Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День на странных берегах - Авантюристы
Размер: 7050 слов
Пейринг/Персонажи: Киеши Теппей/Ханамия Макото, упоминается Киеши Теппей/Имаеши Шоичи, подразумевается Киеши Теппей/Ханамия Макото/Имаеши Шоичи
Категория: джен, слэш
Жанр: приключения
Рейтинг: R
Краткое содержание: Ханамия записался добровольцем и почти сразу пожалел об этом, но было поздно.
Ссылки на скачивание: .doc, .fb2, .txt
Когда перед глазами перестали мелькать бамбуковые стволы, красные листья и вся прожитая жизнь, Ханамия осмелился перевести дыхание. К горлу подкатывала тошнота, и он даже не пытался ее подавлять: бесполезно.Машина выровнялась на дороге и бодро катила дальше, шины громко шуршали по зернистому асфальту.
– Ненавижу тебя, семпай, – просипел Ханамия. Ему хотелось пить, но он знал, что вода тотчас попросится наружу. Следовало потерпеть до ближайшего привала.
– Угу, ненавижу тебя, Ханамия, – отозвался Имаеши со вздохом, не отрывая взгляда от дороги. – Вроде сегодня уже здоровались.
Он опять бросил машину в поворот, не притормаживая; Ханамия мельком увидел обрыв, затянутый металлической сеткой, и виток дороги внизу. Внутренности сжал сухой спазм. Блевать было уже нечем.
Зачесался нос, и Ханамия понял вдруг, что не может разжать пальцы на ручке под потолком, в которую вцепился еще на первом витке серпантина. Пришлось помогать себе свободной правой рукой и стараться не думать, на какой скорости Имаеши будет входить в следующий поворот.
Кто учил тебя водить, хотел сказать он, но вспомнил, что уже задавал этот вопрос раза четыре. К тому же ответ у него был, хоть и не имеющий отношения к реальности. В воображении Ханамии наставницей Имаеши была Риса из “Понё на утесе”: ее машину точно так же мотало на горной дороге, разве что Риса водила крошечную малолитражку, а у Имаеши был здоровенный джип. Впрочем, от этого становилось только страшнее.
И подумать только, когда Ханамия впервые увидел это белое чудовище, единственное, что ему пришло в голову – это разнузданный секс на заднем сиденье. Нет, ну просто – зачем еще, не имея семьи с как минимум тремя детишками, заводить такую громадину! Он живо представил, как Имаеши на этой машине возит девушек на побережье: величаво съезжает с трассы на одну из множества мелких дорожек, останавливается на утесе над морем и там, скажем, на фоне заходящего солнца склоняет к романтичному разврату. На задних сиденьях, а может, и разложенных передних.
Видение томной обнаженной девицы интересных форм – Имаеши в этом аспекте отличался изысканным вкусом, во всяком случае, в школьные годы – так увлекло Ханамию, что он безропотно сел в машину и предавался мечтам еще минуты две – пока Имаеши не защелкнул замки на дверях и не рванул с места так, словно за ним гнались полчища голодных демонов. Тут-то Ханамия и вспомнил, что его укачивает в машине. А еще минут через десять осознал, что когда Имаеши за рулем, укачивает его раз в десять сильнее.
Или в пятьдесят.
Они ехали уже часов двадцать, останавливаясь только отлить и хоть немного размяться. Ханамия теперь сам не мог сказать, от чего его мутит: от манеры ли вождения Имаеши, от голода ли, от усталости – он задремывал иногда, но тут же просыпался с сильно бьющимся сердцем и нервно вертел головой, убеждаясь, что все в порядке. А может, тошнота была из-за пси-напарника. Может, это его укачивало там, в багажнике джипа, а Ханамию донимала слабость чужого вестибулярного аппарата, даже несмотря на “активную изоляцию” салона, как Имаеши это обозвал.
По идее, это Ханамия должен был ехать в багажнике. Напарник, по словам Имаеши, был выше ростом и крупнее. Но одна мысль о том, чтобы провести больше суток в замкнутом помещении размером с большой сундук, уже вызывала у Ханамии припадок клаустрофобии. Если представить, что этот сундук еще и куда-то – неизвестно куда! – едет, к клаустрофобии добавлялись истерические вопли внутреннего контрол-фрика. А после получаса езды на пассажирском сиденье Ханамия совершенно уверился, что проведи он эти полчаса в багажнике – гарантированно сошел бы с ума.
Видимо, пси-напарник ему достался гораздо более толстокожий. По крайней мере, никакой паники или чего-то подобного Ханамия не ощущал. Ну, за исключением моментов, когда Имаеши гнал машину по извилистой, ничем не огороженной горной дороге со скоростью, вдвое превышающей разрешенную. Но это, определенно, была его собственная паника: напарник-то не мог видеть, как джип заносит корму над пропастью.
В начале пути Ханамия спросил:
– Семпай, ты сдурел так гнать? А если нас полиция остановит?
– Полиция – не остановит, – улыбнулся Имаеши; тогда, почти сутки назад, он еще улыбался. – По крайней мере, на этой трассе. А потом мы съедем на второстепенные дороги, и там просто не будет никакой полиции.
По взаимному, не озвученному вслух согласию они не стали развивать мысль о том, кто еще может попытаться их остановить.
Машина дернулась, и Ханамия выпал обратно в реальность из очередного дремотного помрачения.
Имаеши заворачивал на парковку. Крошечная площадка, машины на четыре, не больше; рядом – сарай с гордой вывеской “Еда и напитки”. Под вывеской стыдливо примостилось объявление, написанное от руки: “Туалет – если что-нибудь покупаете”. С виду этот приют скаредных владельцев единственного сортира на сотню километров в любую сторону был заброшен.
– В кустики нужно? – спросил Имаеши, глуша мотор.
Ханамия прислушался к себе.
– Не думаю.
– Тогда надевай шапочку из фольги.
Ханамия фыркнул, пытаясь выразить всю глубину своего отвращения. Однако его сарказм выдохся так же, как и шуточки семпая.
– Может, ты все-таки поспишь? – предложил он, вытягивая из перчаточного ящика шуршащую накидку. С виду смахивающая на спасательное одеяло, она на самом деле была “активным экраном” – блокировала пси-волны. – Хотя бы часа три?
Имаеши усмехнулся.
– Вот тогда-то я точно нас всех угроблю, – сообщил он жизнерадостно и распахнул водительскую дверь. – Не бойся, Ханамия. Ехать уже не так долго осталось.
– Я даже не спрашиваю, куда мы едем столько времени и с такой скоростью, – буркнул Ханамия, набрасывая на голову похрустывающую накидку и обматываясь ею как можно плотнее. – Мы должны были уже весь Хонсю проскакать вдоль.
– Горные дороги, – донесся голос Имаеши, – считай, удлиняют маршрут раз в пять. Или даже больше.
Дверь машины хлопнула, отсекая внешние звуки.
Ханамия поерзал, пытаясь устроиться поудобнее. Ноги, задница, поясница затекли и одеревенели. Ничего, сейчас Имаеши выгуляет пассажира багажника, а потом настанет очередь пассажира салона. А пока можно подремать. Если, конечно, повышенная тревожность позволит.
Что его дернуло ввязаться в Эксперимент, Ханамия и сам уже не мог бы сказать уверенно. Ощущение, что там действительно происходит что-то интересное? Желание приподняться над бытовым идиотизмом, царящим вокруг? Встать на переднем крае науки, пусть добровольцем, крысой подопытной, а не ученым… Впрочем, люди, пришедшие к нему с предложением, как раз напирали на его образование. “Вы биолог, вы нейрофизиолог… Мало кто способен описывать свои ощущения так четко, как ученые и врачи, это имело бы громадную ценность для исследования…” А может быть, его подтолкнуло депрессивное состояние после смерти матери, унесенной очередным шквалом мутирующего гриппа. Или звонок Хары: “Ханамия, а ты не знаешь, что с Сето? Он собирался участвовать в каких-то пси-исследованиях со своей сонливостью, и до него уже полгода не достучаться”. Ханамия не знал и бежать узнавать не собирался – Сето взрослый мужик, не пропадет, – но вскоре его нашли эти, из проекта, и когда прозвучало то самое “пси-”, в мозгу будто лампочка зажглась: да, он станет участвовать в Эксперименте, но не потому что его уговорили, а потому что это возможность разыскать когда-то близкого человека. Он, словно разведчик во вражеском тылу, все выяснит и разузнает. А вербовщики – да и их боссы – ничего не заподозрят и будут думать, что он, Ханамия – еще один идиот, соблазнившийся грядущим триумфом.
Ханамия нуждался в таких самооправданиях, даже когда сам прекрасно сознавал, что это не более чем демагогия, иллюзия собственной значимости и исключительности.
Как бы то ни было, он добровольцем записался в Эксперимент – и пожалел об этом почти сразу, только было поздно.
Новейшие достижения хирургии: испытуемым вживляли крошечное зернышко пси-транслятора куда-то в мозг. Точную локализацию не сообщили – мол, это сильно повышает тревожность, вызывает ипохондрию…
А потом из испытуемых стали составлять пси-пары. И если на моменте с посторонним предметом в мозгу Ханамии захотелось удрать куда подальше – тем более, он уже вызнал, что не существует техники, способной принять излучение пси-транслятора, только другие люди с таким же прибором, да и то не все, – то когда началось это… спаривание, ему потребовалось серьезное душевное усилие, чтобы не выйти в окно.
Никто не предупредил, что в рамках Эксперимента ты окажешься навеки связан с каким-то левым человеком, разделишь с ним свои чувства, реакции, впечатления. Научная этика? Нет, здесь не слыхали о таком. Эксперимент был проектом разведки, причем таким проектом, от которого – случись утечка – открестились бы все, и государство, и спецслужбы. Свалили бы на якудза или сектантов, замели бы по-быстрому следы.
Пары складывались не сразу. С первой попытки – ни у кого; у пяти процентов – со второй, основной массив – с пятой-седьмой; после десяти провальных попыток испытуемый выходил из Эксперимента. Самим испытуемым такой информации не давали, но Ханамия не постеснялся влезть в базы данных: компьютеры в комплексе зданий, отведенном под проект, не имели выхода во всемирную сеть, а вот во внутреннюю – да.
Там же, в базе, он нашел и Сето – с пометкой “выбыл”. Что это могло значить, Ханамия не знал: у него сложилось впечатление, что выбыть отсюда можно только вперед ногами, но до поры это ничем не подтверждалось.
Он провентилировал вопрос насчет “прекратить участие”. На него посмотрели со смесью тревоги и жалости и не ответили ничего конкретного. Настаивать Ханамия не рискнул. Ему чем дальше, тем сильнее казалось, что все это очень плохо кончится лично для него, и приближать развязку вовсе не хотелось.
Он задумался о побеге.
Тем временем первая, третья, пятая, седьмая попытки составить пару прошли неудачно. Ханамии было худо, чужие эмоции проходили сквозь него как этакое ментальное слабительное, выкручивали сознание, уносили с собой важные мысли и воспоминания. С каждым разом восстановление шло все дольше, и к восьмой попытке Ханамия подходил уверенным, что десять – это тот предел, который человек в принципе может выдержать, а после него превращается в овощ и идет либо на органы, либо сразу в крематорий.
Но восьмая попытка удалась.
И если провальные заходы Ханамия сравнивал с ментальным поносом, то успешный – разве что с ментальным оргазмом, как это ни пошло звучало даже в мыслях. Хотя, вероятно, это был всего лишь эффект изгнания козы из дома: он-то приготовился к очередному отвратительному, болезненному, выматывающему контакту, когда часами не можешь ни сосредоточиться, ни даже воды себе налить, не расплескав; а вместо этого будто бы окунулся в теплое море у берегов тропического острова: пальмы, белый песок, запах цветов и никаких акул на сто километров вокруг. Чужое спокойствие и сдержанный интерес омыли его, огладили всего, как ласковые руки. Ханамия ничего не мог поделать: ему стало так хорошо, что он просто валялся на казенной постели и каждой своей клеточкой отдавался внезапному наслаждению.
Позже, когда новизна ощущений приугасла, Ханамия было задумался, кто же это ему достался в напарники такой уравновешенный, что сумел сохранить это спокойствие и этот интерес к возможному партнеру после хотя бы одной пытки неудачным контактом. Ради чистоты эксперимента испытуемые друг друга не видели, никак не общались и даже имен друг друга не знали. Только пси-контакт.
Однако мысли о личности напарника быстро сменились размышлениями о том, как же все-таки отсюда сбежать. И от напарника тоже сбежать – после того, как Ханамия осознал, что ощущает чужие скуку и удовольствие, голод и жажду, вплоть до желания посетить туалет, но главное – что он далеко не всегда может отличить чужое от собственного.
Об этом он в своих ежедневных отчетах о самочувствии не упомянул, а усилия по поиску лазейки наружу утроил. Он не питал иллюзий о моральном облике экспериментаторов. Это были достойные последователи Отряда 731; собственно, если б в самом начале Ханамия знал, что за Экспериментом стоит военная разведка, он не сунулся бы туда ни за какие блага мира. И сейчас он был абсолютно уверен, что за установлением пси-пары последуют испытания: болью, голодом, депривацией сна, сексом, галлюциногенами… в общем, всем, что только можно применить к человеку, чтобы посмотреть на реакцию напарника.
Ни подвергаться мучениям физически, ни воспринимать чужие переживания Ханамия не желал.
Впрочем, на что это будет похоже, он все-таки выяснил – совершенно случайно, рано утром, когда брел, с трудом продрав глаза, в туалет. Ханамия был “совой”, режим, установленный на проекте, ему не подходил. Он не ощущал себя ни хомо, ни тем более сапиенсом без чашки крепкого кофе. И вот в этом состоянии человека разбуженного, но еще не проснувшегося он вдруг ощутил такую резкую и страшную боль, как будто с разбегу влетел коленом в ребро бетонной плиты.
Несколько минут он корчился на полу, безголосо воя, не в силах толком ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потом боль помаленьку отступила; Ханамия кое-как поднялся, хватаясь за стенку, и обнаружил, что обмочил штаны.
Это было последней каплей. Он решил, что лучше погибнет при попытке к бегству, чем будет жить с этим. Что произошло с напарником, что это вдруг за приступ – его не волновало ни секунды; он просто не желал испытать нечто подобное – и боль, и унижение – снова.
От ярости и страха он превзошел сам себя, взламывая пароли баз данных и системы безопасности. Выяснил, что комплекс охраняется спустя рукава, и гораздо больше от посторонних, чем от побегов. Удивился, попытался…
...и уже три часа спустя сам вернулся назад тем же путем, каким ушел.
Тех, кто уже составил пары, можно было не охранять вовсе. Ханамия попросту не сумел отойти от комплекса дальше, чем на километр. Ему стало так плохо, будто из него выкачивали кровь или, например, смотали нервы в клубок и прибили кончик нитки где-то там, в палате пси-напарника. И как только беглец вытянул нить до упора, пришли боль, и ужас, и пустота.
Наверное, попыткой побега Ханамия обеспечил напарнику хорошую паническую атаку. Ну что ж, думал он, это неплохая месть за колено – и куда только этот дебил врубился ногой?!
Он было подумал, что надо разыскать напарника и бежать вместе, но тут же одернул себя: какая разница, где прозябать, здесь в ожидании пыток – или на воле со всеми ее искушениями, случайностями, авариями, отравлениями, эмоциональной нагрузкой? Здесь, в комплексе, хотя бы нормальных бытовых раздражителей было мало…
Ханамия уже примеривался взять в заложники кого-то из врачей и заставить извлечь у себя пси-транслятор, хотя и понимал, что затея идиотская: без наркоза операция его убьет, а наркоз моментально отдаст в руки сотрудников Эксперимента, – когда за ним пришли.
– Ханамия-сан? – незнакомый врач в очках, шапочке и маске стоял на пороге, сверяясь с планшетом. – Вы-то мне и нужны. Пойдемте.
– Куда? – внутренне обмер Ханамия.
– Предположим, на прогулку для начала, – сказал врач. В интонациях его проскользнуло что-то… что-то давно забытое… но Ханамия не вспомнил, что именно, и не вспоминал до тех пор, пока его, приготовившегося то ли дорого продавать свою жизнь, то ли искать способ быстрого самоубийства, не вывели за территорию комплекса.
А там сгущались сумерки, остро пахло нагретой солнцем травой, на пустой парковке стоял громадный белый джип, и врач снял шапочку и маску.
– Давно не виделись, Ханамия, – сказал он. – Ну что, на свободу хочешь?
– Ханамия, – его осторожно трясли за плечо, – Ханамия, пойди погуляй. Успеешь поспать, когда ехать будем.
Он неохотно разлепил веки и стащил с головы накидку. Усталость выиграла у тревожности: заснуть получилось довольно крепко. Но Имаеши был прав: следовало размяться. Ноги уже ощутимо отекли, поясница ныла. Ханамия как никогда остро ощутил, что ему давно не пятнадцать лет.
Он выбрался из машины – едва не выпал, но удержался за ручку двери и не позволил Имаеши себя поддерживать. Во-первых, еще не хватало так явно демонстрировать слабость, а во-вторых, Имаеши и сам выглядел – краше в гроб кладут. Серое лицо с резко проявившимися морщинками у рта, немного остекленевший взгляд. Ханамия вдруг задумался: а сколько семпай не спал до того, как явился выручать их?
– Тебе надо отдохнуть, – сказал он настойчиво, переминаясь с ноги на ногу. Ступни и икры легонько закололо. – Ты похож на зомби. Семпай, ну ты подумай, если нас до сих пор не догнали…
Имаеши мотнул головой.
– Нельзя. Я на препаратах. Засну – и на двое суток, а если разбудить – вот тогда точно буду зомби. – Он криво усмехнулся и шагнул в сторону.
– Я пойду прогуляюсь тут кое-куда, недалеко, – сказал он. – Броди себе. Если услышишь подъезжающую машину, свали на всякий случай за магазин.
– Семпай. Твоя работа должна была убить в тебе наивность. Если за нами гонятся, думаешь, они не заметят вот этот концертный рояль в кустах? – Ханамия кивнул на джип, все еще блиставший белизной под тонким слоем дорожной пыли.
Улыбка на губах Имаеши, пожалуй, напугала бы постороннего зрителя, такая она была вымученная.
– Я не думаю, что нас догонят так быстро. Просто не хочу, чтобы тебя видели случайные свидетели. Ты, в общем, тоже выглядишь как человек, нуждающийся в помощи, посмотрись в зеркало, если не веришь… А нам вряд ли нужны сердобольные посторонние или, того хлеще, полиция со “скорой”. Так что услышишь машину – исчезни с глаз. Все, не скучай, я быстренько.
Он ступил на еле заметную тропку, виляющую среди бамбука, и очень быстро скрылся из виду.
Ханамия вздохнул. Прошелся туда-сюда по парковке, от нечего делать подергал дверь сарайчика – та не была заперта, но ее, похоже, заклинило в пазах. Можно было бы открыть, приложив некоторое усилие, но Ханамии было лень. Внутри вряд ли нашлось бы что-то ценное и вообще что-то, кроме мусора. Наверное, когда-то эта дорога была оживленнее, а потом где-то впереди, в каком-нибудь городке, открыли железнодорожную станцию, и народ предпочел утомительному путешествию на машине по узкому, неосвещенному и неогороженному серпантину комфортное перемещение на поезде. И без того слабый поток машин иссяк, и хозяева магазинчика с туалетом прикрыли свой издыхающий бизнес.
Обычно такие заброшенные места очень быстро зарастают лианами, мхом, древесные корни вспучивают асфальт, а ростки бамбука прорываются сквозь трещины к свету. Но, видно, тут под парковкой и самим сараем была голая скала, и она отчасти уберегла это местечко от пожирания природой.
Ханамия оставил в покое дверь, прошелся туда-сюда. Если подумать, он уже полгода провел в зданиях Эксперимента. Должен был быть какой-то шок, ощущение свободы, новизны привычных вещей… Ничего не было.
А может, подумал он с неожиданным всплеском злости, это оттого, что пси-напарник, толстокожая скотина, сейчас дрыхнет в багажнике, нагулявшись, и его сон гасит эмоции, которые должен испытывать сам Ханамия?
Даже злость, и та вышла какой-то блеклой. Впрочем, это легко списывалось на усталость. Он уже сутки не спал, и большую часть этих суток трясся в машине, чудом не выблевав собственные внутренности.
Пить, с трудом вспомнил он, вот сейчас можно пить. Нужно, если не намерен поймать обезвоживание и все сопутствующие ему радости.
Бутылка воды болталась в кармане водительской двери, а рядом с ней – инъектор. Имаеши дважды вкалывал себе какую-то дрянь, пока Ханамия бодрствовал, и черт знает сколько еще – пока тот дремал. Что это за стимуляторы, Ханамия не знал и не желал знать. Некоторые вещи должны оставаться в секрете.
Упав на водительское место, Ханамия свинтил крышку, припал к горлышку бутылки губами и принялся медленно-медленно цедить воду, позволяя ей смачивать пересохший рот и капля за каплей скатываться в глотку. Он прислушался к себе: вроде бы желудок успокоился и не пытался вытолкнуть наружу все, что в него попадает. Сделал глоток побольше. Тошноты не было. Тогда Ханамия начал пить жадно, буквально всем телом ощущая, как влага напитывает иссушенные ткани. О, как же хорошо. Как безумно хорошо.
Почти так же, как в день установления пси-контакта, будь он проклят. И день, и контакт.
– Не получится на свободу, семпай, – сказал он, оправившись от первого шока и запрещая себе думать о том, откуда здесь взялся Имаеши и почему пришел за ним. – Мне тут вторую половину организовали, я от нее деться никуда не могу. Так что ты зря все это…
– Почему же? – картинно удивился Имаеши. – Садись в машину. В бардачке покрывало, блестящее такое, вроде спасательного. Накинь на голову и вообще постарайся укутаться поплотнее, как минимум выше пояса. А я приведу твою вторую половину… – он вдруг поморщился и предложил: – А может, ты в багажник ляжешь? У меня просторный багажник и с вентиляцией. А напарника твоего в салон, он повыше и побольше тебя.
– Что?! – Ханамия на несколько секунд утратил дар речи, испытывая панический ужас от перспективы куда-то ехать в багажнике и одновременно бурное возмущение от самой идеи. – А… что, оба мы в салоне ехать не можем?!
– Не можете, – отрезал Имаеши.
Он мало изменился с университетских времен, когда они виделись с Ханамией последний раз. Годы подсушили его, выветрили юношескую мягкость черт, а взамен подарили что-то в осанке и интонациях…
– Ты же тоже из этих, – пробормотал Ханамия. – Тоже разведчик, да? Или другая спецслужба?
– Та же. Департамент другой, – сказал Имаеши. – Я объясню по дороге. Сейчас некогда. Давай садись и закутывайся. Вы двое не должны друг друга ни видеть, ни слышать, ни пси-чувствовать. Поэтому он полезет в багажник, раз ты не можешь, а ты – замотаешься в фольгу и будешь так сидеть, пока я не разрешу раскуклиться.
И Ханамия сел в машину, замотался как мог плотно и сидел как идиот, слыша, как открылась дверь багажника, чувствуя, как машина мягко присела под тяжестью еще одного пассажира. А затем открылась водительская дверь, Имаеши упал за руль, велел вылупляться и пристегиваться – и джип, сдержанно взревев мотором, стартовал с парковки так, что Ханамию вжало в спинку кресла.
На первом резком повороте Ханамия охнул и схватился за ручку над дверью, на третьем заподозрил, что это не случайность, на пятом попытался сдержать рвоту, на шестом ему это не удалось. К счастью, между пятым и шестым Имаеши успел бросить, что пакеты в бардачке, и там действительно были пакеты наподобие тех, что дают в самолете, целая пачка. Так что не запачкать салон Ханамии с горем пополам удалось, но и только.
Они вылетели на трассу, и джип ринулся по ней метеором, обходя ползущие с разрешенной скоростью автомобили как стоячие. Ханамия один только раз спросил, не остановит ли их полиция, получил ответ, что нет, и перестал затрагивать эту тему. Взамен он поинтересовался, стараясь отключиться от зрелища летящей под колеса дороги, что же все-таки происходит.
Он успел пожалеть о том, что вообще открыл рот. Имаеши разговаривал за рулем энергично, весело, жестикулируя одной рукой, а иногда и всплескивая двумя, и все бы было хорошо, если бы не скорость, с которой они при этом мчались. По ощущениям Ханамии, параллельно идущий синкансен они бы сейчас обогнали.
На некоторое время он все-таки отвлекся, слушая рассказ Имаеши, достойный дурацкого американского блокбастера. По его словам, один из департаментов Штаба оборонной разведки начал секретные исследования возможностей человеческого мозга еще лет тридцать назад. К тому времени, как Имаеши пошел работать на разведку, уже была накоплена критическая масса данных, и его поколению ученых удалось изобрести функциональный пси-транслятор.
Они надеялись на передачу мыслей, но добились лишь эмоционально-чувственного контакта. Работало подсознание, до сознания еще предстояло достучаться. Эксперименты на небольшой группе людей продолжались несколько лет и даже дали кое-какие интересные результаты, когда работой научной группы вплотную заинтересовался другой департамент. Имаеши не уточнил, какой именно, но Ханамия по интонациям и оговоркам решил, что речь идет о департаменте взаимодействия – том, который работает в связке с военной разведкой США.
Последовала некоторая подковерная возня, подробностей которой Имаеши не знал или не хотел рассказывать – “я ученый, а не функционер, понимаешь ли”, – и “соседи” сманили к себе часть научной группы со всеми наработками, но без штата подопытных. Меж тем люди были нужны, и новый проект запустил набор добровольцев, стараясь подбирать тех, о ком никто особенно не стал бы переживать в случае безвременной гибели.
Ханамия кивнул: его честно предупреждали при вербовке, что исследования небезопасны, и он своей рукой подписал информированное согласие.
Но подковерная возня продолжалась, рассказывал Имаеши, и обиженное руководство первого департамента нашло какие-то там доказательства, что технология пси-передачи готова утечь за рубеж. Чтобы это подтвердить высшему начальству, потребовалось изучить теперь уже исследования второго проекта. Удалось выкрасть кое-какие данные.
– Стало понятно, что у них всего одна успешная пси-пара, – Имаеши мрачно усмехнулся. – И наши решили забрать эту пару. Я не оперативник, но когда увидел фамилии… В общем, я вызвался за вами съездить.
– Как ты туда пролез-то, конкурент? – удивился Ханамия.
– Национальная законопослушность и безынициативность, – сказал Имаеши ехидно, – пречудным образом сочетается в нас с интриганством и стремлением к карьерному росту. Увести проект у авторов – это пожалуйста, стыдливая государственная измена – тоже нормально, а сделать собственную систему пропусков – это им и в голову не пришло. У меня статус, аналогичный чину капитана военной разведки. Я незамысловато вошел и вышел по служебному пропуску. Два раза.
Ханамия на это даже сказать ничего сразу не смог. Такого концентрированного идиотизма ему, наверное, за всю жизнь еще не попадалось. Версия “нарочно не придумаешь”. Не нужно придумывать теории заговора, когда можно все объяснить человеческой глупостью.
Он, вероятно, все же нашел бы слова для достаточно колкого комментария в адрес разведки и людей, которым доверена безопасность страны, но тут Имаеши без предупреждения свернул с трассы, дорога сделалась узкой и запетляла между все подрастающими горами, по мелким городкам, по ущельям и тоннелям, и очень скоро Ханамия думал уже только о том, как не промахнуться мимо пакета, хватит ли вообще пакетов, кто учил Имаеши водить и нет ли у него на самом деле задачи гробануться с самого высокого обрыва на маршруте.
Он пил бы и еще, но кончилась вода. Оно, наверно, было к лучшему, потому что предстояло ехать дальше, и продолжать обниматься с пакетом Ханамии вовсе не хотелось.
Он обдумал рассказ Имаеши. Все это было, конечно, шито белыми нитками; в разведке нет невинных пушистых котиков, наверняка разборки там были крутые, двойных агентов больше половины участников истории, а сколько народу они уморили за тридцать лет исследований, лучше просто не думать. В рассказе умолчаний было больше, чем собственно рассказа, но Ханамия и за это был благодарен. Он не желал знать секретов Штаба оборонной разведки. Вообще не желал иметь дело с этими структурами. Ему, правда, интересно было, как Имаеши надеется уберечь чересчур информированных подопытных от пули киллера, потому что на еще одну комфортабельную тюрьму Ханамия соглашаться отказывался в принципе. Но это могло подождать. Главное – что под конец объяснения Имаеши клятвенно пообещал, что пси-транслятор из мозга удалят.
Присутствие напарника Ханамия ощущал постоянно. Он уже привык, как привыкают к постоянному, но слабому неприятному запаху в доме. Но все же чужое присутствие в собственной голове бесило несказанно. И почему только их непременно нужно изолировать друг от друга! Может, знай Ханамия партнера в лицо и по имени, было бы проще смириться с его тенью в своих мыслях?
Нет, подсказывал голос разума, скорее даже наоборот.
Имаеши все не было, и Ханамия решил продолжить прогулку. Он вышел из машины, немедленно запнулся обо что-то, схватился за дверь – та распахнулась, потащив его за собой, и Ханамия шлепнулся на асфальт, растянувшись во весь рост и чувствительно приложившись подбородком и локтем.
От боли, пронизавшей руку, он взвыл. Через секунду к руке прибавилась еще и саднящая боль в губе – прикусил, видимо.
Слезы, выступившие на глазах, застили взор, и он не увидел, но услышал щелчок замка и тихое гудение пружины – открылась дверь багажника. Затем шаги. И…
– Ханамия, ты цел?!
Ханамия сморгнул. Медленно поднял голову.
Рядом с ним припал на одно колено – правое колено – Киеши Теппей собственной персоной.
И прежде чем Ханамия успел сказать, сделать, даже подумать что бы то ни было, его затопила даже не волна, а целое цунами чужих чувств и ощущений. Здесь была и усталость, и ноющее тело после суток в багажнике, и тревога, и легкий голод, и сильная, яркая радость от его, Ханамии, лицезрения, и еще целая груда всего. Ханамия чувствовал, что захлебывается.
Киеши, крякнув от усилия, рывком поднял его на ноги.
– Извини, – сказал он, и вал исходящих от него чувств начал стихать, как будто где-то опустили заслонку. – Я не должен был приближаться и даже показываться, но тебе было так больно… я просто не сумел остаться в машине.
– За что мне все это, – непослушными губами пробормотал Ханамия.
Он мог догадаться еще тогда, в утро, когда чужая боль в колене его скосила. Но вероятность! Вероятность, что Киеши снова встретится на пути и, более того, в том же проекте, и станет единственным подходящим пси-партнером – она была мала настолько, что даже предположить ее не пришло в голову.
Рука болела и почти отнялась, во всяком случае, согнуть ее в локте Ханамия не мог, а простреливало аж до плеча. Это было неопасно – просто удачно приложился болевой точкой, но чудовищно неприятно, еще и потому, что теперь Ханамия чувствовал, как его собственная боль докатывается до Киеши, заставляя его испытывать то же самое, а потом эхом возвращается назад.
– Давай сядем, – не предложил, но скорее распорядился Киеши, доволок Ханамию до задней двери и почти уронил на сиденья, а потом, кривясь от фантомной боли в локте, сел рядом сам.
Путаясь в том, где чья боль, чья тошнота, голод и головокружение, Ханамия постарался сесть ровно, но завалился Киеши на плечо. Было похоже на те, неудачные контакты, но легче и как-то… правильнее, что ли. Чужие чувства не текли сквозь него грязным потоком – они словно искали свои места в его голове и находили постепенно, укладываясь на нужные полочки, каким-то непостижимым образом сопрягаясь с его собственными, делая мир еще ярче и полнее, пусть даже за счет обострения неприятных ощущений.
Киеши растирал ему руку громадными горячими ладонями. Он весь был какой-то большой, Ханамия уже забыл, как это ощущалось. Он знавал людей выше ростом, объемнее, накачаннее, но у Киеши, по-видимому, было не столько крупное тело, сколько обширное личное пространство, и оттого он слегка подавлял, если оказаться вплотную к нему.
А вот руки – те и правда были здоровенные. Объективно.
– Как, – с трудом выдавил Ханамия, – как тебя занесло в Эксперимент. Почему ты. Почему я.
– Я универсальный донор, – ответил Киеши, хотя Ханамия не то чтобы ждал получить ответ, и Киеши не мог сейчас этого не знать. – Это в чем-то похоже на совместимость групп крови… С тобой очень мало кто пси-совместим, но я – да.
– Откуда ты знаешь, – бормотал Ханамия, а ладони Киеши прилежно изгоняли боль из ноющей руки, – даже я не знаю, я взломал их базы и не знаю, а ты…
– Я дольше был в проекте, – отозвался Киеши мягко-мягко, и Ханамия прижался к его теплому боку теснее, словно более близкий контакт мог ускорить распределение в мозгу всего, что принесла пси-волна. Он не хотел этого – вообще ничего из того, что она принесла, он не хотел, но понимал, что сопротивляться бесполезно.
Киеши с готовностью обнял его, пальцы задели полоску кожи между поясом и задравшейся полой рубашки – Ханамию будто обожгло фейерверком своих и чужих ощущений. Слишком близко, заверещал голос разума, слишком много близости.
Эмоциональная часть заглушила этот визг.
Это перекатывалось между ними, умножалось и рассыпалось сотнями видов эха: их запахи, их тепло, мягкость кожи под пальцами, пульс, едва заметная дрожь, дыхание. Ханамия подумал – скорее даже смутно пожелал узнать, мягкие ли у Киеши губы, и Киеши тут же склонился к нему и накрыл его рот своим. Еще одна волна: да, мягкие, и теплые, и влажный кончик языка между ними… Снова разделенные на двоих ощущения, которые только усиливаются от того, что их делят.
Но как же это, беспомощно думал Ханамия, я же никогда, я не гей и даже не би, я только прошлым вечером мечтал о красивой девчонке здесь на заднем сиденье, как?! как это может быть? Почему я целуюсь с Киеши Теппеем, и его руки у меня под рубашкой, а мои за поясом его брюк, что я делаю? что мы делаем?! Но сознание говорило одно, а все тело и все эмоции требовали другого, и он сжимал ягодицы Киеши, пока тот расстегивал на Ханамии рубашку, и они целовались, едва успевая перевести дыхание, и терлись друг о друга, едва не теряя сознание от мощи своих совокупных чувств. Ханамия не знал, как это остановить. Можно ли вообще это остановить.
Он потерял ощущение времени и пространства, только иногда всплывая на мгновение на поверхность захватившего их потока и ужасаясь так же, как когда джип несся по серпантину, кренясь над обрывом. Они ласкали друг друга, вылизывали, кусали, дрочили и брали в рот, и Ханамия знал, как знал бы про самого себя, что Киеши одинаково хочет вставить Ханамии и чтобы Ханамия вставил ему. Он знал, как надо сосать, чтобы Киеши нравилось, потому что испытывал то же самое, что и Киеши. Он дрочил точно так, как Киеши было надо, и Киеши делал то же самое для него. Он трахал Киеши пальцами, и тому это нравилось – очень нравилось, и Ханамия, испытывая его удовольствие, тоже захотел испробовать это, и две секунды спустя пальцы Киеши были у него в заднице.
Это было слишком много и одновременно слишком мало, это страшно выматывало, но хотелось еще и еще. Ханамия кончил раза три – а может, это на них с Киеши вдвоем пришлось три раза! – и все равно не мог остановиться. Наслаждения такой остроты он до сих пор не знал. И хотя где-то в углу мозга здравый смысл испуганно бубнил, что этак можно ведь и до смерти себя довести, – они прекратили гонку только тогда, когда от усталости едва могли пошевелить рукой или ногой.
Усталость тоже была на двоих – совсем раздавившая Ханамию, который и до того чувствовал себя измученным до предела, но, видимо, более-менее посильная Киеши, который сумел кое-как одеть Ханамию, оделся сам, распахнул дверцу машины…
Перед ними стоял Имаеши, и хотя у Ханамии перед глазами все плыло, он разглядел очень отчетливо, что семпай мрачнее тучи. Его рот сжался в тонкую прямую линию, желваки катались на скулах, а глаза, не будь они скрыты за стеклами очков, наверное, метали бы молнии.
– Нашли время и место яйцами сверкать, – бросил Имаеши, и Ханамия невольно сжался: он никогда еще не видел семпая в такой ярости. Он вообще не думал, что Имаеши умеет так злиться. – Я зачем вас порознь вез?! Теппей! Ладно Ханамия не знает ничего, но ты-то!
– Да ты не парься, семпай, детей у нас точно не будет, – заплетающимся языком выдал Ханамия, пытаясь разрядить обстановку. Тут же он понял, что сказал это напрасно. Имаеши как-то так повернулся, что у Ханамии появилось острое предчувствие, что сейчас его ударят.
Имаеши. Имаеши был в полушаге от рукоприкладства.
Да что ж они натворили такого…
И все-таки, все-таки, невзирая на явную готовность семпая перейти от слов к делу, невзирая на его ощутимое, прямо-таки искрящее бешенство, Ханамия почему-то был уверен, что он в безопасности.
– Извини, Шоичи, – примирительно сказал Киеши. Он выставил перед собой ладони, то ли защищаясь, то ли успокаивая. – Ты же знаешь, этому невозможно противостоять, когда есть прямой контакт.
– Да? – Имаеши зло оскалился. – И вот что тебя погнало наружу?!
– Ханамия упал, ушибся, – Киеши склонил голову, признавая свою вину. – Я не смог… Экранирование не спасает.
Имаеши скривился, будто съел лимон. На его усталом лице гримаса выглядела скорее жалко, чем презрительно.
– Черт с вами. Езжайте в салоне оба тогда. Не могли два часа пересидеть. И воду еще вылакали… – это он обнаружил пустую бутылку.
– Это я, – сознался Ханамия, а Киеши направился к багажнику со словами:
– У меня там есть полная бутылка, сейчас достану.
Когда машина тронулась, Ханамия уронил голову на плечо Киеши и отрубился так накрепко и так безмятежно, словно спал дома в собственной постели.
Он проспал прибытие, ужин и сигнал подъема. Когда наконец разлепил глаза – обнаружил себя в постели, обряженным в больничную пижаму. В окно било солнце, на стуле у окна сидел Имаеши, а на краю кровати – Киеши.
– Привет, – сказал Ханамия, чувствуя себя удивительно по-идиотски. Завершение вчерашнего дня было каким-то уж очень… он даже не мог подобрать подходящего слова. Запутался в ощущениях, занимался разнузданным сексом с Киеши на заднем сиденье семпайского джипа, который увозил их подальше от секретных экспериментов военной разведки. Дурацкий блокбастер дополнился высоченным рейтингом за постельную сцену.
Почему-то при этом за саму постельную сцену Ханамия никакого раскаяния не ощущал. Некоторое удивление – да, в основном из серии “почему же я не пробовал этого раньше?!”. Его как-то перестало смущать, что он трахался с Киеши – и вообще перестало беспокоить, что Киеши оказался его пси-напарником, и что Киеши откуда-то взялся, и даже что Киеши и Имаеши обращались друг к другу по именам.
– Вот этот дзен, который меня сейчас одолел, – спросил Ханамия, – это последствия пси-связи? Ну, что мне все пофиг и все нормально?
– Последствия пси-синхронизации, – уточнил Имаеши. Он выглядел гораздо лучше, хотя двух суток явно не проспал. – Она все делает лучше.
Ханамия нахмурился:
– А установление пси-контакта…
– Первый шаг, – сказал Киеши. – Синхронизация – второй и все последующие. Это надо делать время от времени, чтобы оставаться… на одной волне.
– То есть что, – рассмеялся Ханамия, – все пси-пары то и дело вот так вот падают друг другу в объятия?
– Секс необязателен, – Имаеши поморщился, как будто эта тема его чем-то задевала. – Это проще всего, но можно и иначе. Любое общее дело годится, если им реально увлечься.
Ханамия потянулся и сел на постели.
– Так, – сказал он деловито, – надеюсь, теперь-то вы мне расскажете, что происходит? Кстати, а когда будут вынимать транслятор?
Киеши и Имаеши переглянулись – неуловимо похоже, как иной раз становятся похожи в движениях супруги, прожившие вместе много лет.
– Ты уверен, что хочешь его удалить?
Ханамия не был уверен, кто из двоих это произнес.
– Я уверен, – для убедительности он прихлопнул ладонью по одеялу. – Секс был восхитительный, жалоб не имею, да и ты же это знаешь, Киеши, но…
– Я тоже знаю, спасибо, – Имаеши вздохнул.
– Ты-то откуда, семпай?..
Имаеши потер ладонью глаза.
Киеши попросил:
– Расскажи ему, Шоичи. Раз уж все так обернулось.
Имаеши встал, прошелся по палате.
– Как-то это все… – проговорил он тоскливо. – Ну хорошо. Ханамия, хочешь еще кусок той истории, что я вчера тебе излагал?
– Дурацкий вопрос, семпай. Разумеется, хочу.
Еще Ханамии хотелось сесть поближе к Киеши, возможно, даже прижаться и обнять. Но в то же время он чувствовал каждой клеточкой тела, что Киеши сейчас этого не хочет. Было немного досадно, немного грустно и вместе с тем очень хорошо: совершить ошибку, сделать что-то не то в таких условиях было невозможно. Ханамия любил контролировать ситуацию, и вот ему в руки свалилось чудесное средство контроля.
– В общем, – Имаеши оперся обеими руками о подоконник, – когда я пришел сюда работать, прорыв был уже на носу. И в первые же полгода у нас получилось… получился прототип пси-передатчика. Его никуда не вживляли, это была довольно громоздкая штука, нужно было носить на голове, плюс блок питания… Короче, мы испытывали передатчик на себе, – он вздохнул и помолчал. – Он тогда работал, скажем так, не пассивно. Воздействовал на мозг, а не только передавал пси-волны. Поэтому у нас, всех, кто работал с прототипом, появились, так скажем, повышенные способности к эмпатии. И ничего вживлять, – он поморщился, – не нужно. А потом была разработана теория совместимости, и мы начали подбирать пары…
– И я как раз пришел на проект, – подхватил Киеши. – Тут хорошо платили за участие, и был конкурс – выбирали самых уравновешенных, здоровых… что еще?
– Толерантных, – напомнил Имаеши. – И готовых впоследствии, возможно, стать частью агентурной сети. Тут все-таки разведка, а не академия наук. Теппей прошел конкурс, мы начали эксперимент с парами и… ну, – он неловко усмехнулся, – мы случайно составили пару. Года три назад, да?
– Где-то так, – подтвердил Киеши. Он внимательно рассматривал собственные руки.
– Минуточку, – Ханамия тряхнул головой. – А как же наша с Киеши пара?
Имаеши насмешливо фыркнул:
– А кто сказал, что пара может быть только одна и насовсем? Вариантов совместимости не слишком много, а такой человек, как Теппей, может образовать сколько угодно пар, даже одновременно – лишь бы мозг выдержал. Вот мы с тобой, Ханамия, несовместимы.
– ...наверное, – поправил его Киеши. – Скорее всего, но все-таки без проверки…
– Никаких проверок, – Имаеши передернул плечами. – Я говорю – несовместимы. Связь с тобой едва не стоила мне брака. Я не хочу вляпаться в это же самое повторно. Хватит уже и ваших вчерашних развлечений… поясняю, Ханамия, пока вы страстно синхронизировались, я все это ощущал на себе.
Ханамия открыл было рот – хотел съязвить насчет бесплатного порносеанса, потом вспомнил, как переживал боль в колене, испытанную Киеши, и прикусил язык.
– Ну хорошо, – медленно проговорил он, – а что требуется от меня? Я хочу помочь, семпай. Если могу, конечно.
Имаеши с Киеши снова переглянулись.
– Если вы останетесь парой, – легким тоном сказал Имаеши, – есть шанс, что постепенно ваша связь просто забьет ту, что осталась у нас с Теппеем.
– Шанс?
– Никаких гарантий, – Имаеши развел руками, – это единичные случаи, у нас нет не то что статистики – других прецедентов. Все проверяем на себе.
Ханамия отбросил одеяло, встал, тоже прошелся по палате. Было жарковато, солнце жарило вовсю, но Имаеши снова опирался о подоконник, и чтобы закрыть жалюзи, нужно было согнать его с места, а семпаю нравилось тепло, как ящерице…
Стоп. Ханамия воззрился на Имаеши. Он не помнил, чтобы в школьные годы тот любил жару. Переносил хорошо, но любить?..
– Почему я чувствую, как ты, семпай, ловишь кайф от того, что торчишь на солнцепеке? Мы ведь несовместимы.
– Это я, – настала очередь Киеши вздыхать. – Транслирую. Контролировать такие вещи очень сложно. Извините. Я постараюсь как-то сдерживать…
– Погодите, – Ханамия махнул рукой, обрывая его. – Киеши, ты ведь останешься в проекте? А если я не удалю пси-фиговину из мозгов, мне тоже придется остаться?! Мы же отходить друг от друга не можем!
– Можем.
– Можете. Это программное ограничение транслятора, оно осталось еще от опытов на крысах – ставили им рамки, чтобы не разбежались. Это легко снять.
– То есть, – Ханамия прищурился, – свобода? Я могу свалить из досягаемости пси-излучения в любой момент? А что со мной сделает конкурирующая организация?
– Да ничего.
– Как?
– Ну, а кто тебе поверит, если ты расскажешь друзьям или полиции, что военная разведка ставила на тебе ужасные опыты по чтению эмоций? – Имаеши фыркнул. – Слушай, АУМ Синрике много лет делали зарин – вполне материальный зарин! – ввозили в страну яды и оружие, убивали людей, которые им мешали, но до тех пор, пока они не устроили атаки в метро, никто их толком не трогал. У нас очень не любят неподтвержденные обвинения в странных вещах. Да и тебя ведь не похищали, ты доброволец, на это документы есть, верно? Ты никому ничего не докажешь. А наши внутренние разборки останутся при нас. Так что ты безопасен и в безопасности, как любой другой человек. И ты можешь уйти сразу после того, как будет снято ограничение на трансляторе, Ханамия. Никто тебя не станет удерживать.
– И ты, семпай?
– И в особенности я. Не за тем я тебя спасал, знаешь ли.
Ханамия сделал еще круг по палате.
– Киеши, а ты? Скажешь что-нибудь?
– Шоичи все сказал, – отозвался Киеши. Вид у него был невеселый.
Ханамия совершенно точно знал: Киеши хотел, чтобы он остался. Киеши хотел его самого, и это, как ни грустно, было взаимно. Еще Киеши одолевала тоска при мысли, что Ханамия уедет – как будто он хотел чего-то еще, не связанного с сексом, чего-то совсем неочевидного…
– Слушайте, а как Киеши вообще попал в Эксперимент, если он был тут?
Киеши усмехнулся:
– Есть такое слово - шпион в тылу врага. Специально пошел к ним, чтобы выяснить на месте, что происходит.
– Хорошо, а почему ты стал именно моей парой?
– Вот это не нарочно, – линии жизни, любви и чего там еще на ладонях явно интересовали Киеши больше всего на свете. - Я и не знал, что ты там, пока… пока не образовалась пара. Ну и я просто тебя узнал. Невозможно было не узнать. У тебя такой рисунок, э-э, переживаний… – он смущенно улыбнулся, - я, наверно, еще со школы его как-то запомнил. Не знаю как. Может, это потому что я универсал… пси-поле активное от рождения…
Надо же, изумился Ханамия про себя. Со школы? Узнал… И теперь не хочет расставаться. Вот так Железное Сердце! И так бывает, оказывается. Засохший пень юношеских чувств пустил свежие побеги.
Он уже даже не удивился, заглядывая в себя и сознавая, что ему не неприятно.
– Семпай, – позвал Ханамия, – скажи, когда вы копали информацию, которую сперли у конкурентов… Что значит пометка “выбыл”?
– По-разному. Кто тебя интересует? – Имаеши достал из кармана минипланшет.
– Сето Кентаро.
– Сейчас. – Он принялся что-то быстро набирать, промахиваясь по виртуальным кнопкам и тихо бранясь. Ханамия чувствовал, как мурашками по коже пробегает его – Имаеши – раздражение.
– А, вот. Сето… О. Это “зеленая” серия экспериментов. Это значит, что они получили результат, но не могут понять, что с ним делать. Конкретно этот… еще минуту…
Ханамия затаил дыхание.
– Ага. Эти уроды косорукие уложили его в кому и не могут оттуда поднять. Мозг работает, пси-волны генерируются, но он спит. У нас такое на животных было, мы не стали продолжать эту серию, а второй проект рискнул на людях…
– Семпай, – позвал Ханамия. Встал прямо перед Имаеши, руки по швам. В больничной пижаме это наверняка смотрелось смешно. – Я, знаешь, нейрофизиолог по образованию. Не первой величины и даже не второй, но… вам на проекте нейрофизиологи не нужны? Я хотел бы работать тут. Пожалуйста, – он поклонился как полагается, в девяносто градусов, и так и застыл в поклоне.
Имаеши ответил не сразу.
– Я не начальник, – сказал он наконец. – Я спрошу. Но, Ханамия… тебя, вот именно тебя, скорее захотят видеть агентом.
– Если это позволит выручить Сето, меня устроит.
Ханамия выпрямился, и в тот же момент его обнял со спины неслышно подошедший Киеши.
– Так ты останешься? – выдохнул он Ханамии на ухо, и волна осторожной радости коснулась его, похожая на нежный поцелуй прямо в сердце.
– О, – рассмеялся Ханамия, откидывая голову на плечо Киеши и наслаждаясь его растущим восторгом, – я не рискую ни работой, ни семьей, и мне кажется, что-то есть привлекательное в формате “трое и большой белый джип”, а?
Имаеши тихо зарычал:
– Это было одноразовое приключение!
Ханамия осторожно высвободился из объятий Киеши, подошел к Имаеши и, прежде чем тот успел увернуться, поцеловал его в губы.
– Ничего не имею против твоего брака, семпай, но это тебе за то, как ты водишь машину, – сказал он, облизываясь, пропуская через себя вкус сухих, немного потрескавшихся губ и чувствуя, как это ощущение уходит к Киеши, а потом видя, как темнеют глаза Имаеши за стеклами очков, и на сей раз не от злости.
Контролировать все это было все равно что ловить ленты серпантина на ветру: никаких расчетов, только интуиция и хорошая реакция. Но Ханамии нравилось, и с каждой минутой – все больше.
@темы: Фанфик, Авантюристы, The Rainbow World. Другие миры, День на странных берегах, Kirisaki Daiichi Team
-
-
14.05.2016 в 12:25И идея отличная, и сюжет. И Ханамия такой хороший друг; надеюсь, Сето из комы они обязательно вытащат.
Немного было жаль, что не "чистая" киехана, но это уже личное.
Большое спасибо!
-
-
14.05.2016 в 20:39Спасибо!
-
-
15.05.2016 в 03:34Спасибо огромное!
-
-
15.05.2016 в 21:48В начале повеяло такой классической нф - загадочный эксперимент, игры разведки, ощущение ловушки - я ж вздрогнула.
Один минус - закончилось быстро
и больше, больше киеханыСпасибо за текст)
-
-
16.05.2016 в 13:30-
-
21.05.2016 в 00:08Вам спасибо!
Soleillo, спасибо за внимание к нам
John Marcone, признаться, автор и сам бы, может, хотел побольше, но лавры Флеминга пока недосягаемы...
Reinforced concrete, ну нельзя же было взять и грохнуть беднягу. Пусть себе спит пока...
-
-
05.06.2016 в 20:22Ну и ещё это трисам, от которого меня за долго время впервые не выносит дизбиливом. Я вполне поверю, что у них сложится или может сложиться не только ПВП на один раз на заднем сиденье джипа. Или нет. У тебя время от времени получаются такие трисамы, где никто не кажется лишним.
Тут охренительный Имаёши — у тебя его не очень много суммарно, и он нечасто выходит на первый план, но там, где есть, он просто офигительный. Видно, кого ты здесь любишь нежно. Он просто сияет. Я бы поглядела, как бы у тебя выглядела чистая емаеши, занятное, должно быть, зрелище. Или даже киёхана, дженовая или нет.
В общем, очень хочу продолжения или сиквелов к «Серпантину» и «Обществу».
-
-
05.06.2016 в 20:42Сюда сиквел затруднителен, все по той же причине нехватки матчасти. Вот приквел с емаешами - это вернее...
-
-
05.06.2016 в 20:58Что Имаёши перл твоего сердца в этом аниме, очень видно)))