответ.
Ни искры узнавания или удивления не промелькнуло ни в чьих глазах. Они, эти ребята, не знали никакого Киеши Теппея.
– Добро пожаловать в старшую школу Кирисаки Дайичи, – торжественно заключил Хаякава. – Осваивайтесь, пожалуйста, Киеши-сан.
Теппей поклонился в ответ. Ему мучительно хотелось спросить, какой сейчас год.
***
Получить все нужные сведения оказалось просто. Ложная память накладывалась на настоящую – если только можно было быть уверенным, которая их них ложная, а которая настоящая! – и в голове у Теппея постоянно крутилось что-то вроде кино. В этом времени, двадцать лет назад от его родного, он был одинок (разведен и бездетен, родители погибли в автокатастрофе, как и в реальности, дед умер, бабушка переехала в дом престарелых). Он играл некогда в сборной Японии по баскетболу, но получил травму колена и вынужден был закончить карьеру, какое-то время работал в большом спорте, а потом ушел тренировать перспективных ребят в школах. Кирисаки Дайичи предложила очень существенное жалованье, и он выбрал ее, а не среднюю Тейко, которая тоже приглашала, но за гораздо меньшие деньги. Теппей должен был оплачивать бабушкины счета и содержание старого дома – он не мог позволить себе работать за спасибо.
На этом месте Теппею сделалось страшновато. Швырни его еще хоть на неделю назад, он, наверное, сделал бы выбор в пользу Тейко. По двум причинам: быть может, он сумел бы спасти от раскола Поколение Чудес… и он не должен был бы каждый день смотреть на юного Макото.
Закралась мысль, что сейчас изменяется будущее, закралась и пропала. Здешнее прошлое уже и так сильно отличалось от привычного, он угодил не в свою временную линию, а в какую-то параллельную реальность, где Киеши Теппей никогда не был одногодком Ханамии Макото и не собирал команду Сейрин. Его-юного вообще не было в этом настоящем.
Спонтанные путешествия во времени – то, что в традиционной культуре называлось камикакуси, «похищение духами» – на территории Японии происходили чаще, чем в других местах, но все равно настолько редко, что угодить в такое приключение было значительно менее вероятно, чем попасть в авиакатастрофу. Во всяком случае, так рассказывал Имаеши. Центр темпоральных исследований, где он работал, лет семь назад обнародовал научное обоснование подобных перемещений.
– Время, – говорил Имаеши, – это не спираль и не поток, как раньше считали, это сплошная субстанция в некотором роде слоистой структуры. Какие-то природные катаклизмы эту субстанцию буквально разрывают, когда очень сильно – на сотни и тысячи лет, когда слегка – на дни и недели. Мы понятия не имеем, как или почему это происходит. Из тех, кто проваливается в разломы, возвращаются немногие, а в здравом уме – и того меньше. Так что не существует пока ни инструкции, как себя вести, если вляпался, ни рецепта, как попасть обратно...
Несколько дней Теппей прожил как во сне – в неприятном сне про войну или апокалипсис, бывают такие: не кошмары в полной мере, нет чувства безысходности, ты не беззащитен перед лицом опасности, но напряжение зашкаливает. Обычно после таких снов просыпаешься разбитым и злым.
Теппей очень хотел бы проснуться, но вел себя так, как должен был, как диктовала ему ложная память. Он не путался на улицах и в ценах, на работе был вежлив и нейтрален, присматриваясь к ребятам и стараясь не выделять Макото чересчур сильно, навестил бабушку – она ничего подозрительно не заметила.
Где-то через неделю его вдруг как обухом по голове пришибло осознанием, что это все-таки не сон.
Он задумался, как там Макото – его Макото, взрослый, который так и не дождался ужина в тот день. Сразу вспомнил, что, быть может, в том мире – в будущем – еще не прошло ни секунды, а он сам живет двадцать лет назад. Быть может, его выкинет обратно двадцать лет спустя? В тот же миг, откуда он исчез, только ему будет уже под шестьдесят. Этакий Урасима Таро новейшего времени. Макото будет в бешенстве…
Или время там течет вровень со здешним, и Макото уже напсиховался, оставил в покое полицию и знакомых, сам прошел по его следу и выяснил, что последними его видели мальчишки в спортзале – может, даже видели, как он исчез прямо с порога с мячом в руке.
Думать об этом было физически больно: внутренности начинало выкручивать, как когда отравишься чем-нибудь. Теппей пытался отогнать образы родного времени, но они возвращались снова и снова, расцвечиваясь все новыми подробностями.
Посреди удивительно детального видения, как по нему справляют поминальную службу как по без вести пропавшему, когда всякая надежда утрачена, он почувствовал, что его деликатно дергают за рукав спортивной куртки.
– Сенсей, вам нехорошо?
Он вскинулся: разве можно так отвлекаться на занятии!
Над ним стоял Макото… нет, Ханамия; Теппей положил себе даже мысленно звать эту, юную версию по фамилии, чтобы не путаться.
Выражение лица Ханамии было вежливо-сочувственное, даже приторное слегка. Очень, очень воспитанный мальчик.
От внезапности, от расстройства, от всего навалившегося на него Теппей не удержался:
– Спасибо за заботу, Ханамия-кун, со мной все в порядке. Более-менее. Пожалуйста, сделай лицо попроще.
Результат оказался куда более удивителен, чем он ждал.
Теппей уже подзабыл, насколько эмоционален был Макото в школьные годы. Взрослым он постепенно успокоился, нарастил броню почище танковой, почти перестал кривляться, приберегая это как самое смертоносное оружие для тех, кого требовалось напугать, потрясти, выбить из равновесия.
Нынешний Ханамия был еще совсем не таким уравновешенным.
На лице его, как картинки в игровом автомате, замелькали выражения: крайняя растерянность, злость, жгучий интерес и затем – вежливое недоумение.
– Прошу прощения, сенсей, боюсь, я не совсем понял вас...
– Ты вполне можешь позволить себе быть самим собой, – сказал Теппей.
Вот теперь Ханамия даже и не скрывал растерянности. Его глаза округлились, и Теппей вдруг подумал: а что если в этом мире, в этом прошлом Ханамия совсем другой человек? По-настоящему сострадательный, хоть и вспыльчивый?
– А-а… протянул Ханамия, беспомощно хмурясь, – вы, сенсей, не знакомы случайно с одним человеком… мы раньше в одной школе учились…
– Имаеши Шоичи? Нет, не знаком.
За годы, прожитые вместе, Макото много рассказал о себе. О детстве, о школе. Об Имаеши, который «отключил ему тормоза». Теппей частенько думал, слушая эти рассказы, что если бы не случайность, не «химия» между ними, Макото был бы счастлив не с ним, Теппеем, а с Имаеши. Возможно, без той чуть ли не животной страсти, которая бросила их в объятия друг друга, зато в безупречном сиянии чистого разума. Макото, безусловно, относился к Имаеши с почтением, переходящим в обожание, хоть и выражал это очень по-своему, иронично и с подколками.
Судя по лицу Ханамии, он – на свой пока еще подростковый, нонконформистский лад – тоже семпая практически боготворил, хотя и ненавидел признаваться себе в этом.
– Но тогда откуда же… Нет, – глубокая вертикальная морщина пролегла между густых бровей, – не в том же дело, что вы знаете про эту фразу. Дело в том, что вы знаете, но отрицаете знакомство. Что… что происходит, сенсей?
Теппей секунду подумал.
– Небольшие чудеса, – сказал он весело и встал со скамейки. Колено стрельнуло несильной, но ощутимой болью, намекая, что сегодня нагружать его не следует. – Давайте-ка разбейтесь на пары, потренируем обводки.
Ханамия попытался просверлить его взглядом, но не преуспел. У Теппея давным-давно выработался иммунитет против этого конкретного ядовитого существа.
В эту ночь, первую после перемещения, Теппей спал спокойно и проснулся наутро свежим и полным сил. Откуда-то у него появилось твердая – ни на чем при этом не основанная – уверенность, что все будет хорошо.
Правда, задумываться о том, каково именно будет содержание понятия «хорошо», задумываться по-прежнему не хотелось.
***
Прошла еще неделя. Ханамия пытался шпионить за Теппеем, но быстро сливался, не имея достаточных навыков для такой затеи. Впрочем, Теппей даже облегчил ему тяжкий сталкерский труд: он намеренно никуда не заходил после работы, кроме как в комбини и пару мелких лавок возле дома, даже отказался от идеи посетить общественные бани и мылся дома, безрассудно тратя горячую воду. Ожидал даже, что Ханамия позвонит в дверь, снедаемый любопытством, но нет – все-таки, видимо, Ханамии хватало чувства самосохранения, чтобы не соваться непосредственно в дом к подозрительному мужику существенно сильнее и тяжелее его самого.
На работе Теппей получил доступ к личным делам своих подопечных. Теперь он знал о баскетбольной команде Кирисаки Дайичи куда больше, чем когда-либо в своей жизни. Теперь он знал – в числе прочего – почему тогда, на втором году обучения, который в этом времени еще не наступил, КириДай выходили на Зимний Кубок без тренера.
Он никогда не спрашивал Макото об этом – по правде говоря, это не казалось сколько-нибудь существенным. Мало ли что там случилось; в конце концов, и у Сейрин в качестве тренера была Рико – не самая обыкновенная ситуация.
Что ж, ситуация Кирисаки Дайичи была много более необыкновенна.
После проигрыша на Интерхай – того самого, где в родной реальности Теппей повредил колено – в течение недели тренер последовательно подвернул лодыжку, получил сотрясение мозга и сломал руку. Все это по чистой случайности, разумеется.
Теппей прекрасно понимал, что стопоров у Ханамии и его свиты нет, по крайней мере, в области причинения человеку вреда или боли. Он знал это на опыте, регулярно получал подтверждения, живя с Макото, но сейчас, близко наблюдая киридайцев-подростков, впервые понял, почему. Кирисаки Дайичи была школой для детей не просто богатых, но высокопоставленных людей. И эти дети, видимо, с младенчества, с молоком матери впитывали правила поведения на верхних этажах общества: «Сметай с дороги все, что тебе мешает, только не попадись». Они не были злыми, агрессивными, как тот же Хайзаки. Они просто переняли иезуитский образ мышления: «Цель оправдывает средства».
Винить их за это Теппей не мог.
Единственное, что он мог – это попытаться наставлением и примером показать, что можно по-другому. Что нужно по-другому.
Где-то на этом месте он перестал жалеть, что не попал работать в Тейко. У Поколения Чудес были свои проблемы, но они, по крайней мере, были обыкновенными – только очень одаренными – ребятами, может, кроме Акаши. А Ханамия с компанией – не были.
Немного понаблюдав за тем, как Ханамия методично оттесняет основной состав нынешней команды на второй план, постепенно вытаскивая на площадку своих, Теппей решил не пытаться противостоять. В общем-то, Ханамия был объективен: Ямазаки, Хара, Фурухаши и Сето действительно превосходили остальных членов клуба если не по физическим характеристикам, то по качеству взаимодействия.
Но одновременно Теппей видел, и теперь уже – много лет проработав тренером в обеих своих жизнях, – видел очень хорошо, что никакие тренировки не зашвырнут этих мальчиков на уровень не то что Поколения Чудес, но и Некоронованных Генералов. Ханамия уделывал любого из своих товарищей, даже не вспотев. Он был талантлив, а они – нет. Теппей понимал, что в родной реальности, с больной ногой, он сам мог бы с легкостью обыграть один на один любого из ребят, кроме самого Ханамии. Тот грустный случай, когда при всем старании – а парни старались изо всех сил! – прыгнуть выше головы, как это сделал в свое время Куроко, не получалось.
Теппей не мог не сочувствовать. Еще он не мог не восхищаться Макото, который, судя по всему, предвидел неспособность своей команды конкурировать с более одаренными противниками и начал тренировать ребят играть грязно задолго до таких столкновений…
Или нет. Или у Макото был опыт игры с Поколением Чудес. Он никогда не говорил, а Теппею не пришло в голову спросить.
Макото рассказывал о себе охотно и много, но – только то, что считал допустимым. Иногда Теппею казалось, что он знает о человеке, с которым живет, абсолютно все. А потом вдруг из глубин всплывало такое…
Приступы острой тоски по родному времени становились реже и короче. Уже не глухая, депрессивная безысходность, пожирающая все силы, но болезненные вспышки, вышибающие дыхание, вроде невралгии. Теппей старался отвлекаться, не думать о белой обезьяне; иногда он понимал, что отвлекся так хорошо, что ложная память затерла настоящую почти полностью. Это пугало, но одновременно облегчало боль. Подобно наркотику, который дают раковым больным, сказал бы Теппей. К счастью, он не имел случая испытать этого на себе.
Искушение сходить посмотреть на Сейрин потихоньку росло. Что там? Как там? Старшая Сейрин существует и ее баскетбольный клуб тоже, он видел это в турнирной сетке, но вот кто играет? А если это совсем другие люди? А если те же самые? Увидеть совсем юных Рико и Хьюгу, Митобе, увидеть живым Коганея, который в родной реальности лет пять назад разбился на мотоцикле… Стоит ли? Растравлять себе душу, понимая, что не можешь подойти к ним, заговорить, вызвать улыбки, об обнять и речи не идет. Или без конца думать, где теперь та, прежняя команда, если на площадке окажутся незнакомые лица.
– Ханамия-кун, – спросил он, вчитываясь в данные за последний год: тренировки, игры, процент побед, – вот эта старшая Сейрин, которая вас не пустила на Интерхай. Во время вашей игры травмы у кого-то были?
– А как же, – Ханамия ухмыльнулся, но не торжествующе, а как-то неловко, – редкой дебильности травмы, сенсей. Наш капитан с их капитаном столкнулись. У того, кажется, растяжение, а наш лодыжку вывихнул. На пустом месте, сенсей, вот честное слово, обидно даже. Хоть бы польза какая от этого получилась...
– Какая же от травмы может быть польза, Ханамия-кун, – автоматически откликнулся Теппей, не вдумываясь, – негатив один. Вот этот капитан Сейрин, как там, Хьюга, да?
– Нет, – Ханамия едва заметно поморщился, – вы перепутали, сенсей, Хьюга у них зам. Капитан – Айда.
– Вот как.
Теппей сделал вид, что вчитывается в документы, а на самом деле прикрыл ими лицо, подозревая, что его выражение Ханамии видеть необязательно.
В этой реальности Рико – мальчик.
Таких фокусов Теппей почему-то не ожидал. Он моментально представил себе Момои Сацки в образе парня, а Куроко – девочкой… хотя нет, Куроко играл в составе средней Тейко, он проверял. Тогда… Мибучи? Вышло бы занятно. А в будущем году – Кагами, например.
Нужно просмотреть составы команд, чтобы больше не получать подобных сюрпризов.
Ханамия смотрел чересчур пристально: явно уловил смятение Теппея, но не понимал – и не мог понять, разумеется, – чем оно вызвано.
Рико – мальчик, думал Теппей, идя домой после занятий. Какой он? Невысокий и тощий, как была она? Или, наоборот, долговязый, в отца? Рыжий или черноволосый? Того же воинственного нрава или, может, сдержанный и целеустремленный? Как они уживаются с Хьюгой? За кем ухаживает теперь Хьюга, а сама… сам Айда?
Буквально уперевшись носом в школьные ворота, он понял вдруг, что ноги принесли-таки его к Сейрин. Что ж, немудрено.
Решив, что спорить с судьбой не следует, Теппей зашел во двор.
Здесь все было так и не так, как ему помнилось, и он уже не мог сказать, что действительно изменилось по отношению к родной реальности, а что исказила память за двадцать прошедших лет. Какие-то мелочи: умывальники во дворе не с той стороны, окна спортзала забраны сеткой, а вроде не были… или все-таки были? Крытый переход между корпусами выкрашен в нежно-зеленый, а вроде бы он был розоватым – или его перекрасили на третьем году?
– Вы заблудились? Помочь? – какой-то незнакомый парнишка с искренним сочувствием в голосе. Да, наверно, Теппей выглядел сейчас очень потерянным.
– Нет, все в порядке, – он улыбнулся. – Вспомнил школьные времена и расчувствовался. Все нормально, я найду дорогу, спасибо.
Парнишка кивнул, ободряюще улыбнулся и умчался по своим делам, а Теппей попытался вспомнить рисунок на пуговицах форменного пиджака: этот же или другой? Нет, изображение перед мысленным взором плыло и менялось, как в калейдоскопе. У Макото была эйдетическая память, он запоминал единожды увиденное раз и навсегда в неизменном состоянии, как видеозапись. Теппей даже не представлял, как это возможно и как с этим жить. А вот сейчас не отказался бы от кусочка записи…
Спортзал он нашел быстро – тот находился на прежнем месте, хотя дверь открывалась в другую сторону, уж этого Теппей забыть не мог, память тела не дала бы. Впрочем, внутрь он не пошел, чтобы не объясняться, что тут забыл тренер чужой команды. Так и смотрел из коридора, замерев, чтобы не привлекать к себе внимания.
Айда Рики – к капитану обращались по имени, и минут пять Теппей недоумевал, пока до него не дошло, что по фамилии тут называют тренера, тоже Айду, только отца – оказался высоким, худым как щепка, но с хорошим разворотом плеч и с молниеносной реакцией. Блестящий разыгрывающий – и Теппей вдруг осознал, что здешнего списка Некоронованных не видел; если там не было Киеши Теппея, то, быть может, его место занял Айда Рики? Центровым играл Митобе, а вот тяжелого форварда у команды просто не оказалось. Команда Сейрин получалась стремительной, как стая хищных птиц, и делала упор не на борьбу под кольцом, а на трехочковые забросы, ложные приемы, точную и скоростную распасовку и безостановочное, сбивающее с толку движение.
Теппею до зуда в ладонях захотелось играть. Не с ними – против них. Посмотреть изнутри игры, на что они, такие, способны.
Еще он понял, что, быть может, Кирисаки Дайичи придется с такой Сейрин еще тяжелее, чем с привычной ему, и почувствовал острое желание как-то помочь своей команде.
Своей.
Не Сейрин – КириДай.
***
Ханамия формально получил звание капитана перед Рождеством, когда третьеклассники покинули клуб. На самом же деле после травмы, полученной его предшественником в матче с Сейрин, Ханамия и так распоряжался командой практически полновластно. Теппей, которому видеть Ханамию капитаном КириДай было привычно, не возражал. Конечно, первоклассник на этой должности – необычно, но в целом приемлемо, особенно если учесть, что он один из лучших игроков своей возрастной группы во всей стране.
Поколение Чудес наступало на пятки, но пока еще не ворвалось на соревнования старших школ, и за оставшиеся несколько месяцев, вероятно, можно было что-то сделать.
Теппей больше не беспокоился насчет изменения будущего. Он отчетливо понимал, что там, где Рико – парень, уже ничто не будет как прежде.
– Ханамия-кун, не хочешь ли ты попробовать сманить в Кирисаки Дайичи кого-то из Поколения Чудес? – спросил он напрямик. – Сейчас как раз время выбора старшей школы.
– Вы хотите сказать, сенсей, что мы так скверно играем? – невинно огорчился Ханамия, но тут же принял серьезный вид. – Я об этом думал, конечно же. Но, сенсей, вы знаете, сколько наши родители платят за обучение в КириДай? Я проверил, насколько мог, финансовые возможности Поколения Чудес. Потянет только Акаши. Но Акаши… – он скривился. – Я не хотел бы вместо баскетбола драться за власть над командой, извините, сенсей. Кроме того, еще один малорослый легкий игрок нам ни к чему. Мидорима… или Кисе… они подошли бы.
– Неужели Кисе Рета недостаточно обеспечен? – удивился Теппей.
Ханамия тихо рассмеялся. Они были одни в зале, остальные ушли переодеваться, и Ханамия позволял себе определенную раскованность, говоря с тренером как взрослый со взрослым.
– Вы тоже угодили в ловушку представлений о модельном бизнесе, сенсей? Поверьте, труд несовершеннолетних моделей оплачивается далеко не так щедро. Да и среди совершеннолетних только топовая, положим, тридцатка – действительно богатые люди. Кисе смог бы учиться у нас, будь он единственным или хоть старшим ребенком в семье. Но у него старшие сестры. Семья не осилит оплату, и Кисе не так хорошо учится, чтобы получить грант.
– Ну хорошо… то есть плохо, но спасибо за проделанную работу, Ханамия-кун. – Теппей пожалел, что залучить в КириДай Куроко тоже не получится, но только на мгновение. Потом задумался, не попытаться ли связаться с Кагами до того, как он поступит в Сейрин. Если, конечно, Кагами парень, играет в баскетбол и приедет из Америки…
– Еще какие-то сильные игроки, о которых я не знаю? – полюбопытствовал Ханамия. – Дальше Токио я не искал, честно говоря.
– Возможно, – Теппей встал, втянул воздух сквозь зубы – колено сегодня вело себя отвратительно. – Я постараюсь поднять кое-какие знакомства. – Он перенес вес на левую ногу и даже охнул, так стало больно.
Ханамия молча шагнул ближе, подставил плечо, приглашая опереться.
Макото делал так же. Годами.
Теппея шатнуло, и вовсе не от боли.
– Сенсей! – Ханамия каким-то чудом поймал его за локоть, помог сесть обратно. Он, похоже, непритворно обеспокоился. Да и то: надо иметь некоторый опыт душевной черствости, чтобы не встревожиться, когда рядом с тобой плохо человеку, с которым ты только что вполне дружелюбно говорил о делах. Одно дело противники или совершенно посторонние, а когда вот так – это не может не напрягать.
– Сенсей, может, медсестру позвать? У нее есть обезболивающее. Точно знаю, она нашим суставы мазала сколько раз.
Теппей сначала изумился, а потом сообразил: правильно, в этом мире он был раньше известным спортсменом, и Ханамия, с его привычкой собирать информацию о людях, наверняка осведомлен насчет его травмы.
– У меня есть с собой лекарства, я справлюсь. Не принесешь мне сумку?
Сумка лежала на лавке напротив, и добраться до нее сейчас Теппей сумел бы разве что по-пластунски.
Ханамия метнулся туда и обратно так, словно отбирал мяч в поединке за решающее очко.
– Воды? – предложил он, видя, что Теппей достал таблетки.
– Если не сложно.
Еще один молниеносный бросок – и Ханамия снова стоял рядом с бутылкой воды:
– Пожалуйста. Извините, сенсей, – после небольшой паузы начал он. Теппей как раз успел проглотить таблетки и теперь закатывал штанину, готовясь наносить мазь. – Я не нашел запись того матча, где вы получили травму. Вы не могли бы рассказать?
– Что именно, Ханамия-кун? – Теппей удивленно вскинул глаза.
– Как это получилось. Понимаете, в баскетболе все падают, сталкиваются, получают синяки и растяжения, это скорее нормально, чем нет. Но вот такие травмы, как ваша, это в некотором роде редкость. Я понимаю, что спрашиваю не совсем позволительные вещи… – он коротко поклонился, не выказывая, впрочем, ни малейшего раскаяния. – Но я хотел бы составить представление о том, как такое возможно.
Теппей прикрыл глаза, обращаясь к ложной памяти – подлинную причину он помнил слишком даже хорошо.
И обнаружил, что конфигурация его падения в этой реальности была абсолютно такой же, как и в родной. И он сейчас не мог сказать, было ли падение противника намеренным или случайным, как не мог сказать этого и тогда, на площадке Интерхая двадцать лет назад.
– Видишь ли, Ханамия-кун, – сказал он медленно. Зачерпнул мазь из банки, плюхнул на колено, стал размазывать круговыми движениями. – Такое возможно, когда кто-то очень умный и хитрый видит слабые места противника и не стесняется бить по ним. В прямом смысле. Вот, например, некто заметил, что я берегу левую ногу – я тогда еще не до конца оправился от предыдущей травмы. И организовал ситуацию на площадке так, что игрок противника поздно вышел на подбор… и приземлился мне вот сюда, – он показал, куда и как.
Ханамия слегка присел, явно моделируя ситуацию в уме. Передернул плечами.
– Должно быть, это ужасно больно было.
– Ужасно больно, – согласился Теппей насколько мог спокойным тоном.
Ханамия смотрел, как он втирает мазь.
– Но это случилось больше десяти лет назад. Вы же не играли с тех пор, правильно? И что… так и не зажило? Вот такое вот, оно постоянно случается? ...извините, пожалуйста.
Извинение было чисто формальным. Ханамия очень хотел получить ответы, Теппей видел это в его взгляде, в его позе.
– Такое не заживает никогда, – пояснил он. – Можно сделать протез сустава, но эти операции далеко не всегда бывают успешны. Я решил, что не стану рисковать. Так я хотя бы большую часть времени дееспособен, а если протезирование не удастся, останусь одноногим.
– Понятно, – сказал Ханамия. – Спасибо за информацию, сенсей.
Он выглядел самую малость неуверенным. Как будто узнал нечто, заметно пошатнувшее стройную теорию или набор убеждений.
– Может, я вас провожу? – предложил он, когда Теппей собрал вещи и таки встал, придерживаясь за стену. – Мне кажется, вам сегодня не помешала бы дополнительная опора.
– Разве тебе не нужно делать уроки? – Теппей сделал вид, что колеблется. На самом деле ему действительно требовалась опора, и он впервые задумался о том, чтобы приобрести трость.
– О, пожалуйста, не беспокойтесь обо мне! – улыбка Ханамии чуть не дотянулась до ушей. – С уроками все будет в полном порядке. Прошу, позвольте вам помочь.
Они вышли из зала, и Теппей опирался на плечо Ханамии, словно бы невзначай, а на деле – стараясь не налегать на него всем весом.
Подошел Хара, почесал в затылке:
– Сенсей? Нога опять? Ханамия, может, я тебя сменю?
Хара был тяжелее и крепче Ханамии, но еще он был выше, и Теппею пришлось бы на нем полуповиснуть. Ханамия, видимо, сообразил это быстрее, потому что махнул рукой:
– Нормально, мне не тяжело, и идти недалеко.
Теппей почувствовал, как он слегка вздрогнул: выдал себя. Откуда бы ему знать, как далеко нужно идти, если он уже не проходил этот маршрут.
– Ну ладно, вы маякните, если что, – сказал Хара и куда-то испарился.
Теппей отстраненно подумал, что увидь он КириДай таким в свои школьные годы, и его мироздание, наверно, здорово перекосилось бы. Он привык думать об этих парнях как о злобных мудаках, которые в свободное от учебы время подкарауливают прохожих в темных закоулках и лупят их бейсбольными битами просто в качестве развлечения. Что они способны добровольно предлагать предлагать помощь – не подумал бы ни за что. Меж тем даже вечно угрюмый Ямазаки становился по-кошачьи ласков, стоило только проявить к нему доброжелательное внимание. Теппей подозревал, что Ямазаки нежеланный ребенок в семье – может, плод адюльтера, а может, просто родителям не хватило на него душевных сил, и он недобрал любви дома. Такие дети попадались Теппею не раз, только помладше. Что же до остальных, то и Хара, и странноватый с виду Фурухаши, и даже вечно спящий Сето внутри группы «своих», в которую они, по-видимому, зачислили и тренера, вели себя даже более сердечно, чем команда Сейрин в бытность первогодками. Вот, правда, их отношение к чужим… но теперь Теппей понимал природу этого отношения. Все тот же мир высокого чиновничества и сросшегося с властью бизнеса, где человек человеку даже не волк, а ядовитая змея. Береги своих, используй чужих – все прозрачно.
– Как вы, сенсей? – спросил Ханамия, когда они проволоклись примерно две трети дороги.
– Тяжело? Давай попробую сам, – обезболивающее действовало, мазь тоже, нога стала немного чужой, ватной, но наступать на нее было можно – аккуратно.
– Не тяжело, жарко только, – виновато соврал Ханамия. Тяжело ему было – от напряжения подрагивали руки и колени. Еще бы, Теппей весил больше раза в полтора.
– Ты можешь уже идти домой, Ханамия-кун, я доберусь. Большое тебе спасибо.
– Если не возражаете, сенсей, я бы проводил вас до дома. Можно? Чтобы быть спокойным.
Эти нотки в голосе Ханамии – в голосе Макото – Теппей отлично знал. «Я хочу поговорить еще, я не все спросил, мне любопытно, я в тебе заинтересован».
– Как пожелаешь. Я буду рад компании.
Быстрее процесс не пошел: Теппей ковылял, как беременная улитка, Ханамия тащился рядом, готовый работать подпоркой. Разговора не выходило.
У подъезда Ханамия с видимой неохотой раскланялся. Все-таки переступать правила приличия он пока готов не был.
Теппей не знал, огорчаться или радоваться. В начале их похода он очень переживал, не отреагирует ли его тело, привычное к регулярному сексу с Макото, на хоть и очень юного, но того же самого человека. Было бы чудовищно неудобно и обидно, заметь Ханамия что-то такое и прими его за банального педофила.
Но нет: то ли лекарства пригасили либидо, то ли возраст Ханамии убрал его за рамки возможного объекта эротического интереса.
Тем вечером Теппей впервые в этой реальности напился. Ну, как напился: залил в себя два стакана виски со льдом, где собственно виски было на два пальца. Ему этого хватало, чтобы в голове начинался звон, а предметы обретали радужную ауру. Грустных мыслей это не изгоняло, но мир в целом становился как-то мягче, что ли.
Во сне он видел Макото в облике школьника, но несомненно своего Макото, взрослого, привычно-ядовитого.
– Не смей расклеиваться, идиот, – сказал этот Макото голосом подростка. – Делай свою работу.
– Я люблю тебя, – прошептал Теппей, и Макото состроил брезгливую гримасу, как он всегда делал в ответ на эту фразу.
– Люби, только быстро, – велел он и, сдернув штаны до лодыжек, повернулся к стене, уперся в нее руками. Так он тоже делал часто, это была одна из их сексуальных игр…
...вот только Теппей видел тело подростка и не чувствовал ни малейшего желания.
К счастью, утро с будильником наступило прежде, чем Макото осознал, что его не хотят, иначе сон рисковал бы превратиться в полноценный кошмар.
***
Мибучи Лео девочкой все же не оказался. Был, как и в родной реальности Теппея, парнем, и Хаяма тоже был, и Небуя.
Матчи лучших игроков смотрели в записи всей командой, и как-то само собой подразумевалось, что тренер смотрит тоже. Парни притаскивали какие-то снэки, первые два раза стеснялись предлагать, а потом стесняться перестали. Двадцать лет разницы в возрасте куда-то испарялись… нет, не совсем; в присутствии Теппея команда следила за речью, не обсуждала девчонок и прочие скользкие темы. Но, например, Ямазаки уже вовсю разорялся о новом файтинге в торговой галерее, Сето совершенно откровенно дрых – раньше хоть вид делал, что в сознании, – Хара лопал пузыри жвачки и собирал их с физиономии языком, чавкая и причмокивая. Только Фурухаши не изменил линию поведения – он, похоже, был воспитанный мальчик в самом базовом, аристократическом значении этого понятия, он не держал себя в руках при старших, а просто не умел иначе.
Ханамия же пару раз чуть не упустил «-сенсей» в обращении к тренеру, но спохватывался и безотчетно втягивал голову в плечи: за такое Теппей имел полное право закатить охамевшему юнцу оплеуху, и Ханамия явно был готов получить по шее. Теппея это восхищало: то, как уверенно Ханамия проводил границы там, где сам хотел, и то, как честно он их соблюдал.
Что не восхищало, так это дополнительные тренировки, которые Ханамия устраивал основному составу. Теппея на них не звали; часто они проводились и вовсе не в школе, а на какой-нибудь стритбольной площадке или в парке. Теппей понимал, что именно там КириДай оттачивает навыки грязной игры. Но напрашиваться в компанию он никак не мог, и запрещать эти вылазки тоже не имел права.
В спортзале же ребята слушались его беспрекословно, работали на износ, осваивали тактики, заимствованные из большого спорта, и отрабатывали взаимодействие, достигавшее порой, как казалось Теппею, уровня телепатии.
Добыть в команду Кагами он все же не сумел; оказывается, отец записал того в Сейрин, как только запись вообще открылась, и даже квартиру снял именно с учетом расположения школы сына. Видимо, у Кагами-старшего были какие-то тесные связи с руководством Сейрин или с кем-то из попечителей.
Что ж, от невозможности усилить команду более талантливыми игроками Теппей пошел другим путем. Он использовал старые знакомства на полную катушку, едва ли не выкручивая руки людям, которые, как подсказывала ложная память, в прошлом кое-чем были ему обязаны; он вытряс деньги из школьного руководства, и на лето основной состав баскетбольной команды Кирисаки Дайичи уехал не просто в спортивный лагерь, а в гости к юниорской сборной страны.
Первые матчи походили на избиение младенцев. Затем Теппей переговорил с тренерами юниоров – с половиной из них он вместе играл годы назад, – и команды начали перемешивать.
Ханамии не хватало роста, Харе не хватало веса, Ямазаки – скорости реакции, Фурухаши недостаточно высоко прыгал, а Сето мазал чаще, чем было допустимо. Они смотрелись жалко в толпе профи. Вечерами они собирались в комнате гостиницы, где поселили Теппея, – измочаленные, унылые, злые; и раз за разом Теппей повторял им: парни, этот уровень много выше, чем уровень нормальных школьных соревнований, здесь и Поколение Чудес рисковало бы надорваться, не надейтесь, что у вас сразу все получится.
Он боялся, что его авторитета не хватит. Не раз и не два он замечал, что Ямазаки на грани бунта, да и Фурухаши недалек от взрыва. Но неожиданно подключился Ханамия: уговаривал, стыдил, льстил напропалую, с цифрами в руках показывал, на сколько процентов выросли их достижения с начала лагеря. И команда выдыхала, сцепляла зубы и снова бросалась в бурные волны тренировок.
– Эй, Киеши, а зачем ты это делаешь? – спросил его один из знакомых тренеров уже под занавес их пребывания. – У тебя ведь обычные школьники, не спортсмены. Хоть пупок развяжется, но они не выйдут в большой спорт.
– Видел бы ты, что сейчас творится на соревнованиях старших школ, – ответил Теппей. Он теперь имел возможность сравнить Поколение Чудес с юниорской командой и знал, что любого из них – кроме Акаши и Куроко – взяли бы в сборную с радостью. – Хочу добросить своих хоть до полуфинала.
Знакомый только присвистнул.
Потом лагерь закончился, команда вернулась в Токио, стартовал триместр, а следом – отборочные матчи на Зимний кубок. И вот тут-то ребята вдруг осознали, насколько прокачались за лето.
Первого противника они сделали всухую.
После матча Теппей с удовольствием смотрел на растерянных, по-хорошему обалдевших парней. Пока они, совершенно пьяные победой, не вознамерились качать тренера.
– Не надо! – Теппей вжался спиной в угол. – Уроните опять!
– И правда, рискуем уронить, – первым опомнился Фурухаши. – Давайте качать капитана, он легкий.
И, невзирая на возмущенные вопли Ханамии, его несколько раз подкинули к потолку.
А Теппей никак не мог выкинуть из головы острый, как скальпель, взгляд Ханамии и его губы, четко артикулирующие: «Опять?!» Однако ни в этот день, ни на следующий Ханамия не задал ни одного лишнего вопроса.
Следующий матч был посложнее, и на волне эйфории от прошлой легкой победы ребята не сразу включились в рабочий ритм. Они упустили пятнадцать очков и опомнились только в начале третьей четверти.
Теппей собирался было попросить перерыв и как следует тряхнуть зазнаек за шкирку, но увидел, как они собираются, буквально на глазах превращаясь из разболтанной компании в настоящую команду. Увидел, как Ханамия что-то говорит, жестикулируя…
Прозвучал свисток, игра пошла, и Теппей вдруг заметил, что Ханамия поднимает руку без надобности. Он не ждал паса, не собирался атаковать…
Он складывал пальцы для щелчка.
– Ханамия, не сметь!!! – позабыв обо всем, гаркнул Теппей.
Трибуны шумели, но Ханамия его услышал. Вздрогнул, посмотрел в его сторону – испуг-злость-удивление-обида, – опустил руку и рванул за мячом.
Теппей так и не потребовал дополнительный перерыв. Между четвертями команда, вытирая пот и глотая воду, посматривала на него вопросительно, но Теппей сказал им только не распускаться и выигрывать.
Они и выиграли. С перевесом в семь очков.
После игры он не зашел в раздевалку – ждал у автобуса, бросил: «Дома поговорим».
Второй состав не понимал ровным счетом ничего, первый – переглядывался с некоторым недоумением. Ханамия сидел, зажав ладони между колен, и упорно смотрел в пол.
– Сенсей, – бочком подобрался Хара, заглянул в лицо, ради такого случая даже сдвинув челку на один глаз, – а чего не так-то? Мы ж выиграли.
Хара не обижался – он только удивлялся. Зато Ханамия обижался за всех.
– Я объясню, – Теппей не выдержал – потрепал Хару по волосам. Вообще-то вести себя так было неправильно, и вздумай кто пожаловаться, его ждал бы очень неприятный разговор в дирекции. Но после попытки его качать Теппей был уверен: ребята все поймут как надо. – Давайте уж доберемся до школы. Неудобно же в автобусе.
Хара кивнул и убрался на свое место. Что-то шепнул Ямазаки, что-то на пальцах показал Фурухаши. Дружная команда, птичий язык.
Ханамия дулся.
Что было удивительнее всего – он именно дулся, а не злился. Теппей ожидал, что когда они войдут в спортзал, Ханамия попытается что-нибудь сломать, хоть лавку пнуть – водились за ним такие мгновенные и страшные вспышки ярости, – но он как в автобусе сидел, сгорбившись и глядя себе под ноги, так и тут уселся и ни слова не сказал.
Теперь уже и команда – основной состав, второй Теппей распустил по домам – всполошилась.
– Капитан, капитан, ты чего? – Ямазаки вертелся вокруг, похожий на обеспокоенного сеттера, длинноногого и лохматого, пытался заглянуть в глаза, хотел потрогать, но не решался. Теппей вдруг остро ощутил, насколько же ребята действительно изменились за лето – он сам в какой-то степени их изменил. Тот же Ямазаки приобрел невиданную раньше грацию, экономность и точность движений, и Хара от него не отставал, и Сето…
– Ханамия, – сказал Сето, – все уже поняли, что ты обижен, давай теперь словами.
Теппей вздрогнул. Авторитет капитана в КириДай был неоспорим, больше, чем авторитет тренера. Разговаривать так с Ханамией на его памяти не решался никто. Либо что-то случилось в этом тесном мирке на пятерых, либо…
...либо они его, Теппея, принимали сейчас на другой уровень взаимной близости, туда, где теряла значение иерархия.
Ханамия поднял голову. Выражение его лица было… сложным, как будто он не мог определиться, что именно чувствовать или показывать из своих чувств.
– Если вкратце, – сказал он ровно, – Киеши-сенсей запретил нам использовать специальные приемы.
Повисла тишина. Теппей только кивнул в ответ на устремившиеся к нему взгляды.
Они не спросили – «почему». Не спросили – «как».
Спросил Фурухаши:
– Совсем, сенсей? Или только в этом матче?
Теппей вздохнул.
Ханамия на него не смотрел – отсутствующе таращился в дальний угол. Ханамия знал, что у тренера громадная личная вовлеченность в ситуацию, и определенно не хотел зарываться еще глубже.
– Парни, – сказал им Теппей, – зачем вы играете в баскетбол?
– Чтобы побеждать, – раздался нестройный хор в ответ. Ханамия смолчал; Теппей краем глаза видел, как он нахохлился, обхватил локти ладонями.
Вот так, и ни единого ответа про то, что это прикольно, нравится, все такое.
С другой стороны, а не он ли сам полтора месяца выжимал из них семь потов, говоря о победе, ради которой стоит убиваться на тренировках?..
– Ладно. А побеждать – зачем?
Ребята опешили. Не отвечали, переглядывались, хмурились.
– Я объясню, почему спрашиваю. Для парней, с которыми мы имели дело в лагере, спорт – работа. Для меня тоже была, пока я был здоров, – он почти неосознанно похлопал себя по колену, спохватился, убрал руку. – Для них победа – это в первую очередь продолжение карьеры. Не будешь выигрывать – не займешь призовых мест, не попадешь на международные соревнования… не получишь денег. Но у вас-то этой мотивации нет. Вы все забросите спорт самое позднее на последних курсах университета. Поэтому я спрашиваю: чем для вас ценна победа? Подумайте, это важно.
Первым ответил Фурухаши, как всегда вежливо, бесцветным тоном:
– Сенсей, я полагаю, что не сильно ошибусь, если скажу, что нас всех учили побеждать в любых делах и играх, в которых мы участвуем. Это вопрос целеполагания. Если не выигрываешь, то незачем браться.
– Еще – честь коллектива, – подхватил Сето так точно в тон, словно они репетировали эту речь. – Мы представляем школу на соревнованиях, мы должны побеждать, потому что не имеем права проигрывать. Это наносит урон репутации Кирисаки Дайичи.
– Умные такие все, – буркнул Ямазаки. Сунул руки в карманы, набычился, сразу теряя спортивное изящество. – Побеждать круто! А проигрывать не круто совсем. Продуешь – и как оплеванный. А которые выиграли, те веселятся. Противно.
Хара думал. Надул пузырь жвачки, лопать не стал, тихонько зажевал обратно.
– А вообще, – протянул он наконец, – смысл баскета разве не в том и есть, чтобы выигрывать? Да и любого спорта? Вот в музыке выигрывать… не, можно, но это извращение. Или в садоводстве, или когда хлеб печешь, да, Фурухаши? Или вот Сето Нобелевку по математике получит, например, это офигенно круто, но это не победа. А в баскетболе нужно победить, он за этим и сделан. Разве нет?
– Разве да, – неожиданно резко сказал Ханамия, все так же глядя в угол. А затем – совсем иным, медоточивым тоном: – Парни, мы расстраиваем сенсея. Сенсей надеялся, что мы ему скажем, что баскет – это весело.
Теппей не успел отреагировать.
– Но баскет – это весело, – воскликнул Ямазаки. – И когда команда, тоже весело. А вот когда стараешься-стараешься, и все зря – это ни фига не весело…
– Согласен, – отозвался Фурухаши.
– Ямазаки прав, – кивнул Сето.
– Так и есть, – Хара несильно ткнул Ямазаки кулаком в плечо.
Ямазаки только хлопал глазами, озираясь. Похоже, ему непривычно было вот так оказаться рупором команды. Обычно, когда требовались точные формулировки, звездой оказывался кто угодно кроме него.
Ханамия скроил презрительную гримасу, но не сказал ничего. Теппей помнил его выступление на их матче: «Мне нравится смешивать с грязью тех, кто посвятил себя спорту». Теперь, близко общаясь с Ханамией уже почти год, он был уверен: тогда это было вранье. Эффектное, пугающее вранье. Еще один способ деморализовать противника. Ханамии нравилось демонстрировать интеллектуальное превосходство, тыкать людей носом в их ошибки, нравилось, когда все идет согласно его плану. Но идейным садистом он не был. И он играл так, как просто не может играть человек, которому не нравится, чье тело не поет от этой нагрузки, от прыжков, забросов, уводов. Безусловно, Ханамия любил баскетбол, а не ломать людей в процессе игры. Но заставить его признаться в этом…
...Макото признался десять лет спустя, мельком, когда они от нечего делать вышли постучать мячом на стритбольную площадку, оба растренированные, давным-давно не игравшие. «Я скучал, оказывается, – сказал он удивленно. – Ох, Теппей, как же я без этого скучал!» И все, но Теппей знал Макото уже достаточно хорошо, чтобы услышать подтекст. Они тогда играли до поздней ночи, вернулись домой, еле стоя на ногах, обезболивающие пришлось уже не глотать – колоть, но они были счастливы. Оба одинаково.
– Я вас понял, – сказал Теппей, – я согласен. Проигрывать грустно. Но любой ли ценой следует выигрывать?
Это был скользкий вопрос, он понимал. Вот он тут сидит со своим травмированным коленом, навсегда закрывшим ему дорогу во всякий, даже любительский спорт. Ни на Фудзи не взойти, ни по тропе паломников в Кии не прошагать. И все только потому, что когда-то на школьных соревнованиях кому-то очень-очень хотелось выиграть. Но свои ощущения, свое несчастье не вложишь в чужую голову. Ханамии он рассказал – по крайней мере, версию этой реальности. Но вряд ли Ханамия поделился с остальными. Рассказывать еще раз, теперь уже всем? Тянет на плохой спектакль…
Но парни его поняли и так. Они все знали, кто он такой и почему завязал со спортом.
– Мы же сами рискуем, сенсей, – осторожно сказал Хара. – Никак не меньше, чем те, против кого наши приемы. Фурухаши весной так грохнулся, спину отшиб…
– Хара, – оборвал его Фурухаши. Хара умолк.
– У врача был? – машинально уточнил Теппей. И впервые увидел, как Фурухаши смеется. Странно, как будто мышцы лица вообще не приспособлены к такой мимике.
– Извините, сенсей. Не примите за непочтительность. Просто… мы вам тут всю идеологию на уши ставим, а вы… все равно заботитесь. Как будто ничего такого. Это очень круто на самом деле, сенсей, это… Спасибо. – Он легко соскользнул с низкой скамейки на пол, прямо на колени, и поклонился – не ниц, но очень глубоко, церемонно. Теппей мимолетно подумал, что Фурухаши все-таки сын придворного или потомственного священника: такие манеры не выучишь по учебнику, их можно только вдыхать из воздуха родного дома.
– Дело не в риске, – мягко поправил он, жестом прося Фурухаши вернуться на место. – Баскетбол, как ни крути, контактная игра, без травм не обходится, даже ненамеренных. Дело в том, что вы нарушаете правила. Нет, стойте, – он поднял ладонь, видя готовность ребят возражать. – «Не попадаться» – это, конечно, работает, и вас никто не не лишит заработанных очков, пока судья не видит, что именно вы творите. Но вы сами себя лишаете победы – победы в баскетболе. Вы устанавливаете собственные правила и играете по ним, не предупредив соперников. Это дает вам преимущество, это может принести формальный выигрыш, но… Знаете, когда шахматист опрокидывает доску, он, разумеется, лишает победы своего противника, но выигрывает ли при этом он сам? И если он бьет противника доской по голове, он побеждает, наверное, но в шахматы ли?
– Он теряет лицо прежде всего, – заметил Сето раздумчиво.
– И даже если у игры не было свидетелей и некому сказать, что что-то не так?
– Как минимум противник знает.
– Ну, вы же не думаете, что ваши противники идиоты до такой степени, чтобы не понять, что вы делаете на площадке? И с трибун тоже видно, между прочим.
Команда запереглядывалась снова, и Теппей поднажал:
– Не говоря уже о победе или поражении – в таких обстоятельствах честь коллектива оказывается безнадежно втоптанной в грязь, не так ли? В деловом мире такого не простили бы. В школьных соревнованиях с вами все равно будут играть, потому что иначе не получится. Но когда все знают, что вы играете нечестно… А главное, парни, имейте в виду: кто предупрежден, тот вооружен. Против вас могут разработать такую стратегию, в которой вы утратите преимущество грязной игры.
– Это как, например, сенсей? – тускло заинтересовался Ханамия.
– Вот этого – не скажу, – Теппей тяжело поднялся. – Парни, я не в состоянии запретить вам ваши специальные тренировки, и на площадке вы все равно будете делать то, что захотите сами, а я не смогу вмешаться. Вас нельзя даже сажать на скамейку, потому что у вас нет толковой замены. Но потворствовать грязной игре я не стану, уж простите.
– Да мы с первого раза поняли, – почти прошипел Ханамия.
И тут же получил три тычка с трех разных сторон. Без единого слова.
– Расходимся? – Теппей сделал вид, что не заметил мгновенного «вразумления». – Или есть еще вопросы?
Парни встали, явно очень замороченные, каждый на свой лад. Попрощались, вереницей покинули зал. Все, кроме Ханамии.
– У меня есть вопросы, сенсей, – вполголоса заявил тот и зачем-то покосился на дверь – как будто опасался подслушивания.
– Да, Ханамия-кун? – слегка удивился Теппей. Он полагал, что Ханамия вовсе не захочет с ним разговаривать в этот вечер.
А Ханамия чувствовал себя выраженно неуютно. И вместо того, чтобы подойти на расстояние, привычное для их бесед, отошел еще на пару шагов.
– Киеши-сенсей, – начал он и снова нервно оглянулся. – Я вот что хотел бы… прояснить. Сегодняшний матч… Мы старались скрывать от вас специальные тренировки, но я понимаю, узнать про это можно было. Кто-то что-то ляпнул невовремя, и тайна ку-ку. Про то, что именно мы там делаем, вы могли знать, предположим, если видели наш матч на Интерхай. Хорошо, как вашего предшественника «ушли» – это тоже выясняется, если искать намеренно. Но, сенсей, вы сегодня никак не могли видеть, что мы готовимся применить прием. Я все просчитал, нас от вас загораживали даже лучше, чем от судей. Да что там, вы отреагировали раньше, чем все началось. Раньше, чем я успел подать сигнал. Вы знали заранее, сенсей. И про то, что мне сказал Имаеши-семпай… я специально спросил его, он вас не знает, а нас с ним в зале было тогда двое. Откуда вы это могли выяснить? Сенсей, вы кто? Инопланетянин? Телепат? Волшебник? Кто?!
Теппей не выдержал – расхохотался. Ханамия подобрался, готовясь то ли бежать, то ли атаковать, то ли… кто его знает, что.
– Прости меня, Ханамия-кун, я не над тобой смеюсь, – выдавил Теппей, утирая слезы. – Просто момент такой… Я думал, что меня расколют в первые дни. А тут уже втянулся, прижился… а ты…
– Что, правда инопланетянин?! – глаза Ханамии зажглись совершенно детским опасливым восторгом.
Теппей помотал головой.
– Другая фантастика, Ханамия-кун. Я из будущего.
– О, – Ханамия замер, обдумывая услышанное. – М-м. Да, это… Нет, это тоже не объясняет, откуда вы знаете про нас с семпаем. Если только вы с кем-то из нас там в будущем знакомы?
– Еще как знаком, – Теппей вздохнул и сел на скамейку. – Ты же мне и рассказал. И про вашу грязную игру я знаю, потому что сам с вами играл.
Ханамия увлекся настолько, что стал водить руками в воздухе, отчерчивая временные линии.
– Нет, стоп, а как же?.. Вы же здесь, в смысле, сейчас… в смысле, ваша биография… – он затряс головой. – Как вы с нами играли в будущем, если вам сейчас тридцать пять?
Теппей повел плечами, поежился.
– Начнем с того, Ханамия-кун, что я ничего не могу объяснить. В моей реальности не изобрели машину времени. Я провалился в какую-то временную червоточину, или что это было, понятия не имею. И оказался здесь человеком, который родился тридцать пять лет назад и прожил жизнь до этого момента. Другую жизнь, не такую, какая у меня была в моем мире. А изначально я помню себя твоим ровесником, и я играл центровым в команде Сейрин. Капитаном был Хьюга, Айда была… девочкой и нашим тренером.
Глаза у Ханамии стали как плошки.
– Айда? Девочкой? Вот эта шпала?!
– Айда Рико – невысокая симпатичная девчонка, – Теппей вздохнул. – Я даже встречался с ней какое-то время.
Ханамия потоптался на месте, потом не выдержал – уселся на пол прямо перед Теппеем, видимо, позабыв про всякие опасения.
– И что, если в вашем мире вы заменили Айду… ах, – он нахмурился. – Это у вас было то растяжение, не у него, да? Но мы тогда реально не нарочно. И вообще не мы, а прежний капитан.
– В этом мире – не нарочно и растяжение, да, – Теппей втянул воздух сквозь зубы. – В моем – очень даже нарочно и вот это вот, – он снова похлопал себя по колену. – Я пропустил год в школе – лечился, потом играл сезон – и, кстати, мы у вас выиграли, хотя грязной игры там было очень и очень много. Потом лечился в Америке… в общем, вот такие дела.
– Ух, – сказал Ханамия и замолчал надолго. Потом протянул руку и потрогал кончиками пальцев левое колено Теппея. – Это как-то… трудно вместить в голову. И вот вы такой… мы вас покалечили, а вы нас тренируете? И классно тренируете, это заметно, насколько мы стали лучше. Но как же? Обида, месть?
– Двадцать лет прошло, – Теппей усмехнулся. – Уже не имеет значения. И потом... Сейрин тренирует Айда Кагетора, и не так, как нас – перед вторым Зимним Кубком, а с самого начала. Они бы вас таких, какие вы были весной, размазали по площадке. Особенно с учетом их новичков.
– Куроко из Поколения Чудес и Кагами невесть откуда? Эти?
– Засунь высокомерие как можно глубже, Ханамия-кун. Это убийственное комбо. Может, еще не прямо сейчас, но будет. Кагами игрок уровня Поколения Чудес, по крайней мере в потенциале.
Ханамия раздосадованно зашипел:
– Вот это обрадовали, сенсей. И вы хотите, чтобы мы с такими монстрами играли без специальных приемов?! Нас размажут, как вы изволили выразиться. И вообще, разве вам не положено за них болеть?
– Я думал сначала, что должен болеть за них и что мне будет тяжело с вами, – сознался Теппей. – Но нет. У Сейрин и так все хорошо, а вы… Ну, я чувствую себя обязанным сделать все, чтобы вы имели возможность выиграть. И выиграть честно.
Ханамия медленно оскалился.
– Я понимаю. Вот это и есть месть. Чтобы только честно. Да? Ну, сенсей, это хорошая месть. Качественная. Я прямо… уважаю, – он рассмеялся и вскочил. – Но если мы поймем, что мы нет, совсем, никак не тянем, вы разрешите? Чуть-чуть. Без увечий. На ногу наступить, толкнуть, ну не больше. А? А?
Теппей рассмеялся, картинно закрыл лицо руками.
– Я буду недоволен, Ханамия-кун. Но как же я вас удержу?
– Вы удержите, – серьезно сказал Ханамия. Опустился перед Теппеем на колени. – Вы видели, как Фурухаши сегодня кланялся? Вы им скажете – нельзя, и они не станут. Потому что вы сказали. Не послушают меня, а послушают вас. Они не такие дураки, они знают, сколько вы для нас сделали. Да чего там, сенсей, и я вас тоже послушаю, – он горько усмехнулся. – Вы там, в будущем, кем работаете?
– Тренером. Учителем иногда.
– Вы охренительный тренер. Самый лучший. Правда.
Теппей медленно, словно пытаясь не спугнуть полудикого зверька, протянул руку и потрепал Ханамию по волосам, как прежде Хару. Ханамия не уворачивался, даже словно бы с удовольствием подставил голову. Он признавал власть старшего, а у Теппея вдруг навернулись на глаза слезы, и он сам не мог бы сказать – это потому, что вспомнился Макото, или потому, что доверие Ханамии было одним из самых драгоценных подарков, какие только могли существовать.
А потом зал вздрогнул.
– Землетрясение, – выдохнул Ханамия, вскакивая, и едва удержался на ногах, потому что тряхнуло еще, и пол в зале словно бы пошел волной, топорща концы досок. Заскрипели балки, с потолка посыпалась штукатурка.
– На улицу, быстро, – приказал Теппей, вставая не так быстро, как хотел бы: колено прострелило острой болью. Так несвоевременно.
Ханамия послушно метнулся к выходу, Теппей – следом, стараясь не обращать внимания на ногу.
За два шага до двери Ханамия замер, оглядываясь через плечо, и качнулся назад – помочь, понял Теппей, он видит, что я хромаю, и собрался помочь.
– Наружу, живо! – заорал он, и в этот момент тряхнуло в третий раз.
Ханамия не удержался на ногах, упал на колено. Что-то низко, страшно взвизгнуло – не живое существо, металл! – и Теппей будто в замедленной съемке увидел, как столб со щитом и корзиной, выдирая болты из досок пола, валится прямо на Ханамию.
Броска он не запомнил. В следующй миг он стоял над Ханамией на четвереньках, а на спину ему давил щит, к счастью, плоской стороной, и у самого лица болталась сетка корзины.
– Выбирайся и марш на гольфовое поле, – прохрипел Теппей. Гольфовое поле в Кирисаки Дайичи было эвакуационной зоной: ровное, просторное, без шанса, что что-то свалится сверху.
– Сенсей, а вы?! Я сейчас… я… – бормотал Ханамия, белый как смерть, выползая из-под него. – Я помогу…
– Вон отсюда, – попросил Теппей. – Не спорь. Я справлюсь сам.
Ханамия сглотнул, кивнул, не отрывая взгляда – зрачки его расширились, заливая радужку ночной тьмой, – кое-как встал и рванул прочь.
Он уже выбежал на открытое место, когда земля снова дрогнула, и у Теппея за спиной обрушилась первая балка.
А потом мир… мигнул.
@темы: Путешествия во времени, Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День тайми-вайми, Kirisaki Daiichi Team
-
-
01.05.2016 в 22:08-
-
02.05.2016 в 02:04-
-
02.05.2016 в 03:52А Киеши повезло - смог многое узнать про своего любимого.
Спасибо, очень понравилось.
-
-
02.05.2016 в 13:11Сразу меняется восприятие, когда сморишь на 15 летних глазами взрослого. Киридай ужасно трогательные, и Киеши отличный.
-
-
02.05.2016 в 15:08Невероятный Киеши. Очень интересно было взглянуть его глазами на киридай.
Спасибо огромное
-
-
02.05.2016 в 18:52-
-
03.05.2016 в 02:31Это так здорово! Киеши, воспитывающий КириДай. Я даже как-то и не мечтала, что кто-нибудь когда-нибудь про такое взаимодействие напишет. А тут сразу столько, и такое прекрасное!
читать дальше
Спасибо!
-
-
03.05.2016 в 03:12спасибо большое!
-
-
04.05.2016 в 15:48спасибо)
-
-
05.05.2016 в 10:59Очень понравилось объяснение философии Кирисаки, очень жизненно и логично
А еще понравился момент, когда Макото осознает, что некоторые травмы это навсегда
Но это случилось больше десяти лет назад. Вы же не играли с тех пор, правильно? И что… так и не зажило? Вот такое вот, оно постоянно случается? ...извините, пожалуйста.
Извинение было чисто формальным. Ханамия очень хотел получить ответы, Теппей видел это в его взгляде, в его позе.
– Такое не заживает никогда, – пояснил он. – Можно сделать протез сустава, но эти операции далеко не всегда бывают успешны. Я решил, что не стану рисковать. Так я хотя бы большую часть времени дееспособен, а если протезирование не удастся, останусь одноногим.
– Понятно, – сказал Ханамия. – Спасибо за информацию, сенсей.
Он выглядел самую малость неуверенным. Как будто узнал нечто, заметно пошатнувшее стройную теорию или набор убеждений.
-
-
21.05.2016 в 00:27Natali1919, спасибо, что вы с нами!
Наталини, автор очень рад, что получилось передать разницу в возрасте *_*
Санри, самому Киеши, наверное, это тоже было полезно...
Iren., вам спасибо!
Soleillo, автор сам не знает, какая из возможных схем там сработало. Может, и да, все стерлось. А может, "тогдашний" Киеши там погиб, но дело его живет...
Stella Del Mare, так они ж и не одни в каноне без тренера, по крайней мере взрослого
Reinforced concrete, ну не то что прям любит любит любит, но как-то да, хочется всем добра
и КиешиOri1990, автор страдает, да, привычкой обосновывать всякое странное
-
-
04.06.2016 в 16:01И сбоку притулилась имхана, тихая, как разведчик в тылу врага, вроде и полностью дженовая, реализовавшаяся каким-то хитровывернутым способом, но вот она, тут, не обойдёшь-не объедешь. Любопытно, не имханой ли закончится всё в том, другом мире?
Читается легко, запросто затягивает, хотя сюжетная составляющая — никакой остросюжетности, просто тренерская работа на протяжении 10 месяцев.
Хороший, сытный, калорийный фик))