Название: Рычащий лев
Автор: Rakuzan Team
Бета: Rakuzan Team, Анонимный доброжелатель
Сеттинг: футуристическая AU
Размер: мини, 7800 слов
Пейринг/Персонажи: Акаши Сейджуро/Мидорима Шинтаро, Куроко Тецуя, Такао Казунари, Акаши Масаоми, ОМП
Категория: слэш
Жанр: ангст, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В современном мире сложно найти что-то настоящее, но кто сказал, что искусственное хуже?
Через щель под дверь проникал прохладный воздух вестибюля. Слабый сквознячок ласкал щиколотки и босые ступни, подымая тонкие волоски на ногах. Мидорима одевался неторопливо, он тщательно расправил складки на одежде, застегнул все пуговицы до одной. Всегда чистая и выглаженная униформа, визор без единого пятнышка на стеклах, аккуратно подстриженные волосы — опрятность во всем и всегда давно вошла у него в привычку. Он не позволял себе появиться перед ним в ином виде. Бросив взгляд в зеркало, Мидорима вышел из душевой и направился в отделение.
Тестирование началось без него. За стеклом, в большой белой комнате с разлинованным полом, стоял подопытный и долбил об стену оранжевый мяч. Яркие лампы освещали его волосы так, что казалось, будто они охвачены огнем. В начале исследований Мидорима каждый раз боялся, что ослепнет, если будет долго смотреть, но со временем привык. В лаборатории, где все предметы имели нейтральные тона, этот человек и его мяч смотрелись чужеродно и вызывающе.
— Давайте перейдем к следующей фазе, — скомандовал инженер за приборной доской. — Привет, Мидорима-сенсей.
Мидорима обозначил приветствие наклоном головы и занял свободное кресло. Человек за стеклом перебросил мяч в другую руку и закинул его в кольцо жестким наработанным движением. Стены поглотили шуршание сетки. Пожалуй, именно по этой причине Мидорима так не любил эту комнату — слова, удары, рыдания, ее стены скрадывали все звуки до одного. За спиной пикнул датчик температуры, Мидорима повернулся зафиксировать значения, но краем глаза заметил, что человек замер и внимательно смотрит. Стекло в смотровом окне одностороннее, команды отдавались по микрофону. Мидорима торопливо надел гарнитуру, но ничего не сказал. Данные на мониторе сияли нормальными показателями, подопытный за стеклом смотрел в зеркало. Слегка приподнялись уголки губ, сощурились глаза. По разлинованному полу тянулся шнур, который начинался от кресла в дальнем углу белой комнаты и заканчивался у подопытного на затылке, у самой кромки невыносимо красных волос. Мидорима почувствовал, как по лицу рябью прошла нервная судорога, исказив рот.
— Мелкая моторика, — сказал Ивамото-сенсей, один из команды нейрохирургов, чье слово имело вес. Мидорима старался ни о чем не думать.
Подопытный в последний раз бросил мяч и подошел к шкафу у противоположной стены. Шнур стелился за ним длинной серебристой змеей. Если подойти ближе, можно было увидеть металлическое гнездо разъема там, где шнур соединялся с телом.
Подопытный достал из шкафа футляр, и Мидориму охватила смутная тоска. Довольно иронично — из всех упражнений Ивамото-сенсей выбрал именно игру на музыкальном инструменте. Должно быть, вдохновился чтением досье, копии которого получили все люди в комнате, и Куроко, конечно, одобрил затею. Такие вещи всегда обсуждались с психологом, а у этого парня свое мнение насчет процесса адаптации.
Подопытный зажал скрипку между плечом и подбородком, поднял смычок. В наушниках разлилось трезвучие, ровное и слегка размытое из-за обработки. Мидорима ненавидел эту комнату, эти поглощающие стены и этот микрофон, искажающий звук. Он поспешно содрал гарнитуру с головы. Если слушать, как он играет, то лучше вообще никак, чем через преграду звуконепроницаемой комнаты.
Синие от света многочисленных мониторов лица коллег не менялись, оставаясь сосредоточенными. Мидорима следил за плавно качающимся смычком, за движениями пальцев, скользящим по струнам, и думал — сколько еще это продлится? Он доиграет этюд до конца, или дойдет до репризы и отложит скрипку? Где Ивамото вообще раздобыл такое сокровище?
Мидорима почувствовал на себе взгляд инженера. Он не был уверен, что узнал произведение с первых нот, но совершенно точно оказался не готов слушать его в такой обстановке, рядом с людьми, которых волнует совместимость сознания с телом, а не музыка. Возможно, инженер тоже это чувствовал. То, что происходило — неправильно, похоже, будто они подглядывают за чем-то интимным, что не должно становиться предметом научного интереса. Несколько минут прошло в полном молчании, и когда Мидорима отвлекся от зрелища за стеклом, то увидел на лице инженера выражение растроганности. Не скрывая досады, Мидорима схватил гарнитуру и гаркнул в микрофон:
— Достаточно! — Он одернул себя и добавил уже мягче и спокойнее: — Большое спасибо за работу.
Доктора расслабленно откинулись в креслах, вздохнули, как после нескольких часов кропотливой работы. Подопытный аккуратно убрал скрипку в футляр, лег в кресло у стены, уложил провод рядом с собой и закрыл глаза. Когда-то он казался Мидориме похожим на фарфоровую куклу, но чем человечнее становились его повадки, тем слабее становилось это ощущение, пока совсем не исчезло.
Результаты тестирования будут анализировать и обсуждать, но Мидорима заранее знал, каким будет решение. В конце концов, последнее слово оставалось за ним, а сейчас он убежден, что стадию подготовки можно считать завершенной.
В лаборатории была еще одна комната. Значительно меньше той, где проводились тесты, и свет в ней не такой яркий. Голоса коллег замерли, когда Мидорима закрыл за собой дверь. Сейджуро еще не проснулся. Мидорима отодвинул ширму, сел в изножье кровати, осторожно, чтобы не потревожить Сейджуро и не сместить случайно электроды, наложенные по всему телу. Прозрачный козырек шлема прикрывал его глаза, загораживая от мира половину лица. На экранах бежали матрицы цифр, и Мидориму злило, что вся жизнедеятельность Сейджуро оказывается на виду.
Через минуту он, наконец, проснулся. Сонно поморгал и сел на кровати, не обращая внимания на падающие электроды. Если бы он мог снять шлем без посторонней помощи, то давно бы выбросил и его тоже. Вместо этого он откинул забрало и наградил Мидориму приветственной улыбкой.
— Здравствуй, Акаши. Как ты себя чувствуешь?
Мидорима спрашивал это каждый день. Каждый день, с тех пор, как Сейджуро пришел к нему полтора года назад и сказал, что хочет воспользоваться услугами клиники.
Мидорима служил в изящном здании в виде полусферы, которое имело очень длинное название и процветало на частных вложениях. Кто-то когда-то в шутку обозвал клинику Куполом, но слово прижилось, и с тех пор редко кто называл ее как-то иначе. Это была одна из пяти клиник в мире, в которой создавали искусственные органы и части тела. Ее клиентами становились люди, потерявшие руку или ногу, те, кому отказали почки или сердце, люди с пораженной нервной системой, люди со смертельными болезнями, и здесь все они получали шанс на вторую жизнь.
Только Сейджуро хотел большего, чем просто искусственная почка или новый позвоночник. Практически полная замена биологических органов на механические — самая дорогостоящая и фантастически сложная процедура, но в Куполе такое было возможно.
Мысленно возвращаясь в тот день, Мидорима отмечал, что Сейджуро не признался, что его подвело собственное тело. Он просто поставил его перед фактом спокойно и уверенно, ни секунды не сомневаясь, какой ответ даст Мидорима. Насколько же он верил в него, чтобы передать себя в его руки с таким непоколебимым спокойствием?
Сейджуро прищурился, растянул губы в безмятежной улыбке, становясь похожим на статую Будды. Мидориму посетило чувство дежавю — он уже видел эту улыбку сегодня.
— Неплохо, — ответил Сейджуро. Ржавая радужка сжалась вокруг зрачка, и у Мидоримы мелькнула мысль, что его глаза тускнеют день ото дня. — Мне не составляет труда управлять этим телом.
Сейджуро сидел прямо, казался собранным и спокойным. Обычно людям требуется время, чтобы прийти в себя, заново свыкнуться со своим собственным телом. Будучи интерном, Мидорима просмотрел немало записей, где пациенты по завершению тестирований впадали в ступор или начинали рыдать. Почувствовать себя полноценным человеком на недолгое время, а потом снова очнуться на больничной койке, обнаружить у себя искусственные конечности или вернуться в ад каждодневной боли — не каждый способен выдержать такой удар. Если бы Мидорима не знал Сейджуро достаточно хорошо, он бы решил, что его абсолютно не угнетает собственное состояние. Он редко видел людей, настолько несгибаемых в своей болезни, и гордость, с которой Сейджуро нес свое бремя, не переставала его удивлять.
— Замечательно, — сказал Мидорима. Хотелось взять в руку ладонь Сейджуро и сжать, но он не спешил — у них еще будет время на прикосновения. — Я думаю, это последний тест. Не вижу смысла откладывать операцию.
— Я готов, — сразу ответил Сейджуро.
Он уже давно готов, готов с тех пор, как впервые увидел свое новое тело. Мидорима сам делал чертежи и контролировал процесс сборки. Целых четыре месяца он работал беспрерывно, отвлекшись только на новый год и день рождения сестры, чтобы уложиться в сроки. Тело для Сейджуро было готово, и оно было прекрасно — места спаев на клонированной коже просматривались только под лупой. С головы до ног точная копия Сейджуро до болезни, а все остальное должны сделать инженеры и нейрохирурги.
Мидорима отсоединил головные электроды, снял с Сейджуро шлем и отвернулся, делая вид, что копается в проводах. Из-за тестирований волосы Сейджуро пришлось остричь, и когда это ничего не скрывает, у него тяжелеет взгляд. Мидориме хотелось назвать его по имени, так, как он называл его в своих мыслях, но вместо этого он быстро прижался губами к холодному чистому лбу и сказал:
— Отдохни, Акаши. — Его голос был спокойным и мягким. — Мне нужно идти. Я зайду ближе к вечеру.
В смотровой никого не оказалось, все разошлись на перерыв. Мидорима сел за приборную доску, нашел в архиве запись сегодняшнего тестирования. Рука замерла над кнопкой «воспроизвести». Подумав, он все-таки нажал ее, вдел наушник и позволил звукам течь в самую душу.
***
В первый раз он увидел Сейджуро на концерте.
Они с сестрой сидели на первых рядах в середине зала и ждали, когда на сцену выйдут музыканты и займут свои места. Включенная голограмма транслировала огромный концертный зал под старину — от обилия алого и золотого слезились глаза. Только инструменты, расставленные на сцене, не были фальшивкой, в отличие от всего остального. Мидорима смотрел на рояль, накрытый чехлом в углу, и гадал, каковы клавиши на ощупь.
Он тогда начал практику в Куполе и зарабатывал лучше многих своих сверстников, но даже так билеты обошлись ему в месячное жалование. Симфоническая музыка теперь доступна очень немногим.
Мидорима сразу выделил его среди остальных музыкантов. Ведущая скрипка, место слева от дирижера, строгая маска лица. Дело было даже не в том, что он выглядел довольно необычно для этого места — таких ярких волос Мидорима не видел раньше никогда — но взгляд упрямо прикипал к этому человеку, даже если намеренно отводить глаза. Он неподвижно смотрел перед собой и казался пугающим в своей серьезности. Еще во время третьего звонка Мидорима лениво размышлял о том, что следовало не слушать сестру и потратить деньги на что-нибудь более полезное. Он всегда скептически относился к музыке, как к чему-то, что действует на примитивные эмоции, но иногда все-таки приходилось делать исключения.
Он смутно помнил программу. Места зарезервировали за два месяца до концерта, а потом он замотался и даже не вспомнил, что они идут на Сен-Санса. Какого черта, думал он, узнав «Пляску смерти». Как складная фигура в книжке с объемными картинками развернулась главная тема, и Мидорима забыл, что ему не нравились произведения, в которых солировала скрипка. Он взглянул на сестру и увидел, как загораются ее глаза. Первый скрипач непозволительно тянул звуки, умудряясь при этом не выбиваться из заданного ритма, и почти не смотрел в партитуру. Удивительно, как весь оркестр подстраивался под его игру. Это было немыслимо, грубо и переворачивало с ног на голову все традиции, но мелодия только выигрывала. Смычок плавно и легко двигался по струнам, а Мидорима стискивал резные подлокотники. Внутри вскипало раздражение, хотелось закрыть уши ладонями, но он не мог. Слишком поздно, музыка уже успела его околдовать. Сердце у него просто заходилось.
Некоторое время спустя Мидорима сидел за домашним пианино и размышлял, почему настолько своеобразная манера игры так идеально вписалась в академический оркестр, но не мог найти ответ. Нужно быть либо очень смелым, либо сумасшедшим, чтобы решиться на такой эксперимент. Мидорима бы никогда не пошел на такое.
Сестренка стояла в дверях с большим красным яблоком в руке и хихикала.
— Что смешного, Чие? — Мидорима поправил визор, делая вид, что ищет в Сети нотные тетради. Он не заметил, как она вошла.
Чие прошла в музыкальную комнату, облокотилась о крышку пианино.
— Вижу, тот вечер все не выходит у тебя из головы, — сказала она и вгрызлась в яблоко. — Давно не видела тебя за инструментом.
— Не хочу терять навык, — объяснил Мидорима, надеясь, что сестра не станет его дразнить. Она наверняка все поняла, ведь он редко садился играть ради собственного удовольствия. Да что там, он играть-то научился только потому, что это умение считалось престижным.
— Ну-ну, — Чие хитро усмехнулась, постучала себя пальцем по виску, как по невидимым очкам. — То-то ты все время подвисаешь. На что ты там смотришь, м?
Мидорима почувствовал, что мучительно краснеет. В семье привыкли, что он не снимает визор для быстрого доступа к Сети, по своей форме он ничем не отличался от обычных очков, но в последние дни его использовали не по назначению. Одна фотография отображалась в фоновом режиме, и Мидорима то и дело отвлекался на нее.
На снимке странный музыкант улыбался мягко и расслабленно. Та жесткость, которая сковывала его черты во время игры, полностью сошла с его лица, сделав его другим человеком. Мидорима сфотографировал его, когда зал взорвался овациями, и музыканты встали со своих мест. Машинально коснулся визора, украв момент. Конечно, каждый раз он натыкался на эту фотографию случайно. Точнее, старался убедить себя в этом. Но внимательная сестра в два счета вывела его на чистую воду.
— Иногда ты меня пугаешь, — сказал Мидорима и поднял визор на лоб, потер веки подушечками пальцев, пытаясь рукой скрыть улыбку.
Чие рассмеялась.
— Сыграй мне что-нибудь, — попросила она, усевшись на стул за его спиной.
О том, что странного музыканта зовут Акаши Сейджуро и он наследник влиятельной японской корпорации, Мидорима узнал намного позднее.
Их вторая встреча состоялась на благотворительном банкете. И снова Мидорима пришел не по собственной воле, а по просьбе отца — его клиника недавно стала частью Купола, и он хотел представить его своим партнерам.
— Вы примерно одного возраста с моим сыном, — вдруг сказал один из мужчин. Он выглядел очень серьезным и усталым. Все повернулись к нему, ожидая, что он еще что-то скажет, но мужчина замолчал. Он неотрывно смотрел на Мидориму, и от его тяжелого взгляда по затылку пробегал холодок.
— Я слышал, он великолепно играет на скрипке, — сказал отец, желая разбить неловкость. Взгляд мужчины переменил выражение — теперь он был преисполнен гордостью.
— Сейджуро собирается стать дирижером. — Он медленно моргнул и посмотрел на часы. — Впрочем, не будем забегать вперед. Скоро его выступление, вы сами увидите, как он играет.
— Жду с нетерпением, — подумал Мидорима и запоздало понял, что сказал это вслух.
Отец беззлобно рассмеялся, а его партнеры заулыбались, даже у строгого мужчины дрогнули уголки губ. Мидорима откланялся и сбежал от них в другой зал.
На веранде оказалось немноголюдно, веял свежий ветер и в воздухе пахло цветами. Из окон открывался вид на английский сад и большой фонтан, подсвеченный холодным неоновым светом. Мидорима обрадовался, что наконец-то остался один, но занавеска с шуршанием отодвинулась и на веранду вышел тот самый музыкант. Мидорима обмер, не веря в настолько удачное совпадение.
— Надеюсь, я вас не потревожу? — тоном, заранее утверждающим положительный ответ, спросил музыкант. Вблизи его лицо оказалось еще красивее, разве что кожа была чересчур бледной. Он создавал впечатление уверенного в себе человека.
— Кто вы? — спросил Мидорима и тут же об этом пожалел: прозвучало не слишком вежливо.
Он прошел через веранду, встал по правое плечо и оперся о перила спиной.
— Акаши Сейджуро, — музыкант слегка наклонил голову. Мидорима почувствовал, как его оценивают. — Хотя вам уже известно мое имя. Скажите, отец вас не смутил? Иногда он бывает чересчур прямолинейным.
Мидорима поджал губы, поправил сползший с носа визор. Он представить себе не мог, что незнакомый человек сможет его так смутить.
— Не знал, что люди вроде Акаши Масаоми посещают подобные мероприятия, — сказал он невпопад. Сейджуро отклонился на вытянутых руках, вдохнул пропахший искусственной свежестью воздух.
— Видите ли, по определенной причине ему чрезвычайно интересна тема имплантации органов. Даже у таких людей, как он, случаются благородные порывы, так почему бы не направить их в правильное русло? Например, вложиться в Купол.
— Это глупый вопрос, — признал Мидорима и почувствовал еще большую неловкость. Он выбрал не лучшую тему для разговора. Он вообще не надеялся увидеть Сейджуро вживую, тем более в такой неформальной обстановке, и просто-напросто растерялся.
— Кстати, вы знали, что это все, — Сейджуро махнул рукой в сторону сада, — не голограмма? Я слышал, хозяин дома поклонник всего викторианского.
— Я был на вашем концерте. Вы ужасны, — выпалил Мидорима, и уставился в пол. — Вам доверили главную партию, а вы над ней жестоко надругались. На месте руководителя оркестра я бы прогнал вас взашей. Но, черт возьми, — он сжал перила вспотевшими руками, — я восхищен, как не был восхищен никогда в жизни. И я не знаю, как вам это удалось.
Он ждал реакции, но Сейджуро молчал. Тогда Мидорима рискнул поднять глаза и увидел, что он улыбается. Это была не механическая улыбка, которую он дарил залу во время поклона. И не та, которую Мидорима видел на фотографиях, когда искал Сейджуро в Сети. Лицо перестало быть бледной маской, взгляд ожил и потеплел.
— Спасибо, — сказал через некоторое время Сейджуро. — Признаться честно, мне впервые говорят, что моя игра ужасна.
Он улыбнулся еще шире, и Мидорима понял вдруг, что он тоже смущен — щеки у него едва заметно алели. Интересно, он знает, что совершенно очарователен?
— Извините, просто я подумал, что это мой единственный шанс сказать вам об этом, — пробурчал Мидорима, злясь на самого себя. Ему будто снова стало пятнадцать: вернулась подростковая неуклюжесть, и он снова забыл, как общаться с людьми.
— Я не обижаюсь. Мне нравится ваша честность, — Сейджуро добил его окончательно.
Несколько секунд Мидорима боролся с желанием перемахнуть через перила и убежать или попросить Сейджуро дать ему пару уроков музыки. Он решил в пользу второго и уже открыл рот, чтобы высказать просьбу, но занавеска отодвинулась, и чей-то голос сказал четко и требовательно:
— Акаши-сама, время.
Сейджуро напряг брови, губы вновь застыли в нейтральной улыбке. Мидорима оглянулся на чужака, не скрывая недовольства. Волшебство разрушилось, и Сейджуро повернулся к нему спиной.
Только когда он ушел, Мидорима вспомнил, что забыл представиться. Догонять его глупо — Мидорима не хотел навязываться. Он с трудом выждал пять минут и вернулся в зал.
В рамках банкета Сейджуро давал бесплатное выступление. Он уже стоял на импровизированной сцене у рояля и держал смычок наготове, собираясь вступить. Пианист кивнул, и они начали вместе. Мидорима стоял позади всех и хорошо видел сцену — с его ростом это не было проблемой.
Он бы решил, что Сейджуро над ним издевался, опять выбрав произведение Сен-Санса, не познакомься они меньше часа назад. Его игра по-прежнему раздражала, но, несмотря на это, Мидорима слушал печальные переливы, те самые, что он много месяцев спустя повторит на тестировании, сжимал кулаки и понимал, что глупо и совершенно безнадежно влюблен.
А еще через несколько дней Сейджуро сам нашел его в Куполе.
***
Вопрос по поводу Акаши Сейджуро совет врачей решил положительно. Ивамото светился, указывая на голограмму томографии, и упомянул идеальную синхронизацию трижды за доклад. Мидорима выступил до него, сухо отчитался о состоянии реципиентного тела и вернулся на свое место. Голос у него не дрожал, легкое волнение, свойственное для таких моментов, притупилось. Он был уверен в себе, в Сейджуро он не сомневался никогда в жизни. К концу конференции он даже сумел заскучать и отвлекся на посторонние мысли. Он ждал голосования с затаенной радостью.
Операцию назначили на следующей неделе.
— Уэно-сенсей настоял, чтобы я участвовал, — сказал Мидорима на следующее утро. Сейджуро потянулся к нему и потер между бровями холодными пальцами. С его глаз еще не сошла поволока сна, и это придавало его лицу какую-то особую нежность. В последнее время он много спал.
— Перестань хмуриться, — мягко попросил Сейджуро. — Мой отец хочет, чтобы ты за всем проследил.
Мидорима нахмурился еще сильнее, и Сейджуро дал ему наставительный щелбан.
— Ты говорил с ним? — вздрогнув, спросил он. Место между бровями обожгло короткой болью.
— Разумеется. Я убедил его, что волноваться не о чем.
—Ты ведь знаешь, что мое присутствие необязательно. Потом… — Мидорима поискал слово и не нашел нужного, — после пересадки, я, может быть, понадоблюсь. Но я не хирург.
— До тебя все еще тяжело доходят некоторые вещи, Шинтаро, — на губах Сейджуро играла усмешка. Мидорима так давно ее не видел. — Если Уэно сказал, что ты должен присутствовать, значит, ты нужен.
Мидорима цокнул и зарылся пальцами в волосы.
— Ты безжалостен, Акаши. Ты представляешь, каково мне будет?
Сейджуро откинулся на подушки, подтянул ноги и спрятал руки между коленями. Его улыбка погасла.
— Прости меня. — Он помолчал, а потом, подумав, добавил: — Если хочешь, можешь считать это моим последним желанием.
— Что ты хочешь этим сказать? — Мидорима сорвал с лица визор и бросил на кровать. Извиняющийся Сейджуро пугал его до чертиков.
— Тебе покажется странным, Шинтаро, но мне нравится, что ты продолжаешь бороться со мной, пытаешься доказать, что мне далеко до сверхчеловека. — Сейджуро комкал одеяло руками. — Я слишком устал скрывать свои слабости и больше не буду пытаться. Видишь ли, мне будет немного легче, если ты там будешь. Я уверен, что у тебя получится вытерпеть.
Мидорима фыркнул, скрестил руки на груди. Сейджуро редко говорил так много слов сразу, тем более таких откровенных. Мидорима прошелся взад-вперед, обдумывая ответ.
— Ладно, — он успокоился и сел рядом с Сейджуро. От процедурных ламп на щеках у него выступали веснушки, которые удивительно ему шли. — Если ты хочешь, я проведу с тобой имплантацию, но ты будешь мне должен.
— Все, что угодно, — пообещал Сейджуро. Выпустил одеяло из рук, взял лицо Мидоримы в ладони и поцеловал в лоб. — Я очень быстро встану на ноги, вот увидишь.
Возвращенная ласка обезоружила Мидориму, оставила его счастливым и беспомощным. Визор, которым он прикрывался, как щитом, издевательски блестел на одеяле. Больше не хотелось сопротивляться. Он будет рядом с ним до конца, хочет этого сам Сейджуро или его отец — Мидорима согласен на все.
В палату постучались. В дверь просунулась любопытная голова инженера, и Мидорима кое-как успел вернуть своему лицу обыкновенное выражение. Ну почему им все время мешали?
— Можно вас, сенсей? — покосившись зачем-то на Сейджуро, спросил он.
Еще много дел предстояло, а помощники, как на зло, не могли обойтись без него. Мидорима отвесил вежливый поклон и вышел. За шелестом дверей он услышал тихий смешок.
Сейджуро, конечно, заметил, что он прячет глаза и старательно смотрит впереди себя.
Большинство людей считало Мидориму совершенно невыносимым, и только Сейджуро находил его поведение забавным. Он любил над ним подшучивать, чем вызывал у Мидоримы еще большее негодование. Плохо, но он не мог ему ответить.
Мидорима прощал. Редкое проявление чувства юмора, этот смех украдкой были всего лишь признаками неравнодушия к нему. И это делало Мидориму невероятно счастливым и несчастным одновременно.
***
Мидорима знал все о предстоявшей операции и понимал волнение Сейджуро как никто другой.
Сначала его положат на операционный стол и вскроют черепную коробку. Подсоединят к мозгу — теперь уже напрямую — электроды, и нейрохирурги начнут свою работу. Они обовьют его кружевом тончайшей проволоки, и ни один сигнал не пропадет впустую. Когда мозг будет полностью подключен к новому телу, связь с позвонком аккуратно отсекут, и все, что составляло личность Сейджуро, его воспоминания, чувства, мысли и привычки, будет перенесено в эту безупречную, лишь иногда оживавшую куклу, и Мидорима навсегда потеряет свою власть. Он сделал все, чтобы это тело двигалось, реагировало так, как двигался и реагировал Сейджуро, но после перенесения сознания он уже не сможет им управлять. На протяжении всей операции Сейджуро должен находиться в сознании, так что он имел все основания потребовать присутствия главного биомеханика, даже если хотел просто убедиться, что все работает как надо.
До Сейджуро Мидорима никогда не создавал искусственных тел. Свое первое изобретение он придумал и запатентовал еще на третьем курсе университета, и это был искусственный сустав. В Куполе ценили его способности и держали на хорошем счету. Протезы, созданные им, выглядели как настоящие части тела и безупречно работали, он стал известен в узких кругах и оправдал надежды родителей. Среди коллег Мидорима прослыл ученым-фанатиком, имел тяжелый нрав, не уживался с ассистентами и частенько ночевал в лаборатории. Идею киборгизации человека он отстаивал всеми правдами и неправдами, стремился узнавать о подобных проектах из первых уст и разрабатывал свои. Конечно, он осознавал, что любая операция сопряжена с риском, возможность синхронизации сознания с телом и вовсе составляла пятьдесят процентов, но даже одна попытка могла спасти чью-то жизнь.
И все же он оказался не готов, когда возможность заняться интересным делом наконец представилась.
***
В отличие от предыдущих двух, третья встреча с Сейджуро не была случайной. Он пришел в сопровождении Куроко, остановил Мидориму по дороге в кабинет хирурга. Попросил прощения так, будто имел полное право отрывать его от дел. Он изменился: волосы стали короче, взгляд холоднее, он держал голову высоко поднятой и умудрялся смотреть свысока, будучи намного ниже Мидоримы. Он был самоуверенным и гордым. Странно, что Мидорима раньше этого не заметил. Он подумал — может, Сейджуро становится другим в присутствии посторонних? Он скосил взгляд на Куроко, но его вечно спокойное детское лицо ничего не выражало.
— Вас, наверное, интересует, что я здесь делаю, — Сейджуро нарушил молчание первым. — Мне нужно пройти обследование.
Хочет улучшить слуховые органы, чтобы улавливать тончайшие изменения звука, мысленно предположил Мидорима. Или заменить суставы в пальцах, чтобы не уставали. Среди богатых подобные модификации были в моде, вполне возможно, что он просто не знал, куда пристроить лишние деньги.
— В прошлом году мне заменили пищеварительную систему, но это не помогло, — добавил Сейджуро устало.
Сразу несколько вопросов созрело у Мидоримы в голове, но он не знал, с какого начать. Почему он сказал об этом, будто имел в виду какую-то банальность вроде таблеток от бессонницы? Почему он ничего не знал об этой операции, ведь он изучил все процедуры по замене органов, которые провели в Куполе за последние пять лет? И наконец — чем именно болен Сейджуро и что он собирается делать?
— Вы знакомы? — зачем-то спросил Мидорима, поймав на себе внимательный взгляд Куроко.
— Да, мы учились вместе. Извините, я пойду, — Куроко коротко откланялся.
— Тецуя помог мне однажды, — объяснил Сейджуро, провожая его глазами. Мидориме не понравилась фамильярность, с которой он назвал Куроко по имени, и это, вероятно, тут же отразилось на его лице, потому что Сейджуро покачал головой и быстро уточнил: — Не волнуйтесь, наши встречи ограничиваются беседой на разные темы. Он хороший специалист.
Последнее говорить было вовсе необязательно, потому что в Куполе по умолчанию не держали плохих врачей. Скорее всего, Сейджуро хотел намекнуть таким образом, что у него проблемы с психическим здоровьем. Но зачем? Проверял реакцию Мидоримы? Ожидал, что его отношение переменится, когда он узнает, что с ним что-то не так?
— Я понимаю, — Мидорима дернулся — прозвучало невпопад, но Сейджуро все понял.
— Очень рад. — Он слегка наклонил голову вбок и улыбнулся.
Мидорима хотел последовать примеру Куроко и исчезнуть между гуляющими по коридору пациентами, но Сейджуро настойчиво схватил его за рукав и не отпустил, даже когда Мидорима посмотрел на него с удивлением.
— Почему вы сбегаете? — Крылья носа чуть дрогнули и расслабились — он слегка волновался. А может ему просто не хватало воздуха. Мидориме стало стыдно за свою трусость. Показалось, что стены давят на него, но он не отошел от Сейджуро и не сделал попыток вырвать рукав.
— Извините. Это что-то срочное? Я немного занят, — Мидорима чуть не ударил себя по лбу: что он несет?
Сейджуро продолжал держать руку Мидоримы на весу. Глаза не отражали его мыслей, невозможно понять, о чем он в данный момент думает, но Мидорима почувствовал, что он расстроился.
— Давайте увидимся позже, если вы не против. Я слышал, вы играете на пианино. Могу составить вам компанию.
— Это предложение, от которого я не могу отказаться. Откуда вы узнали?
Сейджуро рассмеялся. Будто под сурдинку — прикрыв губы ладонью и зажмурившись. Голоса не было слышно, но трясся он заметно. Это сбавило ему сразу десяток лет, а Мидорима словно нырнул головой в кипяток.
— Что смешного? — задыхаясь от возмущения, спросил Мидорима.
— Извините, — сдавленно произнес Сейджуро, вытирая слезинки. — Я видел, как вы смотрели на меня тогда на благотворительном концерте и подумал, что это подействует.
— Зачем я вам нужен? — Мидориме уже было плевать, что он потерял контроль над лицом и, кажется, был весь красный. — Разве вы пришли сюда не за новыми органами?
— Вы правы, — он прикрыл веки. Свет падал на его лицо, высвечивая насквозь длинные редкие ресницы. — Но я предпочел бы забыть на время, что вы доктор. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я хочу вас использовать.
Мидорима помолчал, пытаясь размышлять здраво, и бросил это бессмысленное занятие — Сейджуро умел быть напористым, а Мидорима уступал без борьбы.
— Хорошо. Я буду свободен завтра после шести.
— Я зайду за вами, — Сейджуро перехватил руку Мидоримы и сжал.
— И все-таки, для чего я вам понадобился? — изо всех сил стараясь выглядеть равнодушным, спросил Мидорима, когда они расцепили ладони.
— Вы кажетесь мне интересным, — Сейджуро улыбнулся и пошел вдоль по коридору.
Мидорима смотрел ему вслед без единой мысли в голове.
***
Новый Сейджуро лежал в своей капсуле — красивый и молчаливый, как статуя, выставленная на всеобщее обозрение. Гроб из пластмассы и металла обеспечивал ему нужную температуру, много кислорода и защищал от внешнего мира, как яичная скорлупа. Вытянутые вдоль тела руки лежали ладонями вверх, щеки раскраснелись, а на губах застыла умиротворенная и чуть ехидная улыбка, какая бывает у детей, притворяющихся спящими.
Мидорима почти ненавидел эту улыбку. Мозговая деятельность, которую выдавал энцефалограф, напоминала состояние человека в коме.
— Полагаю, все, — вздохнул Ивамото, снимая маску. Кивнул коллегам, окинул равнодушным взглядом белую фигуру на столе и начал снимать скользкие перчатки.
Старый Сейджуро лежал, скорбно поджав губы, будто в молчаливом упреке. Верхнюю часть лица закрывал неработающий шлем. Болезнь шаг за шагом захватывала тело, и оно рано отслужило свое. Мидориме не было его жаль, ведь теперь это всего лишь пустая оболочка — куколка, которая должна дать рождение чему-то более прекрасному.
— Может, стоит еще как-нибудь на него воздействовать? — нерешительно предложил Мидорима.
— Пока мы не сможем добиться большего. — Ивамото потер веки согнутым запястьем. Глаза у него были добрые и красные от усталости. — Не торопись, результаты не появятся так сразу.
Дай ему время, еще рано делать выводы, убеждал себя Мидорима. Пациенты очень редко приходят в сознание сразу после операции, то, что имплантация прошла без проблем уже можно считать достижением. Конечно, была вероятность, что мозг не приживется, и что этот Сейджуро будет существенно отличаться от Сейджуро, каким знал его Мидорима, но он гнал эти мысли из головы и изо всех сил надеялся, что его опасения напрасны.
И все же его так и подмывало схватить Ивамото за грудки, хорошенько встряхнуть и заставить ответить — что же, черт возьми, он сделал не так? Почему Сейджуро не просыпается?
Жизнь в механическом теле функционировала прекрасно, кровезаменитель циркулировал по искусственным венам, согревая кожу изнутри. Но шли дни, Сейджуро хранил молчание и оставался все таким же безмятежным. Мидорима в какой-то мере ему завидовал — он очень хотел быть таким же спокойным. Отторжения не происходило, Сейджуро неподвижно лежал в капсуле и ни на что не реагировал.
Мидорима не мог ошибиться. Акаши Сейджуро был самым лучшим его изобретением.
Прошла еще неделя, а результатов все не было. Ассистенты шарахались от Мидоримы и старались пореже попадаться ему на глаза. Он с головой ушел в исследования. Уэно-сенсей завел разговор об отпуске, но Мидорима пригрозил, что уволится, если он станет на него давить. Когда разум мутился, и от усталости переставала работать голова, Мидорима шел в исследовательский корпус и неотрывно смотрел на капсулу с Сейджуро, пока глаза не начинали застилать слезы.
Утром, в которое Мидорима опоздал на работу и четвертый раз подряд забыл про обязательные гигиенические процедуры в начале дня, Куроко мягко взял его за локоть и отвел в свой кабинет. Хватка у него оказалась крепкая — даже двухметрового сопротивляющегося мужчину он с легкостью усадил на мягкий диванчик.
— Тебе нужен отдых, Мидорима-кун, — сказал он, глядя большими немигающими глазами, которые видели насквозь.
Мидорима мгновенно вспомнил, что раздражало его в Куроко сильнее всего. Привычка лезть не в свои дела. Говорить так, будто он лучше всех знает, что тебе нужно.
Он попытался отделаться от него, уверял, что прекрасно себя чувствует, вовремя питается и хорошо спит, но Куроко в два счета вывел его на чистую воду. Он не задавал вопросов, на которые Мидориме не хотелось отвечать. Всего лишь поинтересовался, когда в последний раз он ходил куда-то кроме Купола, и смотрел долго и укоризненно. Он умел делать свое лицо выразительным, когда ему было выгодно.
— Куроко, — уронив голову на сложенные ладони, наконец, сказал Мидорима. — Как ты думаешь, почему он не приходит в сознание?
— Я не знаю, — честно ответил Куроко. — Я говорил с Акаши-куном накануне. Он не волновался, говорил уверенно, ничего странного я не заметил. Правда, мне показалось, что он готов к любому исходу…
Мидорима зажмурился до цветных пятен перед глазами. Сейджуро рассказывал, что благодаря Куроко у него получилось склеить свою душу по частям. Он мог скрыть свои мысли от Мидоримы, но от Куроко он не мог скрыть ничего.
— Как я могу помочь тебе? — в ровном голосе Куроко послышалась участливость.
— Скажи мне правду. Он хотел жить?
— Без сомнений. Акаши-кун может причинять боль, даже если сам того не хочет, но он никогда бы не поступил так с тобой.
Куроко сказал это сразу, не раздумывая над ответом. Мидорима должен был почувствовать, как груз на плечах ослабевает, и как крепнет с каждым днем таявшая надежда, но ничего не произошло. Только глухое раздражение перешло в неизбывную тоску.
— Спасибо.
От Куроко он вышел с баночкой безвредных препаратов, помогающих спать, и ощущением, что он упустил из вида что-то важное. И все же ему стало немного спокойнее — самую тревожную догадку можно исключить.
***
С Сейджуро было тяжело. Мидорима постоянно ловил себя на том, что ему не хватает образования, ума, таланта, наконец, харизмы, чтобы быть равным с Сейджуро. Он оказался совершенно удивительным, настолько, что с трудом верилось, что он — настоящий. Таких идеальных людей не могло существовать в природе.
Мидорима быстро убедился, что это вовсе не так. У Сейджуро были напряженные отношения с отцом, и только в последние годы они стали смягчаться. Его мать умерла от той же болезни, которой теперь болел он, и отец, возможно, винил во всем себя. Мидорима понял также, что на Сейджуро с детства взваливали больше, чем он мог понести, но он не держал зла на отца, хотя последствия его жесткого воспитания до сих пор мешали ему жить.
Все это Мидорима узнал далеко не сразу. Сейджуро допускал его в свою жизнь ровно настолько, сколько считал нужным, и его доверие нужно было заслужить.
Сейджуро выполнил свое обещание и пришел за ним в тот вечер. Они уединились в музыкальной комнате особняка Акаши, поразившего Мидориму своими размерами. Полное отсутствие голограмм, японский сад, мебель из настоящего дерева. Увешенные портретами представителей рода стены. Казалось, дом навсегда застрял где-то на исходе двадцатого века, но впечатление было обманчивым. По современности он уступал разве что Куполу.
Мидорима не помнил, что он сыграл тогда, слишком нервничал — они остались только вдвоем, Сейджуро сидел рядом, и все это слишком походило на свидание. Он с затаенным дыханием снял пальцы с клавиш и стал ждать приговора.
Он неплохо играл, но ни выразительностью, ни оригинальностью не отличался. По сравнению с Сейджуро музыкант он был, мягко говоря, невыдающимся.
Но Сейджуро не высказал мыслей об его игре. Он сказал:
— Пожалуйста, сыграй «Затонувший собор», — и полностью обескуражил Мидориму. Он что, настолько безнадежен?
Мидориму взяла злость, но он справился с собой, расслабил лицо и руки.
— Нет, — отказался он.
Сейджуро встал, пожал плечами и предложил, как ни в чем не бывало:
— Тогда как насчет сеги?
Много месяцев спустя Мидорима понял, что Сейджуро просто подобрал произведение, которое больше всего идет к его манере исполнения. Впоследствии он жалел, что так и не сыграл для него сочинение Дебюсси, которого не любил, но которого так любил Сейджуро. Они не обсуждали разницу между их способностями, но Мидорима начал уделять больше времени занятиям музыкой, желая хоть немного приблизиться к Сейджуро.
Это был не последний раз, когда они виделись наедине. Сейджуро приходил за ним снова и снова, хотя его мотивы до сих пор оставались для Мидоримы не ясны. Было ли это чистое любопытство, или симпатия, возникшая на пустом месте, Мидорима не понимал довольно долго. До него и вправду тяжело доходили некоторые вещи. Сейджуро мог позаниматься с любым из профессиональных музыкантов, но выбрал почему-то именно его. Он не понимал этого до тех пор, пока во время игры в четыре руки Сейджуро не оборвал партию на середине и не поцеловал Мидориму в губы.
Несколько секунд он продолжал механически нажимать клавиши, когда Сейджуро осторожно снял с него визор, не давая отстраниться. Мидорима и не собирался — он ответил со всей готовностью, и та робость, которая овладевала им всегда, если рядом был Сейджуро, неожиданно исчезла.
Бог знает, сколько времени продолжался поцелуй. У Мидоримы одеревенела шея, изрядно сбилось дыхание, и разболелась голова от напряжения, но он не мог перестать сминать губы Сейджуро, гладить по линии челюсти, чувствовать на шее теплые руки и снова целовать.
— Зачем? — выдохнул Мидорима. Сейджуро терся щекой, носом, и не хотел отодвигаться.
— Какой же ты чудной, — с закрытыми глазами говорил Сейджуро. — Слишком много и не о том думаешь. Всегда такой напряженный, будто чего-то боишься. Расслабься уже, Шинтаро. Мне так спокойно с тобой.
Мидорима последовал его совету. Опустил плечи и накрыл губами улыбающийся рот.
Чем больше Мидорима узнавал Сейджуро, тем сильнее он ему нравился. Он действительно много знал, был интересным собеседником, не тратил слов понапрасну и не лез в личное пространство. Музыка в его исполнении по-прежнему удивляла, и через некоторое время Мидорима понял, что крепко к нему привязан.
«Пляска смерти» была первым и последним произведением, которое Мидорима услышал до того, как Сейджуро госпитализировали. Мидорима наблюдал из зала, но даже издалека видел, что Сейджуро побелел, как полотно, глаза остановились, и губы оставались плотно сжатыми до конца выступления. Он не вышел поклониться второй раз, упав, едва зайдя за сцену. Мидорима был удивлен, как он сумел сыграть до конца — на этой стадии боли становились невыносимыми.
Сейджуро должен жить. Колесу Сансары еще не время совершать оборот. Мидорима не сомневался, прежде чем дать ответ на предложение Уэно. Он чувствовал, что сможет повторить тело Сейджуро до последнего дюйма, и что оно будет работать. В конце концов, Мидорима не один. Ему помогали ассистенты, Ивамото, Куроко, инженер, чье имя он так и не запомнил, братья-биомеханики Мияджи и, конечно же, Сейджуро.
У них просто не могло не получиться.
***
Такао ерзал на месте, вертелся угрем и все пытался заглянуть в глаза. Мидорима взял его под челюсть, заставляя откинуть голову, и ощупал шею. Имплантат почти не чувствовался под кожей, швы зажили и зарубцевались. Мидорима щелкнул по дужке визора, переключив его в режим сканера.
— Что у тебя случилось, Шин-чан? — все-таки не выдержал Такао.
А Мидорима все ждал, насколько его хватит.
— Все в порядке. Я бы советовал держать горло в тепле, тебе надо беречь связки.
— Ты не ответил, Шин-чан! — Такао спрыгнул с кресла для осмотра и замотал обратно свой длинный шарф. Мидорима отвернулся, чтобы занести данные в терминал, но Такао встал над душой и толкнул его локтем. Мидорима не глядя мог сказать, что он ухмыльнулся своей фирменной улыбкой «даже не пробуй отвертеться». — Ты себя в зеркале видел? Выглядишь так, будто тобой овладели злые духи. Это все из-за него, да? Из-за того проекта?
Мидорима тяжело вздохнул. Он не умел контролировать лицо так же хорошо, как Сейджуро, а Такао был догадливым. Мидорима почувствовал неясный стыд. Слишком много людей пеклось о его душевном равновесии.
Такао попал к нему после аварии. Слетел с ховербайка на полной скорости и остался жив. Врачи говорили — родился в рубашке, отделался легким сотрясением и вывихом плеча. Но при падении странным образом повредилась гортань, и голос пропал. В Куполе он получил новые голосовые связки, окрестил Мидориму Шин-чаном и сделался его лучшим другом. Не то чтобы у Мидоримы был выбор. Такао принадлежал к той категории людей, которым не нужно особое разрешение. Иногда Мидорима сам удивлялся, как терпел его бесцеремонное вторжение в свою жизнь. Наверное, просто смирился.
— Ладно, — Мидорима пожал плечами, решив, что врать Такао бесполезно. Нужно было еще кое-что проверить, и он потянулся за инструментами. — Ты все правильно понял. Вывел меня на чистую воду. Доволен?
— И как давно это длится? — сказал Такао в подставленный микрофон.
Мидорима моргнул — из-за волн в визоре рябило в глазах. Помехи очень незначительные, человеческий слух не улавливал шумы в голосе.
— Отличный имплантат, — Мидорима не смог удержаться от улыбки, разглядывая снимки. Но заметив укоризненный взгляд Такао, осекся и нахмурился. — Месяц.
— Уже месяц? И ты мне ничего не говорил?
Мидорима ждал, что Такао обидится. Разозлится, начнет выговаривать, обзывать недотрогой или того хуже — уйдет, ничего не сказав. Но вместо этого Такао просиял, хлопнул Мидориму по спине так, что чуть дух из него не вышиб и воскликнул:
— Молодец, Шин-чан!
— Меня не с чем поздравлять, — пробормотал Мидорима, поправив визор, слетевший набекрень. — Он ни разу не открыл глаза, ничего не сказал. Ни единого слова. Он просто неподвижно лежит.
Такао поджал губы. Мидорима опустил голову, чтобы не видеть его сочувствующего лица. Глубокий сон Сейджуро уже не вызывал в нем прежние эмоции, тупое ожидание потихоньку убивало в нем все чувства.
— Период перестройки не идет так долго, — продолжил Мидорима. — В большинстве случаев пациенты просыпались от двух до семи дней после операции. В остальных случаях мозг умирал сразу.
Такао внимательно слушал. Это бывало так редко. Обычно он всегда говорил.
— Его перенесли из капсулы на обычную кровать. Акаши Масаоми приходил забрать прах, но я не позволил. Мы ведь еще не знаем точно… — Он сделал паузу. Снял визор, отложил его в сторону. — Ты бы видел его глаза, Такао. Я бы никогда не подумал, что такому человеку знаком родительский инстинкт. Мне показалось, что он ударит меня, когда я отнял у него урну. Я хотел сказать, что он еще не потерял его. Не потерял своего сына Сейджуро.
У Мидоримы онемели губы. Руки опустились и повисли вдоль тела.
— Но я не сказал ему. Не смог. Какой же я тогда врач, Такао, если сам не верю, что у моего пациента есть шансы выжить?
В затылок врезался кулак. Мидорима не удержался на ногах, упал неловко на колени, схватился за голову, любуясь яркими желтыми искрами.
— Ты совсем тупой? — рявкнул Такао раздраженно. — Разве не ты все время твердил «мои изобретения всегда работают»? Не веришь, что твой киборг проснется? Кто ты такой и куда ты дел моего Шин-чана?
— Такао, я…
— И не надо оправдываться! Боже, до чего же ты занудный! Ну, спит он, ну значит, ему так хочется. Он всю жизнь работал как проклятый, чтобы достичь несуществующего идеала, разве нет? Может, это — его единственная возможность как следует выспаться? Или тебе совсем наплевать на его мнение?
— Н-нет…
— Так не смей ему мешать, понял? Он заслужил отдых!
Мидорима торопливо поднялся, отряхнул колени, нацепил визор. Похоже, он сильно разозлил Такао — он редко хмурился, но сейчас глаза у него были темные от гнева. А ведь он прав. Мидорима вдруг почувствовал себя очень глупым и эгоистичным. Он был слишком сосредоточен на своих чувствах, чтобы заметить, что Сейджуро устал. От бремени наследника, от давления отца, от собственной гениальности, от своей болезни устал, наконец. И усталость эта была такой бесконечной, что общения с Мидоримой оказалось недостаточно, чтобы ее снять.
Это несколько обидно. Все это время он пытался стать лучше ради Сейджуро, а нужно было просто быть внимательнее и перестать задавать вопросы.
— Прости, — неохотно буркнул Мидорима, потирая место ушиба. — Пожалуй, я на самом деле не слишком умен и не понимаю очевидного.
— Но ты не успокоишься, пока он не откроет глаза, я вижу.
Мидорима кивнул. Такао улыбнулся уголком рта и покачал головой.
— Узнаю перфекциониста Шин-чана. Что ж, прощу тебя на первый раз. Но если еще раз увижу тебя грустным — напущу на тебя Мияджи. Обоих!
Угроза была страшной. В команде биомехаников ему прощалось три выходки в день, но не больше. Прошлое наказание запомнилось навсегда — старший из братьев Мияджи надавал ему таких чертежей, что Мидорима был удивлен, как дожил до конца рабочей недели.
— Не стоит утруждаться, — сказал Мидорима.
— Обязательно задай ему трепку. — Он подмигнул, сделал ехидное лицо. — Ты очень забавный, когда сердишься.
— Такао!
— Ужасно смешной, правда-правда!
— Сейчас же прекрати, иначе я заберу твои связки обратно!
— Я хочу тебе добра, а ты! Ну, все, я пошел. Ты меня совсем не ценишь, Шин-чан!
— Не действуй мне на нервы, Такао. Пожалуйста. Я не хочу с тобой ссориться.
Просьба прозвучала так отчаянно, что даже Такао проникся. Он по-детски надул губы, развернулся к двери и вышел, напоследок показав Мидориме язык.
— Смешной, значит, — сказал Мидорима, когда за Такао закрылась дверь. Он прошелся по кабинету, посмотрел в окно, которое транслировало больничный двор с деревьями в цвету. Сел перед терминалом и тихо рассмеялся, прикрыв рот ладонью.
На следующий день все закончилось.
Мидорима тщательно вымылся в гигиенической комнате, сбрил трехдневную щетину, причесал отросшие волосы. Привел в порядок одежду, зябко поежился — пятки здесь всегда щекотал сквозняк — и влез в начищенные ботинки.
Он долго сидел возле постели Сейджуро, не нарушая тишины, и слушал гудение многочисленных приборов. Их деловитое шуршание действовало на него усыпляюще. Начав клевать носом, Мидорима решил, что пора уходить. Он провел в палате больше часа, его ждали дела.
Сейджуро все так же лежал на спине, вытянув руки вдоль тела. Было бы лучше, если бы он лежал на боку, подложив под голову руку, или на животе, и чтобы на щеке остался след от подушки, или даже поперек кровати — словом, Мидорима предпочел бы любую смешную позу, в которой оказываются люди во время сна, но только не эту. Неизменное положение на спине создавало ощущение неестественности. Но Мидорима не хотел тревожить его сон.
Дверь перед ним открылась, и он уже сделал шаг вперед, но что-то заставило его обернуться. Сейджуро лежал в прежней позе и смотрел на него широко открытыми глазами. Мидорима замер в полуобороте, надеясь, что ему просто мерещится. Тогда Сейджуро закрыл глаза, опять открыл, поморгал. Он сел на кровати, поднял руку, не отрывая от Мидоримы взгляда.
— Сей…джуро? — одними губами пролепетал Мидорима.
Сейджуро медленно перевел взгляд на свою руку, сжал и разжал пальцы. Поднял вторую руку, опустил голову, рассматривая себя и будто не веря, что это действительно он. Мидорима вернулся к кровати, замер в нерешительности.
— Ты узнаешь меня? — с надеждой спросил он, когда Сейджуро поднял на него глаза.
Он медленно кивнул. Губы дрогнули и сложились в улыбку — теплую и немного смущенную.
Мидорима сел перед его кроватью, их лица оказались на одном уровне. Он часто думал, что скажет Сейджуро, когда тот очнется, но совершенно растерялся, когда этот момент настал.
— Спасибо, — уронил Мидорима и вжался лбом в его плечо. — Ты просто не представляешь, как я рад.
Даже если Сейджуро представлял, он не мог сказать. Первыми активизировались базовые функции, и только потом — все остальные.
Мидорима не знал, что говорить. В голове крутились фразы «ты ужасен», «я так на тебя зол» и «можно я буду называть тебя по имени?», но ничего из этого Сейджуро не услышал.
— Сыграешь мне?
Мидорима почувствовал, что Сейджуро кивнул. Это было обещание. Сейчас он не в состоянии удержать смычок в руке, не то что исполнить произведение, но он все еще должен Мидориме желание.
***
Он сидел в первых рядах в середине зала. Гул стоял страшный — почти все места были заняты разряженными в пух и прах мужчинами и женщинами, и только соседнее кресло пустовало. Чие с Такао сидели в ложе и увлеченно болтали, прикрыв рты программками. Мидорима подпер подбородок рукой и уставился на сцену, пальцы наигрывали арпеджио по деревянному подлокотнику кресла. Прозвучал второй звонок.
Он хорошо помнил программу. Сейджуро молча положил билеты на столик в гостиной, а сам ушел на занятие в бассейне, рекомендованное по курсу реабилитации. Что за шутки, подумал Мидорима, прочитав «Ученик Чародея» на билете. Помнится, он как-то переложил это скрецо Дюка для фортепиано, и Сейджуро оно понравилось. Иногда их вкусы совпадали.
Скоро раздался третий звонок, свет в зале приглушили. Музыканты вышли на сцену и начали занимать свои места, и тут пустующее кресло кто-то занял. Мидорима не повернул головы, дождался, пока Сейджуро усядется, и только потом посмотрел на него. Его темные фоточувствительные глаза заметно поблескивали.
— Ниджимура-семпай согласился меня учить, — поделился Сейджуро.
Мидорима потрепал его по плечу, поздравляя с успехом. Сейджуро осваивался в новом теле с чудовищной скоростью и готовился вернуться на сцену. Он мечтал руководить оркестром и нуждался в наставнике. Мидорима заранее посочувствовал Ниджимуре, но, судя по всему, тот знал, на что идет.
Концерт начался. Мидорима подвинулся ближе к Сейджуро, положил свою руку рядом с его рукой. Лирическое вступление будило в нем воспоминания. Он вспомнил Уэно, Ивамото, безымянного инженера, братьев Мияджи, Куроко, и всех людей, с которыми трудился ради того, чтобы Сейджуро сидел сейчас рядом с ним. Он подумал о своем друге Такао и младшей сестре Чие, которые всегда были рядом и волновались за него. Он вспомнил также Акаши Масаоми, который вновь обрел своего сына Сейджуро. Подумал о человеке, который много работал, заснул на месяц, и смог наконец-то выспаться.
На кульминации Сейджуро взял ладонь Мидоримы в свою и переплел их пальцы. Ветер и вода бесчинствовали в мастерской, Ученик метался в отчаянии, не зная, что предпринять. А в груди у Сейджуро заходилось механическое сердце.
Он ничем не отличался от прежнего себя. Его волосы такие же мягкие на ощупь, губы приятно целовать, а на лице от яркого солнца высыпают веснушки. Сейджуро становился до одури отзывчивым, когда они оставались наедине. Было много прикосновений, вспоминая о которых Мидорима чувствовал приятную дрожь.
— Опять думаешь не о том, — улыбнулся Сейджуро, заметив, что Мидорима опять завис. И как он только догадался?
— Это выше моих сил. — Мидорима погладил костяшки тонких пальцев. У Сейджуро были теплые руки.
Жизнь продолжалась.
@темы: The Rainbow World. Другие миры, День 42, Rakuzan Team, Футуристическая AU
-
-
23.04.2016 в 23:43-
-
23.04.2016 в 23:44Несмотря на жанры в шапке, весь текст всё равно подспудно ждала типичного для мидоак тлена в финале, и почти расплакалась от счастья, насколько всё закончилось хорошо.
-
-
24.04.2016 в 01:02-
-
24.04.2016 в 16:59прекрасная мидоака, история Акаши такая трогательная — и очень понравилось, как вы показали его отношения с отцом, мне нравится думать, что со временем у них все наладится; Мидорима же настолько на своем месте, будто это и не ау вовсе))
классическая музыка в самое сердце
и второстепенные персонажи очень классные, Такао замечательный друг)
спасибо автору огромнейшее
-
-
24.04.2016 в 18:48-
-
24.04.2016 в 18:50Такао вишенка на торте
Я получил море удовольствие от прочтения, правда, здорово получилось
-
-
25.04.2016 в 21:13Filthy_Rude, автор устал от тлена, который неотступно следует за этой парой, и очень хотел ребятам немного счастья, мне хорошо, что вам хорошо, большое спасибо за впечатления
Фран., ы, рад, что додал не только себе, но и сошипперу, пасиба
Riisa, ну не всегда же отцу быть инфернальным
Ori1990,
angryKlear**, здорово, что понравилось, приходите к нам еще!
-
-
29.04.2016 в 00:07-
-
02.05.2016 в 01:16-
-
04.05.2016 в 09:21спасибо!
-
-
04.05.2016 в 17:18красивая история
-
-
05.05.2016 в 13:29KushimaTei, благодарю!
-
-
11.05.2016 в 00:55Персонажи абсолютно живые, с полностью сохраненными характерами, не смотря на альтернативную вселенную и даже на то, что они только познакомились. Ощущение было, что они все также знали друг друга очень давно.
Странным образом в диалогах Акаши и Мидоримы прослеживается тот факт, что Акаши постоянно перебарывает себя и держится на одной силе своего характера, не позволяя другим видеть свою усталость. Именно через диалоги, хотя мы с самого начала знали, что у Акаши проблемы со здоровьем. Он такой безупречный, что в это не сразу верится, вот что. А читаешь диалоги и каким-то нутром чуешь, что да, пожалуй, стоит восхититься его выдержкой.
Дальше я, пожалуй, уйду под кат, потому что боюсь где-нибудь спойлернуть случайно (если я еще не).
боже, дай сил сократить мои словоизлияния до приличного в обществе размера, аминь
Счастливый конец - ван лав, переплетенные пальцы - отличный акцент (в скрипичной партии акценты обозначают галочками, я бы тут как раз поставила такую. жирненькую).
Спасибо Автору, Команде и всем тем, кто приложил к работе ручки с:
Пойду, пожалуй, посплю.
-
-
15.05.2016 в 21:53читать дальше
Спасибо!
-
-
23.05.2016 в 21:21В самом начале на описании вспомнился главный герой Blood Bank, потом это ощущение потерялось. А ощущение педанта Мидоримы сохранилось, несмотря на трёхдневную щетину и явное отсутствие душа. Переходы от флешбеков к настоящему отличны. У меня даже появилось ощущение, что именно такие уже проскальзывали в других текстах вашей команды, но, возможно, ошибаюсь.
Но это ощущение дежавю было навязчивым в какой-то момент х)Когда Акаши не просыпался, так и подмывало прокрутить назад, в шапку, и посмотреть, есть ли там смерть персонажа...( Но всё закончилось хорошо, спасибо за это.)
Это было так здорово, вхарактерно и по-настоящему, что можно только снять шляпу и поблагодарить.)
-
-
01.06.2016 в 15:41Оми,
гентиан-горечавка, это было нелегко, очень рад, что хорошо получилось)) Спасибо!