Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День кроличьей норы - Сказки
Размер: ≈ 70000 слов
Пейринг/Персонажи: Хара Казуя/Ямазаки Хироши, Ханамия Макото/Хьюга Джунпей, Имаеши Шоичи/Киеши Теппей, Куроко Тецуя/Момои Сацки, Мидорима Шинтаро/Такао Казунари (фоновый), Араки Масако, Айда Рико, Александра Гарсия, Нэш Голд
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: R
Краткое содержание: быть феей-крестной непросто, Ямазаки знает это лучше, чем кто-либо другой: он должен исполнить пророчество, позаботиться о крестнице, довести все до счастливого конца – и сдать производственную практику
Предупреждение: принуждение, даб-кон, смерть персонажей
Примечание: частичное заимствование из фильма «Подземелье драконов»
Ссылки на скачивание: .doc, .fb2, .txt
Принц осмотрел хрустальный туфель
размер примерно сорок два
и о любви застряли в горле
слова ©
размер примерно сорок два
и о любви застряли в горле
слова ©
По правде говоря, Ямазаки не хотел становиться феей-крестной. Девчачья профессия, сопли-слезы, кому это вообще интересно. Он мечтал стать черным рыцарем — из тех, кто запирает в башнях прекрасных принцесс и творит с ними под покровом тьмы немыслимые злодейства. Или пиратом в сапогах с пряжками и с абордажной саблей в зубах. Или на худой конец разбойником. Но сестра завалила тест на профпригодность, мать была совершенно безутешна — феекрестничество являлось давней семейной традицией — и, прежде чем Ямазаки сумел осознать, что случилось, он уже поступил в академию и даже завалил первый курс.
В бесконечных пересдачах и попытках понять, что они вообще изучают, прошло еще два года, а затем настал черед производственной практики.
Практика началась ни шатко ни валко. Ямазаки ожидал, что их наконец-то представят крестницам, но вместо этого последовал скучный инструктаж, большую часть которого Ямазаки проспал.
Разбудил его удар по голове. Потирая макушку, Ямазаки с недоумением вытаращился на стоящую перед ним директрису Араки. Синай, с успехом заменявший ей волшебную палочку, был угрожающе наставлен на него.
— Чего? — спросил Ямазаки с опаской.
Директриса смерила его недовольным взглядом.
— Инструктаж закончился. И распределение подопечных тоже. — Не особо церемонясь, она ткнула в Ямазаки планшетом. — Распишись.
Отчаянно пытаясь не зевать, тот нашел в списке свою фамилию и чиркнул напротив нее небрежную закорючку. Затем посмотрел на имя своей будущей крестницы и ошарашенно заморгал.
— Хь... Хью... Хьюга Джунпей, — прочел он по слогам. — Какого хрена?! Это же мужик!
Жизненное кредо Ямазаки гласило: «В любой непонятной ситуации ешь». Сейчас ситуация была вообще черт-те что, поэтому Ямазаки сидел в студенческой столовке в обнимку с тарелкой. Он как раз усердно жевал биточек, когда соседний стул заскрежетал по полу, и в поле зрения появился Хара.
Ямазаки нахмурился: день, и так бывший паршивым, стал откровенно говенным.
Хару Ямазаки не любил. Причин для этого было несколько. Хара был весь какой-то лощеный, читал умные книжки, увлекался музыкой, зло шутил (в основном о Ямазаки) и увел у того пару девушек.
— Привет, Ямазаки, — сказал Хара, ставя локти на стол и жуя ароматическую смолу.
— Отъебись, — бросил Ямазаки.
Хара только рассмеялся, и Ямазаки стиснул зубы.
— Снова заедаешь проблемы?
Ямазаки шумно выдохнул и слизал с губ соус:
— Твое какое дело?
Глаза Хары затеняла густая челка, и было совершенно непонятно, о чем он думает — и куда вообще смотрит, но у Ямазаки почему-то возникло ощущение, что Хара пялится на его рот.
«Надо было взять салфетку, — с запозданием понял Ямазаки. — Снова сейчас начнет мои манеры высмеивать».
— Ну? — спросил он грубо.
Хара улыбнулся. Насколько Ямазаки знал, эту улыбку — острую и неприятную — Хара приберегал исключительно для него.
— Я мог бы помочь тебе с практикой, — предложил Хара вкрадчиво.
Ямазаки вытаращился на него: Хара только что предложил ему помощь? Хара? Серьезно? Этот мудак?!
— Какого хрена?!
— Сам-то ты наверняка ее завалишь, — пожал плечами Хара. — Тебе не обойтись без помощи.
Ямазаки это знал — и собирался просить о ней одну из девчонок с потока. Кейко или Рину. Или, может быть, Миллисенту. Какую-нибудь симпатяжку. Они бы засиживались допоздна в библиотеке и повторяли конспекты, и она бы объясняла ему непонятные вещи, и ее волосы касались бы его щеки, и он провожал бы ее до девчачьей общаги и даже нес бы сумку, и...
Сестра всегда заверяла Ямазаки, что все его мысли крупными буквами написаны на лице. Наверное, так оно и было, потому что Хара издевательски расхохотался:
— Да ладно, Ямазаки! Сам же понимаешь, что с девчонками тебе ничего не светит!
Кулаки Ямазаки сжались сами собой; вилка в правой руке начала гнуться.
Злость растеклась по венам, словно недавний соус по тарелке. Ямазаки мог бы просто дать Харе в зубы, точнее, попытаться — тот наверняка не стал бы безропотно это сносить и дал бы сдачи, — и они бы катались по полу, отвешивая друг другу тумаки, и Ямазаки бы назначили очередную отработку, а ведь он и так из них не вылезал, и Харе, наверное, тоже бы назначили, и Ямазаки пришлось бы снова торчать в компании этого мудака, и...
Нет. Ямазаки крепко стиснул зубы, сделал глубокий вдох и заставил себя разжать кулаки. Жалобно звеня, погнутая вилка упала на стол.
— Пошел. На. Хуй, — сказал Ямазаки четко, нашаривая висящую на спинке стула сумку. — Как-нибудь обойдусь без тебя и твоей помощи.
Есть больше не хотелось. Находиться рядом с Харой — тоже, хотя этого Ямазаки не хотелось никогда. Он встал из-за стола, закинул сумку на плечо и двинулся к выходу, зло чеканя шаг и чувствуя спиной чужой тяжелый взгляд.
Праведная злость всегда помогала Ямазаки творить невозможное. В последний раз под ее воздействием он отметелил пятерых студентов-магов, отпускавших остроумные замечания касаемо того, что именно Ямазаки компенсирует длиной своей кастомной волшебной палочки. Сегодня Ямазаки собирался направить свою злость в созидательное русло.
В зале Судеб и Прорицаний было тихо и малолюдно: остальные практикантки уже наверняка узнали, что хотели, и отправились в какой-нибудь кабачок праздновать первый этап будущей блистательной карьеры. Ямазаки, в отличие от Хары, они с собой на такие сборища никогда не звали.
«Ну и нахрен», — подумал Ямазаки сердито, присаживаясь за ближайший же свободный стол и бросая рядом сумку. Прикованная цепями к стене Книга Судеб возмущенно зашелестела страницами.
Ямазаки извлек блокнот, огрызок карандаша и попытался подтащить Книгу поближе. Та воинственно хлопнула переплетом в металлической окантовке, едва не придавив ему пальцы.
— А, точно, — опомнился Ямазаки. — Извини.
Он осторожно протянул руку к книге и медленно провел пальцами по корешку. Книга дернулась.
— У тебя это... — запнулся Ямазаки. — Отличный каптал[1].
Книга скептически завозилась.
— И... — Ямазаки покопался в памяти. — Фронтипись. Псис. Спис[2]. Тьфу.
Книга снова зашелестела страницами — на этот раз более миролюбиво.
— И вообще. Ты одна из самых красивых книг в этом тираже, — вдохновенно произнес Ямазаки.
Страницы Книги подернулись розовым.
— То есть для своего возраста ты просто отлично сохранилась.
Книга лязгнула металлическим уголком и больно ударила Ямазаки по пальцам.
— Твою мать! — взвыл тот.
Свершив акт справедливого возмездия, Книга потеряла к Ямазаки всякий интерес и позволила открыть себя на разделе с буквой «Х».
— Хьюга... Хьюга... Хьюга... — тот медленно листал страницы. — Хьюга... А, вот оно.
Информация о крестнике была крайне скудной — всего несколько строк. Ямазаки медленно вчитался в написанное.
— Нет, ну какого хрена?
Подсознательно он ожидал, что устройство судьбы Хьюги Джунпея будет плевым делом. Ну в самом деле, Хьюга же парень! С чем таким Ямазаки придется ему помогать? Сводить счеты с более удачливым соперником? Или совершать какой-нибудь не особо выдающийся подвиг? Был еще вариант с принцессой, но о нем Ямазаки старался не думать.
Однако пророчество оказалось классическим.
Сделано оно было около двадцати лет назад, в самом конце рабочего дня. Наверное, записавший его прорицатель торопился домой и потому обошелся лишь каким-то десятком слов.
«Хьюга Джунпей, — гласило пророчество. — Принц Ханамия Макото. Любовь, преодолевающая препятствия».
Ямазаки поскреб в затылке и попытался понять, как он относится к тому факту, что его крестник оказался пидорасом. Сложные этические вопросы всегда давались ему с трудом, а потому он промучился над этой проблемой до самого закрытия.
Часы на ратуше едва пробили шесть, когда Хранительница Судеб выставила Ямазаки прочь, и он едва успел черкнуть в блокнот остаток предсказания: «бал, арбалет, все остальное — опционально».
Это самое опциональное все остальное ставило Ямазаки в тупик: существовало слишком много стандартных сценариев развития ситуации. С другой стороны, все они были рассчитаны на юных нежных дев, а не на пидорасов, и как сработают, угадать было трудно. Однако опциональность означала большую свободу действий, а значит, возможность налажать существенно уменьшалась.
Остановившись на ступеньках центрального корпуса, Ямазаки вгляделся в закат — такой же пронзительно рыжий, как его волосы, — и попытался понять, что делать дальше. Можно было отправиться в город, найти какую-нибудь харчевню, поесть и подумать. Инструкции настаивали, что прежде чем выполнять свои обязанности, феи-крестные должны были все тщательно взвесить, однако Ямазаки никогда не любил предаваться размышлениям. Рано или поздно крестника все равно нужно было увидеть, так почему не сейчас?
Настройка на конкретный объект всегда давалась Ямазаки с трудом, поэтому он испрыгался по всему королевству, прежде чем сумел наконец переместиться к ветхому дому на окраине крохотного городка.
Вечерело. Любопытные мотыльки вились у висящего над дверью фонаря, шуршали крыльями и бились об стекло. В ближайшем окне теплился неуверенный свет — кажется, здесь экономили на свечах. Ямазаки набрал воздуху в грудь, взялся за дверной молоток и постучал в дверь.
Через какое-то время та распахнулась, и на пороге возник парень в стареньком вязаном свитере с закатанными рукавами.
— Хьюга Джунпей? — спросил Ямазаки.
— Нет, — улыбнулся парень. Улыбка у него была широкой и располагающей, и Ямазаки тут же захотелось ему врезать.
— Тогда злобный сводный брат? — это предположение хорошо укладывалось в стандартную схему плюс давало повод почесать кулаки.
— А вы, собственно, кто? — осведомился парень, переставая улыбаться.
Врезать ему, с неудовольствием понял Ямазаки, будет ой как непросто: парень был большой и крепкий, с руками, похожими на хлебные лопаты, и бил, наверное, как таран.
— Мне нужен Хьюга, — сказал Ямазаки, увильнув от ответа.
— Зачем? — поинтересовался парень, поднимая лампу повыше и принимаясь изучать Ямазаки. Тот ожидал, что его пошлют куда подальше — лично сам он так бы и поступил, заявись к нему на ночь глядя какой-то хмурый верзила с рыжими волосами и сбитыми костяшками и попроси кого-нибудь из домашних, — однако парень только снова разулыбался. — Он за домом. Колет дрова.
— Спасибо, — промямлил Ямазаки, наконец-то вспоминая о хороших манерах.
— Если хотите, можете подождать в доме, — предложил парень, однако Ямазаки покачал головой и двинулся в обход.
За домом и вправду кололи дрова. Мягкий свет фонаря, стоящего на поленнице, заливал орудующую топором фигуру. Ямазаки принялся с любопытством разглядывать новоявленного крестника.
Тот был немного ниже Ямазаки, худощавый и темноволосый. Вот и все, что удалось разглядеть со спины.
Топор с силой опустился на очередное полено, оно крякнуло и разлетелось пополам.
Ямазаки неловко переступил с ноги на ногу и попытался представить, что он пидорас. Хьюга должен был тут же стать привлекательнее, но почему-то не стал. Волосы у него на затылке воинственно топорщились, лопатки ходили под мешковатым свитером, который наверняка достался Хьюге с чужого плеча. Штаны тоже были слишком широкими, и ветер весело трепал легкую ткань, мешая разглядеть очертания ног и тем более задницу.
«Блядь, как я его принцу впаривать-то буду?» — подумал Ямазаки с отчаяньем. До него вдруг дошло, что судьба его производственной практики висит на волоске — а ведь он еще даже облажаться ни разу не успел.
Хьюга выпрямился, похрустел шеей и устало растер затылок.
— Понятия не имею, кто ты такой и почему на меня пялишься, но тебе лучше немедленно перестать, — сказал Хьюга, не оборачиваясь. — У меня есть топор, и я не побоюсь пустить его в ход.
Ямазаки одобрительно кивнул: врезать в подобных обстоятельствах было самое первое дело. Сам он именно так бы и поступил. Крестник начинал ему нравиться.
— Хьюга Джунпей? — спросил Ямазаки, выставляя перед собой ладони и подходя поближе.
Хьюга наконец повернулся, и Ямазаки жадно впился в него глазами. Хьюга был... обычный. Во всяком случае, не урод. Обычные брови, обычный нос, хмуро поджатый рот, глаза за очками не разглядеть, но тоже, наверное, самые обычные.
«Могло быть хуже», — попытался утешить себя Ямазаки.
— Ну я, — сказал наконец Хьюга, тоже досыта насмотревшись на собеседника.
— Ну наконец-то, чувак! — обрадовался Ямазаки. — Я же тебя по всему королевству ищу!
На лице Хьюги появился немой вопрос.
— Я твоя фея-крестная! — признался Ямазаки. — Ты рад?
Хьюга выронил топор.
— Значит, ты — фея-крестная? — Киеши (так звали парня в свитере) придвинул к Ямазаки вазочку с печеньем и принялся разливать чай. Заварник в его руке казался игрушечным.
— Угу, — сказал Ямазаки, стараясь не смотреть на Хьюгу. После того как тот, упустив топор и едва не лишив себя ноги, прохромал в дом, домашние Хьюги пригласили Ямазаки остаться на чай. Пытаясь сгладить неудачное первое впечатление, Ямазаки наколдовал сноп разноцветных искр и кактус в горшке (на самом деле это должна была быть роза). Хьюга встретил его магические опыты хмыканьем, но из дому не выставил — и то хлеб.
— Как это волнующе! — сказала Айда. Кем она приходилась Хьюге, Ямазаки пока что не понял. На сестру вроде похожа не была — разве что Киеши. Тот благодушно ерошил ей волосы и, кажется, совсем не воспринимал всерьез. Любая знакомая Ямазаки девушка за это бы линчевала, однако Айда пока что терпела.
— Да уж, — снова хмыкнул Хьюга.
Ямазаки убрал волшебную палочку в чехол на бедре и взял предложенный чай.
— Хьюга! — укорила Айда. — Как ты можешь?! Это же магия! Это же волшебство!
Ямазаки покивал и примерился к печенью.
— Это я пекла, — раскраснелась Айда. — Угощайтесь, пожалуйста.
Для девушки она была нечего, хоть сиськи и подкачали.
Ямазаки галантно попытался откусить от печенья и замычал: зубы жалобно хрупнули.
— И все же позволь полюбопытствовать, — мягко улыбнулся Киеши. Сам он, как заметил Ямазаки, к печенью даже не притронулся, — каковы твои намеренья насчет нашего Хьюги?
— Никаких, — с нажимом сказал Хьюга. — Доест печенье и уйдет. Если сумеет.
Он с тоской посмотрел на вазочку, взял одно печенье, подержал его в руках, покачал головой и сунул обратно.
Наплевав на манеры, Ямазаки вынул печенье изо рта и положил на блюдце.
Взгляд у Айды стал совершенно убийственным.
— Ни хрена я не... То есть, — поправился он, заметив возмущенно поджатые губы Айды, — я не могу так просто уйти. Я ведь пришел, чтобы привнести в жизнь Хьюги чудо.
— Чудо? — ахнула Айда.
— Чудо? — переспросил Киеши.
— Какое еще чудо? — преисполнился подозрений Хьюга.
— Ну, — Ямазаки приосанился. Сейчас он ступал на хорошо знакомую почву: приветственную речь их заставляли разучивать наизусть. — Чудо любви, разумеется.
— Да я уже... — Хьюга бросил быстрый взгляд на Айду, осекся и порозовел.
«Вот тебе и пидорас», — подумал Ямазаки ошеломленно.
— Прости, чувак, — сказал он с сочувствием, — но тут тебе ничего не светит.
— Какого хрена? — набычился Хьюга.
— Хьюга Джунпей, принц Ханамия Макото, — процитировал Ямазаки по памяти, — любовь, преодолевающая препятствия.
Минутой спустя Хьюга вытолкал его на крыльцо, окинул возмущенным взглядом — и захлопнул дверь.
— Ну, — Ямазаки растерянно почесал в затылке, — все могло пройти и получше.
На следующий день Ямазаки отправился в академическую библиотеку. Ему срочно нужно было что-нибудь вроде «Что делать, если ваша крестница противится счастливому концу» — желательно в формате «для чайников». Как оказалось, подробно этот вопрос нигде не освещался, и Ямазаки пришлось обложиться целой кучей свитков и гримуаров.
Ямазаки как раз подумывал, а не сбегать ли за кофе, когда рядом с его столом возник Хара. Улыбался он, как всегда, премерзко. На каждой руке у него висело по девушке.
Ямазаки сжал зубы. Девушек этих он знал прекрасно, а на одну из них, Виолу, недавно имел виды и даже сходил с ней на свидание. За едой она то и дело говорила о литературе и концептуальном искусстве — Ямазаки и слов-то таких не знал, а потому чувствовал себя неловко, злился и молчал. Потом он случайно подслушал, как Виола рассказывала об их свидании подружкам, называла его неандертальцем (это слово пришлось посмотреть в словаре) и говорила, что такие, как Ямазаки, хороши лишь для одного — но уж в этом они бесподобны. Ямазаки все равно продолжал надеяться на лучшее и ожидал если не отношений, то хотя бы секса, но тут Виолу подцепил Хара, и больше она на Ямазаки не смотрела.
До этого дня. Сейчас она смотрела на Ямазаки как на грязь. Ясное дело, штучки Хары.
Ямазаки почувствовал, как горячий унизительный румянец заливает шею и лицо.
— Привет, Ямазаки, — сказал Хара. — Соскучился по мне?
Ямазаки не раз уже слышал, что в любые игры — даже те, которые предпочитал Хара — можно было играть вдвоем. К сожалению, словесным дуэлянтом он был никаким, предпочитая булавочным уколам насмешек полновесные кулаки. А потому честно сказал то, что думал:
— Гори в аду.
Феечки по бокам у Хары возмущенно заахали, сам же Хара только рассмеялся.
— Ну как, — спросил он, выпутываясь из рук своих пассий и опираясь на высокую стопку книг, — уже завалил практику?
— У меня все хорошо, — неубедительно соврал Ямазаки.
— Это у меня все хорошо, — сказал Хара. — В конце недели схожу на крестины, одарю малышку-принцессу красотой — и считай, практика у меня в кармане. А что насчет твоей крестницы?
Ямазаки попытался представить, куда Хьюга велит засунуть дар красоты, если Ямазаки попытается его им благословить, — и криво ухмыльнулся.
— Хьюга в подобных дарах не нуждается.
Ямазаки был уверен, что там, под завесой из выбеленных волос, брови Хары взмыли высоко вверх.
— Значит, она хорошенькая, эта твоя крестница?
Хара скривил губы в усмешке, демонстрируя недоверие и скептицизм, побарабанил пальцами по книжной обложке — и до Ямазаки вдруг дошло, что все эти расспросы неспроста. Что Хара готов на что угодно, лишь бы только Ямазаки снова облажался, — даже влюбить в себя его крестницу.
Вот только Хьюга не был крестницей.
— Хорошенькая, — оскалился Ямазаки, — очень хорошенькая. Просто картинка.
Хара прекратил улыбаться.
К Ямазаки начало стремительно возвращаться хорошее настроение.
— Тогда тебе, наверное, жалко отдавать ее принцу? — спросил Хара.
— Жалко, — честно признался Ямазаки. Ему и вправду было жалко Хьюгу: тот казался нормальным чуваком и совершенно не заслуживал того, чтобы из него делали пидораса — пусть даже и в угоду принцам. Сам Ямазаки ни за что не захотел бы себе счастливого конца, в котором бы не фигурировали сиськи.
Хара наверняка почувствовал эту искренность — не мог не почувствовать. Ямазаки ожидал града насмешек, ожидал, что Хара напророчит ему очередную несчастливую влюбленность, но тот лишь вернулся к своим пассиям, приобнял их за плечи и, презрительно бросив:
— Пойдемте, дамы, не будем мешать Ямазаки осваивать азбуку, — удалился.
Несколько секунд Ямазаки тупо смотрел ему в спину, после чего поскреб в затылке и с недоумением спросил:
— Какого хрена это только что было?
Ямазаки просидел в библиотеке до закрытия, перерыл сотню книг, но панацеи от своей проблемы так и не нашел. Жалость жалостью, но заваливать практику он не собирался.
«Прости, чувак, — подумал он, вспоминая праведное негодование Хьюги. — Но тут каждый сам за себя».
Ямазаки уныло пнул выломанный из мостовой булыжник. В принципе, можно было пойти в общагу и пересмотреть конспекты по антикризисному феекрестничеству, но он очень сильно сомневался, что такой нестандартный типаж крестницы, как Хьюга, освещался в учебниках.
Над головой Ямазаки кто-то закурлыкал. Он поднял голову и поморщился: к нему опускались два голубя, неся в клювах тонкий свиток. В мире был только один человек, который посылал Ямазаки письма столь экстравагантным способом.
Забрав свиток, он принялся сражаться с повязанной вокруг тесьмой. Голуби совершили над Ямазаки круг почета и устремились ввысь. Один из них напоследок попытался нагадить Ямазаки на плечо, чего тот избежал, шагнув в сторону: сказывался горький опыт.
«Дорогой Хироши, — гласил свиток. — Ты совсем меня забыл, но у тебя есть шанс исправиться. Ужин в восемь. Не опаздывай и купи вина.
Целую.
Мама.
П.С. Попробуй только не явиться».
Вино Ямазаки выбрал цветочное — мать обожала всякие нектары. Опаздывать тоже не стал, явившись к родителям без десяти восемь.
Дверь отворилась сама, стоило только протянуть руку к дверному молотку.
Едва Ямазаки переступил порог, к нему подбежала пара мягких черных тапочек. Следом за ними громыхало ведерко со льдом, над которым вился штопор. Ямазаки сунул вино в лед и проследовал в гостиную.
— Я сейчас спущусь, — пообещало появившееся в огромном зеркале отражение матери. На ней было изысканное платье из прозрачной радужной ткани и длинные перчатки: по мнению матери, правильный имидж был для феи-крестной не менее важен, чем чары.
Ямазаки кивнул и упал на диванчик. В углу тотчас же пронзительно запиликала скрипка, заведенная когда-то специально для гостей.
Ямазаки успел неплохо вздремнуть под какой-то заунывный этюд, когда мать наконец-то спустилась. Она сменила свой роскошный наряд на простое домашнее платье и убрала волосы — такие же рыжие, как и у Ямазаки — в низкий пучок.
— Хироши, — поприветствовала она, наклоняясь и подставляя щеку для поцелуя. — А вот наконец и ты.
— А где остальные? — спросил Ямазаки. — Разве это не семейный ужин?
Мать рассмеялась и погрозила ему пальцем.
— Понятно, — вздохнул Ямазаки. — Мы вообще будем ужинать?
— Разумеется, дорогой, — она многозначительно посмотрела на него.
— Чего? — не понял Ямазаки. Мать выразительно прочистила горло. — А, — Ямазаки согнул руку в локте.
— Твои манеры, как всегда, ужасны, — сказала мать. — Об этом мы тоже поговорим.
Ямазаки внутренне содрогнулся.
Против ожиданий, мать приступила к расспросам только ближе к десерту.
— Как твоя практика, Хироши?
— Не очень, — сознался Ямазаки. — Хьюга не желает иметь ничего общего со своим принцем.
— Феминистка? — одобрительно протянула мать. — Наверняка очень решительная особа.
— Это парень.
— О, — сказала мать. — Тогда это... будет сложнее.
Они немного помолчали.
— Я не хочу завалить практику, — сказал наконец Ямазаки, — но совершенно не знаю, как... — он запнулся, проглотил вертевшихся на языке «пидорасов» и неловко закончил: — Довести эту историю до счастливого конца.
— Хироши, ты знаешь, почему феи присматривают за своими крестницами практически с колыбели? — спросила вдруг мать.
Ямазаки пожал плечами:
— Никогда об этом не думал.
— Потому что фее должны доверять. Нельзя так просто появиться из ниоткуда и... — мать поморщилась. — Подложить своего крестника под другого мужчину. Даже если оставить в стороне этические вопросы, это попросту никогда не сработает.
— Ну, пытаться присматривать за Хьюгой с колыбели уже несколько поздновато, — сказал Ямазаки.
Мать отвесила ему легкий подзатыльник.
— Не перебивай. Твой крестник должен доверять тебе, должен чувствовать, что ты его понимаешь и думаешь о его благе.
— О его благе? — удивился Ямазаки. — Но я думал, ты хочешь, чтобы я сдал эту практику.
Последовал еще один подзатыльник.
— Я внимательно слушаю, — сказал Ямазаки, потирая макушку.
— Узнай об этом своем Хьюге как можно больше, — велела мать, — о его жизни, привычках, симпатиях и увлечениях. Помоги ему с парой-тройкой бытовых проблем. Сорок розовых кустов, горох от чечевицы — что-нибудь в этом роде. И вот когда он наконец проникнется к тебе доверием...
— Да?
— Подложишь его под принца и сдашь практику.
Мать ходила в феях-крестных уже не первый год, и к ее совету стоило прислушаться.
Именно поэтому на следующий день Ямазаки снова отправился в зал Судеб и Прорицаний. Завидев его, знакомая уже Книга Судеб хищно щелкнула обложкой, однако Ямазаки лишь покачал головой и проследовал дальше — к выстроившимся вдоль стенки столикам с хрустальными шарами.
Прорицание никогда не было его сильной стороной: дурной волшебной силы Ямазаки хватало, а вот фокусировать ее нормально он так и не научился.
День обещал быть долгим.
Бросив сумку на пол, Ямазаки уселся на стул, сделал глубокий вдох и обхватил хрустальный шар руками. Ничего не произошло. Ругнувшись, Ямазаки принялся думать о Хьюге. Это помогло: внутри шара закрутились белесые нити тумана.
Ямазаки сильнее стиснул шар, и на кончиках его пальцев затанцевали искры чистого волшебства. Белую взвесь в шаре сменили образы.
Годовалый Хьюга сидел на коленях у матери, на голове у него красовался кружевной чепчик, пухлые кулачки сжимали материнский палец.
Ямазаки нахмурился: картины сопливого детства его не интересовали.
Словно почувствовав его неудовольствие, шар потемнел и выплюнул новое изображение.
На этот раз Хьюге было где-то десять. Они сражались с Киеши на деревянных мечах, а стоявшая рядом Айда теребила в руках цветочный венок и всячески их подбадривала.
Ямазаки хотелось досмотреть этот фрагмент до конца, чтобы узнать, кто выйдет победителем, но образы вдруг поблекли и истончились в белесые туманные клубы.
Соткавшемуся из них Хьюге было где-то четырнадцать. Он сидел за столом, читал огромный талмуд и делал какие-то выписки. Ямазаки прищурился и попытался разглядеть написанное — вдруг это окажется важным? Он сумел разобрать лишь «Тейко» и «Эпоху Чудес», когда изображение вновь подернулось белой зыбью. Кажется, шар воспринял его мысли о сопливом детстве близко к сердцу и теперь мстил как мог.
Новому Хьюге было около семнадцати. Он о чем-то яростно спорил с... отцом? Мужчиной с усталым морщинистыми лицом, разительно похожим на самого Хьюгу. Очки на носу у Хьюги воинственно блестели. Мужчина покачал головой, и Хьюга сжал кулаки и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
В шаре снова заклубился туман.
— Эй! — возмутился Ямазаки. — Верни! Слышишь?! — он потряс шар. — Я еще не... Какого хрена?!
Увиденное не подготовило Ямазаки к тому, что последовало дальше. Бледный до зелени Хьюга стоял в строю арбалетчиков и целился в бегущих на них пехотинцев. Команда — и короткие арбалетные болты взмыли в воздух. Это было красиво и жутко.
Залп оказался успешным: многие из пехотинцев упали. Какому-то бедолаге болт попал прямо в глаз. Он рухнул на спину, раскинув руки и выпустив бердыш. По лицу потекла кровь.
Ямазаки тяжело сглотнул: его мутило.
Арбалетчики принялись перезаряжать арбалеты. Хьюга прикусил губу, по его лицу стекал пот. Подцепив тетиву металлическим когтем, он сунул ногу в стремя арбалета. Тетива медленно поехала вверх — Ямазаки казалось, что Хьюга делает все недостаточно быстро, что их вот-вот сомнут пехотинцы, что... Хьюга вложил в желоб болт, поднял голову, прицелился и нажал на спусковой рычаг.
Ямазаки не понял, попал ли болт в цель — шар вновь заполнился белым туманом. Это уже начинало раздражать.
Когда туман рассеялся, он снова увидел Хьюгу. Тот брел по усеянному трупами полю, поддерживая Киеши. Лицо у Хьюги было в грязи и в крови, очков не было, и он близоруко щурился. Нога Киеши была повязана грязной, пропитанной кровью тряпицей, ступать ему было явно больно, но он все равно улыбался. Сам Ямазаки бы за такую улыбку въебал, Хьюга же просто кривил губы, и какого хрена, неужели эти двое и вправду побывали на войне?! Но как? Когда? На их родине войны не было уже хрен знает сколько. Это только в дальних королевствах... Вольнонаемничали, что ли?
Ямазаки было тошно на это смотреть.
Шар снова потемнел — на этот раз Ямазаки был этому только рад — и показал Айду. Та стояла у двери в знакомый уже обветшалый дом, и по лицу ее текли слезы. На крыльце неловко топтались Киеши с Хьюгой. Киеши опирался на самодельный костыль и улыбался своей обычной светлой улыбкой. Хьюга смотрел куда-то в сторону.
— Ну и дела, — пробормотал Ямазаки.
Мамин совет, казавшийся поначалу таким полезным, обернулся против него. Ямазаки думал, что он узнает о Хьюге что-то... вроде любимых пирожков или баллад, узнает о его питомце или, на худой конец, первой женщине — что-нибудь личное, но не жизненно важное. Ямазаки не представлял себе, что Хьюга побывал на войне — не хотел этого знать, это только все усложняло.
Шар снова заволокло туманом.
— Блядь, что еще? — Ямазаки с опаской вгляделся в молочно-белые густые клубы: к новым откровениям он был не готов.
Вместо Хьюги на него из шара смотрело собственное лицо.
— Какого хрена? — возмутился Ямазаки.
На самом деле все было понятно: со своим паршивым фокусом Ямазаки переключился с чужого прошлого на собственное будущее — именно из-за таких ляпов ему семь раз приходилось пересдавать Прорицания. Он уже было хотел развеять образы, когда в шаре рядом с ним возник Хара.
— Вот же блядство. — Мысль о том, что в его будущем болтается этот мудак, совершенно не радовала.
Ямазаки убрал руки с шара — ничего не произошло.
Его второе «я» настороженно наблюдало за приближением Хары. Хара подходил медленно, хищно, улыбка на его губах тоже была вкрадчивая, кошачья. Ямазаки никогда еще так не желал увидеть выражение его глаз.
Хара медленно наклонился к нему-из-шара, Ямазаки увидел на своем лице недоумение и испуг...
...затем туман рассеялся, и хрусталь снова стал прозрачным.
— Тьфу ты блядь, — сказал Ямазаки, жадно втягивая в себя воздух. Он только сейчас понял, что все это время не дышал. Ладони повлажнели, и он вытер их о штаны. — Ну ни хрена себе будущее.
Думать о проблемах Ямазаки не любил, поэтому быстро убедил себя, что никакой проблемы на самом деле нет. Если Хара попытается как-то ему насолить, то он Харе просто врежет. Отличный план и, главное, простой.
С Хьюгой все было сложнее. То есть, конечно, врезать можно было и Хьюге, но, во-первых, бить его вроде как было не за что, а во-вторых, вряд ли принц польстится на разбитую физиономию.
Идей — даже после беглого знакомства с прошлым Хьюги — у Ямазаки не было никаких, но время, отведенное на практику, шло, и делать что-то нужно было прямо сейчас.
Первая часть материнских рекомендаций оказалась Ямазаки не по вкусу, однако была еще и вторая — сорок розовых кустов и бытовая магия.
Конечно, будь у Хьюги злобный сводный брат или, к примеру, мачеха, работать было бы не в пример проще. Мерзкие родственники всегда все упрощали: обычно крестницы стремились сбежать от них куда угодно — в том числе и замуж.
Однако Хьюгу никто не тиранил, готовкой у них — судя по печенью — занималась Айда, да и Киеши наверняка без дела не сидел.
— В крайнем случае, помогу с дровами, — решил Ямазаки.
Поскольку, по его опыту, сближаться всегда было проще на почве еды, он купил рогаликов и отправился к Хьюге.
На этот раз перемещение прошло без проблем. Ямазаки поднялся на крыльцо, впервые по-настоящему обращая внимание на облупленную краску стен, заросшую сорняками дорожку и царящую вокруг общую атмосферу запущенности.
Кажется, бытовые чары здесь и вправду не помешают.
На стук дверь распахнул Хьюга.
Ямазаки открыл было рот, собираясь оправдываться и прокладывать себе дорогу в дом с помощью рогаликов, но Хьюга только сказал:
— Ага, — схватил Ямазаки за руку и потащил за собой.
Тот не успел проморгаться, как они уже оказались в гостиной, где сидели и чинно пили чай Айда, Киеши и Хара.
Стоп. Хара?!
Ямазаки вытаращился и ткнул пальцем в Хару:
— А он... а...
— Он с тобой? — спросил Хьюга.
— Хрен там, — отчаянно замотал головой Ямазаки.
— А сказал, что с тобой.
Заметив Ямазаки, Хара улыбнулся и поцеловал Айде руку, от чего та мило покраснела. Киеши вдыхал аромат чая и наблюдал за всем с безграничным добродушием.
— Но ты его знаешь? — продолжал расспрашивать Хьюга.
— Знаю, — подтвердил Ямазаки.
— И что он здесь делает?
— А хрен его знает. Наверное, хочет испортить мне практику.
— А Рико ему зачем? — нахмурился Хьюга.
Ямазаки почесал в затылке:
— Наверное, думает, что она — это ты.
— Так, — сказал Хьюга.
Рико подлила Харе чаю, и тот рассыпался в комплиментах и приятных любезностях — дар, которым сам Ямазаки так и не овладел.
— Так, — повторил Хьюга, очевидно, приходя к какому-то выводу. — Сделай с ним что-нибудь. Немедленно.
— Ну, могу врезать, — пожал плечами Ямазаки.
— Никакого насилия, — предостерег Киеши, беззастенчиво подслушивавший их разговор.
— Совсем-совсем? — приуныл Ямазаки.
— Попробуй с ним поговорить, — сказал Киеши.
— Нет.
— Тогда попробуй поговорить с Рико.
Ямазаки с сомнением покосился на Айду — та что-то щебетала Харе и совершенно не выглядела готовой внимать каким-либо предостережениям на его счет. Хреново.
— Может, есть какой-нибудь другой... — начал было Ямазаки, но Киеши лишь мягко подтолкнул его в спину. Ямазаки сделал несколько шагов и остановился перед Айдой.
— Да? — спросила та, прерывая свой разговор и поднимая на Ямазаки глаза. Выглядела она при этом очень мило — конечно, не равноценная замена сиськам, но все-таки.
— Это...
— Да-да?
Хара тоже смотрел на Ямазаки и ухмылялся — знал ведь, что Ямазаки трудно разговаривать с девушками. Вот ведь хрен собачий.
«Ай, да пошло оно все! — разозлился Ямазаки. — Никогда не любил совершать правильные поступки».
— Он, — Ямазаки бесцеремонно ткнул пальцем в Хару, — хочет тебя трахнуть.
Киеши забулькал чаем. Хьюга прижал руку к лицу. Айда выглядела одновременно разъяренной и польщенной.
— Не обращайте на него внимания, — попросил Хара, вновь завладевая ее рукой и начиная нацеловывать пальцы. — Он идиот.
— Он хочет трахнуть тебя, потому что думает, что ты моя крестница, — попробовал еще раз Ямазаки.
В гостиной повисла тишина.
— Прошу прощения? — Рико недобро сузила глаза.
— Что значит «думает»? — встрепенулся Хара. — Она что же, не крестница?
— Нет, — сказал Хьюга очень неприятным голосом. — Крестница — это я.
Хара какое-то время смотрел не него, после чего перевел вопросительный взгляд на Киеши. Тот кивнул.
— Ну надо же, — сказал Хара, выпуская руку Айды. — Кто бы мог подумать.
— Ну а теперь-то можно ему врезать? — понадеялся Ямазаки.
— Рико, — приглашающе махнул рукой Киеши. Хьюга отошел к стене.
— Э? — сказал Ямазаки.
Айда схватила Хару за руку и выволокла из-за стола, после чего провела какой-то хитрый захват и швырнула на пол.
Ямазаки вытаращился на них с открытым ртом.
— Охренеть, — выдохнул он. — На моей памяти Хару впервые бросила девушка!
— На пол? — спросила Айда.
— И на пол в том числе. — Пока Ямазаки размышлял, пнуть Хару или нет, тот сел, помотал головой, выдохнул: «Блядь!» и попытался встать. От Айды он при этом старался держаться подальше.
Ямазаки ожидал, что Хара уйдет — в конце концов, карта его была теперь бита — однако тот лишь присоседился к Хьюге и одарил его широкой улыбкой.
— А...
— Нет, — сказал Хьюга. — Чувак, козни кознями, но должны ведь быть какие-то разумные пределы.
Ямазаки фыркнул.
— А ты не слишком-то радуйся, — напустился на него Хьюга. — Он-то понятно чего явился — пакостить, а ты что здесь забыл?! Мне казалось, я выставил тебя за дверь достаточно ясно!
Ямазаки успокаивающе поднял руки. Хьюга был колюч и непримирим, и было трудно представить, сколько тарелок нужно перемыть, чтобы завоевать его доверие — если это было вообще возможно. Однако попытаться все равно стоило.
— Помогать по дому, — сказал Ямазаки.
Хара, не скрываясь, загоготал.
— Слушай, съеби уже! — разозлился Ямазаки. — Хватит здесь торчать!
— Да щас! — сказал Хара. — Ты облажаешься, и я должен обязательно это увидеть. Послушайте, — обратился он к Хьюге, — если этот... ради леди скажем мягко — неудачник станет помогать вам по хозяйству, вы останетесь без дома!
— Не надо нам ни с чем помогать, — быстро сказал Хьюга.
— Конечно, надо, — перебил его Киеши, одаряя Ямазаки очередной улыбкой. Этих самых улыбок у него, кажется, был нескончаемый запас.
— Ты просто не хочешь стричь газон, — обвинил Хьюга.
— Никто не хочет, — сказал Киеши, опуская руку ему на плечо. Хьюга попытался тут же ее сбросить, но Киеши просто крепче сжал пальцы. — Ты тоже.
Ямазаки мысленно кивнул: к Киеши стоило присмотреться и, по возможности, переманить на свою сторону. Союзником он был бы весьма ценным, к тому же свой человек среди домашних никогда не повредит.
— Мне постричь газон — раз плюнуть, — сказал Ямазаки.
— Вот видишь, — сказал Киеши, не обращая внимания на скептическое хмыканье Хары. — Ему это раз плюнуть.
Ямазаки извлек из чехла волшебную палочку и небрежным взмахом материализовал кактус.
— Отлично, — одобрил Киеши. — Надеюсь, садовые гномы получаются у тебя с такой же легкостью.
— Конечно, — сказал Ямазаки с легкой запинкой: признаваться, что это и должен был быть садовый гном, он счел неразумным.
Несколько минут спустя все собрались на крыльце, чтобы обозреть фронт работ.
— И я хочу цветочные бордюры, и подновить брусчатку, и, может быть, живую изгородь в виде такого милого зайчика, — перечисляла Айда. — Фея Ямазаки, вы все запоминаете?
— Угу, — несчастно пробормотал Ямазаки. Во всем этом плане с бытовыми чарами был один, но весьма ощутимый изъян: Ямазаки ими не владел. Пределом его способностей были розовые кусты, которые требовались для сдачи зачета и которые тоже получались у Ямазаки через раз на второй.
— Ну что же вы, фея Ямазаки? — сказал Хара. — Не тяните.
— Гори в аду, — выдавил сквозь зубы Ямазаки и взмахнул волшебной палочкой. Какая-то часть его отчаянно хотела зажмуриться, но он заставил себя держать глаза открытыми.
Ничего не произошло. Ямазаки ошеломленно моргнул и огляделся по сторонам: ничегошеньки!
— А я ведь говорил, — сказал Хара.
Лицо Айды выражало разочарование. Хьюга смотрел на Ямазаки с глубоким подозрением. Улыбка Киеши казалась слегка принужденной.
Ямазаки попытался еще раз незаметно взмахнуть палочкой.
— Послушайте... — сказала вдруг Рико. — Вам не кажется, что трава на газонах стала длиннее?
— Дорожка тоже кажется более заросшей, — сказал после паузы Хьюга.
Киеши похлопал Ямазаки по плечу и с сочувствием произнес:
— Наша изгородь никогда не была такой буйной. Что ты сделал?
Ямазаки открыл было рот, собираясь соврать что-то в свое оправдание, но посмотрел на дорожку и поперхнулся заготовленной ложью: трава росла на глазах. Сорняки вились и крепчали, душа редкие цветы, выползая на дорожку и расшатывая изгородь. Кусты превратились в огромные шары, лохматые и хищные.
— Раз плюнуть! — сказал Хьюга. — О да.
— Ну я, собственно... — пробормотал Ямазаки. — Предпочитаю работать руками, да. У вас есть садовые ножницы и, быть может, коса?
В каком-то смысле Ямазаки не соврал: работать руками у него и впрямь получалось лучше. Сейчас он прилежно косил газон, вдыхая терпкий запах лета и свежесрезанной травы. Киеши с Харой сидели на крыльце, наблюдали за его работой и пили лимонад, а Хара, наверное, еще и злопыхал.
Ямазаки скривился: вид у него сейчас и вправду был непрезентабельный. От камзола он избавился еще в начале косьбы, не без оснований подозревая, что тот будет его только стеснять. Это помогло, но не слишком: очень скоро Ямазаки стало жарко, и он расстегнул рубашку и даже закатал рукава.
Сейчас Хара сидел, повернув голову в его сторону, и переговаривался с Киеши, который лениво потягивал лимонад и улыбался. Ямазаки не понимал, как Хьюга его только терпит.
К слову сказать, сам Хьюга куда-то скрылся, и это было паршиво: Ямазаки надеялся, что тот будет наблюдать за его работой — это бы накинуло ему несколько очков за старание.
Косить было не так уж и трудно. Ямазаки ощущал умиротворение и спокойствие, которых не испытывал уже давно: в последнее время все как-то не ладилось, эта же работа у него и вправду спорилась.
Аккуратно сбив траву возле кустов, он положил косу на газон и направился к крыльцу: хотелось пить.
При его приближении Хара напрягся. Это было странно, и в душе Ямазаки зашевелились подозрения. Конечно, трудно строить козни, сидя на крыльце и попивая прохладительное, но это же Хара. Верить ему просто нельзя.
— Лимонаду? — Киеши протянул Ямазаки стакан и дружелюбно хлопнул Хару по спине. Он вообще вел себя так, словно знал какой-то сокровенный секрет Хары, хотя тот скорей бы откусил себе язык, чем пустил кого-нибудь в душу.
— Спасибо, — Ямазаки взял лимонад, облизал пересохшие губы и принялся пить большими жадными глотками. Рот наполнила приятная кислинка, по подбородку и шее потекли капли — Ямазаки был не слишком аккуратен.
Хара издал какой-то странный звук и стиснул свой стакан.
— Еще? — любезно предложил Киеши, когда Ямазаки покончил с лимонадом.
— Нет! — выдохнул Хара.
— Да, — сказал Ямазаки. Ему хотелось пить — но еще больше хотелось позлить Хару.
Киеши потянулся к лимонаду, но Хара успел первым: столкнул кувшин с крыльца. Тот звякнул кубиками льда и упал в заросли пионов.
— Мудак, — сказал Ямазаки.
Хара ощерился в улыбке.
Стоять рядом с ним и дальше было глупо, затевать драку — слишком жарко, и Ямазаки отправился работать дальше.
Со своего места он видел, как Хара достал волшебную палочку и сделал серию резких взмахов. Какая-то часть Ямазаки опасалась, что Киеши доулыбался и что Хара сейчас превратит его в нечто мерзкое и бородавчатое, но этого не случилось. Киеши по-прежнему сидел на крыльце, баюкая извлеченный из зарослей кувшин, и над ними с Харой кружились крупные, пушистые снежинки. Хара наколдовал пару минут зимы.
В окошке появилось восхищенное лицо Айды, но стекло быстро заволокло морозными узорами.
Ямазаки вздохнул: было бы приятно сменить это летнее пекло на холод, пусть даже и ненадолго, однако если он сам попытается наколдовать нечто подобное, то окажется в центре снежного бурана. Тонкие волшебные манипуляции вроде этой не были его специальностью.
Снежинки ложились на волосы Хары, и — белое на белом — это было красиво. Киеши выглядел словно большой очеловеченный медведь, которого зима скоро загонит в берлогу.
Наконец Хара взмахнул палочкой, и снег прекратился: чары развеялись.
— Позер, — сказал Ямазаки презрительно и снова взялся за косу.
К вечеру он успел не только выкосить газон, но и изрядно обкорнать живую изгородь. Получившийся результат ничем не напоминал зайчика, которого так хотела Айда, но Ямазаки остался доволен — особенно сильных проплешин не было, а требовать большего, по его мнению, было глупо.
Он как раз размышлял, не взяться ли спасать от сорняков растущие вдоль дорожки цветы, когда из дома вышла Айда и позвала:
— Ужинать!
Желудок Ямазаки перевернулся.
— Уверен, Хьюга поймет, если ты... вдруг вспомнишь о срочных и неотложных делах, — пришел на помощь Киеши.
— Нет, — сказал Ямазаки. — Я должен делить с Хьюгой все тяготы жизни, иначе какая из меня фея-крестная?
Хара тоже остался на ужин, что вроде как было хорошо, а с другой стороны настораживало: почему его до сих пор так никто и не выгнал?
Ямазаки вымыл руки и лицо, как мог причесал пятерней волосы, влез в брошенный на ступеньки камзол и счел, что готов явиться к столу.
Вернувшийся из города Хьюга при виде Ямазаки только хмыкнул, но выгонять не стал — хороший знак.
Домашние Хьюги были не слишком богаты, а потому обходились минимальным количеством блюд — факт, за который Ямазаки почувствовал искреннюю признательность, когда Айда поставила перед ним его порцию.
Хьюга вознес короткую молитву, с особым чувством произнеся слова «Спаси и сохрани» — что при таком поваре, как Айда, было скорее жизненной необходимостью, чем простой данью религиозным традициям.
Ямазаки посмотрел в свою миску. Наверное, это был суп. А может, и нет. Сказать наверняка было трудно — как и определить, съедобно ли это вообще.
На лице у сидевшего напротив Хары был написан ужас.
Покосившись на старательно жевавших Хьюгу с Киеши, Ямазаки мысленно пожал плечами, зачерпнул немного странного варева и отправил в рот.
Главное было не думать и не стараться почувствовать вкус, а просто жевать. Ямазаки сосредоточился на этом задании с решимостью человека, у которого на кону стоит производственная практика.
В рекордные сроки проглотив суп, он — к вящему удовольствию Айды — столь же быстро расправился со вторым и салатом.
— Десерт? — предложила счастливая Айда.
— Печенье? — с опаской спросил Ямазаки.
— И чай!
Ямазаки вздохнул:
— Неси.
— Достаточно, — Хьюга бросил на стол салфетку и наконец-то посмотрел на Ямазаки. — Считай, что я впечатлился.
— То есть ты мне теперь доверяешь? — обрадовался Ямазаки.
Хьюга посмотрел на него, как на идиота:
— Разумеется, нет.
— Я могу помыть посуду! — сказал Ямазаки.
— Чего ты хочешь? — спросил Хьюга устало.
— Я... — начал было Ямазаки, но Хьюга покачал головой:
— Не здесь. Пойдем в библиотеку.
— О, библиотека, — протянул Киеши понимающе. — Поздравляю, Ямазаки. Хьюга отведет тебя в святая святых.
— Заткнись, — сказал Хьюга, поднимаясь из-за стола.
Ямазаки вскочил и двинулся следом.
Они вышли из столовой, прошли через холл и нырнули в полутемный коридорчик. Хьюга открыл тяжелую дубовую дверь и приглашающе махнул рукой. Ямазаки ступил в залитую густым закатным светом библиотеку и замер.
Это действительно была святая святых — укромный уголок, убежище, в котором предавались одной-единственной страсти.
Ямазаки зачарованно оглядывался по сторонам: старые и новые карты, на которых были отмечены различные маршруты и места знаменитых битв, открытые фолианты и гримуары, копии древних свитков, многочисленные заметки, макеты древних храмов, оружие и даже портреты. Шесть полноразмерных портретов. Эпоха легенд, Поколение Чудес.
— Это все твое? — выдохнул Ямазаки.
Хьюга покачал головой:
— Часть книг принадлежала еще отцу Рико. А остальное да, мое.
— Зачем тебе все это? — Ямазаки знал людей, коллекционирующих оружие, старинные монеты, редкие книги, автографы менестрелей и прочую чушь. Вся эта коллекция могла быть обычной блажью, но Ямазаки сильно в этом сомневался: обитатели этого дома были бедны, а Хьюга не походил на человека, удовлетворяющего дорогостоящие страсти за счет друзей.
— Тебя это не касается.
— Чувак, я твоя фея-крестная! — возмутился Ямазаки.
— И что?
— Я выкосил вашу лужайку и целый день терпел Хару!
— Я кое-что ищу, — сказал нехотя Хьюга.
— Что?
Сначала Ямазаки показалось, что Хьюга опять велит ему не лезть не в свое дело, но затем тот, кажется, снова вспомнил про лужайку (или про Хару) и все-таки снизошел до ответа:
— Арбалет Мидоримы Шинтаро.
— Что? — ахнул Ямазаки. Даже он, никогда не интересовавшийся подобными вещами, знал про это легендарное оружие. — А разве он все еще существует?
Хьюга пожал плечами.
Ямазаки снова оглядел библиотеку: книг было просто завались, и Хьюга, наверное, прочел их все. Быть может, Ямазаки сейчас говорил с крупнейшим специалистом по Поколению Чудес в ста королевствах.
— И что будешь делать, когда он найдется? — спросил Ямазаки.
— Продам, — последовал быстрый ответ. — Потом женюсь.
«Разумеется, на Айде, — подумал Ямазаки. — На ком же еще».
На самом деле это было несправедливо. Будь Ямазаки обычной феей-крестной, которая и вправду думает о благе своего крестника, он бы помог Хьюге с поисками арбалета или хотя бы наличных, отгулял на свадьбе — и думать забыл бы о каком-то там пророчестве. Возможно, эта история не стала бы волшебной сказкой и не осталась бы в веках, зато у нее был бы счастливый конец.
Однако Ямазаки не был обычной феей-крестной, у него была производственная практика, у Хьюги была судьба, и у них обоих не было выбора.
— Думаю, — сказал Ямазаки, — у принца Ханамии обширная библиотека, и ты сможешь найти там много редких книг про Мидориму.
— Я не собираюсь иметь ничего общего с принцем Ханамией! — хмуро сказал Хьюга. Выглядел он при этом так, словно снова собирался выставить Ямазаки за дверь — и больше никогда не впускать в дом.
— Чувак, у тебя нет выбора, — попытался было воззвать к его рассудку Ямазаки.
— Есть, — возразил Хьюга. — Выбор есть всегда.
— Почему бы тебе просто не дать принцу шанс? — спросил Ямазаки. Так и вправду было бы проще для всех.
— Потому что я люблю другого человека! — разозлился Хьюга. — Я...
За дверью закопошились. Кто-то приглушенно ойкнул, затем что-то стукнуло. Хьюга напрягся.
— По-настоящему счастлив ты будешь только с Ханамией, — воспользовался паузой в разговоре Ямазаки. — И он тоже — по-настоящему будет счастлив только с тобой.
Это был нечестный прием — взывать к порядочности Хьюги, — нечестный и грязный, но Ямазаки было все равно.
Хьюга заколебался, и, почувствовав слабину, Ямазаки усилил нажим.
— Разве он не заслуживает счастья? Любви? Хотя бы крохотного шанса?
— Давать ложную надежду куда более жестоко.
Копошение за дверью стало громче. Кто-то отчаянно запыхтел, еще кто-то — тихо выругался.
Хьюга пересек библиотеку и рывком распахнул дверь: внутрь ввалились Айда, Киеши и — кто бы сомневался — Хара.
— Подслушиваете? — спросил Хьюга недобро.
Хара беззастенчиво кивнул.
— Давно?
— Достаточно, — Киеши поднялся на ноги и помог встать путавшейся в юбках Айде. Хара встал сам.
— Фея Ямазаки прав, — сказала вдруг Айда. На Хьюгу она старалась не смотреть.
— Черта с два!
— Ты должен дать принцу шанс.
Хьюга побледнел:
— Рико.
— Думаю, — продолжила Айда твердо, — так будет лучше для всех. Ты ведь слышал, с принцем ты будешь по-настоящему счастлив.
Ее руки судорожно комкали кружевной платок — жалкое зрелище.
«Ну и дура», — подумал Ямазаки с презрением. На самом деле ему следовало бы поблагодарить Айду — без ее вмешательства уговорить Хьюгу на эту авантюру было бы куда сложнее — однако окажись Ямазаки на ее месте, он бы никогда не отдал Хьюгу какому-то принцу, а наплевал бы на все и потащил его под венец. Жертвовать своим счастьем ради каких-то высоких идей — этого Ямазаки не понимал.
— Ты и вправду так думаешь? — спросил Хьюга. Ямазаки было больно на него смотреть.
— Это мой дружеский совет, — сказала Айда. Киеши стоял позади нее и выглядел... За все (недолгое) время их знакомства Ямазаки ни разу не видел, чтобы Киеши выглядел так — мрачно и неодобрительно. В разговор он не лез, хотя ему, наверное, очень хотелось. Отругать Айду, утешить Хьюгу — или наоборот.
Хара наблюдал за происходящим с живым любопытством человека, которому наплевать на чужую боль. Будь печенье Айды чуть более съедобным, и он бы, наверное, сейчас его жевал.
— Дружеский, значит, — сказал Хьюга невыразительно. На Айду он смотрел так, словно собирался прожечь в ней взглядом дырку.
Айда выпрямила спину.
— Я ведь твой друг. И всегда им буду.
Если бы она отвесила Хьюга пощечину, тот вряд ли бы дернулся сильнее.
— Всегда, значит.
— Всегда.
Губы Хьюги скривились, словно он собирался что-то сказать, однако в последнюю секунду все же справился с собой и промолчал.
«Мужик», — подумал Ямазаки с одобрением.
@темы: Сказки, Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День кроличьей норы, Kirisaki Daiichi Team
-
-
09.05.2016 в 00:17-
-
09.05.2016 в 00:19-
-
09.05.2016 в 00:19-
-
09.05.2016 в 00:20-
-
09.05.2016 в 00:20-
-
09.05.2016 в 00:21-
-
09.05.2016 в 00:22-
-
09.05.2016 в 00:22-
-
09.05.2016 в 00:23-
-
09.05.2016 в 00:24-
-
09.05.2016 в 00:26-
-
09.05.2016 в 00:27-
-
09.05.2016 в 00:27-
-
09.05.2016 в 00:29-
-
09.05.2016 в 00:30-
-
09.05.2016 в 00:30-
-
09.05.2016 в 00:31-
-
09.05.2016 в 00:31-
-
09.05.2016 в 00:32-
-
09.05.2016 в 00:33-
-
09.05.2016 в 00:34-
-
09.05.2016 в 00:34-
-
09.05.2016 в 00:35-
-
09.05.2016 в 00:36-
-
09.05.2016 в 00:38-
-
09.05.2016 в 00:38-
-
09.05.2016 в 00:39-
-
09.05.2016 в 00:42-
-
09.05.2016 в 00:42-
-
09.05.2016 в 00:43