Название: И думать о последнем дне
Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День 42 - Компьютерные игры
Размер: 1952 слова
Пейринг/Персонажи: намёк на Имаёши Шоичи/Ханамия Макото
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Не всякое лечение отрицает смерть.
Примечание/Предупреждения: кроссовер с игрой «To the moon», смерть персонажа
Солнце уходило от меня навсегда — а я смеялся над ним
Будет ли весна — если да, то когда,
Если нет — то зачем открывать глаза
И завидовать слепым.
Будет ли весна — если да, то когда,
Если нет — то зачем открывать глаза
И завидовать слепым.
Имаёши проводит пальцами по лбу Ханамии — сухому, прохладному. Электроды мешают, отвлекают от гладкости кожи, и они же дарят благословение. Имаёши долго сидит у его постели, теряя счёт времени, прежде чем сделать глубокий вдох и, поднявшись на ноги, нетвёрдой походкой пройти к капсуле, чтобы подключиться к его мозгу напрямую. Он заботился о Ханамии когда-то давно, добровольно и искренне, и что удивительного в том, что сейчас он снова хочет ему помочь.
Он может сделать для него только одну вещь: позволить умереть счастливым.
Тем более, что в этом заключается его работа.
Боль Ханамии всегда лечилась путём самосожжения, и это не новость, всё ожидаемо, предсказуемо, сама жизнь привела их в эту точку, в эту палату на верхних этажах здания «Зигмунда», предназначенную для таких, как он, для тех, кто не поспел за собственным сознанием.
Гениальный разум, острый, быстрый, неуёмный. Разум, который сам себя поглотил.
Имаёши не зовёт Сакурая, он сам ставит себе капельницу, подключается к мониторам — меры безопасности на случай тяжёлой, слишком долгой работы или враждебности ума пациента — и надевает шлем, глядя на Ханамию — живого, настоящего Ханамию. Имаёши не прощается, потому что он здесь ещё не закончил.
Последний раз он видел его так близко в средней школе. Глаза Ханамии закрыты сейчас, так что Имаёши помнит только тот восторженный, внимательный взгляд, который был направлен на форму с капитанской четвёркой. Ханамия очень хотел стать капитаном — для начала, грезил национальной сборной, но в старшей школе что-то пошло не так, и он вовсе бросил баскетбол. Об этом сообщил им уже Хара. Имаёши лишь пару раз видел его на трибунах, а потом закончил академию, и всё, что осталось ему — память о чужом восторге.
Пришло время исполнять мечты.
Перед глазами цифры сливаются в бесконечный сияющий неоновый поток, пока ослепительный свет не выжигает сетчатку, чтобы рассеяться, оставляя Имаёши стоять перед корпусами старшей школы Кирисаки Дайичи — такой, какой её помнил Ханамия. Сам он стоит тут же, неподалёку, странно потерянный перед воротами. Имаёши знает, что тот умел держать лицо всегда, и даже сбитым с толку выглядел королём любого положения — кроме тех, в которые его ставил сам Имаёши. Тогда и только тогда на его лице появлялось озадаченно-печальное выражение. Очевидно, Ханамия ощущал себя не в своей тарелке куда чаще, чем он привык думать.
Имаёши улыбается и делает несколько шагов вперёд — тело ощущается иначе, как будто он помолодел лет на десять. Так оно и есть, в сущности. Ханамия помнит его таким, и смех поднимается в груди, эйфория, веселье и ликование. Как будто шанс существует и для Имаёши тоже, хотя, конечно, это не совсем так. Он всего лишь чувствует, как его действия отражаются на Ханамии, ощущает, что движется в правильном направлении. Пока им будет весело, он может быть уверен, что цель их становится ближе. Что он делает свою... работу хорошо.
— Что ты делаешь здесь? — спрашивает Ханамия, хмурясь и некрасиво гримасничая.
Ему не провести Имаёши, потому что он чувствует, как колотится его сердце. Чувствует чужое счастье, оно как тёплая солёная вода, парное молоко и вечный штиль над бескрайней гладью. Здесь не жалко утонуть.
— Хотел посмотреть на новую команду своего кохая, конечно же, — Имаёши кажется, что эта тёплая вода сочится сквозь его улыбку, обволакивает горло, греет и медленно убивает, но это славная смерть.
Наваждение проходит быстро — Ханамия дёргается и мрачнеет по-настоящему. Имаёши вскидывает бровь:
— Ты же не хочешь сказать мне, что всё ещё не записался в команду?
В ответ он получает только кривую ухмылку и тёмный взгляд, так что Имаёши цокает языком и мягко берёт Ханамию за локоть. Он начинает понимать суть проблемы: там, где сталкиваются желание и холодный расчёт, в этой прекрасной черноволосой голове разражается локальная война, а жертва всегда одна — сам Ханамия.
— Идём, — вздыхает Имаёши притворно. — Ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, если сейчас бросишь баскетбол.
Ханамия не возражает, следуя за ним покорно, а у Имаёши сжимается сердце: он чувствует чужую надежду, как её возможно ощущать, только находясь в чужой памяти. Он чувствует её и старается не помнить о том, что его полусерьёзная угроза — чистая правда, потому что он знает, насколько сильно Ханамия жалеет на самом деле. Потому что он здесь только для того, чтобы исправить это.
И он исправит.
Он ощущает жар, когда Ханамия переступает порог баскетбольного зала.
И не может перестать улыбаться.
***
Откуда нам знать, что такое листва,
Если все дерева разошлись на дрова.
Откуда нам знать, что такое война, если мы не знаем мира.
Если все дерева разошлись на дрова.
Откуда нам знать, что такое война, если мы не знаем мира.
Имаёши всегда был в его жизни; не так, как Хара, конечно, не так безусловно, но если Хара просто был и остаётся константой, то Имаёши — якорь, компас, грёбаная путеводная звезда. Язвительная и жёсткая.
— Чушь, Ханамия, это полная чушь.
Он дёргается и злится, его раздражает сам факт того, что они ведут этот бесконечный спор.
— Ты не хочешь изучать право и идти в Тодай. Ты хочешь играть за национальную сборную. Так займись, чёрт тебя побери, тем, что тебе нравится.
— Почему ты вообще постоянно лезешь в мою жизнь?
— Потому что мне не плевать?
Из Ханамии будто разом выпускают воздух, он поникает, ссутуливается. До его жизни и впрямь никому нет дела, кроме Хары и Имаёши, но даже Хара не станет ему указывать, а Имаёши раз за разом хватает его за шкирку и трясёт, как шкодливого щенка. Это на самом деле помогает, но злит до белых глаз всё равно, главным образом потому, что Ханамия не понимает, какая ему с этого выгода.
Он не помнит Имаёши альтруистом.
— Мама... будет расстроена.
— Не будет.
— Почему ты так уверен?
— Потому что ты не хочешь, чтобы она расстраивалась, а значит, она не расстроится.
— Вот это действительно чушь, семпай, — Ханамия начинает откровенно веселиться. — Полнейшая чушь.
Имаёши ухмыляется, расслабляется и садится за кухонный стол прямо напротив него. Сцепляет пальцы в замок, опускает на них подбородок и доверительно сообщает:
— Мы должны быть воображаемы.
Ханамия смотрит на него с непередаваемой смесью усталости и скепсиса. Этому выражению он у самого Имаёши и научился.
— Ты же не собираешься сейчас развести здесь спор о том, первично бытие или сознание?
— Зависит от твоего желания. Смекаешь? Я твой назойливый сверчок с самонаведением, не говорю ничего, чего бы ты сам не знал, и всякое такое.
— Это значит, что если я сейчас очень захочу, чтобы ты исчез, ты растворишься в воздухе?
Имаёши безмятежно пожимает плечами и откидывается на спинку стула:
— Проверь. Ты ничем не рискуешь, кроме перспективы похоронить последние крохи своего самолюбия, если у тебя не получится, потому что я даже не буду делать вид, что не издеваюсь.
— Ты чудовище, — с чувством отвечает Ханамия и закрывает глаза.
Молчание длится с минуту. Когда он снова их открывает, Имаёши всё ещё сидит напротив, отвратительно осязаемый и страшно самодовольный.
— Национальная. Сборная. Японии.
— Следовать за мечтой или за грёбаным белым кроликом — что хуже.
— Если кроликом ты назвал сейчас этого прыгучего Кагами из Сейрин, то он как раз направил свои лапы в сборную, так что не отставай. Ты избранный, Нео, ты избранный. И ты опаздываешь на чаепитие.
— Кем хотя бы? — устало вздыхает Ханамия.
— Мной, — без улыбки отвечает Имаёши, но тут же исправляет упущение и ухмыляется. — Тик-так. Тик-так.
Ханамия сперва улыбается тонко, но почти сразу мрачнеет:
— Ты знаешь, что мой баскетбол построен не на самой честной игре.
Имаёши пожимает плечами:
— Кто сказал, что национальной сборной нужна честная игра? Оставь это чистым мечтательным школярам.
Ханамия комкает форму заявки на поступление в Тодай и прицельно запускает ей прямо Имаёши в глаз.
Мама целиком и полностью одобряет его решение, и у Ханамии не остаётся выхода, кроме как пойти к мечте.
***
А что еще нужно для полного счастья,
Так это открыть эту тайну
И узнать всё же,
Кто танцевал с нами на Лысой горе в ту ночь,
Кто отводил от нас все несчастья и ссоры?
Так это открыть эту тайну
И узнать всё же,
Кто танцевал с нами на Лысой горе в ту ночь,
Кто отводил от нас все несчастья и ссоры?
Имаёши всегда оказывается рядом в решающий, ключевой момент, и он один бьёт по больному, оскалившись, и заставляет двигаться против закономерностей, пинками прогоняя Ханамию от спокойной жизни. Все знают, что спокойная жизнь сожрёт его, он сам знает это лучше всех, но отчего-то никто не проговаривает очевидное вслух.
Не то чтобы не хотят. Ближе Хары у него нет никого всё равно, но один лишь Имаёши способен резать по живому, как хирург. Его влияние — это лечение, это исцеляющая боль.
Не всякое лечение отрицает смерть.
Имаёши отличается от всех людей вокруг, но Ханамия не может уловить это отличие, как не может и сфокусировать внимание на самом Имаёши. Он как слепое пятно, как замеченный краем глаза силуэт, вспышка. Его не существует вне этих самых ключевых моментов.
Ханамия не уверен, что знает, чем Имаёши занимается, где он учился после Тоо, и есть ли у него личная жизнь. Ему сложно об этом думать.
Наверное, её нет, если он может себе позволить в любой момент сорваться и приехать, чтобы удержать его от глупого решения или в своей неповторимой манере ласковой издёвки вынудить довести дело до конца.
Так или иначе, Ханамия видит его в последний раз на первой тренировке, которую он проводит, как тренер японской сборной по баскетболу. Имаёши просто стоит у дверей, не собираясь поздравлять его, всего лишь смотрит и улыбается, и в этот момент Ханамии кажется, что он всегда был таким, и что внешность у него какая-то вне времени, и ещё, вроде бы, что Имаёши каждый раз одет почти одинаково. И улыбается он слишком грустно, как будто не должен и не может попрощаться. В этот момент его окликают с первого ряда трибун, и Ханамия, конечно, переводит взгляд, а когда снова ищет Имаёши, того уже нет в зале.
После Ханамия вспоминает его с трудом, как будто всё было слишком давно. Он просто живёт, и только в редких снах видит того, кто — он точно уверен — укрыл его жизнь от дорожной тряски. Кто уберёг его от беды, хотя он даже не может понять, от какой именно.
Настоящее его похоже теперь на спокойную, тихую заводь, и Ханамия счастлив, и это правильно.
Нужно.
Хорошо.
Но иногда, когда Ханамия не может уснуть и смотрит в потолок, он чувствует, что ему остро не хватает Имаёши.
Он не появляется на пороге, потому что с лёгкой тоской Ханамия может справиться без него.
И справляется, конечно, так что чужое лицо стирается постепенно, выцветает и становится лицом призрака, бледным и полупрозрачным.
***
Имаёши снимает шлем и устало проводит дрожащими пальцами по лбу, глазам, кожа как всегда жадно ловит настоящие касания, но кажется резиновой, кровь застыла, мышцы ноют от неподвижности. Имаёши смотрит на часы — практически раритет, старые, со стрелками, на дату в окошечке циферблата: он провёл в памяти Ханамии больше двух суток чистого времени. Кто-то менял капельницу, наверное, Сакурай, так что всё, что он чувствует неправильного — это общая слабость и мерзкий привкус во рту.
Не такая большая цена за мечту — он всегда повторяет себе это после долгой работы.
Плата за ощущение всесильности — могущества божества, изменившего течение реки своими ладонями, вылепившего новый путь. Он вмешался в каждый ключевой момент. Обычно для того, чтобы толкнуть человека к мечте, достаточно одной важной детали, выбора университета, судьбоносного решения, потерянного билета на самолёт или похода на концерт любимой группы, но Имаёши терпел неудачу за неудачей, потому что Ханамия всё равно сворачивал к своей настоящей жизни, к своей настоящей памяти. Потом Имаёши понял наконец, что для того, чтобы Ханамия пошёл к цели, его нужно жёстко держать за локоть, не давать вывернуться, потому что есть люди, которых собственные желания пугают больше, чем весь остальной мир.
Мог бы и сразу догадаться.
Он знал это ещё со школы, просто не хотел сосредотачиваться на мысли.
Имаёши вынимает иглу из вены и поднимается на ноги, его слегка качает от усталости, но это ничего, это нормально. Он цепляет беспроводную гарнитуру и подходит к Ханамии. Дважды стучит по пластиковому корпусу, и в ухе раздаётся мелодичный голос Момои:
— Распоряжения?
— Вызови Хару Казую. Скажи, что всё готово, и пациента Ханамию Макото можно будет отключить от аппаратов сегодня.
Момои не отвечает, просто обрывает связь, сразу принимаясь за дело.
Имаёши смотрит на улыбку, затаившуюся в уголках губ Ханамии, и ощущает, что всё сделал правильно.
Он глядит на тонкие, бледные веки, на тёмные полукружья ресниц, похожие на чёрные росчерки на белой, яркой бумаге. Под светом медицинских ламп совсем не видна восковая, болезненная желтизна скул.
Имаёши по-прежнему помнит эти глаза полными восторга, но теперь за этим стоит гораздо, гораздо больше.
Название: Сладость тайны
Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День 42 - Футуристическая АУ
Размер: 2160 слов
Пейринг/Персонажи: Ханамия Макото, Сето Кентаро, Фурухаши Коджиро, Хара Казуя/Ямазаки Хироши
Категория: джен, слэш
Жанр: приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: ребята с далекой планеты хотят принять участие в соревнованиях
– Да нам вообще ничего тут не светит! – вопил Ямазаки, нарезая круги по общему залу гостиничного номера. – У нас позапрошлый век получается, а не леталки! Скажи, Фурухаши! Ты же видел, чего Шутоку привезли! А Йосен! А Ракузан!– Видел, – безразлично покивал Фурухаши, который перелистывал на планшете голограммы чужих флитеров. – Не позапрошлый век, разумеется, но наши разработки отстали лет на двадцать.
– Все! – Ямазаки пнул пенокресло, поймал его, плюхнулся сверху животом, потом вскочил и снова пнул. – Можем валить обратно на Кирисаки, не дожидаясь начала. Хоть не опозоримся.
Сето протянул длинную руку, поймал Ямазаки за лодыжку и уронил на кресло.
– Не ломай мебель, сам оплачивать будешь. Где Хара?
– Не вернулся еще. – Ямазаки дернул ногой, но вывернуться из хватки Сето не сумел и демонстративно завозился на кресле, устраиваясь поудобнее. – Да пусти, все, больше не буду. Хара поперся смотреть на экспозицию Сейрин. Сказал, капитана там отловит.
Входной шлюз издал громкое шипение.
– Видимо, они нашли друг друга, – Фурухаши даже головы не поднял.
– Это попандос, братцы! – провозгласил Хара, врываясь в зал. – Наши тачки – такое ретро неприличное!
Радостный тон его решительно не вязался со словами.
– И чего веселишься? – буркнул Ямазаки. – А пончиков принес?
Хара помахал перед его носом пакетом с эмблемой “Солар Донатс”.
– По два каждого сорта, утроба ты ненасытная. У тебя скоро сахар на морде выступать начнет.
– Ничего, ты оближешь, – огрызнулся Ямазаки, потом жгуче покраснел и покосился на остальных.
Сето снова дремал – или как минимум лежал с закрытыми глазами, Фурухаши все так же рассматривал голограммы.
– Будем считать, что я ничего не слышал, – вкрадчиво шепнул Ханамия над самым ухом. – Хотя я, разумеется, слышал и запомнил.
Хара фыркнул.
– Ханамия?
– А? Ум-м-м…
– Вкусный пончик? Шоколадный. Когда ты ешь, ты глух и нем, ага? А когда доешь, расскажи, чего я веселый.
Фурухаши поднял голову от планшета, и даже Сето приоткрыл один глаз.
Ханамия ухмыльнулся сквозь размазавшийся по губам шоколад и нарочито медленно, постанывая от удовольствия, задвигал челюстями.
Ямазаки пронзил его яростным взглядом и, удостоверившись, что рассказа прямо сейчас не последует, принялся отбирать у Хары пакет. Хара ржал, уворачивался, перебрасывал пакет из руки в руку. Ямазаки с рычанием прыгнул на него, споткнулся о пенокресло, в полете все-таки вцепился Харе в рукав, увлекая его за собой на пол.
– Брачные игрища – это хорошо, но не при всех же, – доброжелательно заметил Фурухаши, выключил голопроектор и подпер ладонью подбородок, всей позой выражая намерение любоваться брачными игрищами и дальше.
Ямазаки моментально отпустил Хару и залился краской весь от кончиков ушей до шеи. Казалось, даже руки у него порозовели.
– Ну почему же, Коджиро, – Сето зевнул и потер глаза ладонью. – Сеанс эксгибиционизма может позитивно сказаться на их отношениях. Ханамия, ты там доел?
– Я там уже даже умылся. Но у вас же сеанс вуайеризма, нет? Он, по идее, должен позитивно сказаться на ваших отношениях с Фурухаши.
– ...подогрев их до температуры таяния льда? – уточнил Хара, доставая из пакета пончик в ярко-розовой глазури и водя им перед носом Ямазаки. Ямазаки следил за пончиком, как кот за бантиком, не хватало только нервно похлопывающего по полу хвоста.
– До температуры растворения уранового лома в ртути, – меланхолично поправил Сето. Приподнял голову, среагировав на общее озадаченное молчание: – Земная шутка времен освоения орбиты. Необъяснимо. Ханамия, излагай, – и улегся обратно.
– Спасибо за разрешение, Кентаро. Итак, – Ханамия дернул к себе пенокресло и оперся на него спиной, – как выяснилось по результатам осмотра экспозиции, то, что на Кирисаки считается писком технической моды, на Земле и в Первом поясе уже так или иначе устарело. Флитеры потенциальных противников быстрее, или мощнее, или имеют лучшую систему наведения, чем у нас. За оставшиеся два дня мы можем успеть разве что поставить новые плазменные матрицы, да и то если у нас денег на них хватит. Еще можем поискать в здешней “серой” сети подержанные системы наведения: в том году на взрослых состязаниях побилось много народу, их машины пошли на разбор, и я думаю, что-то найти можно, и оно все равно будет круче, чем наше. Фурухаши.
– Уже начал, – монотонно отозвался Фурухаши, снова нырнувший в голопроекцию. Голубые сполохи скользили по матовой радужке усовершенствованных глаз.
– Но это же все равно ничего не решит, – хмуро сказал Ямазаки и облизнулся, подбирая крошки глазури с губ. – Ты видел тачки Ракузана? У них обтекаемость выше нашей вдвое, наверно.
– Всего-то на семнадцать процентов, – Сето тоже вызвал над планшетом голопроекцию и изучал схемы флитеров. – Не драматизируй.
Ямазаки фыркнул и не глядя взял следующий пончик.
– Какие-то из них – с перцем, – нежно подсказал Хара. – Я не знаю, какие именно. Сюрприз производителя.
Ямазаки потрясенно воззрился на пончик у себя в руке.
– Семнадцать – это много, – Фурухаши говорил без выражения, он серфил форумы разборщиков. – Ракузан очень классные пилоты.
– Ракузан – дважды чемпионы Хьюман-сектора, уж не преуменьшай, – Ханамия рассмеялся. – Нет, их мы не сделаем, на это и надеяться не приходится. Но мы вроде и не собирались взять сразу первый приз? Кирисаки никогда еще не участвовала в секторальных состязаниях. Это наш минус: нет опыта, неизвестны тонкости. Но это же и наш плюс: мы тоже никому не известны.
– И что с того? – прочавкал Ямазаки. В этом пончике перца не было.
– А вот что.
Ханамия вскочил и заходил по комнате. Если Ямазаки носился рыжим метеором, утомляя взгляд, Ханамия, напротив, взгляд к себе приковывал, как ползущая змея.
– Я перечитал регламент состязаний. Они очень старались ограничить читеров. Нельзя играть с усовершенствованиями более чем десяти процентов тела. Нельзя ставить на флитеры заатмосферные движки. Нельзя использовать ничего сертифицированного для военных. Запрещены любые средства связи, кроме навигационной автоматики, и ту снабжают контрольной врезкой. Запрещено топливо производства других секторов и кустарное.
– Вот это жаблины в Ассамблее Человечества сидят, – вполголоса прокомментировал Хара. Он скармливал Ямазаки пончик с рук мелкими кусочками. – С топливом так классно можно было бы развернуться. Залить ю-ю-канской зеленки…
– ...и катапультироваться к Сатурну первым же импульсом, – Фурухаши глянул даже с некоторым интересом. – Не замечал за тобой склонности к суициду стартовой перегрузкой. Размажет же по ложементу…
– А чего, разве в Ассамблее заседают жаблины? – изумился вдруг Ямазаки. – Они же псевдоразумные, кто их туда звал?
Повисла пауза.
Сето прочистил горло.
– В школе вот этого не ляпни, ладно? Они условно-разумные, класс М – во-первых, а во-вторых, конечно же, нету в Ассамблее жаблинов, а Хара проявляет расовую нетерпимость, обзывая так парламентариев Хьюман-сектора. Хара, ты тоже за языком бы последил.
– Ква-ква-квак скажете, – согласился Хара.
– А станешь перебивать, я тебе зеленки залью, – ласково посулил Ханамия, – три капли в утренний каф.
– Не вариант. Без флитера летать регламентом наверняка тоже запрещено.
– Да захлопнись! – не выдержал Ямазаки. – Дай капитану досказать.
Хара молча сунул Ямазаки в зубы большой треугольный пончик.
– Я не забуду твоей преданности, Ямазаки. Так вот. Можно сделать флитеры быстрее, мощнее и точнее за счет новых деталей и инженерных решений. Но в условиях отсутствия связи абсолютно все вынуждены полагаться на заранее разработанные планы и примитивные сигнальные коды. Да вы знаете, у нас у самих пять стратегий заначено. Я слышал, что у взрослых бывает и по двадцать.
Ханамия сделал многозначительную паузу.
– Ты предлагаешь украсть стратегии противника? Два дня? Не успеем ассимилировать, – сказал Фурухаши. – Хотя одну-две команды, полагаю, обнести можно, если у них уже все загружено в навигационную систему.
– Нет, – Ханамия ухмыльнулся. – Это примитивно. Хотя ты сейчас мне подал отличную идею… Но я имел в виду другое.
Сето широко зевнул.
– Он предлагает использовать мозги, – быстро сказал Хара и на всякий случай заполз за пенокресло. – Специфику поселенцев Кирисаки.
Фурухаши уронил планшет.
Сето поймал его у самого пола.
– Это опасно, Ханамия, – прочти прошептал Фурухаши. В мелких фасетах его глаз вспыхивали и пропадали крохотные искры – признак усиленной работы процессоров.
– А-а, ты хочешь сказать, что гоняться на флитерах любительской сборки, без запретов на таран, вихревые трубы и “коробочки” – безопасно, да, Фурухаши?
— Он хочет сказать, что если нас зажопят, будет тарарам на весь сектор, – подсказал Хара из-за кресла. – Жаблины, то есть, извините, Ассамблея изойдет на дерьмо.
Ханамия торжествующе хихикнул.
— Так нас некому и нечем ловить, – он развел руками. – Нас же не бывает. Телепатические способности у человека – вероятная! единичная! недоказанная мутация. А что нас таких мутантов полпланеты, так этого пока никто до сведения Ассамблеи не довел!
Ямазаки растерянно крутил головой.
— Чуваки, я нихрена не понял. Куда вы хотите телепатию привинтить? На флитерах такого железа нет.
Сето, проигнорировав Ямазаки, обратился к Ханамии:
— Нам дома что-нибудь оторвут, если узнают.
— А как узнают-то, Кентаро? – Ханамия ухмылялся. – Вне Кирисаки нет приборов, способных регистрировать телепатическую активность, а на записи нельзя понять, почему флитеры меняют курс так или иначе. Мало ли какая у нас стратегия. Проанализируем свои же матчи, нарисуем стратегию постфактум, если спросят – предъявим.
– Ну чуваки-и! Ханамия! Хара!
Снизошел Фурухаши:
– Ханамия предлагает телепатически общаться во время матча. Тогда нам не нужна будет глобальная стратегия, мы сможем реагировать на движения противника мгновенно.
Ямазаки так и замер с пончиком в руке.
– Но это же нарушение правил. Ханамия, ты ведь цитировал: никаких средств связи…
Хара за креслом заржал.
Ханамия глянул на Ямазаки с долей сочувствия.
– Именно. У нас есть возможность нарушить правила в свою пользу так, что никто этого даже не поймет, и я предлагаю ею воспользоваться.
– Но… это нечестно?
– Разумеется, это нечестно, – Сето сел прямо и облизнул пересохшие губы. – Как нечестно использование неунифицированной техники в состязаниях. И то, что до нас в Третий пояс технические новинки доходят с запозданием в десяток-другой лет. Я за, Ханамия. Это классная идея.
– И я за, – кивнул Фурухаши. – Надо разработать систему команд. Мы все-таки не тренированные телепаты, мы не сможем полноценно говорить, да еще и рулить флитерами вдобавок.
– Мы с Ямазаки сможем, – Хара на четвереньках подобрался к Ямазаки со спины и положил подбородок ему на плечо. – У нас прокачан этот момент, знаете ли.
Ямазаки опять покраснел, замахнулся на Хару. Пончик вылетел у него из пальцев, описал дугу под потолком.
Сето протянул руку, взял летящий пончик из воздуха и запихнул в рот целиком.
– Тебе повезло, Ямазаки. Этот – с перцем.
– А Ханамия – ретранслятор третьего уровня, между прочим, – невзначай заметил Хара, пока Ямазаки искал в пакете второй перченый пончик.
Ханамия тихо выругался.
Фурухаши склонил голову, поглядывая на Хару с интересом:
– Почему ты знаешь, а я нет? Ханамия, это правда? Ты сертифицированный ретранслятор? А чего не хвастался?
– Он не хвастался, потому что проверку проходил у Корпуса внешней разведки, – сообщил Хара и ловко увернулся от пинка Ханамии. – А я знаю, потому что видел его сертификат. А нечего, Ханамия, клювом щелкать и забывать планшет на столе, когда важного письма ждешь.
– Ладно, – Ханамия, повращав глазами и порычав секунд двадцать, вернулся к деловому тону. – Фурухаши, с тебя команды. Кентаро, у тебя мощность мысленного импульса выше, чем у всех нас – как думаешь, ты сможешь перед матчем или во время его снять стратегии из мозгов противника?
– Смогу, – сказал Сето без тени сомнения. – Это будет на поверхности, они ни о чем другом не станут думать. Сниму и сброшу тебе, а ты – всем.
– Хара, ты умеешь выполнять телепатическую атаку.
– Почему я опять не знаю?! – тускло возмутился Фурухаши.
Хара искренне изумился:
– А что я, по своим дубасить буду? Где бы ты меня в атаке-то видал? Но умею, есть такое дело.
Ямазаки вздохнул:
– Он бродячую ураниду в прошлом году грохнул. Телепатически.
– Ты бредишь, – Фурухаши нахмурился. – Уделать ураниду – это уровень восьмой нужен. И где бы вы ее взяли вообще?
– Да пятый, пятый уровень у меня, – Хара поежился и прижался к Ямазаки. Тот не возражал. – И не я грохнул, а мы грохнули. Это потому что Ямазаки полез за образцами атмосферной фауны на фильтры пищевой фабрики. А там уранида. Питалась. Увидела его и заорала “еда!”
– Ураниды не издают звуков…
– Коджиро, это иносказание.
– Фурухаши, вот я тебе клянусь, если б ты ее видел, ты бы не сомневался, что она именно орала и именно “еда!”, – Хара скривился. – В общем, Ямазаки тоже заорал, не помню что, а я на шухере сидел. Поднял голову… и тоже заорал, наверно. И она сдохла. Задергалась так… брррр. Ямазаки с фильтра навернулся. Так без образцов и остались, зато с пятым уровнем оба двое.
– А чего ураниду на образцы не раздербанили? – удивился Ханамия. – Она же как раз атмосферная фауна.
– Тьфу на тебя, Ханамия, – Ямазаки даже отшатнулся, – ты бы стал ураниду трогать?!
– Я живьем никогда их не видел.
– И не надо, – слаженным хором пожелали Хара, Ямазаки и Фурухаши.
Ханамия поднял руки: “сдаюсь”.
– В общем, Харазаки… с вашими пятыми уровнями будете на острие психической атаки. Пугать, дезориентировать, все такое. Только не убейте никого, иначе нас и правда зажопят.
– А ты? – Ямазаки, уже не скрываясь и почти не краснея, обнял Хару и свободной рукой потащил из пакета последний пончик без перца.
– А я, – Ханамия усмехнулся и раскинул руки, как будто собирался обнять всю команду, – я буду сидеть в центре паутины.
Он подошел к панорамному окну. С сорокового этажа открывался отличный вид на Большой Каньон, космопорт Лас-Вегаса и переплетение улиц, эстакад и воздушных трасс Невада Сэндз, самого именитого спортивного мегаполиса Земли.
К послезавтрашним состязаниям уже возвели инфраструктуру: трибуны, ограждения, генераторы страховочных силовых полей над каньоном. Несколько флитеров скользили внутри загородки на разных высотах, то и дело меняя направление и скорость или отключая стабилизаторы, чтобы свалиться в цепкую хватку силовой сети: тестировали систему безопасности. Три грузовых платформы начали развешивать в воздухе препятствия и воротца, куда играющим предстояло забрасывать плазменные клубки.
За спиной Ханамии произошло шевеление – вся команда выстроилась плечом к плечу и смотрела на стадион.
– Мутанты из Третьего пояса, – негромко произнес Ханамия. – Бедные родственники с дальней окраины, а если Ассамблея проведает про телепатию, нас еще и недочеловеками объявят или угрозой секторального масштаба. Но мы, – он оскалился и сжал кулак, – завоюем для Кирисаки место в этом очень-очень человеческом виде спорта. Нечестном, несправедливом, опасном и азартном. Правда?
Юные телепаты синхронно кивнули.
– Аминь, – ухмыльнулся Хара и громко, как петардой, хлопнул о ладонь пакетом из-под пончиков.
Название: Зловещая долина
Автор: Kirisaki Daiichi Team
Бета: Kirisaki Daiichi Team
Сеттинг: День 42 - Компьютерные игры
Размер: 1957 слов
Пейринг/Персонажи: Ханамия Макото, Сето Кентаро, Фурухаши Коджиро, Хара Казуя, Ямазаки Хироши
Категория: джен
Жанр: приключения, экшен
Рейтинг: G
Краткое содержание: Начиналось все как игра. Точнее, с игры.
Примечание/Предупреждения: Эффект «зловещей долины» — гипотеза, по которой робот или другой объект, выглядящий или действующий примерно как человек (но не точно так, как настоящий), вызывает неприязнь и отвращение у людей-наблюдателей.
Начиналось все как игра. Точнее, с игры. — Смотрите, чё есть, — после очередной тренировки Ямазаки помахал перед носом всей команды черной плоской упаковкой. Надпись на ней гласила: “Аvenged”.
— “Отмщенный”, — тут же перевел Фурухаши, у которого был самый лучший английский — и которым он очень любил пользоваться, чтоб никто об этом не забывал. — Звучит как очередной файтинг. Мы уже играли. Неинтересно.
— Тебе вообще мало что интересно, — огрызнулся Ямазаки, но Фурухаши только пожал плечами — не спорить же с правдой.
Хара тут же нарисовался рядом и закинул руку обладателю упаковки на плечо:
— А по-моему, отлично, Заки. Дашь погонять? Ща, VR настрою только.
Ямазаки кивнул и пробубнил:
— Я вообще-то всем предложить хотел.
— Ну, думаю, согласия Сето мы можем не ждать; впрочем, он-то VR почти круглосуточно пользует, — ухмыльнулся Хара. — Ханамия, ты как?
— Пас, — донеслось из соседнего шкафчика, где Ханамия безуспешно уже не в первый раз пытался организовать свое личное пространство.
Хара повысил голос и начал вырывать из рук Ямазаки коробку с игрой, не спуская, впрочем, глаз со шкафчика.
— Можно на секунду, Ямазаки?.. Чё-чё, игру, чё. О! Говорят, в новой версии всем противникам можно приделать лица раздражающих людей, если специальную прогу для фоток скачаешь. Прикинь, там можно даже Акаши замутить!
Дверца шкафа тут же захлопнулась, и показалась черноволосая голова Ханамии.
— Я с вами.
Ямазаки и Фурухаши замерли; Сето, впрочем, вряд ли собирался двигаться изначально, все еще пребывая в состоянии полудремы. Хара довольно ухмылялся.
— Капитан, — осторожно начал Ямазаки, — ты уверен? В прошлый раз тебе вроде как не понравилось…
Что правда, то правда — на адреналине Ханамия чуть не разбил свою VR о стену, когда осознал, что проигрывает Ямазаки с разгромным счетом. Впрочем, если Ханамия пользовался VR не так часто и в основном по делу, то Ямазаки уже давно сроднился с браслетом, в котором был слот для маленького кусочка пластика — внешних носителей. Другой вопрос, что файтинги его интересовали все еще больше остальных возможностей “виртуальной реальности, гарантирующей полное погружение в любую атмосферу; совершите кругосветное путешествие, погладьте носорога, попробуйте себя в роли астронавта, и все это — не выходя из дома!”
А зря: Ханамия прыгал с ней из стратосферы, Фурухаши побывал в Тибете (и утверждал, что вернулся просветленным; Ханамия же считал, что в его случае это оксюморон), а Хара давно был в курсе, что при просмотре порно ощущения просто офигительные. Это было особым плюсом: неприятные ощущения, боль при нахождениии внутри VR легко регулировались в настройках, и все же на заводе при сборке в нее автоматически вшивали модуль, отвечающий за выключение, если ситуация выходила за рамки — например, если в симуляторе прыжков с парашютом последний не раскрывался. Правда, однажды Ханамия здорово отчитал Ямазаки за то, что тот случайно врубил боль на средний уровень в очередной стрелялке и неделю еле передвигался на тренировках: все его тело было покрыто синяками, как после игры в страйкбол без защиты.
VR была тем же прорывом, что и изобретение смартфона в свое время. Нет, скорее, даже телефона. Со способностью погрузить любого человека в реальные ощущения при нереальных условиях VR была революцией в мире науки.
И стоила как небольшой автомобиль, но Кирисаки Дайичи не зря считалась элитной школой.
Сето вдруг потянулся, зевнул и коротко сказал:
— Мультиплеер.
— А вот это неплохая идея, — задумчиво поддержал Фурухаши.
— Все еще не понимаю, откуда в вас эта групповая психология, — фыркнул Ханамия и снова отвернулся к шкафчику.
Хара захохотал:
— Генетика, капитан, все дело в ней.
Игра неожиданно затянула, причем, что еще удивительнее, всех; в скором времени она даже добавилась к баскетболу в графике на день, который им составлял Ханамия. Плохого в этом не видел никто: иногда хотелось переключиться, а шанс впасть в зависимость был слишком мал — конечно, в игре был мультиплеер, но, в отличие от полноценных MMO, был в ней и конец.
Сначала они бродили по уровням без смены настроек, чтоб привыкнуть к локациям и снаряжению — не то чтоб эти сильно отличались от того, что они уже встречали в других играх, но все-таки свои особенности имелись в каждой, так что, несмотря на протесты Ямазаки, продвигались они медленно — зато не уходили с уровня, пока не вычищали его полностью. Обычно Фурухаши скрупулезно изучал карту, отмечая на ней важные точки, Хара и Ямазаки тут же бросались в атаку, Ханамия поддерживал их издалека, а Сето распределял выпавшее, просчитывая в уме статистические показатели каждого из них. Дисбаланс нарушала только винтовка Ханамии — тот нашел ее случайно еще на третьем уровне внутри очередной “пасхалки” и наотрез отказывался расставаться в обмен на дробовик или огнемет, утверждая, что дальше наверняка найдет более мощный аналог. Сето называл это неуместным эстетством, но, глядя на неуклонно растущий процент хэдшотов, на смене оружия не настаивал. Как-то раз он сам признался, в ответ на возмущенные вопли Ямазаки “ну и зачем ты ходишь с нами, если даже гранаты бросаешь через раз”:
— Мне просто нравится мир.
— Нравится? — переспросил Ханамия, решив, что ослышался, и на пробу постучал по бетонной стене в поисках лазейки; та рассыпалась, словно песочная. — Он же явно картонный, сделали компиляцию из готовых наработок и выдают за свое, как и девяносто процентов игр сейчас.
— Да, — Сето кивнул, соглашаясь. И добавил: — Похоже на один из моих любимых снов.
Ханамия кинул на него быстрый взгляд, но отвернулся и промолчал, переключаясь на замаячившие впереди фигуры противника; однако в дальнейшем, глядя на разрушающиеся стены, полузанесенные песком остовы зданий, потрескавшиеся фонари и прочий антураж погибающего мира, он еще не раз вспоминал слова Сето, испытывая одновременно что-то вроде отвращения и жалости.
Первый раз режим “знакомое лицо” они попробовали, уже пройдя около половины незатейливого сюжета про немногих выживающих после очередного апокалипсиса. Чаще всего стрелять приходилось по правительственным андроидам — стандартным NPC, на графике которых, впрочем, тоже явно сэкономили, судя по одинаковой потрепанности и ржавчине. Впрочем, изображение в этой игре чем дальше, тем больше сбоило: перед глазами двоилось, периодически на пару секунд все отображалось будто в негативе, а затем выбрасывало снова к нормальному формату, стоило проморгаться. Ханамия порой вскользь думал о том, как удивительно, что технологии до сих пор часто связаны со обычными человеческими рефлексами.
А потом Хара ради теста загрузил фотку Кагами, которого он называл просто “брови из Сейрин” — потому что Ханамия порой путал это описание с Киеши и злился в два раза больше, а раздражать Ханамию ему нравилось. На Кагами он не злился, но мелкая мстительность, память о попытке ударить и склонность к экспериментам взяли свое.
Ямазаки пытался возражать:
— Это же как в реального человека стрелять!
— Ой да ладно, — Хара щелкнул очередной пузырь из жвачки, с которой не расставался даже в игре: казалось, она прописана в его внутреннем коде как дополнительный орган. — Когда мы выносили террористов с Ближнего Востока в другой игрушке, ты не очень-то возражал.
— Одно дело террористы, — упрямился Ямазаки, — они все на одно лицо. А это люди, Хара! Наши знакомые!
— Игра тебя напрягает, а бить знакомых в реальном мире тебе, значит, комфортно, — безразличным тоном сказал Фурухаши, и Ямазаки сразу же скис:
— Ну это другое... Я же тоже могу получить.
— А дрон в игре может завалить тебя, запас здоровья не бесконечный, — припечатал Хара, и вопрос был закрыт, хотя Ямазаки всем видом продолжал выражать свое недовольство.
NPC с лицом Кагами оказался очень похож на оригинал: он громко орал на всю долину о справедливости и законе и ужасно высоко прыгал, когда Хара пытался переломить ему позвоночник. Но в один момент ему все же это удалось — а когда тяжелое тело наконец грохнулось об асфальт, оболочка спала, и под ней оказался все тот же андроид серийной модели.
Ямазаки тогда вздохнул с облегчением, а Ханамия даже положил ладонь ему на плечо, проявляя чудеса капитанской чуткости.
И вкрадчиво предложил:
— Попробуем Куроко?
После нескольких таких тестов с фотографиями Фурухаши подошел к Ханамии, пока Хара и Ямазаки развлекались обычной пальбой по очередным противникам. Сето же вообще вышел из игры — ему нужно было на какой-то математический семинар.
— Ты не мог этого не заметить.
Ханамия устало вздохнул:
— А ты не мог бы выражаться четче?
Фурухаши склонил голову набок — этим жестом, Ханамия знал, он обычно выражал удивление.
— Роботы, — сказал он так, будто это все объясняло. Ханамии это не объясняло ничего. Раздражение, которое хорошо снимала вовлеченность в мир игры, вернулось с новой силой.
— Фурухаши, — бросил он, — либо ты выражаешься прямо, либо сваливаешь вслед за Сето. Что — роботы?
— Те, на которых мы тестировали фото. Они меняются.
— Ты хочешь сказать....
Фурухаши пожал плечами:
— Это сложно не сопоставить: манера поведения, какие-то речевые характеристики, общие физические показатели. Они словно превращаются в упрощенную копию того человека, которого ты загружаешь.
Ханамия застонал, закрывая лицо руками:
— Только не говори, что у тебя включился режим Ямазаки и ты больше не можешь стрелять по чертовым дронам внутри чертовой игры, потому что они ведут себя как придурки из реального мира!
— Нет, — внезапно сказал Фурухаши, и что-то в его голосе заставило Ханамию насторожиться. — Напротив.
Когда он отнял ладони от лица, то в первый раз за долгое время увидел, как Фурухаши улыбается каким-то своим мыслям. Его замутило.
Впрочем, он сам был не лучше: следующим, кого они смоделировали, был Киеши Теппей, и когда Ханамия прострелил Киеши башку (как раз после улыбки во весь рот и жизнерадостного “Ханамия, я действительно хотел сыграть с тобой снова”), он смеялся, приговаривая, что ему никогда не хватило бы на это смелости в реальной жизни.
Игра давно надоела, так что до последнего уровня они еле добрались втроем: слинял, как ни странно, Ямазаки, оправдываясь семейным путешествием на горячие источники.
Правда, Ханамия не мог его винить: из-за бага тот вылетел из игры внезапно, и защита не успела сработать полностью, когда в него прилетело обломком какого-то дома. Теперь на груди у него расплывалась фиолетово-желтая гематома, а разговоры об играх вызывали аллергию.
Но Ханамия был упрям, Фурухаши в достаточной мере садистичен, а Хара, которому все легко надоедало, как он сам утверждал, чувствовал ответственность. “Мы в ответе за тех, кого подсадили”, — приговаривал он, щелкая по панели VR перед стартом, и ржал.
Последний уровень был… странным. Если предыдущие локации были действительно большими, то теперь их выкинуло внутрь маленького полуразрушенного домика.
— Ханамия, — позвал Фурухаши, — ты уверен, что здесь все нормально?
— Откуда мне знать, — огрызнулся он, — я такой же игрок, как и ты.
Хара подал голос:
— Я не чувствую выход.
Это было хреново. Очень хреново.
— Может, баг? — предположил Ханамия.
Фурухаши покачал головой.
— Больше похоже на то, что уровень просто забыли дописать. Не хватает кода. Смотри, видишь, там даже сдвиг небольшой.
Он показал ладонью на место между дверью на улицу и окном. Разлом мигал раздражающе ярко, и у Ханамии снова нарушилась картинка: Хара с Фурухаши пропали, будто их и не было, белое стало черным, а черное — белым, других же цветов не было вовсе.
Но людей он все же увидел.
Сидящих вокруг на полу, склонившись в три погибели; прислонившихся к стене; с отсутствующим взглядом пялящихся в потолок, незнакомых ему людей. Внезапно по толпе прошло движение, и взгляды — не все, но большая часть — обратились к нему.
А потом кто-то из людей заорал и бросился на него.
На рефлексе Ханамия отскочил в сторону и выстрелил из того, что успел сдернуть с пояса; человек упал с гулким стуком, а сам он…
Жужжа, проворачивались шарниры в кисти, в коленях при ходьбе. Автомат, который он держал, тоже был легко узнаваем — с игровых андроидов они снимали такие пачками.
Ханамия попятился, прислонился к стене и осел рядом с кем-то. Человек даже не обратил внимания; зато Ханамия хорошо разглядел браслет с VR, который тот сжимал так, будто от него зависела жизнь. Сжимал обычными ладонями с выпирающими венами.
Но вот свои руки… совершенно точно были металлическими. Железные суставы едва слышно поскрипывали, когда он на пробу сжал и разжал кулаки.
Он поднялся, прошел в самую большую комнату в доме, дрожащими пальцами повернул дуло автомата к остальным и не сопротивлялся, когда кто-то из постояльцев дома подстрелил его —
И упал на потрескавшийся бетонный пол; рука — обычная, человеческая рука — крепко обхватывала браслет с VR, картинка снова была в норме — и вокруг больше не было никого.
Послышалось жужжание, и из коридора показался робот — ничем не отличающийся от сотни других, он шел, наставив на него автомат, но трясло Ханамию совсем не от страха смерти.
Когда андроид подошел ближе и внимательно посмотрел на него, Ханамия готов был поспорить, что если бы у этих моделей были лицевые мышцы, сейчас бы они сложились в недоуменную гримасу. Потом робот открыл рот и тихим шелестящим голосом сказал:
— Капитан?
@темы: Фанфик, The Rainbow World. Другие миры, День 42, Футуристическая AU, Kirisaki Daiichi Team, Компьютерные игры
-
-
24.04.2016 в 13:08А когда Хара рассказывал, как они с Ямазаки ураниду побеждали, я совсем лужицей от умиления растеклась.
Автор, спасибо!
-
-
24.04.2016 в 16:08Зловещая долина - вышло жутковато, но атмосферно. Спасибо автору
-
-
24.04.2016 в 16:15Отличная драма. Жалко Ханамию, и жутко от предпоследнего фрагмента текста: понятно, что он ничего понять и не мог, но вот эти маленькие выбивающиеся несоответствия, такие как одна и та же одежда и неизменный возраст Имаеши, пробирают до дрожи.
Сладость тайны
Ох, очень славный текст
Зловещая долина
Очень тяжелый, но атмосферный текст.
Спасибо всем авторам!
-
-
25.04.2016 в 09:34-
-
25.04.2016 в 13:13-
-
25.04.2016 в 15:25Rustor, наши лебеди такие котики, ага
Санри, нам очень приятно! Стараемся быть разнообразными...
Фран., мерси! Думаю, у нас и еще найдется чем повеселить и попугать.
Reinforced concrete, ну, в конце концов, не только ж отношать ребят, хочется и вокруг оглядеться
-
-
25.04.2016 в 15:34конечно, котики))) когтистые
-
-
28.04.2016 в 23:49ыыыы какая прелесть
-
-
30.04.2016 в 01:09Спасибо огромное! Ханамию жаль, да, зато теперь он уйдёт счастливым и с исполненной мечтой ) гораздо умиротворённее, чем мог бы )
автор И думать о последнем дне
-
-
02.05.2016 в 22:09-
-
03.05.2016 в 14:16Безысходность такая (((. И даже то, что мечты Ханамии сбылись, не очень радует. Надо было Имаеши раньше за кохаем присматривать.
"Сладость тайны".
Прекрасные гопники!))) а теперь ещё и мутанты))). Классно!
Авторам спасибо!
-
-
06.05.2016 в 22:05-
-
08.05.2016 в 23:31- Мне просто нравится мир.
Миры, которые вы создаете.
Спасибо
-
-
21.05.2016 в 00:33Naito-kun, спасибо!
Stella Del Mare, как ни банально, но - мы старались
-
-
02.06.2016 в 01:13-
-
03.06.2016 в 21:56-
-
03.06.2016 в 22:36-
-
03.06.2016 в 23:03