![](http://i.imgur.com/arhLNaS.png)
Название: The banality of evil
Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День службы занятости - Другое место
Размер: 2405 слов
Пейринг/Персонажи: Хара Казуя/Сакурай Рё, Ханамия Макото
Категория: слэш
Жанр: романс, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Это почти игра в поддавки, вот только никто не поддаётся.
Примечание/Предупреждения: вуайеризм, Сакурай Рё учится в Кирисаки Дайичи
Текст удален по причине огораживания от последних законодательных новшеств. Команда приносит читателям свои извинения.
Название: Not me. Not you. Not us.
Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День службы занятости - Спорт
Размер: 4338 слов
Пейринг/Персонажи: Ханамия Макото/Хара Казуя/Ямазаки Хироши, Хара Казуя/Ямазаки Хироши, упоминается Фурухаши Коджиро/Сето Кентаро
Категория: слэш
Жанр: юст, повседневность, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Хара любит Ямазаки, Ямазаки любит Ханамию, Ханамия любит расшатывать моральные устои.
Примечание/Предупреждения: бейсбольная АУ, нецензурная лексика
Визуальная поддержка
![изображение](http://storage9.static.itmages.com/i/16/0517/h_1463514803_9681853_6bd812b6e0.jpg)
![](http://i.imgur.com/kyqOSva.png)
Если бы во время матча так же жестко сыграли против любого другого члена команды, вынудив его сесть на скамейку, то Ханамия бы всего лишь взбесился и размазал противников по полю чуть более тонким слоем, чем собирался изначально. Но теперь он сам сидит, безотчетно обхватив пальцами голую распухающую лодыжку, и смотрит на играющих так, будто собирается сожрать их всех на ужин. Живьем.
— Давайте их сделаем по-быстрому, а то капитан нас сам «сделает» после матча, если мы продуем, — Хара, как обычно, когда не находит себе места, начинает болтать вслух.
И это заразно:
— Он в любом случае будет орать, надо же ему злость сорвать. А ближе нас у него никого нет, — с каким-то пугающим оттенком восторженной сентиментальности заканчивает Фурухаши.
— Ну тогда отомстим на правах близких, — Сето влезает в разговор из-за спины Хары, при этом облокотившись на Фурахаши.
Хара то ли осуждающе, то ли одобрительно хлопает пузырем жвачки.
— Мстим, — коротко подводит итог Ямазаки. — Этот мой.
Все моментально понимают, что «этот» — безымянный и отныне обреченный на тяжелые физические повреждения игрок команды противников, тот самый, что очень ловко заставил споткнуться Ханамию. Никто не возражает.
Ямазаки напоследок бросает взгляд на капитана — тот смотрит на него в упор, бешено и требовательно.
— Всё будет, капитан, — ворчит себе под нос Ямазаки. Ханамия иногда по-настоящему пугает. Ямазаки может понять злость, ненависть, ярость, азарт, может заразиться этими чувствами. Но капитан заражает их чем-то гораздо худшим. Чем-то, что не имеет окончания и выхода. Любую злость можно забить усталостью, вымотать себя до полного бесчувствия. Ямазаки это умеет, а Ханамия — нет.
Он всегда оставляет за собой последнее слово и сквозь любую усталость, даже до полусмерти измотанный, находит в себе силы плюнуть ядом.
Они четверо как будто примеряют маски плохих парней, чтобы помочь Ханамии сыграть его спектакль — вот только Ханамия не играет.
— Тебе конец, — равнодушно и буднично сообщает Ямазаки тому самому идиоту, которого собрался уделать; подходит, невзначай задевая его плечом. Игра еще не началась, тянется перерыв между иннингами, поэтому можно позволить себе обнаглеть.
— Обидел твоего дружка? — жадно щерится противник ему в ответ.
У Ямазаки отчетливо чешутся кулаки, но тут как нельзя кстати ему в спину врезается Хара, моментально превращая прикосновение в пошленькое объятие.
— Не угадал, — Хара высовывает язык, становясь похожим на тощую лохматую псину. — Его дружок — я. Но твою задницу это всё равно уже не спасет.
Ямазаки задумчиво покусывает нижнюю губу, размышляя, должен ли врезать Харе за этот спектакль.
В итоге решает ограничиться устным внушением.
— Что за хуйню ты городишь вечно?
— Помечтать, что ли, нельзя? — фальшиво удивляется Хара, но на всякий случай отстраняется и шагает на безопасное расстояние.
Ямазаки смотрит на него долгим тяжелым взглядом.
— Вот я не понимаю, почему ебанутые мы тут все, а идиотом капитан обзывает только меня? — свисток, знаменующий начало игры, прерывает их диалог, хотя видно, что у Хары есть много мыслей на этот счёт.
Играют они как в последний раз.
Какими бы мудаками они пятеро не были, но всё же умеют держаться друг за друга, и никто не может поднять руку на одного из них, не получив в ответ удар от остальной четверки.
На Ханамию лучше не смотреть. Его присутствие и так ощущается неиллюзорной тяжестью на плечах.
В перерыве после очередного иннинга Сето, как самый смелый или, скорее, самый непрошибаемый, всё же рискует приблизиться к Ханамии.
Они впереди на пять очков. Ханамия походит на мраморную статую, символизирующую кристально чистую ненависть.
Вслед за Сето подтягивается Хара, а за ними — Ямазаки и Фурухаши. В итоге все они выстраиваются в ряд, глядя на Ханамию. Мацумото, вышедший на замену капитану, испуганно маячит за широкими спинами. Остальные четверо игроков благоразумно держатся в стороне.
Когда Ханамия облизывает бледные губы кончиком языка, Ямазаки отчетливо передергивает.
Сето что-то спрашивает о перестановках и тактике на игру в следующем периоде. Фурухаши тоскливо вздыхает. Хара первым приседает на корточки, рассматривая травмированную лодыжку.
— Отстой, — авторитетно заключает он. Ханамия в ответ шипит на него, как королевская кобра.
— Перевязать бы, — ненавязчиво предлагает Ямазаки, приседая рядом с Харой.
— Нахуй, — твердо выговаривает Ханамия, явно не собираясь уходить с поля, не увидев окончательную гибель противника.
Хара со вкусом катает языком шарик жвачки, как будто это и есть веское и круглое «нахуй», произнесенное капитаном. Ханамия редко ругается вот так прямо на игровом поле, обычно он умудряется проезжаться по соперникам, оставаясь в рамках цензуры. А сегодня сорвался. Что-то это да значит.
— Особые пожелания, капитан? — хищно щерится Хара, все еще сидя на корточках и глядя на Ханамию снизу вверх.
— Все, — Ханамия взглядом обводит скамьи с игроками чужой команды, — мусор.
Поднимаясь, Хара опирается ладонью о колено Ханамии. Сето флегматично фыркает. Ямазаки молча скрипит зубами, позавидовав Харе, но повторить его трюк не рискует.
Они выигрывают с разрывом в семь очков. Под конец игры Ямазаки, все еще недовольный результатом, все-таки падает на землю вместе с выбранным им противником, от души заезжая ему локтем по ребрам.
— Кто будет пожимать руки этим ублюдкам? — флегматично вопрошает Сето.
— Ханамия, — твердо обещает Ямазаки, отряхиваясь и направляясь к скамейкам.
Сзади громко ржет Хара, единственный ухвативший его мысль.
Ханамия шипит и обещает пустить их на корм бездомным кошкам, но Хара уже рядом и помогает Ямазаки затащить капитана на плечи.
— Совсем ебанулись, вы двое, — неожиданно жалобно заключает Ханамия.
Его ступни — одна в кроссовке, другая босая — болтаются на уровне живота Ямазаки. Ханамии наверняка высоко и неуютно.
— Хироши, ты костлявый, неудобно, — Ханамия обвиняюще тыкает пальцем в макушку Ямазаки, ерзая у него на плечах.
— Это ты сам костлявый, капитан, — возражает Хара. Ханамия ненадолго затыкается, то ли осознавая и пытаясь прочувствовать этот факт, то ли онемев от возмущения.
Когда весь их передвижной цирк докатывается до середины площадки, противники уже явно успевают закипеть.
Чужой капитан со злой растерянностью оглядывает Ямазаки с его грузом на плечах. Ямазаки не протягивает ему руки, задумчиво сцепляя пальцы за спиной. Ханамия сияет тихим светом глубочайшего удовлетворения.
— Будем рады еще раз встретиться на поле, — выжимает из себя капитан соперников, явно подразумевая, что предпочел бы встретить кое-кого в темной подворотне, имея хороший численный перевес.
Ханамия наклоняется к нему, неудобно обхватывая Ямазаки предплечьем за шею.
И, пожимая протянутую вверх ладонь, тихим, сладким как сироп голосом произносит:
— А зачем? Мы вас и так уже сделали.
Ямазаки с тоской думает, что сейчас один из них получит в морду, и падать Ханамии будет очень высоко, а он и без падений не слишком дружен с головой. Но как-то обходится. Драки в бейсболе — это всё же редкость, как ни посмотри.
— Больно, — заключает Ханамия таким растерянным тоном, что замирают все. Не жалуется — жаловаться он не стал бы под страхом смерти, сидел бы и молча давился болью. Капитан удивляется.
— Ты первый раз вывихнул лодыжку? — ответно изумляется Хара.
— Прежде не доводилось, уж извини, — говорит Ханамия, как будто плюет в него ядом, но это-то привычно, и команда отмирает, заново начиная дышать.
Хара второй раз за день приседает на корточки перед Ханамией, и тот непроизвольно дергается, видимо, вспоминая ладонь на своем колене. Хара тихо хмыкает и берет его обеими руками чуть выше лодыжки, поставив ступню на свое бедро.
Трогает быстрыми чуткими пальцами, надавливает рядом и разминает.
— Я могу попробовать, но... нет, давайте лучше унесем его к врачу, — заключает он. — До чемпионата шесть недель, не будем рисковать.
Сето одобрительно кивает и отворачивается, натягивая футболку. Фурухаши пожимает плечами — и это тоже можно счесть согласием.
— Что? — заторможенно реагирует Ямазаки, когда Хара и Ханамия синхронно таращатся на него. Вернее, Ханамия таращится, а Хара поворачивает лицо.
— Нет, я, конечно, могу и сам, но ты его уже сегодня таскал, и он даже не попытался тебя убить, — поясняет Хара. Ханамия, пользуясь случаем, дотягивается и отвешивает ему подзатыльник.
— Так бы и сказали, — мотает головой Ямазаки.
На плечи Ханамию он больше не втаскивает, просто подхватывает на руки. Капитан действительно тощий. А еще неудобный и вертлявый.
— Ты мог бы просто дать на тебя опереться, а не устраивать вот это всё, — вдруг выдыхает Ханамия ему в ухо.
В другое ухо ржет Хара, распространяя вокруг запах жвачки.
Ямазаки передергивает, и он жалеет, что руки заняты.
— Остынь, капитан, — вдруг вступается за него Хара, — мы бы так до вечера с тобой ковыляли. Получай удовольствие.
— А ты вообще зачем за нами поперся? — резонно возмущается Ханамия.
— Для моральной поддержки, — произносит Хара с чувством; как будто давно заучил эту фразу, но все никак не мог вставить в разговор.
Ямазаки просыпается ранним утром, в самое паршивое время, когда до подъема еще далеко, но уже рассвело достаточно для того, чтобы забыть о возможности провалиться обратно в сон.
Ямазаки снился Ханамия.
Гребаный Ханамия и его девчачьи гладкие белые лодыжки. Как будто капитан всё лето проходил в брюках — такая светлая кожа не должна была видеть солнца вовсе.
Во сне Ямазаки пытался понять, что возбуждает его больше — фиолетовый синяк, расползающийся по коже, или вторая, неповрежденная нога с узкой ступней и острой косточкой.
Во сне от Ханамии не бросало в дрожь и можно было любоваться им до посинения, и этим сон выгодно отличается от реальности, где капитан одарил их с Харой таким ледяным взглядом, что они замерли на пороге медицинского кабинета столбами и так там и простояли добрых двадцать минут.
Мобильник вибрирует предупреждающе, и Ямазаки успевает ответить раньше, чем раздается мелодия.
— Какого хера опять? — возмущается он, но голос звучит вяло и глухо.
— Разбудил? — виновато интересуется Хара.
Кажется, и правда виновато, без этих своих обычных штучек.
— Нет, — решает не врать Ямазаки.
— Бессонница? — каким-то пугающе заботливым тоном спрашивает Хара.
Ямазаки вздыхает, подавив желание сунуть телефон поглубже в одеяло и отрубиться.
— Фигня какая-то приснилась, и я проснулся. Чего тебе надо было?
Хара в трубке сосредоточенно дышит.
— Мне тоже приснилось... что-то... — и сразу без переходов: — Пойдем сегодня сыграем?
— Пойдем, — соглашается Ямазаки. — В школе, что ли, не могли договориться?
— Ага, — растерянно отвечает Хара, и неясно, что подразумевает: то ли что могли, то ли наоборот. — Ну, типа, до скорого тогда?
Меньше всего хочется знать, что же с ним стряслось, и почему он звонит по ночам, ведет идиотские разговоры, и... и звучит при этом так странно. Потерянно, что ли?
Впрочем, нет.
Меньше всего хочется думать о том, почему Ямазаки снится Ханамия, хорошо так снится, ярко и красочно, аж до совсем не утреннего стояка. Чтоб отвлечься от этого факта, можно поразмышлять даже о стремных закидонах Хары.
— Какой-то пиздец, — в итоге заключает Ямазаки, натягивая одеяло на голову.
— Полторы минуты всего, — авторитетно сообщает Фурухаши.
— Ты засекал? — с живым интересом отзывается Сето.
— Да помогите вы мне, уроды! — орет на них Хара, едва успевая шагнуть назад, уводя голень из-под удара.
Когда Ханамия понимает, что его кроссовок не достиг цели, то утробно воет, как дикий кот, которому ненароком защемили хвост.
Полторы минуты понадобилось Ханамии, чтобы разнести раздевалку, в щепки расколотить бейсбольную биту и разбить руки до крови.
Такого они четверо не видели еще никогда, и Ямазаки от души желает всей команде Сейрин мучительно сдохнуть. Победители, мать же их разэтак. Пошли бы все они нахер, если серьезно.
— Капитан? — неуверенно произносит он.
И тут же отшатывается, когда тот вскидывает на него взгляд — зрачки огромные, и глаза кажутся совсем черными. Хара напряженно сопит, заламывая Ханамии руки.
— Он же покалечится к хуям, — теперь уже Хара обращается напрямую к Ямазаки, поэтому приходится взять себя в руки и приблизиться.
Ханамия пытается ударить его коленом, но Хара делает подсечку, заставляя капитана споткнуться на месте.
— Ханамия, — зовет Ямазаки, подходя вплотную.
Ханамия бьет головой в лицо, но Ямазаки успевает качнуться назад, а в следующую секунду кладет ладонь на затылок Ханамии и вжимает его лбом в свое плечо.
Так они и стоят вдвоем, зажав капитана между своими телами. Харе, конечно, приходится хуже — он держит руки.
Ямазаки всегда казалось, что удержать Ханамию несложно — они двое уступают ему в скорости, но уж никак не в силе. Оказывается, он просто еще не видел капитана в настоящем бешенстве.
Хара тоже не железный и очень устал после матча: он не выдерживает, дергает вверх кисти рук Ханамии, и Ямазаки кажется, что слышен хруст костей. Но капитан наконец замирает, всхлипнув сдавленно, и только сорванно, часто дышит ртом.
— Чувствую себя немного лишним, — комментирует Фурухаши.
На удивление, Сето не отзывается на его реплику, а задумчиво хмурится, разглядывая их троих.
— Ему больно, — укоризненно заключает он.
— Потерпит, — зло фыркает Хара.
Он так и не успел засунуть в рот жвачку и поэтому остается непривычным и сосредоточенным, словно все еще стоит на игровом поле, готовый бить и бежать.
— Ханамия, — зовет он уже мягче.
Ямазаки смотрит в лицо Хары, закрытое мокрой слипшейся челкой, и безотчетно перебирает пальцами волосы Ханамии. Тот продолжает хватать воздух ртом, и Ямазаки на каждом выдохе ощущает, как чужое дыхание обжигает его ключицу.
На нем все еще грязная и мокрая футболка, в которую он старательно вжимает Ханамию лицом. От этой мысли становится неловко, и он слегка ослабляет хватку. Хара протяжно вздыхает, как будто отпустили его самого. А потом вдруг наклоняется и широко проводит языком по загривку Ханамии, заодно цепляя пальцы Ямазаки.
Вздрагивают все трое. Даже Хара, который, кажется, не успел обдумать, что творит.
Ямазаки с изумлением смотрит на Хару, когда Ханамия под его ладонями наконец расслабляется, становится мягким и почти послушным. Его плечи опускаются, насколько это возможно при заломленных руках.
— Отпустите, — просит Ханамия таким севшим голосом, как если бы он кричал последние пару часов.
Сето и Фурухаши приближаются синхронно, будто долго-долго тренировались. Они и тренировались — играют вместе не первый день.
Если бы они подняли руки, то это стало бы похоже на объятие впятером — с капитаном, зажатым между ними. Но и Сето, и Фурухаши стоят по стойке "смирно", прижавшись оглушительно тесно, но не предпринимая ничего. Тогда Хара и Ямазаки отпускают Ханамию.
С минуту все они продолжают держаться вот так, словно живым щитом со всех сторон закрывая его от чужих взглядов.
А потом отходят назад, не сразу, неуверенно, вразнобой.
— Капитан, — в который раз за день зовет Хара.
Ханамия разворачивается так резко, что Ямазаки понимает — в скорости никто из них его действительно не превзойдет.
Ханамия разворачивается и бьет Хару по лицу, а Хара то ли не успевает, то ли не хочет защититься.
— Не смей. Никогда больше. Меня. Останавливать, — выдавливает из себя Ханамия.
Хара смотрит на него, полулежа на полу, и облизывает кровоточащие губы.
— Не нужно, — кого-то из них предостерегает Сето.
То ли Фурухаши, собирающегося что-то сказать, то ли Хару, собирающегося улыбнуться, то ли Ямазаки, собирающегося прийти на помощь улыбающемуся Харе.
А возможно, даже самого Ханамию. С Сето никогда не знаешь. Он может и так.
Хара послушно кивает, и тогда Ханамия снова расслабляется, опускается рядом с ним на колени, горбится, будто сломавшись в позвоночнике, и задирает собственную футболку, чтоб чистым краем ткани стереть кровь с лица Хары.
Становятся видны дуги ребер и напряженные мышцы пресса.
Ямазаки в очередной раз отстраненно удивляется, насколько несерьезно выглядит их капитан на фоне остальной команды. А потом переводит взгляд на вмятину, оставленную кулаком Ханамии на дверце шкафчика.
Тот так и возит пальцами по лицу Хары. И у него на лице кровь, а у Ханамии кровь на разбитых, ободранных костяшках пальцев.
Ямазаки сглатывает, вдруг подумав, а как это ощущалось бы на вкус. Терпким металлом на языке.
Фурухаши приносит мокрое полотенце и тоже садится на пол.
За ним Сето. Ямазаки — последним, его кроссовок касается чьего-то колена, а пальцы натыкаются на чужие пальцы.
Он не представляет, что будет с ними со всеми, если Ханамия прямо сейчас непоправимо сломается. Потому что такие не должны ломаться никогда, Ханамия — это незыблемая ось их маленького мира, и кто же еще сможет, если не он.
Капитан.
— Ладно, — произносит он в тишине, как будто наконец договаривается о чем-то с самим собой. — Ладно, слушайте.
Взгляд у него усталый и злой, но это хорошо, это почти то, что надо.
— А у меня резинка кончилась, ну что за херня, — нагло прерывает его Хара, облизывая губы.
— Заебал, — беззлобно резюмирует Ямазаки, начиная копаться в карманах.
У него должна оставаться — как раз отобрал у того же Хары, когда последний раз шли с учебы вдвоем.
Сперва они играют в какой-то шутер на ноутбуке, втроем завалившись на широкую кровать, и Ханамия орет на Ямазаки, который путается в кнопках, но сам же мешает ему, влезая под руку и сталкиваясь пальцами с его кистью на клавиатуре. Хара откровенно скучает, потому что третий в этих разборках уже явно лишний, но ему нравится рассматривать руки спорящих. У Ямазаки широкая кисть с длинными пальцами и отчетливым золотистым загаром, а у Ханамии хищная птичья лапа с белоснежной кожей, венами на запястье и по-мальчишески небрежно подстриженными ногтями.
— Уроды. Да я вас сам лично сейчас всех поимею, — зловеще обещает Ханамия то ли персонажам игры, то ли собеседникам в игровом чате.
— На всех даже тебя не хватит, — скептично усмехается Хара.
Хара кладет руку на живот Ханамии, невзначай дотягиваясь кистью и до бедра Ямазаки. Чувствует, как напрягаются мышцы — у обоих.
Ханамия с живым любопытством смотрит на него, а потом переводит взгляд на бейсбольную биту в углу комнаты, молча, но выразительно намекая, что там, где сдается человеческое тело, можно прибегнуть к подручным средствам. И все-таки поиметь всех конкурентов. А потом и соратников — чисто для профилактики, чтоб неповадно было.
— Хара, — ласково говорит он. Так ласково, что от него хочется убежать вот прямо сейчас и, не оглядываясь, бежать до границы. — Хара. Вот то, о чем ты сейчас думаешь…
Он кусает губы, соображая, как бы не скатиться в тавтологию, но в итоге всё равно заканчивает ею:
— Даже не думай об этом, Хара.
— О чем? — вежливо уточняет тот, решив, что если не убили сразу, то можно еще немного поиграть.
Ямазаки с недоумением смотрит на них, иногда переводя взгляд на руку Хары, все еще касающуюся его бедра.
— Я вам не дешевая шлюха на двоих, — вдруг грубо и без предисловий поясняет Ханамия. — И как минимум одному отгрызу член, если вы попробуете.
Глядя, как вытягивается лицо Ямазаки, Хара давится глупым смешком и обижается фальшиво:
— Почему ты говоришь об этом одному мне?
— Потому что у него, — Ханамия выразительно кивает в сторону Ямазаки, — хватит ума не пытаться засунуть свой хер мне в рот.
Ямазаки и Хара одновременно давятся удивленным вздохом.
— Вот такого мы от капитана точно еще не слышали, — констатирует Хара.
Ханамия игнорирует подначку, вместо этого широко улыбаясь Ямазаки и демонстрируя ему ровные белые зубы.
Ямазаки твердо уверен, что надо быть последним психом на земле, чтобы попытаться что-то засунуть в этот рот. И только в этот момент до него доходит, что им, в общем-то, предлагал Хара.
— Люблю рыжих, они так выразительно краснеют, — замечает тот, положив подбородок на плечо Ханамии.
— Вот сам бы и возился тогда, — осаживает капитан.
Ноутбук они оставляют в покое и убирают на пол.
Ханамия протягивает руку и берет Ямазаки цепкими пальцами за подбородок, придвигается так близко, что картинка начинает плыть перед глазами, и шелестящим бесцветным шепотом произносит в самые губы:
— Хочешь?
Ямазаки не уверен, к нему ли обращен вопрос или все еще к Харе, поэтому не отвечает, но обнимает Ханамию за талию, запуская ладонь под майку. Кожа под его рукой сухая и горячая.
— Вот бы ты на поле был таким быстрым, — мечтательно вздыхает Ханамия и отстраняется, так и не коснувшись его губ.
А потом пинает Хару расслабленной ступней в голень:
— Отомри уже.
Хара вздрагивает и начинает двигаться хаотично и невпопад. Он облизывает губы, пытается погладить Ханамию по бедру и одновременно стянуть с себя футболку.
— У тебя стоит, — Ханамия обвиняюще тычет пальцем в грудь Ямазаки и, извернувшись, кусает его куда-то в изгиб плеча. Если бы у него не стоял до этого, то теперь это недоразумение явно было бы исправлено.
Ханамия похож на большого кота: смотрит дикими пугающими глазами и прижимается всем телом, изгибаясь в руках, трется лодыжкой о голень, бедром о бедро. Берет Ямазаки за запястье и подносит его ладонь к своим губам, вдруг влажно проводя языком между пальцев, и у того как-то сразу выветривается из головы мысль о том, что стоило бы держаться подальше от этих зубов.
— У меня тоже стоит, — доверительно сообщает Ханамия.
Вид у него откровенно двинутый, как у какого-нибудь киношного садиста, но он не делает ничего страшного, только широко лижет ладонь Ямазаки, забравшись ему теперь уже двумя руками в шорты.
Хара выдыхает что-то невнятное, тычась носом в загривок Ханамии, и звякает ремнем на своих джинсах. А потом тянет Ханамию за майку, раздевая его, и Ямазаки ему за это благодарен, потому что сам так и застыл с мокрой рукой на весу.
У Ханамии шея и ключицы, ребра и аккуратно намеченный рельеф мышц. У Ханамии под одеждой все то же самое, что у других людей, вот ведь новость. Как будто Ямазаки не видел его ни разу раздетым.
Сейчас кажется, что и не видел, таким острым и незнакомым возбуждением отдается во всем теле картинка.
Хара за спиной Ханамии такой же бледный и худой. Шире в плечах и более угловатый, весь насквозь какая-то дисгармония. Совсем по-другому красивый, но тоже красивый, наверное? Ямазаки не умеет оценивать парней. Он знает, что один на один уложил бы Ханамию на лопатки, а с Харой нельзя быть в этом уверенным — он здоровый и сильный, но всё это какие-то абстрактные факты, далекие от того, что сейчас происходит между ними.
— Не тупите, с вами уснуть можно, — снова бесится Ханамия.
Ямазаки кажется, что он никогда не научится ловить моменты, когда Ханамию переклинивает. Когда он перестает тихо мурлыкать себе под нос и уже готов проломить кому-нибудь череп. Хара это замечает. Что тоже удивительно — не то чтоб Хара был очуметь каким классным знатоком людей.
— Большой, зараза, — недовольно шипит Ханамия, наконец стащив с него шорты, и Ямазаки вздрагивает от прикосновения.
Он опускает руку вниз, наталкивается на пальцы Ханамии, у которого явно не получается обхватить ладонью оба их члена.
У Ямазаки получается лучше, но пальцы у него мокрые и потому холодные.
— Да еб твою мать, — комментирует Ханамия.
Хара бессовестно ржет, но тоже затыкается, когда он заводит руку назад и, неудобно вывернув запястье, касается его члена.
Все это оказывается ужасно нелепо, и они сталкиваются локтями, когда Хара через плечо Ханамии тянется облапить Ямазаки. Тот недовольно дергается, и Хара в ответ сжимает зубы у него на загривке.
— Да иди ты нахуй, — произносит Ханамия, но таким тоном, что становится ясно: если Хара вздумает повторить свой фокус, то он точно кончит. — Слюнявьте, блядь, друг друга, Хара, ты будто псина, — продолжает Ханамия, когда тот со спокойной улыбкой прерывает:
— А ты любишь пиздеть в постели, капитан.
А потом он тянется к Ямазаки и целует его, а Ямазаки почему-то отвечает, подаваясь навстречу и не замечая недовольного фырканья капитана, зажатого между их телами.
У Хары вкус апельсиновой жвачки — надо же, сегодня даже не мята.
У Хары острые зубы, по которым Ямазаки проводит кончиком языка.
Они двое занимаются каким-то непотребством, потянувшись друг к другу через плечо Ханамии, и выходит так, что их поцелуй отдает апельсином и шампунем Ханамии — Ямазаки чувствует, как макушка капитана касается его челюсти.
Потом Ханамия почему-то отталкивает его пальцы и дрочит себе сам. Ямазаки не вдумывается в происходящее, пытаясь разобрать, чем же пахнет Хара, кроме ядовитого синтетического аромата апельсинового ароматизатора.
Но тот отстраняется, положив ладонь на горло Ханамии и прижимая того спиной к своей груди, пока капитан кончает.
Ямазаки чуть не кончает следом за ним, но Ханамия резко открывает зажмуренные до того глаза с мокрыми ресницами и смотрит на него насмешливо и страшно.
А потом устало вздыхает, приоткрыв сухие губы, и начинает выпутываться из чужих конечностей. Кровать пружинит, и сделать это получается не сразу.
— Хара, — произносит он, растягивая гласные. — Я же просил тебя так не делать, Хара, разве не просил?
Тот смотрит на свою ладонь, только что сжимавшую горло Ханамии, так, словно рука ему нисколько не повинуется и вольна жить собственной жизнью. Ханамия не покупается на шутку.
— На пол, — просит он ласково и мягко, и Хара нехотя сползает с кровати и встает коленями на ковер. — А ты сядь, — это уже к Ямазаки.
И тот знает, что произойдет дальше, знает, что сейчас Хара возьмет у него в рот и, может быть, облапает за колено, как часто делает с капитаном.
Но Ханамия не был бы собой, если бы не пустил всё под откос.
Он зачем-то сгребает в горсти челку Хары и дергает, заставляя того запрокинуть голову. Хара болезненно жмурится, а Ямазаки вдруг понимает, что ресницы у него длинные и гораздо темнее, чем волосы, совсем не такие. Раньше он и не видел Хару толком.
Никто не видел.
Ханамию хочется остановить, потому что он явно перегибает. Потому что какую бы ерунду он ни задумал, Харе это неприятно. И Ямазаки уже дергается взять Ханамию за запястье и заставить отстраниться, как тот вдруг мягко прижимается к плечу Хары и совсем нормальным, тихим и серьезным голосом произносит:
— Тшш, он же свой уже, чего ты теперь-то испугался?
И Хара под его руками медленно расслабляется, дыша часто и беззвучно. Ханамия пару раз проводит по его лбу кончиками пальцев, зачесывая спутанные волосы назад.
А потом Ямазаки повторяет это движение. Хара от удивления распахивает глаза.
Ханамия начинает смеяться как психопат, завалившись на спину прямо на ковре. Будто и не он только что казался абсолютно нормальным. Понимающим, сочувствующим, заботливым. Живым человеком.
Глаза у Хары серо-голубые, светлые. Он смотрит настороженно, но лицо всё равно почему-то становится неуловимо мягче.
— Красивый? — криво усмехается он, дернув левым уголком рта.
— Да, — честно отвечает Ямазаки.
Ханамия резко замолкает на истерическим всхлипе и пристально смотрит на них.
— Глаза б мои вас не видели, — в противовес происходящему произносит он и сдвигает ладонь Ямазаки на затылок Хары, а потом легко, почти невесомо давит, заставляя Хару наклониться. — Дальше — сами.
Хара касается сперва языком — действительно совсем по-собачьи, потом широко лижет и фыркает, мотая головой — взъерошенные волосы падают на лицо как попало. Ямазаки гладит его — мягкие пряди, горячая кожа шеи, торчащие позвонки.
Хара издает какой-то довольный звук и берет член в рот.
Ханамия придвигается к нему сзади, уже одетый в шорты и мятую майку. Он обнимает Хару за талию одной рукой, а другой отдрачивает ему, но смотрит при этом в лицо Ямазаки.
— Ебать... — малоосмысленно выдыхает Ямазаки, ничего особенно не подразумевая, но Ханамия презрительно фыркает и что-то там делает рукой, отчего Хара протяжно стонет, пропуская член в горло.
Кончают они одновременно, как в лучшем студийном порно.
— Пошли бы, что ли, для разнообразия в футбол погонять, а? — зевает Хара, задумчиво теребя Ханамию за край майки.
— Тебе вечно мало, — так же вяло отмахивается капитан.
— Хироши, — пакостно тянет Хара, — пошли, а?
— Ну идем, — соглашается Ямазаки, мучительно вспоминая, куда бросил свою футболку.
Ханамия, как только они поднимаются, отвоевывает себе одеяло и заворачивается в него с томным вздохом.
— Я все еще буду здесь, когда вы вернетесь, — обещает он.
Может быть, даже угрожает.
— Идиот Хара, — констатирует в сторону закрывшейся двери. — Все идиоты.
Где-то на полу вибрирует мобильник.
— Если ты наконец дозрел обсудить свою невзаимную влюбленность в Сето, то выбрал неудачное время, — твердо и с видимым наслаждением произносит Ханамия.
Фурухаши моментально теряется, даже его молчание насквозь пропитано бесплодными попытками подобрать достойный ответ. Ханамия готов заурчать, как сытый кот.
— Почему... — начинает Фурухаши, но останавливается, чтобы смущенно прокашляться. — Почему это невзаимную? — говорит он уже намного тверже.
Ханамия закусывает угол одеяла, но всё равно громко давится смешком. Вызов приходится сбросить.
Он смеется до хрипа, до отчетливого желания кашлять и глотнуть воды. А потом замирает, садясь на краю кровати, и смотрит на себя в зеркало.
— Восхитительно, правда? — говорит он своему отражению. — Идиоты.
Отражение устало горбится и зябко поджимает пальцы на ногах. Уголки губ у него опущены, и это делает лицо каким-то равнодушно-потусторонним.
«Твои идиоты», — всплывает в голове привычная реплика Хары. Как будто звучит наяву.
— А чьи же еще, — соглашается Ханамия в пустоту комнаты и падает обратно на кровать.
От Фурухаши приходит смс — действительно, он же звонил, чтобы что-то обсудить, а Ханамия не стал слушать.
«Например, предстоящий матч», — предлагает сам себе Ханамия и снова зарывается в одеяло, даже не потянувшись прочитать сообщение.
Да, матч, это было бы неплохо.
Именно то, что нужно.
@темы: Другое место, Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День службы занятости, Kirisaki Daiichi Team, Спорт
Неожиданный пейринг. И своеобразное хобби у Сакурая. Ничего такого, просто забавное.
Not me. Not you. Not us.
— Вот я не понимаю, почему ебанутые мы тут все, а идиотом капитан обзывает только меня? —
Восхитительные идиоты
Спасибо!
Приятный текст.
автор Not me. Not you. Not us.
Оми, спасибо большое!
Автор The banality of evil
Очень красиво и ярко получилось, вот эти наброски...они как будто ожили)
Not me. Not you. Not us.
и вот опять: смеюсь до слез и краснею до кончиков волос) Ханамия и "идиоты" - потрясающе))
спасибо большое за работы!
автор The banality of evil
Автор Not me. Not you. Not us.